Нет, никогда нежней и бестелесней
Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
Опять к тебе иду с невольной песней,
Невольной – и последней, может быть.
Вот кульминация и идея стихотворения. Отрицания в последней строфе, а также эпитеты «невольной», «последней» свидетельствуют о том, что лирический герой переполнен чувствами. Его великое счастье граничит с глубоким отчаянием, так как он боится потерять прекрасные мгновения майской ночи. Они безвозвратны, потому что неповторимы, но не только в этом источник печали героя. Я думаю, творец в стихотворении Фета переживает еще и о своей будущей возможной несостоятельности.
Ведь муза коварна. Кто знает, посетит ли она поэта в следующий раз? Сможет ли она снова «выразить в звуке» всю прелесть подобных ночей?
Каждому из нас порой хочется остановить время, но оно неумолимо движется вперед. Именно поэтому все надо делать, как в последний раз, отдаваясь целиком, и, конечно, радоваться тому, что уже создано.
Экзаменационный билет № 14
Вопросы:
1. Новаторство М.М.Державина и его влияние на молодого А.Пушкина. В.Ф.Ходасевич о М.М.Державине.
Державин пробивает путь поэзии русской бытовой действительности, уравнивая окружающую повседневность с высоким миром поэтической античности. Не хватало вкуса, опосредований, но само направление стремлений его было плодотворным. Державин смешивал античные мифологические образы и реалии с бытом жителей «подмосковной деревни», за что Пушкин позднее будет упрекать даже Батюшкова в своих замечаниях на его «Опыты в стихах и прозе». Но Державина еще нельзя упрекать за такое грубое смешение: он - первый пролагатель нового пути. Он поэтически оживляет славянский языческий Пантеон, пытается поставить его вровень с античным, будучи уверенным в том, что «можем своею митологиею (мифологиею. - В.К.) украшать нашу поэзию». Державин растолковывает читателю: Лель - бог любви, Зимстерла - весна, Лада - богиня красоты, Услад - бог роскоши. «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся». (Вспомним, что аналогичный проект интересовал в начале XX века поэта-футуриста В.Хлебникова.) Писали же песни библейский Соломон и философ-грек Платон - это авторитеты для Державина. И читатель у поэта свой, интимный, преданный, домашний, с музами запанибрата, любит сценки между богами («Амур и Психея»). Эти действа разыгрываются посреди русской деревни, в царскосельских парках, среди Гатчины, на берегу Невы. В толпе зевак - Аполлон и Дафна. Боги и люди вместе - I разделяющая их черта скрадена:
|
|
Знать, сошедши с Геликона,
Тешатся они Невой.
Но тем возвышены простые смертные: «Вижу я богов в людях!»
Для Державина повсюду - Эллада: венчание Леля происходит между теремами, палатами, перед Красным крыльцом, на Ивановской площади в Кремле.
Как ни взбирается Державин на воображаемый Геликон, всегда у него под ногами русская почва. Нет еще у его лирического героя выверенного такта в обращении с Эвтерпой, Фебом и Эротом, а заодно и с Лелем, Ладой. Герой ведет себя неуклюже, как недоросль на Петровской ассамблее. Полное взаимопонимание у него, иронизирует автор, только с Вакхом.
|
|
Подыскиваются способы скульптурности изображений, материализации живых действий античных богов и божков, обслуживающих страсти и поверья в человеческих отношениях. Нужно было овладеть искусством передачи аллегорий. Но утонченная охота за сердцами влюбленных соседствует с грубым просторечием, чисто бытовым разрешением ситуаций.
С большим успехом в антологическом роде у Державина получались портреты женщин с русскими именами: «Параше», «Портрет Варюши», «Варюша», «Нине», «Пламиде», «Всемиле», «Любушке». Лица, конечно, условны, иногда условны имена и похвалы («Как, Варюша, ты прекрасна»). Но все эти портреты непридворного чина: женщины, друзья из мира интимной жизни, противопоставляемой официальной.
Какой бы пасторалью ни отзывалась картина деревенской пляски русских девушек, Державин первый с большим мастерством вводит этот мотив в поэзию («Русские девушки»).
Вот уже два мира поменялись местами: свой, русский предпочтительнее античного. В большой цене красота не книжная, а окружающего мира.
Важнее у Державина не им рисуемые портреты - все они лишены индивидуальности, а в стихах искусствоведческие рассуждения с живописцами-профессионалами: известной немецкой художницей Анжеликой Кауфман и итальянским портретистом Сальватором Тончи (Тончием). Державин просит сохранить в портретах своей жены и в заказываемом собственном изображении как можно больше земной привлекательности. После нескольких вариантов предположений, просьб, чтобы Державин походил на Гомера или Аристида, или Катона, «в уборах чудных», выбирается самый лучший, самый земной вариант. Державинский портрет работы С. Тончи (1805) - Державин сидит в шубе и меховой шапке - один из лучших в иконографии поэта (портрет хранится в Третьяковской галерее).
|
|
Другими путями эпикурейство начинает соединяться у Державина с размышлениями о смысле жизни. Разве не глубокая философия - сама возможность счастливой жизни? Волхов, Званка - реальные «пенаты» Державина, источник вдохновения. Он воспевает обеих своих жен: «Плениру» - Екатерину Яковлевну Бастидон, потом «Милену» - Дарью Алексеевну Дьякову.
Для Державина все, что окружает его в Званке, - предмет поэзии. Он превратил имение Званку в Афины, наполненные статуями богов и муз, роскошными оранжереями, и в то же время это для него горацианский, «сабинский» домик, загородное уединение. С необыкновенной для своего времени смелостью Державин опоэтизировал столько прозаических предметов, что надолго упредил развитие реалистической поэзии. Разве не слышатся в стихотворении Державина «Кружка» будущие пушкинские стихотворения «Пирующие студенты», «К няне», гусарские пиршества Дениса Давыдова, буршевские застолья Языкова? У Державина в Званке всегда толпа - друзья, гости, и он широко, по-русски всякому рад.
Евгений Болховитинов (в монашестве Евфимий, 1767-1837) - архиерей новгородский, философ, историк, библиограф, приятель Державина, жил недалеко от Званки, в Хутынском монастыре (здесь на кладбище будет погребен Державин). Составитель словаря русских светских писателей, автор биографии Державина, опубликованной в 1806 году в журнале «Друг просвещения», Евгений заявил об «Анакреонтических песнях»: один из первых и блестящих опытов «поэзии действительности». Мы знаем, она будет создана Пушкиным. Впечатляющий натюрморт Державина находим в стихотворении «Евгению. Жизнь Званская». Эти мотивы и краски будут заново опробованы Пушкиным - в упоминавшемся «Послании к Юдину» (1815) по захаровским воспоминаниям о званных обедах родителей.
В духе державинской детализации образа жизни героя появится в первой главе «Евгения Онегина» описание светского образа жизни петербургского молодого человека - «один день из жизни Онегина», с подробностями времяпрепровождения героя в ресторане Талона, в кабинете, где он «одет, раздет и вновь одет». В «Жизни Званской» Державин дал пример отдохновения - от раннего утра до поздней ночи, а в «Анакреонтических песнях» расписана вся жизнь русской природы по календарю (по календарю строится и фабула в «Евгении Онегине»).
В незаконченной поэме «Езерский» (1832) Пушкин ссылается на авторитет Державина в объяснении выбора ничтожного коллежского регистратора в качестве героя произведения: «Державин двух своих соседов / И смерть Мещерского воспел».
В Болдине 1833 года Пушкин написал стихотворение «Осень». В нем в духе «поэзии действительности», со скрупулезной последовательностью рассказывается о святая святых творческого процесса: ни о каком божественном глаголе речи нет, говорится об особой любви к осенней поре, когда силы поэта крепли и весь «организм» предрасполагался к творчеству и вдохновению. Вдохновение же рождалось посреди будничной, прозаической действительности, и она сама делалась предметом творчества.
В «Памятниках» оба поэта подвели итоги своей творческой жизни. При всей несовместимости главных итогов, важна сама потребность Пушкина вслед за Державиным по-горациански осмыслить «нерукотворность» своего исторического значения, свободу волеизъявления неподдельного вдохновения, свою независимость, подобную богам («Веленью божию, о муза, будь послушна»).
2. Славянофилы, западники и почвенники. Журнальная полемика середины XIX века.
В 40-50 х гг. XIX в. в русском обществе и философской мысли появились два направления – славянофилы, которые стали говорить об "особом пути России" и "западники", которые настаивали на необходимости для России идти по пути западной цивилизации, особенно в области общественного устройства, гражданской жизни, культуры.
Впервые слово "славянофил" использовал в ироническом смысле для обозначения определенного общественного типа поэт Константин Батюшков. Термин "западничество" впервые встречается в русской культуре в 40-х гг. XIX в., в частности, в "Воспоминаниях" Ивана Панаева. Он стал часто употребляться после разрыва Аксакова с Белинским в 1840 г.У истоков славянофильства стоял архимандрит Гавриил (Василий Воскресенский). Вышедшая в 1840 г. в Казани его "Русская философия" стала своего рода барометром зарождающегося славянофильства.
Взгляды славянофилов сложились в идейных спорах, обострившихся после напечатания "Философского письма" Чаадаева. Славянофилы выступали с обоснованием самобытного пути исторического развития России, принципиально отличного от пути западноевропейского. Самобытность России, по мнению славянофилов, в отсутствии в ее истории классовой борьбы, в русской поземельной общине и артелях, в православии как единственно истинном христианстве.
Главную роль в выработке взглядов славянофилов сыграли литераторы, поэты и ученые Хомяков, Кириевский, Аксаков, Самарин. Видными славянофилами были Кошелев, Валуев, Чижов, Беляев, Гильфердинг, Ламанский, Черкасский. Близкими к славянофилам по общественно идейным позициям были писатели Даль, Островский, Григорьев, Тютчев, Языков. Большую дань взглядам славянофилов отдали историки и языковеды Буслаев, Бодянский, Григорович.
Средоточием славянофилов в 1840-х гг. была Москва, литературные салоны Елагиных, Свербеевых, Павловых, где славянофилы общались и вели споры с западниками. Произведения славянофилов подвергались цензурным притеснениям, некоторые из славянофилов состояли под надзором полиции, подвергались арестам. Из-за цензурных препон славянофилы долгое время не имели постоянного печатного органа, печатались преимущественно в журнале "Москвитянин". После некоторого смягчения цензуры в конце 1850-х гг. они издавали журнал "Русская беседа", "Сельское благоустройство" и газеты "Молва" и "Парус".
По вопросу о пути исторического развития России славянофилы выступали, в противовес западникам, против усвоения Россией форм западноевропейской политической жизни. В то же время они считали необходимым развитие торговли и промышленности, акционерного и банковского дела, строительства железных дорог и применения машин в сельском хозяйстве. Славянофилы выступали за отмену крепостного права "сверху" с предоставлением крестьянским общинам земельных наделов.
Философские воззрения славянофилов разрабатывались главным образом Хомяковым, Киреевским, а позже Самариным и представляли собой своеобразное религиозно-философское учение. Истинная вера, пришедшая на Русь из восточной церкви, обуславливает, по мнению славянофилов, особую историческую миссию русского народа. Начало "соборности" (свободной общности), характеризующее жизнь восточной церкви, усматривалось славянофилами в русском обществе. Православие и традиция общинного уклада сформировали глубинные основы русской души.
Идеализируя патриархальность и принципы традиционализма, славянофилы понимали народ в духе консервативного романтизма. В то же время славянофилы призывали интеллигенцию к сближению с народом, к изучению его жизни и быта, культуры и языка.
Идеи славянофилов своеобразно преломились в религиозно-философских концепциях конца XIX-начала XX века (Соловьев, Бердяев, Булгаков, Карсавин, Флоренский и др.).
Западники - направление русской антифеодальной общественной мысли 40-х годов XIX века, противостоящие славянофилам. Первоначальной организационной базой западников являлись Московские литературные салоны. Идейные споры в московских салонах изображены Герценом в "Былом и думах". В московский кружок западников входили Герцен, Грановский, Огарев, Боткин, Кетчер, Корш, Кавелин и др. Тесную связь с кружком имел живший в Петербурге Белинский, к западникам относился также Тургенев.
К общим чертам идеологии западников относятся неприятие феодально-крепостнических порядков в экономике, политике и культуре; требование социально-экономических реформ по западному образцу. Представители западников считали возможным установить буржуазно-демократический строй мирным путем – посредством просвещения и пропаганды сформировать общественное мнение и вынудить монархию на буржуазные реформы; они высоко оценивали преобразования Петра I.
Западники выступали за преодоление социальной и экономической отсталости России не на базе развития самобытных элементов культуры (как предлагали славянофилы), а за счет опыта ушедшей вперед Европы. Они акцентировали внимание не на различиях России и Запада, а на общем в их исторической и культурной судьбе.
В середине 1840-х гг. в среде западников произошел принципиальный раскол – после диспута Герцена с Грановским западники разделилось на либеральное (Анненков, Грановский, Кавелин и др.) и революционно-демократическое крыло (Герцен, Огарев, Белинский). Разногласия касались отношения к религии (Грановский и Корш отстаивали догмат о бессмертии души, демократы и Боткин выступали с позиций атеизма и материализма) и вопроса о методах реформ и пореформенного развития России (демократы выдвигали идеи революционной борьбы и построения социализма). Эти разногласия были перенесены и в сферу эстетики и философии.
На философские изыскания западников оказали влияние: на ранних этапах – Шиллер, Гегель, Шеллинг; позже Фейербах, Конт и Сен-Симон.
В пореформенное время, в условиях капиталистического развития западничество как особое направление в общественной мысли перестало существовать.
Взгляды западников получили развитие в русской либеральной мысли конца XIX-начала XX века.
Экзаменационный билет № 15
Вопросы:
1. Трагическая страсть и идиллия в русском сентиментализме.
Карамзин имел огромное влияние на русскую литературу, он преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной русской речи...При нем и вследствие его влияния тяжелый педантизм и школярство сменялись сентиментальностью и светскою легкостью, в которых много было странного, но которые были важным шагом вперед для литературы общества. В. Г. Белинский
В конце XVIII века русские дворяне пережили два крупнейших исторических события - крестьянское восстание под предводительством Пугачева и Французскую буржуазную революцию. Политический гнет сверху и физическое уничтожение снизу - таковы были реальности, ставшие перед русскими дворянами. В этих условиях прежние ценности просвещенного дворянства претерпели глубокие перемены.
В недрах русского просветительства рождается новая философия. Рационалисты, полагавшие разум главным двигателем прогресса, пытались изменить мир через внедрение просвещенных понятий, но при этом забыли про конкретного человека, его живые чувства. Возникла мысль, что просвещать надо душу, сделать ее сердечной, отзывчивой на чужую боль, чужие страдания и чужие заботы.
Карамзин и его сторонники утверждали, что путь к счастью людей и всеобщему благу - в воспитании чувств. Любовь и нежность, как бы переливаясь из человека в человека, превращаются в добро и милосердие. "Слезы, проливаемые читателями, - писал Карамзин, - текут всегда от любви к добру и питают его".
На этой почве зарождается литература сентиментализма, для которой главное - внутренний мир человека с его нехитрыми и простыми радостями, близким дружеским обществом или природой. При этом устанавливается теснейшая связь между чувствительностью и моралью. Конфликты между простыми людьми, "чувствительными" героями и господствующей в обществе моралью достаточно остры. Они могут заканчиваться гибелью или несчастьем героя.
В прозе типичными формами сентиментализма стали повесть и путешествие. Оба жанра связаны с именем Карамзина. Образцом жанра повести для русского читателя стала "Бедная Лиза", а путешествия - его "Письма русского путешественника".
Популярность "Бедной Лизы" не ослабевала в течение нескольких десятилетий. Она и сейчас читается с живым интересом. Повесть написана от первого лица, за которым подразумевается сам автор. Перед нами рассказ-воспоминание. Герой-автор сначала подробно сообщает о себе, о любимых местах в Москве, которые влекут его и которые он охотно посещает. Это настроение включает и романтичность ("великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце; когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся!"), и па-сторальность ("Внизу расстилаются тучные, густо зеленые, цветущие луга"), и мрачные предчувствия, навеянные монастырским кладбищем и рождающие мысли о смертной доле человека.
Печальная история Лизы рассказана устами автора-героя. Вспоминая о семье Лизы, о патриархальном быте, Карамзин вводит знаменитую формулу "и крестьянки любить умеют!", которая по-новому освещает проблему социального неравенства. Грубость и невоспитанность душ - не всегда удел бедняков.
Карамзин с полнотой и подробностями описывает смену настроений Лизы от первых признаков вспыхнувшей влюбленности до глубокого отчаяния и безысходного страдания, приведшего к самоубийству.
Лиза не читала никаких романов, и ей не приходилось раньше переживать этого чувства даже в воображении. Поэтому сильнее и радостнее открывалось оно в сердце девушки при ее встрече с Эрастом. С каким необыкновенным возвышенным чувством описывает автор первую встречу молодых людей, когда Лиза угощает Эраста свежим молоком. "Незнакомец выпил - и нектар из рук Гебы не мог показаться ему вкуснее". Лиза влюбляется, но вместе с любовью приходит и страх, она боится, что гром убьет ее, как преступницу, ибо "исполнение всех желаний есть самое опасное искушение любви".
Карамзин намеренно уравнял Эраста и Лизу в общечеловеческом плане, - они оба натуры, способные к богатым душевным переживаниям. Вместе с тем Карамзин не лишил героев индивидуальности. Лиза - дитя природы и патриархального воспитания. Она чиста, наивна, бескорыстна и потому менее защищена от внешней среды и ее пороков. Ее душа открыта естественным порывам чувств и готова предаться им без размышлений. Цепь событий приводит к тому, что Эраст, проигравшись в карты, должен жениться на богатой вдове, а Лиза, покинутая и обманутая, бросается в пруд.
Заслуга Карамзина состояла в том, что в его повести нет злодея, а есть обыкновенный "малый", принадлежащий к светскому кругу. Карамзин первым увидел этот тип молодого дворянина, в какой-то степени предшественника Евгения Онегина. "Эраст был довольно богатый дворянин, с изрядным умом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным. Он вел рассеянную жизнь, думал только о своем удовольствии, искал его в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою". Доброе от природы сердце роднит Эраста с Лизою, но в отличие от нее он получил книжное, искусственное воспитание, его мечтания безжизненны, а характер испорчен и нетверд.
Не снимая вины с Эраста, писатель сочувствует ему. Пороки героя коренятся не в его душе, а в нравах общества, считает Карамзин. Социальное и имущественное неравенство разлучает и губит хороших людей и становится препятствием для их счастья. Поэтому повесть заканчивается умиротворяющим аккордом.
"Бедная Лиза" вызвала целую волну подражаний: "Бедная Маша" Измайлова, "Александр и Юлия" Львова, "Обольщенная Генриетта" Свечинского и множество других. Разнообразные по своему характеру, произведения эти группируются по способу выражения "чувствительности". Одни авторы предпочитают раскрывать свое сердце, отвлекаясь от какого-либо сюжета. Другие, напротив, используют сюжет с множеством конфликтов и коллизий. Появились также произведения "умозрительные", в которых обосновывалась польза сентиментального воспитания. Примером таких сочинений служила повесть Георгиевского "Евгения, или Письма к другу". Герой пишет письма к другу, в которых сообщает, как он женился, как он и жена рассуждают о воспитании сына. Письма передают не столько внешнюю канву событий, сколько напряженную внутреннюю жизнь героя.
В 18-е годы обнаруживаются признаки кризиса сентиментализма. Появилось много подражателей и эпигонов, упростивших философский смысл представлений Карамзина и его сторонников. Ложная чувствительность, выспренный и напыщенный язык усиливали недовольство читателей сентиментальной повестью.
Однако надо сказать, что стилистические штампы и витиеватый слог свойственны всем писателям данного направления. Проза в те годы только еще искала свой стиль. Выражение психологических состояний человека представляло огромную трудность из-за необработанности русского литературного языка.
Сентиментальная повесть содействовала гуманизации общества, она вызвала неподдельный интерес к человеку. Любовь, вера в спасительность собственного чувства, холод и враждебность жизни, осуждение общества - со всем этим можно встретиться, если перелистать страницы произведений русской литературы, и не только XIX в., но и века двадцатого.
2. Концепция истории в творчестве А.К.Толстого.
В доме Ивана Петровича Шуйского, в присутствии многих духовных лиц и некоторых бояр, решают развести Федора Иоанновича с царицею, Годуновой сестрой, благодаря коей, по общему мнению, и держится Борис. Составляют бумагу, где, поминая неплодность царицы и малолетство Димитрия, просят царя вступить в новый брак. Головин намекает Шуйскому на возможность поставить Димитрия вместо Федора, но получает суровый отпор. Княжна Мстиславская обносит гостей, пьют здоровье Федора. Шаховскому, жениху Мстиславской, сваха Волохова называет место тайной встречи. Иван Петрович отправляет челобитную митрополиту, сокрушаясь необходимостью губить царицу. Федюк Старков, его дворецкий, доносит о виденном Годунову. Тот, получив из Углича сведения о сношении Головина с Нагими и видя угрозу своей власти, объявляет сторонникам своим, Луп-Клешнину и князю Туренину, о решении примириться с Шуйским. Приходит Федор, сетуя на взбрыкнувшего коня. Появляется царица Ирина, которой Федор лукаво сообщает о красавице Мстиславской, виденной им в церкви, и тут же уверяет царицу, что она для него краше всех. Годунов говорит о желании примириться с Шуйским, и царь с радостью берется устроить дело.
Федор объявляет о намерении примирить Годунова с Шуйским и просит помощи у митрополита Дионисия и других духовных лиц. Дионисий упрекает Годунова в притеснениях церкви, снисхождении к еретикам и возобновлении сбора податей, от коих была освобождена церковь. Годунов вручает ему защитные грамоты и сообщает о предпринятых гонениях на ересь. Царь просит поддержки у Ирины и бояр. Сопровождаемый народными восторгами, приходит Иван Петрович Шуйский. Федор корит его непосещением Думы, Шуйский отговаривается невозможностью поддакивать Годунову. Федор, поминая Писание и призывая в свидетели духовных лиц, говорит о благе примирения, и покорный ему Годунов предлагает Шуйскому согласье. Шуйский упрекает его в нежелании делиться управлением государства, что Иоанн завещал пятерым боярам: Захарьину (умершему), Мстиславскому (насильно постриженному), Бельскому (сосланному), Годунову и Шуйскому. Годунов, оправдываясь, говорит о спеси Шуйского, о том, что воспользовался единоличной властью на пользу Руси, чему приводит и доказательства; он добавляет, что трудное дело введения в порядок расстроенного государства немило только Шуйским. И когда Иван Петрович называет сторонником своим митрополита, тот сообщает о действиях Годунова в пользу церкви и склоняет Шуйского к миру. Ирина, показывая вышиваемый ею покров для псковской святыни, признается, что это ее молитвенный обет за спасение Шуйского, осажденного некогда литовцами в Пскове. Взволнованный Шуйский готов забыть былую вражду, но требует от Годунова гарантий безопасности своим соратникам. Годунов клянется и целует крест. Приглашают выборных от приведенной Шуйским толпы. Федор заговаривает со стариком и не умеет его остановить, в его племяннике узнает купца Красильникова, тешившего его недавно медвежьим боем, вспоминает его брата Голубя, одолевшего в кулачном бою Шаховского, — не сразу Годунову и Шуйскому удается вернуть царя к тому, чего ради позваны выборные. Шуйский объявляет о примирении с Годуновым, купцы волнуются («Вы нашими миритесь головами»), Шуйского раздражает недоверие к человеку, только что клявшемуся на кресте. Купцы просят о защите от Годунова царя, но тот отсылает их к Борису. Борис тишком велит записать имена купцов.
Ночью в саду Шуйского княжна Мстиславская с Василисой Волоховой дожидаются Шаховского. Он приходит, говорит о любви, о нетерпении, с каким дожидается свадьбы, смешит ее и шутит с нею. Прибегает Красильников, впустив коего, Шаховской скрывается, зовет Ивана Петровича и сообщает, что все, бывшие у царя, схвачены по приказанью Годунова. Потрясенный Шуйский велит поднять Москву на Годунова. Заикнувшегося было о Димитрии Головина он резко обрывает и, заявив, что Борис обманом погубил себя, идет к царю. Оставшиеся бояре меж тем обсуждают челобитную, приискивая новую царицу. Василий Шуйский называет княжну Мстиславскую. Брат ее решается не сразу, желая найти хоть повод для ссоры с Шаховским. Пока он колеблется, Головин вписывает имя княжны в челобитную. Появляется Шаховской, заявляющий, что невесты не отдаст. Обнаруживается и княжна с Волоховой. При общем крике, взаимных угрозах и упреках Шаховской выхватывает грамоту и убегает. Годунов представляет царю государственные бумаги, в содержание коих тот не вдается, а соглашается с решеньями Бориса. Царица Ирина говорит о письме из Углича от вдовствующей царицы с просьбою вернуться с Димитрием в Москву. Федор было препоручает дело Борису, но Ирина требует решения «семейного дела» от него; Федор спорит с Борисом и раздражается его упорством. Приходит Шуйский, жалуется на Годунова. Тот не отпирается, объясняя, что купцы взяты не за прошлое, а за попытку расстроить мир меж ним и Шуйским. Царь готов простить Годунова, полагая, что они просто не поняли друг друга, но непреклонное требование того оставить царевича в Угличе наконец сердит царя. Годунов говорит, что уступает место Шуйскому, Федор умоляет его остаться, Шуйский, уязвленный поведением царя, уходит. Клешнин приносит пересланное из Углича письмо Головина Нагим, Годунов показывает его царю, требуя взятия Шуйского под стражу и, может быть, казни его. В случае отказа он грозит удалиться. Потрясенный Федор после долгих колебаний отказывается от услуг Годунова.
Иван Петрович Шуйский утешает княжну Мстиславскую: он не допустит ее брака с царем и надеется, что Шаховской не донесет на
них. Отослав княжну, он принимает бояр и бежавших Красильникова и Голубя и, предполагая смещение скудоумного Федора и возведение на престол Димитрия, определяет каждому задачи. Отрешенный Годунов, сидя дома, расспрашивает Клешнина о Волоховой и многажды повторяет, «чтобы она царевича блюла». Клешнин отправляет Волохову в УГЛИЧ новой мамкою, велит его беречь и намекает, что, если страдающий падучею царевич погубит себя сам, с нее не спросят. Меж тем Федор не может разобраться в представленных ему бумагах. Приходит Клешнин и сообщает, что Борис захворал от расстройства, а Шуйского немедленно надо заключить в тюрьму за намерение возвести на престол Димитрия. Федор не верит. Входит Шуйский, которому Федор говорит о доносе и просит его оправдаться. Князь отказывается, царь настаивает, Клешнин подначивает. Шуйский признается в мятеже. Федор, испугавшись, что Годунов накажет Шуйского за измену, заявляет, что сам велел поставить царевича на престол, и вытесняет потрясенного Шуйского из комнаты. В царские покои врывается Шаховской и просит вернуть ему невесту. Федор, углядев подпись Ивана Петровича Шуйского, плачет и не слушает доводов Ирины о нелепости бумаги. Ограждая Ирину от обид, он подписывает Борисов приказ, повергая в ужас и ее, и Шаховского. На мосту через реку старик бунтует народ за Шуйского, гусляр поет о доблестях его. Проезжает гонец с вестью о наступлении татар. Князь Туренин со стрельцами ведет Шуйского в тюрьму. Подбиваемый стариком народ хочет освободить Шуйского, но тот говорит о своей вине перед «святым» царем и о том, что наказание им заслужено.