Психологическое здоровье психотерапевта. Вопрос о том, насколько целитель должен быть здоров, решается на моих целительских группах следующим образом. Я говорю, что целитель не обязан быть идеально здоров, но он не должен вызывать у пациента чувство острой жалости к себе. На уровне психологической консультации, мне кажется, требования похожи. Психотерапевт, по крайней мере, не должен своим видом вызывать у клиента чувства острого беспокойства за его (терапевта) психическое состояние. В частности, он не должен вызывать у клиента желания его успокоить, пригладить, сказать: «Да вы не волнуйтесь, я не такой больной, как вы думаете». И еще он должен нести с собой запас жизненных сил и оптимизм. Конечно, если необходимо, он должен уметь взять на себя любую роль, в том числе и роль Глубокого И Последовательного Пессимиста, если она покажется ему эффективным инструментом в борьбе, предположим, с пессимизмом его клиента. Но все-таки его основное состояние, как мне представляется, должно быть позитивным и открытым. А психотерапия времен начала (и середины) ХХ века — это кушетка за занавеской, на которой лежит клиент, а психотерапевт для него — невидимый, ничего не чувствующий, ничего не ощущающий человек, некая божественная инстанция, которая воспринимает поток свободных ассоциаций, идущий от клиента, их записывает, но сам никак личностно на них не реагирует. По-видимому, сейчас это не современно. Сейчас терапевт — это живой человек, у которого есть свои живые реакции, но они все же подчинены процессу терапии, и это очень важно. Современная и будущая психотерапия, как я ее понимаю, — это некоторая мистерия, это интенсивный парный или групповой сюжет, в котором явственно ощущается присутствие всех элементов, которые изображены на рис. 2.1. Здесь чувствуются Адам Кадмон и Универсальный Целитель, остро ощущается индивидуальность и терапевта, и клиента, и идут их взаимодействия на плотном, предметном уровне. И целительная среда, и сам целитель тоже сюда вписываются, а каким именно способом — это уже вопрос школы.
|
|
И поскольку эпоха Водолея — эпоха социальности, эпоха адекватных отношений человека с социумом, то, конечно, психотерапевт должен быть более или менее нормально социализирован и социально адекватен. Это тоже мое глубокое убеждение. По крайней мере, он должен эту адекватность непринужденно имитировать. Что у него там глубоко внутри — это другой вопрос, но, по крайней мере, он должен свободно владеть элементарными социальными навыками: иметь то, что раньше называлось хорошим воспитанием и манерами.
Преодоление стереотипов. Очень важный инструмент психотерапевта — это умение стать значимым событием в жизни своего клиента, причем это умение не должно опираться на его априорный авторитет. Когда у него есть имя, статус «психолога, популярного в городе», естественно, у него есть авторитет; когда у него есть слава, и к нему приходит новый человек, это в жизни последнего уже событие. Но этого мало. Нужно стать событием в конкретной жизни человека, суметь войти в его жизнь, смоделировать для него кусок жизни прямо в терапевтическом кабинете или в группе, заинтересовать настолько, чтобы сбить его со стереотипов внимания, мышления, эмоций и поведения.
Потому что, если вы не хотите работать на уровне локальных заплат, а добиваетесь устойчивых изменений, вы должны подняться на уровень индивидуального прототипа, то есть качественного бытия человека. А это что такое? Это и есть набор тех стереотипов, которые свойственны данному человеку, стереотипов жизни, то есть его бытия на качественном уровне. Если вы хотите его как-то действительно сдвинуть, то вам надо работать именно здесь. А что значит работать? Это прежде всего значит отвести его от стереотипов, на которых он находится. А это означает, что подсознательное впечатление клиента должно быть сильным, магическим, гипнотическим — хотя сознательно он может ничего этого не заметить, и даже в некоторых отношениях лучше, если он этого не заметит.
|
|
Авторитет терапевта и доверие клиента. Авторитет бывает априорный (например, основанный на славе данного психотерапевта, рассказах о его чудесах исцелений, дошедших до ушей клиента) и локальный, который терапевт зарабатывает по ходу взаимодействия с данным клиентом, помогая ему самому справляться с его трудностями. Доверие клиента, которое нарабатывается в процессе взаимодействия, то есть по мере приобретения терапевтом локального авторитета, гораздо глубже и искреннее доверия, вызываемого априорным авторитетом — последнее, как правило, неглубоко и фрагментарно. Даже если у психотерапевта есть априорный авторитет, связанный с его славой, лестными рекомендациями и т. п., ему лучше на этот авторитет не опираться, а разговаривать с клиентом так, словно тот пришел неизвестно к кому, и сделать так, чтобы в процессе взаимодействия его априорный авторитет клиентом забылся и был вытеснен наработанным локальным авторитетом. Тогда клиент вдруг забывает, что перед ним сидит человек с регалиями, опытом, горой успешно вылеченных больных. Он вдруг об этом всем забывает и просто видит перед собой интересного собеседника, в разговоре с которым пропадает чувство времени. И внутри клиента начинают происходить изменения, которые он сам произвести не мог. И клиент начинает своего терапевта за это уважать, и доверять ему, и на этом уважении и доверии уже можно строить терапевтические отношения.
|
|
И это, по-видимому, есть тот единственный вид авторитета и тот единственный вид доверия, которыми профессиональный психотерапевт может пользоваться.
Кто кого? Теперь еще один очень важный момент. Так или иначе все мы люди, все мы склонны соревноваться, соперничать, выяснять, кто главнее, кто сильнее, кто кому нанесет поражение. Представьте себе, что (уже не к первому своему психотерапевту) приходит клиент, для которого его симптом — его гордость. «Меня никто не может загипнотизировать. У меня есть моя болезнь, которую я несу как тяжкий крест, и никто ее с меня снять не может». Терапевт от такой постановки вопроса может «завестись». Он может сказать (или хотя бы подумать): «А вот я решу твою проблему». Однако этот тип отношений, в принципе, как я считаю, неправильный.
Прежде всего, такой клиент приходит как пират, только на флаге у него вместо черепа с костями изображена его проблема. И задача терапевта — незаметно лишить его этого флага. Но именно незаметно. Потому что если человек приходит с проблемой, и вы успешно решаете его проблему, и он это видит, то фактически вы убеждаете его в том, что он ни на что не способен. И скоро у него появится следующая, более тяжелая проблема, и он опять с ней к вам придет, и вы сломаетесь под ее тяжестью уже вдвоем. Поэтому всегда надо создавать у клиента впечатление, что он справился сам. Таков, на мой взгляд, правильный подход.
А вот как именно должен терапевт маскировать свои конкретные техники, это уже отдельная тема. В принципе, у каждой терапевтической техники должна быть своя маскировочная схема, чтобы клиент, не дай Бог, ничего не заметил. А то он решит, что вот, действительно, вы человек, на которого можно положиться. И ляжет (или сядет) вам на холку и физическим, и всеми остальными своими телами, и вы даже не заметите, как это произойдет. А произойдет это именно в тот момент, когда вы будете решать его проблемы, а он будет это видеть.
Симптом как скрытая сила. Вообще, в принципе, я считаю, что симптомы — это всегда скрытая сила. Прежде всего, это некоторая индивидуальная особенность данного человека, в которой особенно отчетливо отражен его индивидуальный прототип. Для человека это может быть весьма неприятный симптом, но все-таки он его отличает ото всех остальных людей. Он его отводит от усредненной нормы. И та сила, которая отводит человека от нормы и удерживает его в этом отведенном состоянии, очень велика и является его личной особенностью и нередко личной высокоценимой собственностью.
Фриц Перлс, один из самых знаменитых западных психотерапевтов ХХ века, говорил, что не нужно думать, что невротик беззащитен. Он очень силен. Он организовал семейную и даже более широкую социальную реальность вокруг своего невроза таким образом, что вся эта реальность работает на этот невроз. Но это же большая сила! Подумайте, как это сложно!
Значит, если мы берем и насильно вылечиваем этого человека от его болезни, то мы лишаем его, во-первых, индивидуальности, а во-вторых, силы этого симптома.
Могу привести пример из собственной практики. Я занимаюсь целительством, в частности, массажем уже много лет, и много сил потратил на его разработку и отработку различных массажных методик; и представьте, как мне бывает обидно, когда я во время сеанса массажа привлекаю все свои умения, использую свои волшебные и физические инструменты, и мне кажется, что очень хорошо выполняю свою работу, а клиентка в заключение, прощаясь со мной, говорит: «Дорогой доктор, большое спасибо, вы замечательно все сделали, мне сейчас очень хорошо, а теперь скажите, я сама так могу?» И долгое время моей первой реакцией на подобный вопрос была сильная обида. Как же так? А моя квалификация, мои наработки? Я воспринимал этот вопрос как удар по самолюбию, самооценке — пока не понял, что за ним стоит желание человека самому вылечить себя от своего симптома и не потерять той силы, которая за этим симптомом стоит.
Вот, например, рак. Ужасная болезнь. Но можно посмотреть на нее и с другой стороны. Человеческий организм необыкновенно устойчив. А все эти раковые клетки очень нежные: онкологи говорят, что они вообще почти нежизнеспособны. И непонятно, почему эта вначале маленькая, крохотная опухоль растет, почему она не погибает под действием защитных сил организма? Почему она разрастается, и не просто разрастается, а перестраивает весь обмен веществ в организме как бы в свою пользу? Ясно, что за ней стоит огромная сила, противостоящая естественным защитным силам организма. Естественно, что эта сила принадлежит больному, и он может попытаться ее укротить, окультурить, подчинить своей воле, направить на созидание, а не разрушение. Вот это, с моей точки зрения, современная, водолейская постановка вопроса. И здесь роль врача или психотерапевта понимается уже иначе. Он выступает как инструментальщик, который должен дать в руки клиенту соответствующий инструмент, научить его с этим инструментом работать и после этого незаметно отойти в сторону.
Итак, на мой взгляд, симптом — это всегда скрытая в человеке сила. Эта тема гораздо глубже, чем можно раскрыть сейчас на лекции. Я хотел бы, чтобы каждый из вас об этом подумал, оценил, насколько ваш личный опыт согласуется с этими моими словами. Подумайте о симптоме как о силе, которая делает человека самобытным, неординарным, которая определенным образом организует его жизнь, и о том, что он будет делать без этой силы. Если мы встанем на эту позицию, то мы скажем, что каждый прямо вылеченный терапевтом симптом — это очередной череп на ожерелье, которое терапевт носит на своей шее, и клиент, который подведен под средние общесоциальные нормы. Кому-то это нужно и даже очень для него благотворно (например, если вы занимаетесь с резко антисоциальным элементом), а для кого-то — это лишение того самого главного, что есть в его жизни: индивидуальной неповторимости, личностной окраски.
Что такое целитель? Я в свое время дал определение истинного целителя: это человек, который организует прием больных к себе так, что каждый конкретный пациент приходит к нему на пороге естественного самоисцеления. Тогда и делать ничего не нужно, и с кармой вы находитесь в положительных отношениях. Но тогда возникает вопрос: если исцеление — это созревшая карма, то надо направить самого клиента работать на нее, и причем тут целитель? У клиента возникает примерно такое ощущение: причем тут терапевт, я все сделал сам, да и болезни никакой не было, так, что-то померещилось. Вот это, с моей точки зрения, идеальный вариант работы психотерапевта.
Тонкие защиты. Поговорим теперь чуть-чуть о защитах. Защиты любому целителю, в том числе психотерапевту, естественно, нужны. Главная защита идет вместе с призванием, от Универсального Целителя, и от собственного ангела-целителя терапевта, который следит за его здоровьем (и физическим, и психическим). Любой целитель в какой-то мере заболевает болезнью клиента и на себе ее вылечивает. И если у него хороший ангел-целитель, то слишком тяжелого больного он к нему не подпустит. А с остальными работает в поте лица, машет всеми своими крыльями, двумя или даже шестью, иногда сильно переутомляется и потом болеет сам. Поэтому будем беречь своих ангелов-целителей, не будем брать на себя больше работы, чем они имеют в виду. Мне очень часто приходится произносить эти слова. Когда-то, я помню, одна женщина — лихой водитель мне говорила, что у нее есть ангел-хранитель, который ее всегда спасает. Я ей порекомендовал, чтобы она когда-нибудь давала ему отдохнуть, а то он у нее переутомится. И, по-моему, она чуть-чуть задумалась.
Есть защита иньская и есть янская. Самая главная иньская защита заключается во внутреннем принятии целителем того, что происходит, то есть в принятии мира таким, каков он есть. Иммануил Кант в своей магистерской диссертации доказал (и совет утвердил диссертацию), что этот мир является самым совершенным из всех возможных миров. (И психотерапевту иногда неплохо об этом помнить.) И, в частности, никакие наши вмешательства мир совершеннее не сделают. А если этих вмешательств не будет, то он тоже не погибнет и менее совершенным не станет. Разница чисто вкусовая. Есть одна эстетика мира, а есть другая, и я поворачиваю мир в сторону той эстетики, которая мне ближе.
Этот чисто иньский взгляд является очень хорошей защитой для психотерапевта, в частности, потому, что если смотреть на клиента и его внешнюю и внутреннюю жизнь с позиций зла, несовершенства и т. д., то их там можно обнаружить сколько хочешь, и если начать с ними сражаться на материале психики и жизни клиента, то добром это обычно не кончается. Поэтому априорное принятие клиента и отношений, которые с ним складываются, тоже очень важный момент в теме защиты психотерапевта. Он, терапевт, всегда несовершенен, он обязательно совершает ошибки, где-то он грубовато себя ведет, чего-то не видит, иногда вообще в лужу садится, но это все тоже является важным, существенным звеном процесса исцеления клиента. При таком подходе и сам терапевт, и его отношения с клиентом подстраиваются под главную цель терапии и перестают быть ей антагонистичными. И тогда не возникает очень многих неврозов и переутомлений, которые свойственны многим терапевтам.
А янская защита — это меч, которым вы протыкаете своего клиента насквозь, или кувалда, которой вы его двигаете по голове, а потом лечите то, что осталось. Тогда он на вас сразу уже не кинется. Способ не самый оптимальный, но, к сожалению, весьма распространенный. И есть даже некоторые типы терапии, которые имеют это в виду. Можно, например, сразу нагрузить пациента терминами, которые ему совершенно непонятны, или имеют для него зловещий скрытый смысл — это быстро ставит его в тяжелое положение.
Психология — это всегда скорее «как», нежели «что». И к этому очень трудно привыкнуть. Все мы сознательно всегда смотрим на то, что происходит. А опытный психотерапевт всегда смотрит на то, как это происходит, и видит очень много обертонов и оттенков там, где обычный человек их не замечает. И это — преимущество психотерапевта и основной инструмент для его работы.
Одна из проблем психотерапии заключается в том, что клиент, как правило, нуждается в кардинальных переменах, но сам этого не видит и не имеет в виду. Более того, обычно клиент вообще не знает, что ему нужно. Он приходит, потому что его беспокоит симптом. А на какие жертвы он готов пойти ради того, чтобы от этого симптома излечиться, он не знает. И вот со всем этим надо разбираться, причем чаще всего получается многоэтапная последовательность взаимодействий в паре терапевт-клиент. И терапевт должен иметь в виду, что на любом этапе терапевтические сеансы могут прекратиться. И клиент может отказаться от продолжения, и терапевт имеет право ему сказать: «Вы знаете, то, чего вы хотите, с теми ресурсами, которые вы отпускаете на излечение, невозможно. Я с вами на ваших условиях дальше работать не буду». Я думаю, это правильный подход. Услышав эти слова, клиент, не обижаясь, уходит от данного терапевта и ищет себе другого или пытается решить свою проблему сам. Таков, как мне представляется, современный взгляд на этику отношений терапевта и клиента.
Цели терапии. Вопрос о том, каковы цели терапии, принципиально важен и для терапевта, и для клиента. Например, З. Фрейд говорил так: «Я превращаю невротиков в просто несчастных людей». Много это или мало? Когда как. Иногда это очень много, иногда этого совершенно недостаточно. Опять-таки, этот вопрос решается, как я считаю, путем диалога, путем определенного соглашения и, так сказать, контракта, который заключается в каждом конкретном случае, и в нем должны быть четко обозначены время лечения, границы взаимодействия и многое другое.
Мироощущение психотерапевта. Поговорим немного о мироощущении и мировосприятии терапевта. Это люди, у которых совершенно определенные акценты в восприятии мира, и я хотел бы сказать несколько слов на эту тему.
Законы психики устроены по принципу: от частного к общему. Психика чрезвычайно синтетична, она необыкновенна едина. Любой симптом, любое частное проявление (болезненное или положительное) имеет за собой огромную программу подсознания, которая вызвала его к жизни. Другими словами, всякий конкретный симптом — это свидетельство некоторого общего стремления, потребности, инстинкта. У З. Фрейда есть даже целая книга, она называется «Психоанализ обыденной жизни», где он, не знаю, всегда ли добросовестно, но, по крайней мере, довольно эффектно показывает, как не только оговорки и сны, но и все конкретное поведение в обыденной жизни не случайно, а сильнейшим образом психически мотивировано.
Поэтому путь в психику — это путь в мир постоянно действующих программ, эмоционально заряженных символов. Это очень важно. В обыденной речи есть представление о символе как о каком-то значке, буковке. Однако для психологов символ — это нечто необыкновенно эмоционально заряженное, это то, что сразу приводит человека в определенное эмоциональное состояние, заставляет к себе стремиться или, наоборот, быстро убегать. Это что-то такое, что заставляет человека определенным образом разворачиваться, определенным образом проявляться.
И один из признаков, по которому можно определить психотерапевта, — это человек, которого в детстве очень волновали сказки, мифы, легенды. Он видел за этими сюжетами какой-то не вполне ему понятный, но очень глубокий, сокровенный смысл, который раскрывается много позже. И один из самых эффективных психотерапевтических диагностических приемов — это просто спросить клиента: «Какую сказку вы в детстве любили больше всего?». Очень часто человек называет сказку, в которой он до сих пор метафорически живет, то есть она символически представляет основной сюжет его жизни, выйти из которого ему очень сложно. Он, правда, может этот сюжет варьировать. Он может его проживать на более высоком или более низком уровне. Он может даже выбрать себе вместо одной роли другую, например, не падчерицы, а мачехи. Но в целом этот сюжет, как правило, имеет над ним глобальную власть.
Что еще можно сказать по поводу активных символов индивидуальной психики? Они всегда ускользающие. Они не поддаются точному логическому описанию и познанию. Если вы даже точнейшим образом знаете миф или сказку, если, как вы считаете, вы точно уловили схватили своим умом ее сюжет, — вы еще мало что поняли. Внутренняя эмоциональная заряженность связана с чем-то очень тонким, что всегда ускользает от рационального внимания, но внутри человека наполняет соответствующий сюжет полнокровной жизнью.
Когда я начал заниматься астрологией, у меня было ощущение, что человек — это очень много. У него много планет, много аспектов, много проблем — все эти квадраты, оппозиции, заточения, падения и т. д. Однако когда я начал заниматься практикой, я обнаружил, что у человека в жизни есть один-единственный проблемный аспект. Какой-нибудь квадрат, какая-нибудь оппозиция, которые имеют атманическое звучание, то есть здесь у него есть слабое место, непроработка, об которую он бьется лбом всю жизнь. У него, другими словами, есть один-единственный сюжет, который он проживает на низком уровне на всех возможных материалах, во всех сферах его жизни, безуспешно пытаясь или не пытаясь вовсе его прорабатывать. Если психолог на этот сюжет посмотрит астрологическими глазами, он может сказать: «А вот тут у тебя к твоей оппозиции тринчик пролегает в эту сторону. Тут тебе, наверное, какую-то помощь искать можно — или внутреннюю, или внешнюю». Но обычный человек прямолинейно бьется в один и тот же совершенно определенный архетипический сюжет, который по уровню своей абстракции превосходит все его (человека) возможности понимания.
Попробуйте представить себе архетип, сюжет, символ, которые были бы настолько абстрактными, чтобы их можно было приложить к абсолютно любой ситуации так, чтобы они давали ей определенную окраску. Что бы с вами ни происходило. Такое представить и описать очень трудно. Это задача, достойная философа. Я считаю себя философом, и такие архетипы и символы ищу и описываю, и могу вас заверить, что это совсем не просто. И тем не менее, психика любого человека каждый день делает именно это. Глубинные структуры психики необыкновенно абстрактны, там фигурируют архетипы очень высокого уровня, которые символически отражаются в любимых человеком мифах и сказках.
Таким образом, в глубинах нашего подсознания находятся очень абстрактные символы, при этом необыкновенно сильно эмоционально заряженные. И психолог — это человек, мироощущение которого настроено на подобные символы, на них же он ориентирует свое мировоззрение, а психотерапевт — это человек, который умеет их чувствовать и с ними работать.
Чувствительность и устойчивость. Вот, например, клиент, у которого под сердцем лежит непроработанный иньский архетип. И ему кажется, что его всю жизнь обижают. Он неизменно ставит себя в непроработанную иньскую позицию, и говорит: «Меня всю жизнь обижают». И что бы ни происходило, человек воспринимает это именно так. Попробуй его переубеди! Логика тут совершенно не при чем. Сила, с которой он это переживает, существенно превышает все возможности его логического управления собой. А психотерапевт — это человек, у которого есть способность и острое желание увидеть человеческое разнообразие, у которого есть интерес к глубинным индивидуальным особенностям, способность, с одной стороны, эмпатически воспринять другого человека, а с другой стороны, наоборот, защититься от него. Потому что если вы воспринимаете другого человека, и это восприятие вас раздавливает, и вы потом неделю ходите и болеете, то вы не можете профессионально работать. Однако как же это может быть, чтобы терапевт одновременно был и чувствителен, и неуязвим? Этот вопрос долго тревожил мое воображение, пока мне не пришел ответ в виде устройства дивана.
Вы знаете, что диваны так устроены, что на них сидеть мягко. И мало кто задумывается о том, что на диване сидеть мягко и маленькому ребенку, и толстому стокилограммовому дяде. За счет чего это происходит? Кто видел разодранные диваны, может быть, обращал внимание на то, какие в них сложные пружины. Дело в том, что если пружина должна выдерживать большое давление, она должна быть маленькая в диаметре, но тогда на ней жестко сидеть легкому человеку. Если же пружина большого диаметра, то на ней хорошо сидеть человеку маленького веса, но если сядет большой, он провалится до пола. Диванная же пружина же устроена вот таким образом (рис. 2.2):
Рис. 2.2. Диванная пружина (схематично).
она состоит из нескольких широких витков, которые постепенно сужаются и становятся узкими, а затем снова расширяются. Вспоминаете, да? Если на такую пружину садится маленький ребеночек, то он вот немножко придавливает широкие витки, и ему хорошо сидеть, мягко и упруго. А если садится толстый дядя, то он легко сдавливает широкие витки, но зато его вес останавливается в середине пружины, там, где ее витки узкие.
И приблизительно так же должна быть устроена защита терапевта. С одной стороны, он на поверхностном уровне своей психики должен реагировать на любое, самое тонкое воздействие окружающей среды. А с другой стороны, в более глубоких частях своей психики он должен быть, наоборот, весьма и весьма устойчив.
Другой образ — это океан, на поверхности которого ходят крутые волны и порой разыгрываются страшные бури, а в глубине всегда тишь и спокойствие.
И, в частности, для совершенствования вашей психической пружины я и дал вам эти трансы, опыты взаимодействия с идеально спокойным внутренним «я». У психотерапевта, с одной стороны, может быть весьма подвижная эмоциональность на внешнем уровне, но она должна быть поддержана большой устойчивостью на внутреннем уровне. Если этого нет, то эффективно работать с серьезными клиентами практически невозможно.
Священная рана. Есть еще один момент, который тоже, как правило, свойственен психотерапевтам — это то, что Джин Хьюстон, одна из самых популярных современных американских психологов, называет священной раной. Это очень сильное, ранящее душу человека переживание, которое он долго не может закрыть своими собственными внутренними силами. И тогда в качестве единственного выхода человеку приходится заниматься не проблемами своей личной раненой души, а раненой души человечества в целом. Таким нередко бывает первый шаг человека на пути психотерапии.
Со временем эта священная рана как-то компенсируется, но воспоминание о ней, о своей абсолютной уязвимости, своей полной беспомощности и силе явно Божественного происхождения, которая пришла на помощь в этот момент, когда, казалось, прийти ей уже неоткуда, — это воспоминания человека о своем прямом выходе на уровень Адама Кадмона и Универсального Целителя, который посмотрел человеку прямо в душу и что-то с ней сделал. Подобный опыт обычно есть в анамнезе психотерапевта, и он на него опирается — внутри себя, я подчеркиваю. У некоторых психотерапевтов бывают и другие глубокие мистические переживания, очень разные, но с полной убедительностью показывающие главенство тонкого мира над плотным.
Иньское и янское мировоззрение: пример. Я хочу привести вам один пример на тему разницы мировоззрений и пластичного взаимодействия опытного психотерапевта с клиентом. Представьте себе терапевта, который видит мир как совершенный. Он считает, что человек должен больше смотреть и наблюдать, чем реагировать и действовать, то есть он имеет ярко выраженное иньское мироощущение и мировоззрение. А к нему приходит крепкий такой клиент и говорит: «Научите меня манипулировать людьми. Я плохо ими манипулирую, они очень плохо меня слушаются», — а он еще ко всему не маленький начальник, заводик небольшой у него в подчинении. Терапевт прекрасно видит, что перед ним законченный манипулятор, и вообще-то сам терапевт у него может поучиться, как людьми управлять. Но клиент, тем не менее, собой недоволен: плохо его люди слушаются.
Что в этом случае может сделать психотерапевт? Он может отказаться. Сказать: извините, у нас с вами разные мировоззрения, и говорить мне с вами не о чем. Это вариант. Но он может поступить и более тонко. Он может сказать: «Хорошо. Вот сейчас мы и займемся манипуляцией. Мы будем учиться манипулировать, но мы будем учиться манипулировать тонко. Для того, чтобы человеком хорошо сманипулировать, надо разговаривать с ним на его языке, надо, чтобы он вас хорошо понимал, надо под него подстроиться». И вот он дает своему клиенту указание: «Когда вы разговариваете с человеком, то зеркальте его, старайтесь быть на него похожим, употребляйте те же модальности, что и ваш партнер или подчиненный. Он размахивает руками — и вы начинаете размахивать руками. Он говорит громко — вы тоже говорите громко. Он понижает голос — вы тоже понижаете голос. Посмотрите, как пойдет ваша манипуляция». Через неделю они встречаются, и клиент говорит: «Вы знаете, какие ценные вы мне вещи рассказали. Оказывается, что с человеком, который говорит тихо, гораздо лучше разговаривать тоже тихим голосом. Он от этого вроде как лучше слышит». И через некоторое время этот самый манипулирующий клиент, находясь в своей собственной парадигме, понимает, что лучше всего манипулировать миром, подстраиваясь к нему и производя все перемены внутри себя. И лишь после этого они легко и энергично входят во внешний мир. Спрашивается, изменилось ли мировоззрение у клиента? Ни на грамм не изменилось. Сошел ли со своих позиций терапевт? Тоже нет. Но он нашел буфер, нашел взаимно удовлетворительный способ терапии. И именно для этого существует техника: как раз для того, чтобы служить буфером между терапевтом и клиентом, чтобы терапевт, не навязывая клиенту своего мировоззрения, мог тем не менее предложить ему вариант терапии — не меняя при этом собственного мировоззрения и тем самым не теряя защиты. Вот это техничная работа.
Типы психотерапии. Психотерапия бывает многолетняя, бывает краткая, бывает даже кратчайшая: минутное взаимодействие — и клиент вылечен. Говорят, бывает; не знаю, возможно. Бывает эпизодическая терапия, бывает сессионная. Тут возможны варианты, и я думаю, что эпоха Водолея нам предложит, по-видимому, их большое количество. Я не вижу ничего плохого, если у семьи есть свой семейный психотерапевт, который там время от времени появляется и что-то делает. Однако нехорошо, когда семья на нем повисает.