— Премного благодарен.
Немного помедлив, Майн вновь опускается на край кровати, на этот раз по собственной инициативе без приглашения хозяина. Он точно знает, что Эгон ничего против его присутствия не имеет, скорее – наоборот. Ни ему, ни Клаэсу сейчас не хотелось бы оказаться в одиночестве. Порою даже полезно остаться один на один с собой и своими мыслями, дабы основательно разобраться в них, привести в порядок и избавиться от лишнего. Но случается и так, что присутствие другого человека рядом просто необходимо.
Эгон чиркает спичками и с блаженным видом затягивается, откинув голову назад и затылком снова прильнув к стене. Клаэс смотрит на пасмурное небо за окном. Он ловит себя на мысли, что вот именно в данный момент ощущает нечто, отдалённо напоминающее сонный уют из далёкого детства, и удивляется этому. Учитывая все сложившиеся обстоятельства и дальнейшие перспективы на будущее весьма странно вдруг позволить себе настолько искренне расслабиться. Это чувство вызвано отнюдь не просторной, хорошо отапливаемой комнатой. Вероятно, дело непосредственно в Эгоне. Он знает Клаэса даже лучше, чем он сам, и это при том, что по факту они знакомы пару дней, а впечатление складывается такое, будто с момента их первой встречи прошло не менее десятка лет. А ещё он знал Нэми. Опять же лучше, чем младший Майн. Клаэсу хочется спросить о брате ещё что-нибудь, любая мелочь была бы интересна, но ему не свойственна назойливость.
— Кстати, я чувствую что-то ещё от Нэми. – Эгон прищуривается и делает глубокий, сосредоточенный вдох, будто пытаясь уловить в воздухе какой-то конкретный запах. – Понятное дело, что в тебе течёт его кровь, но есть что-то ещё, не могу понять…
Клаэс быстро соображает, о чём идёт речь, и достаёт из-под футболки вырезанную из дерева руну на нитке, сплетённой из волос.
— Аааа... – с улыбкой протягивает Эгон и кивает. – Здорово придумано.
После он вновь надолго замолкает, глядя в окно. Клаэс не нарушает тишины, он никогда не любил болтать.
— Тебе нравится дождь, – задумчиво говорит Эгон. – А мне вот не очень. В том месте, где я жил, когда был маленьким, сильно протекала крыша.
Эгон тушит в пепельнице бычок и зевает, поудобнее укутываясь в накинутом на плечи одеяле, но ложиться, видимо, не собирается.
— Не уходи, если я засну, ладно?
— Что ты видел, когда умирал?
— В основном – ничего хорошего.
— А что случается потом? С теми, кто не возвращается обратно.
— По-разному бывает. – беспечно отвечает Эгон и пожимает плечами.
— Например?
— Папуля уверен, что все мысли и чувства – это результат активности мозга, и если умирает мозг, то умирает и твоя сущность. Он считает душу и разум одним и тем же феноменом, мол, для существования личности необходимо материальное вместилище. Но это не совсем верно. Ведь вот горит, например, спичка, потом тухнет, но после огня ещё какое-то время остаётся дым. И чем больше было огня – тем больше останется дыма. Так и с человеком происходит. Те, кто утверждает, что встречался с призраками – не всегда врут. Эта остаточная энергия очень слаба, и проявлять себя в такой фазе может не каждый, только самые сильные.
— Нэми ещё вернётся?
— Не знаю. Я тоже рад был бы ещё с ним поболтать.
Больше Эгон голоса не подаёт, а Клаэс мысленно укоряет себя за то, что прежде считал брата сбрендившим агрессивным маразматиком, не способным на сочувствие или на проявления доброты. Но Нэми сам виновен в создании такого впечатления, ведь он сознательно лишил Клаэса возможности понять его. Всё, что Клаэс слышал от брата – это ворчание и ругательства. Наверное, Нэми не особо приятно было знать, что думает о нём самый близкий его человек, но он, тем не менее, не поддавался соблазну рассказать о всех своих заслугах, дабы выглядеть в глазах младшего брата героем. Оградить Клаэса от всех тех проблем, с которыми приходилось жить самому – вот, что было самой важной задачей Нэми, а всё остальное представлялось не таким уж и значимым.
Клаэс вдруг ощутил необычайную усталость, которую не замечал прежде, его начало клонить в сон. Или же он уже задремал – сложно определить.
Он слышит где-то вдалеке пронзительный младенческий плач. Звук приближается, пока не становится ясно, что исходит он из прихожей. Клаэс откладывает альбом для рисования и фломастеры, спрыгивает с кровати и крадётся туда. Обстановка знакома и приятна ему, он вырос здесь, ему нравится большой, красивый дом, который достался отцу от его дедушки. Придерживаясь ладошками за дверной косяк, он выглядывает из-за угла, стараясь оставаться незамеченным. В прихожей включается свет, мама с папой обсуждают покупку коляски у соседки. Война идёт уже больше года, но город, в котором они живут, пока ещё не затронула, вот только папа часто и надолго уезжает. Он сражается на поле боя с врагами и чудом смог навестить семью по случаю рождения второго сына, но завтра снова вынужден будет покинуть их.
Мама выглядит очень счастливой, она буквально сияет. В её руках кричащий кулёчек, обёрнутый несколькими слоями цветастых простынок, и лишь видя его, Клаэс осознаёт, что наблюдает за всем происходящим глазами семилетнего Нэми.
Мамы не было дома четыре дня, но он не переживал, уже тогда примерно представляя, откуда берутся дети. Ему вообще слишком многое известно. Нэми знал о том, что у него будет братик ещё до того, как Клаэс был зачат, но теперь, впервые увидев его, испугался.
— Нэми, мой милый мышонок! – радостно восклицает мама, заметив старшего сына.
Она зовёт его так, потому что для ребёнка своих лет Нэми исключительно тихий, никогда не плачет, не капризничает и старается не привлекать с себе внимания. Даже по квартире он передвигается бесшумно, будто крадучись и чего-то остерегаясь. Иногда папа смотрит на него с затаённой опаской. Он очень любит и Нэми, и маму, но отличается от них, они превосходят его, и он это понимает. Папа часто разговаривает с Нэми, он что-нибудь загадывает, или прячет, а сына просит найти. Маме это не нравится, но в основном она не препятствует, только в тех случаях, когда загадки становятся слишком сложными. Сам Нэми не против, но удовольствия ему такие «развлечения» не доставляют. Он относится к папе с некоторым недоверием, как и тот к нему. Между ними царит дружелюбная осторожность, оба соблюдают определённые правила в общении и семейные формальности, но если бы не было мамы, то уживаться вдвоём они не смогли бы.
Папа заботливо снимает накинутое на мамины плечи пальто, она проходит к Нэми и опускается перед ним на корточки, чтобы он имел возможность посмотреть на младенца.
— Это твой братик. Его зовут Клаэс. Хочешь подержать его?
Нэми испуганно мотает головой и отстраняется, а мама умилённо смеётся:
— Чего ты испугался?
— Он такой маленький…
— Ты тоже таким был. Не переживай, ничего страшного не случится, просто держи его крепче.
Нэми затаивает дыхание и напрягается всем телом, когда кричащий свёрток оказывается в его руках. Глазки Клаэса закрыты, он недовольно морщится, но плакать перестаёт, и теперь лишь приглушённо бурчит. Глядя на него, Нэми ощущает нечто странное, сердце в груди начинает щемить от необъяснимой тоски. Он знает, что родиться – не такое уж великое счастье, и ценность жизни человеческой единицы сильно преувеличена. Если правильно подойти к процессу жизни, то можно периодически наслаждаться ей, но в основном она заключается в бессмысленном преодолении трудностей разной степени сложностей. Не имеет значения, насколько успешно у тебя это будет получаться, ведь итог у каждой жизни один. А если что-то пойдёт не так и ты окажешься в беде - Мир не будет тебе сопереживать. Повезёт, если найдётся хотя бы один человек, который захочет помочь тебе в трудную минуту. Держа Клаэса на руках, Нэми почувствовал, что этому ничего не подозревающему малышу сулит безрадостное и тяжёлое существование, которое никто не сможет облегчить. Он не знал наверняка, что предстоит пережить его брату, конкретные детали не всегда ясно представали перед осознанием. Но Нэми точно ощутил сильное горе и глубочайшую печаль.