Тенденциозность и бесстрастность «Повести временных лет».
Была составлена в Киеве.
Автор летописи указан как монах Нестор, известный агиограф на рубеже XI—XII веков, монах Киево-Печерского монастыря. Хотя в более ранних списках это имя опущено, исследователи XVIII—XIX веков считали Нестора первым русским летописцем, а «Повесть временных лет» — первой русской летописью. Изучение летописания русским лингвистом А. А. Шахматовым и его последователями показало, что существовали летописные своды, предшествовавшие «Повести временных лет». В настоящее время признаётся, что первая изначальная редакция ПВЛ монаха Нестора утрачена, а до нашего времени дошли доработанные версии.
Наиболее подробно проблемы источников и структуры ПВЛ были разработаны в начале XX века в трудах академика А. А. Шахматова.
Вторая редакция читается в составе Лаврентьевской летописи (1377 год) и других списках. Третья редакция содержится в составе Ипатьевской летописи (старейшие списки: Ипатьевский (XV век) и Хлебниковский (XVI век)). В одну из летописей второй редакции под годом 1096 добавлено самостоятельное литературное произведение, «Поучение Владимира Мономаха», датируемое 1117 годом.
СОДЕРЖАНИЕ:
Охваченный период истории начинается с библейских времён в вводной части и заканчивается 1117 годом (в 3-й редакции). Датированная часть истории Киевской Руси начинается с 852 года, начала самостоятельного правления византийского императора Михаила.
Летопись вобрала в себя в большом количестве материалы сказаний, повестей, легенд, устные поэтические предания о различных исторических лицах и событиях. Многие рассматривают её как основной источник по начальному периоду русской истории, иногда необоснованно отбрасывая другие источники, если они противоречат «Повести временных лет».
В «Повести временных лет» записаны легенды о происхождении славян, их расселении по Днепру и вокруг озера Ильмень, столкновении славян с хазарами и варягами, призвании новгородскими славянами варягов-русь с Рюриком во главе (призвание варягов) и образовании государства Русь. Предания, записанные в ПВЛ, представляют собой практически единственный источник сведений по формированию первого древнерусского государства и первым русским князьям. Имена Рюрика, Синеуса, Трувора, Аскольда, Дира, Вещего Олега не встречаются в других синхронных источниках, хотя делаются попытки отождествить некоторых исторических персонажей с перечисленными князьями.
При написании летописи использовались документы из княжеского архива, что позволило сохранить до нашего времени тексты русско-византийских договоров 911, 944 и 971 годов. Часть сведений бралась из византийских источников. Русский набег на Царьград в 860 году описывается по переводу хроники Георгия Амартола, о более ранних временах брались сюжеты из хроники Иоанна Малалы. По словам известного русского филолога Д. С. Лихачева, ПВЛ являлась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной литературно изложенной историей Руси».
Какие мотивы лирики М.Ю.Лермонтова развивает проза поэта?
Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
Анализируя творческое наследие М.Ю. Лермонтова – поэта и прозаика, мы отмечаем его неоднократное обращение к проблеме поколения тридцатых годов девятнадцатого века. Лермонтов создает удивительно емкий и подробный лирико-эпический портрет современной ему эпохи, передовой дворянской молодежи. При этом, как справедливо указывает Белинский, следует учесть, что «мысль изобразить… героя нашего времени не принадлежит исключительно Лермонтову».
Наиболее рельефно и полно портрет героя лермонтовской эпохи изображен в стихотворении «Дума» и романе «Герой нашего времени».
Следуя точно сформулированному в предисловии к роману принципу: «Нужны горькие лекарства, едкие истины», в «Думе» Лермонтов обнажает трагические противоречия поколения, «дремлющего в бездействии» (Белинский), выносит ему объективный и суровый приговор:
Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно…
Проблемы цели и смысла жизни, трагедия бездействия сильной личности, рассматриваемые в стихотворении на примере всего поколения, в романе персонифицированы в образе Печорина.
В обоих произведениях Лермонтов четко формулирует и последовательно развивает идею о том, что молодежь тридцатых годов оторвана от реальной жизни, склонна к рефлексии, неспособна к практическому применению своих незаурядных сил и способностей. «Мы иссушили ум наукою бесплодной…», - горько восклицает лирический герой «думы». Отсюда – и «мозаичность», фрагментарность судьбы Печорина, и бесплодность «философствований» Вернера, и трагедия Вулича.
Духовная опустошенность и противоречивость лермонтовского поколения отражается также в его сомнении в ценности человеческих взаимоотношений – любви и дружбы:
«И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе кокой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
Аналогичную мысль развивает и Печорин в своем дневнике, размышляя о том, что «из жизненной бури вынес только несколько идей и ни одного чувства». Поэтому герой «смеется над всем на свете, особенно над чувствами», и на первое место в системе ценностей он ставит свою свободу.
Душевный холод, упадок нравственных сил и ослабление воли к жизни рождают также насмешливо – циничное отношение поколения тридцатых годов к своей судьбе, его стремление «играть со смертью».
С одной стороны, эта деятельная позиция Печорина, его попытка активно противостоять Року, бросить вызов Судьбе: авантюрное приключение в Тамани, дуэль с Грушницким, эпизод с пьяным казаком. С другой стороны, в романе изображается пассивно-отстраненная позиция Вулича, его ощущение растворенности в своей судьбе, слепая вера в предопределение. Это поэтически отражено в «Думе»:
«И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный ребяческий разврат,
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад».
Основными средствами художественного воплощения проблематики, объединившей оба лермонтовских произведения, являются в «Думе» ритм и стиль стихотворного повествования.
Так, преобладание шестистопного ямба, передающего интонацию размышления лирического героя и публицистичность стиля усиливают социально - философского направленность стихотворения.
Аналогичную роль в романе «Герой нашего времени» играет авторское предисловие, в котором особо подчеркивается общественная направленность лермонтовского произведения: «Герой нашего времени… портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».
Одним из наиболее ярких средств выражения авторской позиции в раскрытии общей проблематики романа и стихотворения является прием контраста.
Так, в «Думе» мы наблюдаем постоянное столкновение антонимов и использование антитезы. А в «Герое нашего времени» используется прием контраста как в построении всей системы образов, так и для раскрытия характера главного героя.
Итак, стихотворение «Дума» и роман «Герой нашего времени» объединены общей нравственно – философской и социально – политической проблематикой. В обоих произведениях Лермонтов размышляет над судьбой ярких представителей передовой молодежи, исследует духовные и социальные пороки своего времени.
Неповторимую особенность лермонтовского мировосприятия очень точно и лаконично сформулировал Белинский: «Герой нашего времени» - это грустная дума о нашем времени…»
Экзаменационный билет № 2
Вопросы:
1. Сюжетная типология житий.
Житие святого — это не столько описание его жизни (биография), сколько описание его пути к спасению, типа его святости. Поэтому набор стандартных мотивов отражает прежде всего не литературные приёмы построения биографии, а динамику спасения, того пути в Царство Небесное, который проложен данным святым. Житие абстрагирует эту схему спасения, и поэтому само описание жизни делается обобщённо-типическим.
Жития святых, биографии духовных и светских лиц, канонизированных христианской церковью. Жития святых начали складываться в Римской империи как сказания о христианских мучениках (мартирологи). Затем (с 4 в.) создаются 3 основных типа сборников Ж. с.: календарные сборники на год — «минеи» (пространные жития для церковных богослужений); «синаксари» с краткими Ж. с., расположенными в календарном порядке; «патерики» (Ж. с., избранные составителями сборников). Византиец Симеон Метафраст (10 в.) перерабатывает жития, сообщая им нравоучительный панегирический характер. Его собрание Ж. с. становится образцом для агиографов (греческое hágius — cвятой) Востока и Запада, которые, создавая образы идеальных «святых», всё далее отходят от реальных обстоятельств их жизни и пишут условные биографии. Ж. с. вобрали ряд повествовательных сюжетов и поэтических образов, нередко дохристианских (мифы о змееборчестве и др.), а также средневековых притч, новелл, анекдотов. В Древнюю Русь Жития святых перешли с началом письменности — через южных славян, а также в переводах с греческого языка. Начинают составляться оригинальные жития первых русских «святых» — Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (11 в.).
В XI — начале XII в. создаются первые русские жития: два жития Бориса и Глеба, «Житие Феодосия Печерского», «Житие Антония Печерского» (до нового времени не сохранившееся). Их написание было не только литературным фактом, но и важным звеном в идеологической политике Русского государства.
В это время русские князья настойчиво добиваются у константинопольского патриарха прав на канонизацию своих, русских святых, что существенно повысило бы авторитет русской церкви. Создание жития являлось непременным условием канонизации святого.
«Сказание и страсть и похвала Бориса и Глеба». автор «Сказания» пытается преодолеть схематичность и условность традиционного жития, наполнить его живыми подробностями, черпая их, в частности, из первоначальной житийной версии, которая дошла до нас в составе летописи. Эмоциональность в «Сказании» тоньше и искреннее, при всей условности ситуации: Борис и Глеб и здесь безропотно отдают себя в руки убийц и здесь успевают долго молиться, буквально в тот момент, когда над ними уже занесен меч убийцы, и т. д., но при этом реплики их согреты какой-то икренней теплотой и кажутся более естественными.
Житие Бориса и Глеба — житие-мартирий, то есть рассказ о мученической смерти святого; эта основная тема определяла и художественную структуру такого жития, резкость противопоставления добра и зла, мученика и его мучителей, диктовала особую напряженность и «плакатную» прямоту кульминационной сцены убийства: она должна быть томительно долгой и до
предела нравоучительной. Поэтому в житиях-мартириях, как правило, подробно описываются истязания мученика, a ero смерть происходит как бы в несколько этапов, чтобы читатель подольше сопереживал герою. В то же время герой обращается с пространными молитвами к богу, в которых раскрываются его стойкость и покорность и обличается вся тяжесть преступления его убийц.
«Житие Феодосия Печерского» — типичное монашеское житие, рассказ о благочестивом, кротком, трудолюбивом праведнике, вся жизнь которого — непрерывный подвиг. В нем множество бытовых коллизий: сцен общения святого с иноками, мирянами, князьями, грешниками; кроме того, в житиях этого типа обязательным компонентом являются чудеса, которые творит святой, — а это привносит в житие элемент сюжетной занимательности, требует от автора немалого искусства, чтобКомпозиция «Жития» традиционна: есть и пространное вступление, и рассказ о детстве святогоы чудо было описано эффектно и правдоподобно.
Сложен и характер самого Феодосия. Он обладает всеми традиционными добродетелями подвижника: кроток, трудолюбив, непреклонен в умерщвлении плоти, исполнен милосердия, но когда в Киеве происходит между княжеская распря (Святослав сгоняет с великокняжеского престола своего брата —
Изяслава Ярославича), Феодосии активно включается в сугубо мирскую политическую борьбу и смело обличает Святослава.
Чудеса,сотворенные Феодосием. К нему, тогда уже игумену Киево-Печерского монастыря, приходит старший над пекарями и сообщает, что не осталось муки и не из чего испечь братии хлебы. Феодосии посылает пекаря: «Иди, съглядай в сусеце, еда како мало муки обрящеши в нем...» Но пекарь помнит, что он подмел сусек и замел в угол небольшую кучку отрубей — с три или четыре пригоршни. Но возвращаясь,он обнаруживает,что мука есть. В этом эпизоде все художественно убедительно: и живость диалога, и эффект чуда, усиленный именно благодаря умело найденным деталям: пекарь помнит, что отрубей осталось три или четыре пригоршни, — это конкретно зримый образ и столь же зримый образ наполненного мукой сусека: ее так много, что она даже пересыпается через стенку на землю