Тот, кто читал перевод романа У.Фолкнера «Сарторис» в сборнике произведений писателя, выпущенном в серии «Мастера современной прозы» (М., 1973), не мог не испытывать затруднений, пытаясь мысленно увидеть обстановку комнаты в одном описании романа:
В теплом воздухе комнаты плавала прозрачная голубая дымка, пропитанная едкими ароматами стряпни, недлинном столе горела ровным светом керосиновая лампа. У одного конца стола стоял единственный стул, с остальных трех сторон к нему были приставлены деревянные скамейки без спинок (с. 270).
Как хозяин комнаты умудрился приставить к трем сторонам стула деревянные скамейки? Смысл такого действия уловить трудно. В чем же дело? Вчитываясь снова в текст, читатель в конце концов поймет: к нему должно означать к столу, а не к стулу. Но по правилу местоимение замещает ближайшее существительное, и поэтому текст поначалу может быть понят неверно. Из-за ошибки читатель наверняка потратит время на разбирательство. Между тем автор и редактор не должны допускать, чтобы читателю приходилось разбираться там, где текст мог быть понят без всяких усилий.
Почему же редактор не заметил такой элементарной ошибки?
Потому что не владел приемом и навыком непременной замены местоимения словом, которое это местоимение замещает, а по закономерности восприятия этим словом бывает ближайшее существительное предшествующего текста, в данном случае существительное стул. Замена местоимения этим словом, как не может не убедиться редактор, порождает неясность, и, значит, чтобы читатель не тратил время на разбор того, как следует понимать этот текст, нужно не употреблять здесь местоимения нему, поставив вместо него то слово, которое оно должно было замещать, т.е. с остальных трех сторон к столу были приставлены деревянные скамейки без спинок.
|
Этот прием или навык убережет от случайных описок: нужно его, а поставлено ее, нужно им, а стоит ими. Кроме того, он поможет избежать двусмысленности, которую порождает неумело употребленное местоимение, как в следующих примерах:
Под контроль вооруженных сил ставятся профсоюзы. Их уполномоченные уже назначены в 18 важных профобъединений.
Возникает вопрос: их — кого? Формально уполномоченных профсоюзов, но тогда в чем же контроль над ними вооруженных сил? Так что их — вооруженных сил. Чтобы не запутывать читателя и чтобы он сразу понял, о чем речь, надо было объединить две фразы в одну, перестроив первую и превратив в придаточное определительное вторую:
Профсоюзы ставятся под контроль вооруженных сил, уполномоченные которых назначены в 18 важных профобъединений.
Все ясно, и никаких затруднений читатель испытывать не будет.
Изображая Петра как выдающуюся историческую личность, автор не забывает, однако, что он - защитник интересов помещичьего класса.
Здесь он, — конечно, Петр, но не исключено, что читатель первоначально поймет: он — автор. И лучше, исключая всякое двойное прочтение, пусть даже способное позабавить читателя, но снижающее эффективность нормального чтения, вместо он поставить тот или царь
Двусмысленность нередко вызывается и возможностью двоякого понимания местоимения: и как личного, и как притяжательного.
Конечно, каждый правильно поймет фразу:
|
Артистку [Ермолову] порой сравнивали по силе темперамента с Мочаловым, называя его дочерью (Дейч Ал. Мы любим театр. М., 1960. С. 73).
И все же комичный эффект при понимании местоимения как личного: его — Мочалова — называли дочерью (а для этого есть некоторые формальные основания — прежде всего близость слова Мочаловым к местоимению) может на какое- то время отдалить читателя от правильного прочтения текста. Раз его может быть воспринято по-разному: и как личное (кого называли дочерью?), и как притяжательное (называли чьей дочерью?), исправить фразу необходимо. Заметит редактор эту необходимость только в том случае, если в ходе чтения подставит вместо местоимения все возможные в качестве замещенных слова. Не менее комичен следующий пример:
Однако, несмотря на все сходство со своими кошачьими родственниками, ученые выделяют гепарда за его своеобразие в самостоятельный род.
Здесь ученые превращены в родственников гепарда из-за отдаленности слова гепарда от его кошачьих родственников. Стоит только объединить гепарда с ними, как ошибочный смысл фразы исчезнет:
Однако, несмотря на все сходство гепарда со своими кошачьими родственниками, ученые выделяют его за своеобразие в самостоятельный род
Можно было уйти от комичного обращения ученых в родственников гепарда, заменив местоимение своими местоимением его. Когда местоимение идет после двух существительных, одно из которых управляет другим, то не всегда легко определить, какое из них оно замещает. Например:
Значительно расширилась за 10 лет география участников ярмарки. В настоящее время организаторы решили ограничить ее размеры двумя, хотя и огромными, залами, с тем чтобы она сохраняла разумные пропорции.
|
В словосочетании география участников ярмарки ведущее слово — география. Местоимение ее отделено рядом слов от замещаемого им слова ярмарка, и так как в памяти читателя фиксируется и сохраняется прежде всего слово география (как ведущее) и к тому же он ожидает объяснения того, как именно расширилась география, то в момент чтения значение ее может быть понято читателем неверно. Но нелепость сочетания (размеры географии) и конец фразы убедят читателя, что ее — значит ярмарки. Все же и от временного затруднения в понимании текста лучше избавить читателя. Средства для этого здесь многообразны: 1) заменить слово география словом число стран, что в большей мере отвечает последующему содержанию; 2) заменить в последнем придаточном предложении местоимение она словом ярмарка.
Чуткие к слову люди остро реагируют на двусмысленно употребленное местоимение. Об этом, например, свидетельствует одно из писем А. П. Чехова к брату:
Выпив у И. Грэка стакан крепкого, как деготь, чаю, я пошел с ним гулять на Неву, т.е. не с чаем, не с дегтем, а с Билибиным.
Итак, обязательная замена местоимения ближайшим к нему предшествующим словом, которое оно формально может замещать, тоже должна стать навыком редакторского анализа.