Холодная война – это глобальное военное, экономическое, политическое, идеологическое и информационное противоборство между двумя сверхдержавами (СССР и его союзниками, с одной стороны, и США и странами западной коалиции – с другой), возникшее после второй мировой войны и существовавшее с 1946 г. по 1989 г.
Холодная война включала в себя стратегию политической подрывной деятельности, шпионаж, поддержку региональных войн меньшими и зависимыми от сверхдержав государствами и т.д., но не переступала грани к ведению войны всеми средствами. Она завершилась лишь с появлением в СССР гласности и политики перестройки, что привело к распаду Восточного военного и экономического блока в 1989 и 1990 гг., а также к исчезновению СССР. В конечном счете холодная война завершилась победой США и их сателлитов.
Холодная война была следствием противостояния двух общественных систем, которые были приверженцами различные ценностей, идеалов и политических идеологий, а также обладали различным видением как собственного будущего, так и перспектив развития человечества. «Свободный мир» во главе с США на практике противостоял «реальному коммунизму» (социализму) во главе с Советским Союзом. Речь в практической плоскости шла о выживании одной из двух этих систем и капитуляции другой.
Что принципиально, холодная война – это состояние конфликта между двумя нациями, которое не предполагает прямых военных действий.
Межгосударственный конфликт в основном преследуется с помощью экономических и политических действий, включая пропаганду, культурное влияние, специальные операции, шпионаж и опосредованные войны, когда страны, находящиеся в состоянии войны, используют союзнические государства на полях сражений.
Термин «холодная война» практически не использовался до 1945 г. Правда, некоторые исследователи считают, что испанец 14 века Дон Хуан Мануэль впервые использовал его при упоминании конфликта между христианством и исламом. Однако критики говорят, что он использовал слово «прохладный» на испанском языке, утверждая, что термин на самом деле возник из-за неправильного перевода его работ в 19 веке.
Британский писатель и философ Джордж Оруэлл впервые использовал этот термин в своем эссе «Вы и атомная бомба», опубликованном 19 октября 1945 г. В нем он, размышлял о мире, живущем в тени угрозы ядерной войны, предупреждал о «мире, который не является миром», который он назвал постоянной «холодной войной». В настоящее время этот термин закрепился за любыми войнами, разгоревшимися в результате непрямого конфликта. Наиболее известной является геополитическая напряженность после Второй мировой войны между СССР и его сателлитами и Соединенными Штатами и их западноевропейскими союзниками.
«Холодная война» в наибольшей степени проявилась в глобальной конкуренции двух сверхдержав – США и СССР. Полем их противоборства фактически стал весь мир. Не вступая в прямое военное противостояние поддерживая официальные отношения, сотрудничая в различных сферах технологической (космос), гуманитарной, спортивной, дипломатической и т. п. Советский Союз и Соединенные Штаты вели бескомпромиссную борьбу за влияние в разных регионах в информационном пространстве. Ареной противостояния становились разные страны, регионы планеты. Показателен Чили, где Советский Союз пытался создать своеобразный форпост для проникновения на континент [25, с.7].
Основными инструментами холодной войны являются жесткая и мягкая сила.
Термины «жесткая сила» и «мягкая сила» представляют собой две важных дефиниции в области международных отношений, в частности, в политических отношениях между государствами, характеризуя два типа инструментов внешней политики, которые государства используют по отношению друг к другу. Различия между жесткой силой и мягкой силой заключается в форме и способе силы, которую одно государство использует в отношениях с другими государствами. Эти понятия в научный оборот ввел американский политолог Дж. Най.
Жесткая сила – как принудительная власть, осуществляемая посредством побуждений или угроз. Жесткая сила, как правило, основана на военном вмешательстве, принудительной дипломатии и экономических санкциях и опирается на материальные ресурсы власти, такие как вооруженные силы или экономические средства. Это действия государственных институтов, связанные с применением военного и/или экономического принуждения для защиты собственных интересов и корректировки действий политического противника.
Эта форма политического воздействия является агрессивной и наиболее эффективна по отношению к государству, обладающему меньшими военными и/или экономическими ресурсами. Во время холодной войны жесткая сила выступала в двух разновидностях: а) экономическое (санкционное) давление СССР на США; б) поддержка вооруженных конфликтов на всех континентах, которые осуществлялись политическими союзниками (военная поддержка Советским Союзом Северной Кореи, Египта, Вьетнама и соответственно военная поддержка США Израиля, афганских моджахедов, правительства Южного Вьетнама).
В эту современную эпоху жесткая сила используется в следующих формах. Во-первых, организация «стихийных» протестов и забастовок внутри враждебного государства.
Во-вторых, «санкционная карусель давления».
В-третьих, осуществление террористических акций и проведение специальных операций.
В-четвертых, атаки на коммуникативные сети, операции в киберпространстве, проведение специальных информационных операций, нарушая работу аэропортов, военной и гражданской авиации, полицейских вертолетов; разрушительные кибератаки, направленные на гражданское население, например, на сети, управляющие больницами, электро- и водоснабжением.
В-пятых, формирование «спящих» экстремистских ячеек и националистических группировок.
В-шестых, стимулирование миграционного давления.
В-седьмых, создание и поддержка незаконных вооруженных формирований, радикальных сепаратистских движений, формальных и неформальны ЧВК.
Особенности современного мирового порядка ослабляют эффективность стратегий жесткой силы. Исследователи определяет следующие ее характеристики: экономическая взаимозависимость, обусловленная глобализацией; рост транснациональных игроков; возрождение национализма в слабых государствах; распространение военных технологий; и изменившийся характер международных политических проблем [18, с. 400]. Широко распространенный доступ к информации в современном мире и рост демократии препятствуют эффективности жесткой силы.
Мягкая сила, со своей стороны, связана со способностью убеждать других сделать то, что соответствует вашим интересам. Сила убеждения основана на привлечении и подражании и связана с такими нематериальными ресурсами влияния, как культура, психология, идеология и социальные институты. Речь идет таким образом о политических ценностях и институтах, культурных ценностях и артефактах, потребительских предпочтениях, качестве социально-экономической модели, впечатлениях от посещения других стран и их имидже и др.
Ряд исследователей подчеркивают значимость фактора легитимности государственной власти как компонента концепции мягкой силы. Деятельность государства должна восприниматься как безусловно законная, что закономерным образом усиливает мягкую силу.
Кроме этого, мягкая сила – это также инструменты и способы оказания давления посредством формирования собственного привлекательного образа, что побуждает противника добровольно принять сценарии действий, инспирированные извне. Мягкая сила играет ключевую роль в межгосударственных отношениях, влияя напрямую или косвенно на мировую политику, экономические и культурные связи. Мягкая сила позволяет добиваться желаемых результатов на основе добровольного участия, актуализации чувства симпатии, солидарности и привлекательности, минимизируя использование грубого принуждения.
К наиболее часто используемым конкретным инструментам мягкой силы в современных социальных контекстах:
а) внешнее вмешательство в избирательные процессы на национальном уровне;в этом случаепротивник может использовать различные методы, начиная от агитации через СМИ и социальные сети и заканчивая обеспечением лояльной политической группы финансовыми ресурсами, чтобы повлиять на исход выборов в направлении, благоприятствующем его политическим интересам;
б) социальное манипулирование, дезинформация и организация недостоверных и ложных информационных потоков; в результате создается параллельная информационная реальность, призванная разжигать социальные конфликты, корректировать в заданном направлении общественное мнение, лишать государство политической энергии, подрывая к нему доверие;
в) использование финансового влияния посредством заключения (не)выгодных коммерческих сделок, (не)предоставления кредитов, (не)осуществление инвестиций, что в перспективе делают страну уязвимой для политического давления извне;
г) популяризация позитивного образа (имиджа) своей страны, политической системы;
д) демонстрация преимуществ выбранной государством социально-экономической модели; например, по причине именно мягкой силы Европейский союз обладает способностью быть привлекательным для других государств, побуждая многие из них стремиться стать его новыми членами и принять участие в проекте европейской интеграции, влиять на общеевропейские процессы и получить доступ к ресурсам ЕС. В результате мы наблюдаем укрепление его позиций на международной арене посредством расширения списка его государств-членов;
е) демонстрация преимуществ политической системы (демократические институты, свободные выборы, многопартийность, свободный суд, политический плюрализм, образы политиков и др.), что потенциально и реально может вызывать позитивные чувства у оппонентов и желание их интегрировать в собственную жизнь, как это произошло в период краха СССР;
ж) благотворительность, экономическая поддержка (напр., план Маршалла для Европы и Японии после 2-ой мировой войны или же материально-финансовая помощь, оказываемая Советским Союзом так называемым «государствам социалистической ориентации»);
з) экономическая модель, гарантирующая высокий уровень жизни, демонстрирующая эффективность и открытая научно-техническим инновациям;
и) культурные ценности (музыкальные произведения, фильмы, литература, научные достижения, интерпретация исторических событий;
к) коммуникативные каналы и организация информационных потоков (СМИ, стажировки, туризм и пр.).
В целом стратегии мягкой силы более эффективны в современной международной системе, чем стратегии жесткой силы. Упадок жесткой силы вызван изменениями в мировом порядке, в то время как сила мягкой силы основана на ее выносливости и устойчивости. Естественно, у мягкой и жесткой силы есть свои как слабые, так и сильные стороны, требующие их эффективного использования. Учитывая, тем более, ресурсное обеспечение субъекта политики.
Например, эффективность подходов жесткой и мягкой силы существенным образом зависит от обладания или необладания серьезными энергетическими или финансовыми ресурсами, что предоставляет важные рычаги влияния, например, США или России. Для небольших государств обычно затруднительно использовать традиционные инструменты жесткой силы. Как показывает пример Норвегии, малые государства определенно обладают способностью наращивать мягкую силу и оптимально ее использовать.
Американский исследователь С. Хенг объясняет важность правильного использования ресурсов мягкой силы при сравнении стратегий мягкой силы Японии и Китая. Он подчеркивает, например, что военная история Японии является основным ограничением ее мягкой силы, в то время как «конкурентоспособная государственная модель Китая и его авторитарная политическая система» препятствуют полному использованию его потенциала мягкой силы [9, с. 11]. Следовательно, ресурсы мягкой силы государства, такие как его историческое наследие и социальная система, определяют силу и, следовательно, эффективность его мягкой силы.
Другим важным аспектом континуума жесткой и мягкой силы является время. Очевидно, что для создания жесткой силы требуется гораздо меньше времени, поскольку ее ресурсы осязаемы и очевидны. Напротив, для создания мягкой силы требуется относительно много времени, поскольку ее нематериальные ресурсы развиваются в течение длительного периода времени (культурная эволюция всегда длительна).
Кроме этого, в то время как военное или экономическое принуждение, как правило, приводит к немедленному, но краткосрочному результату, привлечение и убеждение имеют тенденцию вызывать долгосрочные изменения. Мягкая сила меняет отношение человека до такой степени, что он действует добровольно, не так, как обычно. Жесткая сила часто вызывает вынужденные действия, в то время как мягкая сила побуждает к добровольным действиям.
Кроме того, достаточно часто принуждение приводит к социальному конфликту, что объясняет, почему решения с использованием мягкой силы, как правило, длятся дольше, чем решения с применением жесткой силы. Например, репрессивные меры, примененные к Германии после Великой войны, спровоцировали еще одну мировую войну, в то время как мягкая сила, использованная для создания Европейского союза, привела к почти 70 годам общеевропейского мира.
Из-за вышеупомянутых факторов, ограничивающих эффективность жесткой силы, трудно найти успешную внешнюю политику, основанную исключительно на ресурсах жесткой силы. Многие государства в настоящее время применяют мягкую силу, а не жесткую, в своих внешнеполитических отношениях.
С другой стороны, и у концепции мягкой силы есть свои слабые стороны. Традиционно западные исследователи перечисляет три ее слабых места. Во-первых, под сомнение ставится сила культуры как ресурса мягкой силы, поскольку культурное влияние не равно политической власти.
Во-вторых, желательность результатов стратегий мягкой силы зависит от конкретных обстоятельств, на которые государства не обязательно могут влиять.
В-третьих, вызывает скепсис фактическая выгоду от разработки повестки дня. Тем не менее, неэффективные стратегии мягкой силы обычно являются исключением. Например, Европейский союз является ведущей межправительственной организацией, и его успех порождает у государств, не являющихся членами ЕС, желание участвовать в проекте европейской интеграции. Основываясь на этом многообещающем фундаменте, «мягкая сила ЕС проистекает из его готовности предложить место за столом принятия решений» [29, с. 10]. Эта привлекательность обеспечивает мир и безопасность между европейскими государствами, а процесс расширения ЕС еще больше укрепляет его позиции на глобальном уровне. Таким образом, мягкая сила ЕС выгодна как для его государств-членов, так и для самого ЕС.
Феномен гибридных войн
У термина «гибридная война» существует множество определений. Понятие «гибрид» заимствовано из биологии и обозначает такой живой организм, который был выведен с помощью скрещивания различных биологических видов.
Гибридная война стала наиболее распространенным термином, используемым для того, чтобы попытаться отразить сложность войны двадцать первого века, в которой участвуют множество действующих лиц и стираются традиционные различия между различными типами вооруженных конфликтов и даже между войной и миром. Cуществуют множество определений гибридной войны.
Чаще всего под этим явлением понимается смешивание классического варианта ведения войны с использованием нерегулярных вооруженных формирований – боевиками, группами местного населения, организациями, связь с которыми формально полностью отрицается и которые делают всю «грязную работу», не обращая внимание на Женевскую конвенцию и Гаагскую конвенцию о законах сухопутной войны.Важной отличительной чертой гибридной тактики ведения войны является то, что мировое сообщество ставится перед уже свершившимся фактом.
Военный историк Питер Р. Мансур, например, определяет гибридную войну как конфликт, включающий сочетание обычных вооруженных сил и нерегулярных формирований (партизан, повстанцев и террористов), в который могут входить как государственные, так и негосударственные субъекты, направленные на достижение общей политической цели [Цит. по: 31, с. 51]. С этой точки зрения гибридная война явно не является чем-то новым. Существует множество примеров гибридных методов и подходов на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях, восходящих, по крайней мере, к Пелопоннесской войне и трудам китайского философа Сунь-цзы в пятом веке до нашей эры.
По убеждению российского политолога В. Цыганкова, термин «гибридная война» подразумевает широкий спектр враждебных действий, в котором военный компонент играет относительно небольшую роль. Главными средствами нанесения урона противнику становятся политические, информационно-психологические и экономические воздействия. Ее методы позволяют добиваться ощутимых результатов: наносят противнику территориальный, политический и экономический ущерб, дезорганизуют государственную систему управления, деморализуют общество [Цит. по: 34, с. 66].
В этом отношении весьма показательны оценки начальника генерального штаба Вооруженных сил РФ Валерия Герасимова, сделанные им за год до начала Крымской кампании в докладе на заседании Академии военных наук РФ в феврале 2013 г.: «Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия. Соотношение невоенных и военных мер 4:1… Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер». К новым формам и способам ведения войны в докладе относится «снижение военно-экономического потенциала государства поражением критически важных объектов его военной и гражданской инфраструктуры в короткие сроки». Когда речь идет о «невоенных мерах» в российском исполнении, то среди них важнейшую роль играют энергетические ресурсы и энергетическая инфраструктура. В. Герасимов подчеркивает, что задачи «гибридной войны» должны достигаться прежде всего за счет подрыва военного и экономического потенциала противника, информационно-психологического давления на него, активной поддержки внутренней оппозиции, партизанских и диверсионных методов и других невоенных мер, реализуемых с опорой на военную силу [40].
Причем он справедливо отмечает, что в современном мире большую роль имеют не размеры вооруженных сил (ВС), а их способность осуществлять быстрые и эффективные операции на любом театре военных действий, в т.ч., в нетрадиционных полевых условиях. Особенно в условиях стремительного роста сугубо невоенных методов борьбы.
В. Герасимов убежден, что с одной из важнейших характеристик гибридной войны является «сочетание традиционных и гибридных методов», что «уже сейчас является характерной чертой любого вооруженного конфликта. При этом если вторые могут использоваться и без открытого применения военной силы, то классические боевые действия без гибридных – уже нет» [40].
Генерал В. Герасимов в своей аналитической статье «По опыту Сирии», подготовленной по мотивам выступления на итоговой конференции Академии военных наук 27 февраля 2016 г., однозначно и четко обозначает приоритеты, которые РФ рассматривает в качестве базисной цели «гибридной войны» (эта война именуется в этой статье также как «Блицкриг ХХI века») достижении политических целей с минимальным вооруженным воздействием на противника. Согласно В. Герасимову, «непрямые и ассиметрические действия и способы ведения гибридных войн позволяют лишить противоборствующую сторону фактического суверенитета без захвата территории государства» [38].
Все это, правда, В. Герасимов приписывает исключительно «злонамеренному Западу», хотя мы здесь имеем дело с очевидным психологическим явлением, называемым «проекцией», т.е. приписыванием некоему оппоненту или другому лицу собственных черт характера (преимущественно негативных).
Специфика гибридной войны выражается в том, что каждый из военных или невоенных способов ведения гибридного конфликта используется в военных целях и используется как оружие.
В течение 2000-х гг. использование термина «гибридный» стало обычным способом описания современной войны, особенно из-за растущей изощренности и смертоносности насильственных негосударственных субъектов и растущего потенциала кибервойны. Хотя не было достигнуто согласия о том, что это обязательно представляет собой новую форму ведения войны, определения гибридной войны подчеркивали сочетание традиционных и нестандартных подходов по всему спектру конфликтов. Например, в 2007 г. Фрэнк Дж. Хоффман, ведущий аналитик концепции, определил гибридную войну как «Угрозы, которые включают полный спектр различных способов ведения войны, включая обычные средства, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты, включая неизбирательное насилие и принуждение, и преступные беспорядки, проводимые обеими сторонами и различными негосударственными субъектами» [7].
Гибридная война по самой своей природе асимметрична. Асимметричные методы ведения войны, по сути дела противопоставляющие сильные стороны одного против слабых сторон другого, всегда были отличительной чертой успешной стратегии. Асимметрия, естественно, включает в себя некинетические подходы, которые используют серую зону между войной и миром. Развитие новых информационных технологий позволяет государственным и негосударственным субъектам воздействовать на лиц, принимающих решения, и общественность с помощью глобализированных сетевых средств массовой информации и Интернета. Это потенциально расширяет концепцию войны, включив в нее культурные, социальные, правовые, психологические и моральные аспекты, где военная мощь менее актуальна. Смешивание обычных и нерегулярных методов ведения войны отличало такие гибридные войны от их исторических форм.
В настоящее время можно четко выделить несколько ключевых компонентов, которые очевидным и бесспорным образом соотносятся с действиями в рамках «гибридных войн»:
1. Традиционные военные средства (использование регулярных воинских подразделений и вооружений, а также сил специальных операций); они используются только локально и большей частью скрыто.
2. Квазимилитарная деятельность (создание и поддержка незаконных вооруженных формирований, поддержка и радикализация сепаратистских движений, формальные и неформальные ЧВК).
3. Террористические и криминальные способы ведения войны.
4. Операции немилитарного влияния, прежде всего посредством специальных информационных операций и «активных мероприятий» (в том числе экономическое давление, операции в киберпространстве, дипломатия, манипуляции информационным пространством).
5. Политические (внешнеполитические), экономические и социальные инструменты.
Операция гибридного характера можно обнаружить в политическом пространстве ЕС. Речь идет, в частности, об «эмигрантском кризисе», когда огромное число беженцев с Ближнего Востока, жертв сирийской войной, начали свое движение в направлении Европы, что поставило европейские столицы в сложную ситуацию и надолго отвлекли их внимание от иных проблем. Этот внешний по форме кризис породил целую серию более глубоких кризисов внутренних, которые, в частности, выразились в жесткой дискуссии о границах (внутренних и внешних) ЕС, о том, кто и как должен расселять беженцев, что с ними делать дальше, как ЕС должен реагировать на этот кризис в целом (усиливающимся единством на базе ценностей или изоляционизмом). Все это способствовало росту влияния радикальных националистических групп и партий, которые местами уже конвертируют его в политические дивиденды, повышая свои политические рейтинги.
Специалисты Центра передового опыта НАТО по стратегическим коммуникациям прямо указывают, что за эмигрантским кризисом стоит Россия: «Россия создала сеть, которой может управлять. Вы можете использовать ее так, как они попытались сделать это в Германии, используя действительную (legitimate) проблему беженцев… Они используют русскоязычных, социальные медиа, пытаются опираться на существующие различия во мнениях по острым вопросам. И для объяснения всего этого ими используется крайне правый нарратив» [7].
Страны-члены НАТО на Варшавском саммите 2016 г. в заключительном коммюнике в пункте 72 впервые приравнивают гибридную войну к военной агрессии, заявляя, что «Альянс и его члены будут противодействовать гибридной войне в рамках коллективной защиты».
Действительно, тема «антиевропейского Интернационала», созданного Кремлем в самом ЕС, все масштабнее выходит на повестку дня европейских столиц. Вот как этот процесс комментирует официальный доклад чешской контрразведывательной структуры Службы безопасности и информации: «Россия создает в Европе идеологическую структуру, которая может быть воспринята всем европейским политическим спектром – от экстремальных левых сил через популистов к экстремальным правым силам, что можно считать возвращением к концепции Коминтерна, который был создан и управлялся Советским Союзом» [Цит. по: 6, с 111].
В исследованиях Центра «Стратегия ХХІ» относительно невоенных компонент войн нового поколения введено понятие крипто-войны, предваряющей начальные агрессии гибридного или классического типа. Суть их заключается в том, чтобы невоенными методами истощить противника. В идеальном случае – дальнейшая война не понадобится, все может ограничиться крипто-фазой. Именно это мы и наблюдаем в ЕС. Россия успешно использует внутренние разногласия в ЕС и внутри стран-членов, хаотизируя и придавая неопределенность европейской части геополитического пространства Запада. На примере Италии мы видим, как весьма эффективно работает эта стратегия. Крупный бизнес и большая политика порождают широкие возможности, но параллельно они могут порождать и большую коррупцию, которая генерирует соответствующие финансовые потоки и изменяет национальные приоритеты и интересы.
В прошлом обычные и нерегулярные операции, как правило, проводились одновременно, но по отдельности, а не интегрировались. Кроме того, операции нерегулярных боевиков обычно были второстепенными по сравнению с кампаниями обычных вооруженных сил. До 2014 года конфликт между Израилем и «Хезболлой» в 2006 году был наиболее часто используемым примером войны, которая соответствовала современным определениям гибридной войны. «Хезболла», которая была обучена и оснащена Ираном, удивила Израиль своим сложным сочетанием партизанской и обычной военной тактики и использовала вооружение и системы связи, обычно связанные с вооруженными силами развитых государств. На стратегическом уровне, «Хезболла» эффективно использовала Интернет и другие средства массовой информации для информирования и пропаганды. Его управление информацией оказалось гораздо более успешным, чем у Израиля, в том, что касается влияния на мировое общественное мнение с самого начала конфликта. Гибридная комбинация обычных и нерегулярных методов ведения войны использовалась на протяжении всей истории.
Российский исследователь И.Н. Панарин выделяет в качестве отдельного термина понятие «Геополитическое информационное противоборство», определяя данное понятие как одну из современных форм борьбы между государствами, а также систему мер, проводимых одним государством с целью нарушения информационной безопасности другого государства, при одновременной защите от аналогичных действий со стороны противостоящего государства» [Цит. по: 32, с. 49]. Основная цель ГИПа – создание хаоса в системах принятия решений и управления противостоящего государства, манипулирование общественным мнением (глобальным, региональным, национальным), а также обеспечение информационной безопасности России для обеспечения эффективного функционирования в мировом информационном пространстве.
Резюмируя, можно с уверенностью утверждать, что гибридная война – это отнюдь не какая-то примитивная концепция, суть которой заключается лишь в поиске и реализации определенных идей. Это сложный социально-экономико-политический механизм, освоение которого требует десятилетий напряженной деятельности, но который, при всех своих достоинствах, актуален для борьбы исключительно со слабым противником.