Владимир Владимирович Корчагин
Путь к перевалу
«Путь к перевалу»: Татарское книжное издательство; Казань; 1968
Аннотация
Книга представляет собой продолжение повести «Тайна реки Злых Духов». Читатель встретится здесь со знакомыми ему героями — Сашей, Наташей, Валерием. Теперь они повзрослели, стали студентами университета. Вместе с ними читатель вступит в кипучую многогранную жизнь вуза, в интересный и- захватывающий мир науки.
О борьбе нового, прогрессивного со старым, отживающим в науке, о роли в ней молодежи, о судьбах одной из старейших наук — геологии повествует эта книга.
Светлой памяти профессора Леонида Михайловича Миропольского
Вместо предисловия
Большое, во весь квартал, белое здание. Высокие колонны у портала и боковых галерей. Золотом горящие буквы на фронтоне. Университет…
У каждого, наверное, хоть раз да возникало желание заглянуть в окна первого этажа, а то и проникнуть внутрь этого здания, чтобы своими глазами увидеть, как живет она — наука.
Но плотно прикрыты массивные двери. Ни звука не доносится из-за высоких, за двойными рамами, окон. Безмолвны закрывшие их вековые липы. Торжественная тишина, казалось, навечно поселилась в стенах храма науки.
Однако бывает час, когда двери раскрываются настежь. И со всех сторон устремляются к ним молодые люди с папками, сумками, портфелями. Это спешат на занятия студенты. Для них университет уже не храм… Здесь они учатся, работают, отдыхают. Здесь они дружат, мечтают, влюбляются. Здесь они становятся взрослыми людьми и получают путевку в жизнь. Но и для них не сразу открывается, как живет она — наука.
Впрочем, попробуем пойти вслед за ними…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДОЦЕНТ ВОРОНОВ
Корреспондент областной газеты Лев Ашмарин спешил. Не потому, что он куда-то торопился или слишком дорожил своим временем. А просто потому, что таков был его стиль. Тем более, что сегодня у него ответственное задание.
Главный поручил написать очерк о ведущем научном работнике университета. И указал объект интервью — заведующий кафедрой минералогии доцент Воронов. Зачем понадобился именно геолог, непонятно. То ли дело, скажем, астроном или физик: тут можно развернуться…
Но задание есть задание. И Ашмарин еще в редакции набросал план действий. Разумеется, он не ограничится беседой с одним Вороновым. Это напоследок. Сначала интервью с деканом факультета. Затем — секретарь партбюро. Потом слово одному-двум сотрудникам, ну и, может быть, студентам. И только после этого — сам Воронов.
К университету Ашмарин подошел быстрым размашистым шагом, в два прыжка поднялся по ступеням, рывком открыл входную дверь. К швейцару обратился коротко:
— Корреспондент газеты. Срочно нужен декан геологического факультета.
— Модест Петрович, стало быть? — Старик-швейцар оглядел его с ног до головы, для чего-то пожевал губами. — Так это на втором этаже. Прямо по лестнице, и налево. Там спросите…
Ашмарин поднялся наверх и еще издали увидел массцвную дверь с черной стеклянной табличкой:
«Декан геологического факультета
доктор геолого-минералогических наук
профессор Бенецианов М. П.»
— Гм… Солидно! — Ашмарин негромко постучал и потянул за ручку двери. Она оказалась запертой. Он в растерянности оглянулся. Из двери напротив вышла девушка.
«Ничего себе!» — мысленно отметил Ашмарин и на всякий случай шагнул навстречу:
— Девушка, постойте, мне декан нужен…
— Модест Петрович?
— Да, я из газеты, и…
— Так он еще не приходил, наверное.
Ашмарин взглянул на часы: половина одиннадцатого.
— Как не приходил? Когда же он у вас приходит?
Девушка выразительно пожала плечами, чуть заметно улыбнулась.
— Ну да, я понимаю, профессор… — Ашмарин снова покосился на блестящую табличку, досадливо поморщился.
— А вы позвоните ему домой. Из деканата. Там и помер телефона скажут. — Девушка явно хотела ему помочь.
— Спасибо за совет. Где он, ваш деканат?
— В конце коридора. Видите, открытая дверь? — Девушка не торопилась уходить.
Ашмарин спросил ее:
— А вы что, работаете здесь?
— Нет. Я еще только на четвертом курсе…
— Вот как! Значит, студентка. — Ашмарин вспомнил, что беседа со студентами входит в составленный им план действий. Но первое слово должно принадлежать декану. Как решил. А потому, не теряя времени — к телефону!
В деканате Ашмарина встретили весьма любезно. Он набрал нужный номер и через минуту услышал внушительный голос декана:
— Про-о-офессор Бенецианов слушает.
— Модест Петрович, здравствуйте. Это корреспондент областной газеты вас беспокоит.
— Корреспондент?
— Да, мне поручено написать очерк об одном вашем сотруднике, доценте Воронове…
— Почему именно Воронове? — нетерпеливо перебили в трубке.
— Да очерк, видите ли, об одном из ведущих ученых университета. И редакция выбрала ученого вашего факультета. Так вот, мне хотелось бы прежде всего выслушать ваше мнение. Что бы вы могли сказать…
— Прежде всего я должен сказать, — не дал ему договорить Бенецианов, — что выбор нельзя назвать удачным. Воронов — явление не типичное для науки.
— Странно… В редакции мне сказали…
— Странно то, что редакция берется не за свое дело, — прервал Бенецианов. — Мне кажется, вопрос о том, кто может фигурировать в подобного рода очерке, должен решаться администрацией факультета.
— Н-да… — протянул сбитый с толку Ашмарин. — Так что же вы посоветуете?
— Я меньше всего склонен давать советы, — холодно сказал Бенецианов. — Но если вам нужен растущий ученый факультета, то поинтересуйтесь работой доцента Чепкова. Упорный, настойчивый исследователь. Тесно связан с нуждами производства. Опытный педагог и прекрасный общественник. В этом году защищает докторскую диссертацию.
— Спасибо, я постараюсь встретиться с ним, — сказал Ашмарин, поспешно раскрывая блокнот. — Как вы сказали, доцент…
— Доцент Чепков Иван Яковлевич, заведующий кафедрой региональной геологии.
— Благодарю вас. — Ашмарин повесил трубку и задумался. Дело приобретало неожиданный оборот. «Что же теперь делать?.. Редактор дал вполне определенное задание — очерк о доценте Воронове.
Посмотрим, что скажут другие. — Ашмарин поставил птичку на первом пункте своего плана и вышел из деканата. — Теперь: секретарь партбюро».
В коридоре было по-прежнему пусто. Лишь у дверей одной аудитории лениво переговаривались двое ребят. Студенты. Что же, теперь можно поговорить и с ними. Жалко, что не познакомился с той, зеленоглазой. Где ее теперь найдешь! Он подошел к студентам:
— Здравствуйте! Вы с какого курса?
— Со второго, — нехотя ответил один из них.
— А что тут стоите?
— Да лекция сейчас — так себе. Муть, одним словом!
— Так пойдемте, покурим. Где тут у вас можно подымить?
Через несколько минут они уже беседовали как закадычные друзья.
— А доцент Воронов у вас читает? — спросил Ашмарин как бы между прочим.
— Читал в прошлом году, — ответил, пуская дым, один из ребят, назвавшийся Борисом Силкиным.
— Ну и как?
— Зверь!
— То есть как, зверь?
— Зарезал на экзамене. И было бы за что! По учебнику все рассказал в точности. Так нет, подай ему какие-то собственные теории. А зачем они мне, спрашивается, нужны? Геологу они — все равно, что блохе — бантик! Для геолога главное — во! — Он указал на железные бицепсы своих рук. — Ну, и чтоб ноги были привешаны, как надо! Верно, Семен?
— Само собой. Геолога, как волка, ноги кормят, — поддакнул тот. — А Воронов все на математику жмет, на всякие там электроны да протоны.
— Так, может, нельзя теперь без этого? — осторожно заметил Ашмарин.
— Геологу-то нельзя! Вы что, не представляете нашу работу? Книг о геологах не читали?
— Читал, конечно, — протянул неопределенно Ашмарин. — Так, значит, не любите вы Воронова?
— Не за что его любить! — отрезал Силкин.
— Ну, будьте здоровы! А где сейчас может быть четвертый курс?
— Они только что с практики приехали. Сегодня, вроде, первый день занимаются. Взгляните в расписание.
— Спасибо, посмотрю. — Ашмарин медленно пошел по коридору, взвешивая все, что уже знал о Воронове, и стараясь представить, что еще прибавит к этому беседа с секретарем партбюро. Очерк пока, как говорится, не вытанцовывался.
Секретаря партбюро Алексея Константиновича Стенина Ашмарин нашел на кафедре палеонтологии. В ответ на обычное приветствие навстречу ему поднялся невысокий худой мужчина в светлом костюме и безукоризненно повязанном галстуке. Был он чисто выбрит, имел удивительно тонкие, словно женские, руки и производил впечатление очень больного или очень усталого человека.
Ашмарин отрекомендовался, объяснил цель своего прихода. Стенин внимательно выслушал его, с минуту походил по комнате. Затем усадил гостя в глубокое кожаное кресло, придвинул папиросы, закурил сам.
— Что я могу сказать о Воронове?.. Представьте себе глухой дремучий лес. И в нем — дорога. Одна-единственная. Далеко не прямая. Довольно неудобная. Но люди к ней привыкли. По ней ходили отцы и деды. На ней известна каждая кочка, каждый ухаб. И вот находятся люди, которые решили проложить новый путь, более прямой и близкий. А дело это, сами понимаете, не простое, в какой-то мере даже рискованное. Другим бы помочь им, — ан нет! Велика сила привычки… Так вот, Воронов из тех, кто ищет лучших путей, не боясь этой силы.
— Теперь мне кое-что понятно! — воскликнул Ашмарин, прикидывая, как все это впишется в очерк. — Речь идет о новых идеях, которые, как видно…
— Остерегайтесь поспешных выводов, молодой человек, — остановил его Стенин. — Обстановка на факультете не так проста. Постарайтесь разобраться в ней, прежде чем начнете что-либо писать. Ну, и, разумеется, я всегда к вашим услугам.
— Благодарю вас, постараюсь, — ответил Ашмарин, прощаясь. Разыскав в блокноте набросанный в редакции план, он поставил на втором пункте жирную птичку, а рядом — большой восклицательный знак.
«Теперь — беседа с кем-нибудь из сотрудников. Что же, зайдем к «растущему» Чепкову, послушаем, что он скажет…»
Заведующий кафедрой региональной геологии принял Ашмарина в подвале кернохранилища, у высоких стеллажей с образцами. Худой, длинный, в черном, со следами кислоты халате, с папиросой в зубах и заметной щетиной на щеках, он походил больше на продавца керосинной лавки, чем на доцента университета.
Приход корреспондента не произвел на него, по-видимому, ни малейшего впечатления. Он коротко извинился за то, что должен закончить разговор с «товарищами из треста», без лишних слов пододвинул Ашмарину свой стул, перебравшись на край стола, и, взяв кусок керна, начал обстоятельно, со знанием дела, объяснять сущность какой-то ошибки, допущенной буровиками на нефтяной площади. Все это заняло у него не больше десяти минут, после чего трестовские геологи ушли, а Чепков обратился к Ашмарину:
— Теперь я к вашим услугам.
— Простите, что отнимаю у вас время, — сказал Ашмарин, невольно проникаясь уважением к этому энергичному человеку с руками рабочего..
— Ну, если каждый будет считаться со своим временем! — Чепков дружески похлопал Ашмарина по плечу. — Давайте выкладывайте, чем могу служить.
«А ведь, пожалуй, Бенецианов прав, — подумал Ашмарин. — Впрочем, первое впечатление может быть обманчиво».
— Меня интересуют некоторые ученые факультета, — начал он осторожно. — Вот, к примеру, доцент Воронов и доцент Стенин… Хотелось бы узнать мнение товарищей о них, мнение их коллег.
— Воронов и Стенин?.. Что же, доценты как доценты. На факультете занимаются тем же, чем все мы. И в общем-то неплохо. Если вы имеете в виду их общественную деятельность, то Стенин, конечно, более активен. Однако на посту секретаря он недавно. Собственно, от меня и принял дела полгода назад. А что касается их роли в науке, то, видите ли, какое дело…
Чепков спрыгнул со стола и, отогнув полу халата, полез в карман за папиросами. Ашмарин поспешил раскрыть блокнот.
— Дело в том, что во все времена, — продолжал Чепков, раскуривая папиросу, — в науке было два основных направления: наука для науки и наука для народа, для людей, для нас с вами. Причем у нас, в геологии, линия раздела между этими направлениями всегда была, пожалуй, наиболее четкой. Мы, геологи-ученые, в большинстве помогаем геологам-производственникам, даем конкретные рекомендации, как наиболее легко и быстро находить и разведывать месторождения полезных ископаемых. Что было бы, если бы мы отмахнулись от этих задач? К кому бы тогда пошли вот они, те, что только что были здесь? Одним словом, это направление не нуждается в рекламе. Мы, по сути дела, такие же труженики, как и наши товарищи, работающие в поле.
Чепков усмехнулся:
— Недаром некоторые «ученые» даже не признают нас за своих коллег. Но меня лично это не очень трогает. А вот Воронова, да и Стенина, все это, видимо, не устраивает. Очень хочется им прослыть творцами чего-то нового, необычного, а на деле такого, в чем могут разобраться только избранные, если вообще там есть в чем разбираться. Удивляюсь я, между прочим, тому же Воронову. Сын рабочего, бывший солдат, а строит из себя эдакого аристократа от науки. А в общем, походите, посмотрите. Вам, как свежему человеку, все это будет виднее. — Чепков бросил окурок в ящик с песком.
Ашмарин посмотрел на его смятый воротник, черный лоснящийся галстук и подумал:
«Да-а, этого не назовешь аристократом. Работяга… И, главное, без всякой позы, даже не подумаешь, что перед тобой доцент, заведующий кафедрой. А у Стенина в самом деле проглядывает что-то такое… аристократическое. Кому же из них верить? У этого, кажется, все, как на ладони. А Стенин, тот не прост. Совсем не прост!
Что же, посмотрим на самого Воронова».
***
Разыскав кабинет заведующего кафедрой минералогии, Ашмарин постучал. Открыл дверь и… невольно остановился на пороге. Вместо ожидаемых кресел и массивных письменных столов он увидел нагромождение приборов, распределительных щитов и панелей, причудливое переплетение проводов, экраны осциллографов. В нос ударил запах канифоли.
Что такое? Куда он попал? В глубине комнаты, возле огромной медленно вращающейся махины, возилось несколько человек. Навстречу Ашмарину шагнул молодой плечистый мужчина с ярко-красным цилиндриком «сопротивления» в петлице халата.
— Что вы хотели? — спросил он.
— Простите, я, должно быть, ошибся. Мне нужен доцент Воронов. — Ашмарин с опаской взглянул на болтающийся над головой электрокабель.
— Воронов? Юрий Дмитриевич! — окликнул мужчина, обращаясь к высокому голубоглазому шатену в белоснежной рубашке с закатанными по локоть рукавами, — Юрий Дмитриевич, к вам пришли!
— Я занят, — коротко ответил тот, даже не взглянув на Ашмарина и не выпуская из рук паяльника.
Но Ашмарин был не из тех, кто привык отступать. Он подошел к Воронову.
— Простите, Юрий Дмитриевич. Я из газеты, и мне бы нужно…
— Я занят! — еще категоричнее повторил Воронов.
— Но у меня тоже на счету каждая минута, — возразил Ашмарин. — Повторяю, я корреспондент областной газеты…
— Вадим, поговорите с товарищем, — сказал Воронов, не повышая голоса, и Ашмарин, вежливо взятый под руку все тем же исполином, в мгновенье ока снова оказался у двери.
— У Юрия Дмитриевича ответственный момент: большой магнит капризничает, — кротко напутствовал его Вадим, провожая за порог.
Оторопевший Ашмарин двинулся прочь.
— Ну, это уж не аристократ, а деспот какой-то! — бормотал он на ходу. — И какое отношение к минералогии имеет вся эта электронная техника? Может быть, Стенин все-таки прав?.. Но как бы там ни было, а так вот выставить человека за дверь!..
— Простите, вы чем-то недовольны?
Ашмарин поднял голову. Перед ним стояла и насмешливо щурила глаза молодая дама с длинной указкой в руках и рулоном карт под мышкой. Ашмарина передернуло от досады. Видимо, она была свидетельницей того, как его выпроводили из кабинета.
— Наоборот, я страшно доволен! — буркнул он, мысленно посылая ее ко всем чертям. — Здесь что, всегда так встречают посторонних?
— Нет, вам еще повезло, — рассмеялась дама. — Бывает и хуже.
— Гм… А с кем, собственно, имею честь?..
— Строганова Софья Львовна, — проворковала дама, — доцент кафедры общей геологии.
— Корреспондент областной газеты Лев Ашмарин, — отрекомендовался он с достоинством.
— Очень приятно. Вы что же, хотели проинтервьюировать нашего Ноздрева? — поинтересовалась она. Мы к его повадкам уже привыкли. А вот вам, газетчикам, было бы неплохо урезонить его. Право же, за это будут признательны и научные работники и студенты факультета. — Софья Львовна одарила Ашмарина ослепительной улыбкой и скрылась в кабинете декана.
Ашмарин растерянно почесал в затылке:
— Ну и денек! Как бы вместо очерка не получился фельетон… — Он в раздумье зашагал к лестнице. Но его окликнули:
— Товарищ корреспондент, товарищ корреспондент!
Он оглянулся. За ним бежала зеленоглазая незнакомка.
— Товарищ корреспондент, я слышала ваш разговор с Софьей Львовной. Нечаянно, так уж получилось. И я прошу вас, не верьте ей!
— Не верить? В чем?
— В том, что Юрий Дмитриевич… что Воронов… В общем, вы даже не представляете, какой это замечательный человек! И мы, студенты… Да что там говорить, через полчаса он будет читать нам первую лекцию по кристаллохимии, — вы обязательно ее послушайте. Пожалуйста.
— Послушать лекцию?
— Да-да! Если вы в самом деле хотите что-то писать о Воронове, вам просто необходимо увидеть его на лекции, — настаивала девушка.
«А ведь это, пожалуй, так», — подумал Ашмарин.
— И вы согласитесь быть моим гидом? — спросил он. — Неудобно как-то, знаете, постороннему…
— На лекцию Воронова неудобно? Да к нему со всех факультетов ходят. Особенно на кристаллохимию. Это же курс факультативный, еще придется места занимать.
— Но я все-таки попрошу вас. Да, кстати, мы с вами до сих пор не знакомы. Как вас зовут?
— Инна.
— А меня — Лева. Ну, что же, пойдемте вместе.
***
К двум сорока самая вместительная аудитория факультета, называемая Большой геологической, действительно, была заполнена до предела. Поэтому на Ашмарина с Инной, занявших места в последнем ряду, никто не обратил внимания.
В основном здесь были ребята. Самые разные — и по возрасту, и по одежде. Наряду с вельветовыми куртками и свитерами, тут можно было увидеть немало и щегольских костюмов, и жестких, сверкающих белизной воротничков, перечеркнутых модной линией галстука.
От разглядывания Ашмарина отвлек рокот, пронесшийся по рядам. Все дружно встали. В аудиторию входил Воронов.
Теперь он был в черном костюме, с гладко зачесанными назад волосами и такой простой, даже застенчивой улыбкой, что Ашмарин при всем желании не мог бы узнать в нем того бесцеремонного доцента, который всего полчаса назад выставил его из кабинета.
Воронов коротко поздоровался и нетерпеливо махнул рукой, приглашая всех сесть.
Но тут произошло нечто необычное. Студенты продолжали стоять, а из передних рядов вышли двое и положили перед Вороновым громадную друзу сверкающих кристаллов.
— Штуф пегматита, — шепнула Инна Ашмарину. — Ребята привезли с Алтая, специально в подарок Юрию Дмитриевичу. Видите, там даже написано.
И плеск аплодисментов заполнил огромную аудиторию. Ашмарин был озадачен. Водились в свое время и у них любимые преподаватели. Но чтобы вот так встречать их после каникул, — такого не бывало.
«Ничего не понимаю! — признался корреспондент. — Что это за человек? Чему здесь верить? Кого слушать?»
НИКОЛА БУРБАКИ
Часы пробили половину восьмого.
Половина восьмого! Люся подскочила к зеркалу и торопливо разгладила только что подшитый воротничок. Опять топорщится! Ничего-то у нее сегодня не получается! А ведь пора идти.
Она махнула рукой и мельком взглянула на свое лицо. Бледное и худое, с большими, будто удивленными глазами, оно показалось ей растерянным и жалким.
Люся отвернулась. Она всегда считала себя некрасивой. И все-таки…
Даже на выпускном вечере, последнем вечере в школе, никто из мальчишек не пригласил ее на танец. А Вася Егоров так прямо и сказал:
— Смотри-ка, Люся, девчонки-то наши сегодня разрядились — просто красавицы! — а потом, точно подбадривая, добавил: — Ну, да тебе это ни к чему. Ты у нас и так лучше всех.
Сказал и… пошел танцевать с Любой Шляхтиной.
А теперь, после болезни, лучше на себя и не смотреть. И надо же было заболеть перед самым началом занятий.
Она так ждала этого дня. Так мечтала о нем. Первый день в университете, первые лекции! Первые встречи с профессорами… А вместо этого — жаркая постель, лекарства, градусники, и главное, столько потерянного времени.
Прошел почти месяц, а Люся еще и не показывалась на факультете. И все мама — лежи да лежи. Она и вчера уговаривала ее подождать еще два-три дня. Но это было уже свыше всяких сил.
Люся взяла сумку и выбежала из комнаты:
— Мам, я пошла!
— Как пошла? — воскликнула мать, выходя к ней в прихожую. — А завтракать?
— Не хочу, мама, — Люся торопливо набросила пальто. — После!
— Выпей хоть молока… И голову ничем не прикрыла… На вот! — она протянула косынку.
Но Люся отвела ее руку:
— Не надо, мама. И без того я…
— Что, без того?
— Ах, мама! — Люся вдруг прижалась к ней и тихо прошептала: — Ну, почему я у тебя такая дурнушка?
— Что-о? Что ты говоришь! Да ты…
Но Люся зажала ей рот рукой:
— Не надо, мама! Это я так. — Она поцеловала ее в щеку и быстро выскочила на лестницу.
***
Тяжелая входная дверь не закрывалась. Огромный вестибюль гудел от сотен голосов, торопливого шарканья ног и веселых взрывов смеха. В университете начинался обычный учебный день.
Но для Люси, окруженной со всех сторон незнакомыми людьми, оглушенной многоголосым шумом, все это было больше, чем необычно. Сдав пальто и выбравшись из толпы у вешалки, она поднялась на второй этаж, где помещался геологический факультет, и растерянно оглянулась по сторонам.
Куда идти? Широкий коридор и здесь бурлил людским водоворотом. Студенты окликали друг друга по имени, шумно здоровались, о чем-то спорили, над чем-то смеялись. И никто не обращал внимания на Люсю, которая стояла посреди коридора, тщетно стараясь увидеть хоть одно знакомое лицо.
Наконец она заметила расписание занятий. Люся подошла к нему:
— Так… Одиннадцатая группа первого курса… Вот они! С восьми часов утра в среду: общая геология. Читает профессор Бенецианов в тридцатой аудитории. Но где эта тридцатая?
Люся пошла по коридору, внимательно всматриваясь в каждую дверь. Большинство из них были раскрыты настежь, и никаких номеров не было видно. Люся обратилась к идущему навстречу юноше:
— Скажите, пожалуйста, где здесь тридцатая аудитория?
— Тридцатая?.. Так это бывшая пятая! — ответил тот не останавливаясь.
— А пятая?..
Но юноши и след простыл.
Тогда она подошла к девушкам и повторила свой вопрос.
— Тридцатая?.. — протянула одна из них, с любопытством оглядывая Люсю. — Напротив библиотеки.
Люся покраснела. Что они, смеются, что ли? Откуда же знать ей, где библиотека? Но в это время прозвенел звонок, и девушки бросились в одну из аудиторий.
Люся была в отчаянии. Разве так рисовался ей первый день занятий в университете?
Безнадежно глядя вдоль коридора, она вдруг заметила красивую девушку с косами, которая запомнилась ей еще со вступительных экзаменов. Люся пошла вслед за ней, нерешительно переступила порог аудитории.
Так вот она, одиннадцатая группа… Люся обвела глазами ряды. Не видно ни одного свободного места. Однако девушка с косами уверенно шла вперед. Навстречу ей поднялся вихрастый паренек:
— Наташа!
— Иду-иду, — кивнув пареньку, девушка бросила портфель на стол.
Он пододвинул ей стул:
— Ты что так поздно сегодня?
— Милку в садик провожала. Да, Саша, пока не забыла. Послезавтра в оперном — «Травиата». Хорошо бы сходить…
— Что ж, давай сходим.
Люся оглянулась: мест больше не было. И на нее по-прежнему никто не обращал внимания, а каждую минуту мог войти профессор. Она уже готова была вернуться к двери, как Саша вдруг обернулся в ее сторону:
— А вы… вам сесть негде?
Люся растерянно улыбнулась. Он вскочил со стула:
— Садитесь на мое место. А я… Ива-а-ан! — обратился он к рослому здоровяку в армейской гимнастерке, с которой, видно, лишь недавно спороли погоны. — Иван, подай-ка стул. Мне отсюда не выбраться.
— Ну, зачем вы так беспокоитесь? — нерешительно запротестовала Люся.
— Ничего! Это его обязанность.
Люся недоуменно посмотрела на Сашу.
— Так это наш староста. А вы что, в первый раз на занятиях?
— Да. Я болела.
— Да вы садитесь! — Он приставил стул к углу стола и передвинул свои книги.
— Спасибо, — Люся опустилась на освободившееся место и огляделась. Некоторые лица были ей знакомы, она встречала их на экзаменах и консультациях. Других она видела впервые. Были здесь и совсем взрослые люди. Особенно этот Иван, серьезный, молчаливый, с неторопливыми движениями — настоящий староста. Но в большинстве вокруг сидели ее ровесники.
Впрочем, сейчас, перед началом первой в ее жизни университетской лекции, все казались Люсе значительно старше, сильнее и опытнее ее. Хотя бы эта Наташа. В огромной аудитории, стены которой увешаны изображениями вымерших животных, а на шкафах громоздились черепа и целые скелеты чудовищ, та чувствовала себя совершенно свободно, спокойно разбирала тетради, не переставая болтать с другими девушками.
Саша тоже, как ни в чем не бывало, повернулся к сидящей сзади них темноглазой смуглянке и заговорил с ней, словно в школе на перемене:
— Таня, твою просьбу я выполнил.
— Правда? И что же?
— Аспирант этот действительно существует, жив, здоров и даже член нашего комсомольского бюро. Только я ни разу его пока не видел. Он в командировке. В Москве.
— А когда приедет?
— Чего не знаю, того не знаю. Зайди в деканат, посмотрят в приказ и точно скажут.
— Спасибо, Саша.
— Ну, вот еще! Что вы все как сговорились: спасибо да спасибо, — он дружески улыбнулся Люсе. — А профессор наш что-то задерживается…
В это время дверь широко раскрылась. Все разговоры смолкли. Люся поднялась было с места. Профессор?..
Однако в аудиторию вошла маленькая пухлая девушка в очках и, подойдя к столу, звонко провозгласила:
— Модест Петрович заболел. Лекции не будет.
Поднялась радостная суматоха. Все встали со своих мест и повалили к выходу.
Саша взглянул на часы:
— В нашем распоряжении ровно девяносто пять минут. В кино за это время не сходишь, а вот насчет билетов на «Травиату»… Может, до кассы дойдем, Наташа?
— Правильно! — решила та. Люся посторонилась. Она совсем не представляла, куда бы можно было пойти. Неожиданно Саша предложил ей:
— Пойдемте с нами!
— В театр?
— Да, за билетами.
Они оделись в безлюдном теперь гардеробе и вышли на улицу. День был ясный. Свежий ветер швырял под ноги целые охапки листьев. Наташа сбежала по каменным ступеням и зажмурилась.
— Ой, сколько света! — воскликнула она и, собрав пригоршню листьев, осыпала ими Сашу.
Люся невольно улыбнулась. День выдался действительно ярким. Но только ли от света прищурилась Наташа? Не было ли здесь еще и желания лишний раз показать свои длинные ресницы? В эту минуту в самом деле трудно было не залюбоваться ею — гибкой, задорной, красивой. Не удивительно, что Саша не спускал с нее откровенно влюбленного взгляда.
«Завидная пара! — подумала Люся. — Такой, наверно, и бывает настоящая дружба».
***
Нельзя сказать, чтобы Наташе понравилась эта затея Саши пригласить «новенькую» пойти с ними. Она, конечно, была далека от того, чтобы чувствовать что-то вроде ревности. И все-таки, с какой стати…
Однако Наташа и вида не подала, что задета, напротив казалась оживленной. А Люся шла молча, лишь время от времени вставляя в разговор два-три слова. Так прошли они садик и вышли на широкую улицу, ведущую к центру города. Саша вдруг остановился. Навстречу им двигалась пара: высокий парень в коротком пальто и в толстом вязаном шарфе до подбородка тяжело навис над своей спутницей, положив руку на ее плечи.
— Вот! — кивнул Саша. — Иллюстрация к нашему спору.
Наташа усмехнулась:
— Так это же…
— Тоже люди. А попробуй, заставь их воспитать в себе то, про что мы говорили!.. Понимаете, Люся, вчера мы поспорили, может ли парень или девушка воспитать в себе девичью гордость и юношеское благородство.
— Да, сейчас об этом много говорят. Но… — Люся чуть помолчала. — По-моему, всего этого просто не существует.