С практической точки зрения эта мысль может показаться нам странной и даже легкомысленной. В нашей повседневной жизни окружающий нас текст культуры постоянно подсказывает нам, что зло и добро, истина и ложь как бы взаимозаменяемы. Мы как нормальные, можно даже сказать, нормативные субъекты культуры считаем естественными так называемую ложь во благо или зло во спасение. Зло ради зла, а также зло, причиненное нам, мы осуждаем, но считаем оправданным, допустим, установление какого-то доброго начинания при помощи недобрых или попросту злых дел, например, при помощи насилия. В частности, Петр I многими образованными людьми рассматривается как благой государь, потому что насильственными и жестокими методами он совершал "доброе" дело просвещения России.
Сама практика нашей жизни подсказывает нам тезис об относительности добра и зла, правды и неправды. Этический ре-
===
===
дятивист на вопрос о добре и зле, истине и лжи всегда говорит: "А в каком смысле? А с какой стороны?".
Действительно, на первый взгляд может показаться, что то, что является злом для одного человека, является добром для другого. Например, для больного болезнь — зло, а для врача -добро, потому что она приносит врачу средства пропитания. Таким диалектическим трюизмом можно оправдать любое злое или ложное действие, поступок, слово, и можно найти десятки или сотни примеров таких ложных высказываний, оценок, и самооценок.
Лжец может сказать: я лгу, но все так делают. Мошенник, торгующий фальшивой водкой, скажет: люди спиваются, потому что не умеют пить. Убийца скажет: я выполняю свою работу. Проститутка скажет: я никого не заставляю. И все мы с вами говорим: конечно, мы загрязняем окружающую среду, но как же можно жить иначе?
В основе этих высказываний лежат эгоизм и самообман, причем сами субъекты лжи и зла, как правило, меняют свою точку зрения, как только зло и ложь касаются их непосредственно. Никто не хочет быть объектом лжи и зла, т. е. никто не хочет, чтобы по отношению к нему поступали плохо и чтобы его обманывали.
В одном из сакральных текстов советской культуры — романе М. Булгакова "Мастер и Маргарита" — есть, в частности, такая мысль: зло — это тень вещей1. Я противник общего демонического пафоса этого текста. Если вспомнить то, что мы говорили выше, то этот текст — пример "раджасной" аскезы, "раджасного" дара и жертвы, т. е. дара и жертвы демонам-ракшасам. В данном случае общий настрой этого романа не влияет на истинность мысли о том, что зло — это всего лишь тень вещей.
В конкретном культурном континууме мы наблюдаем повседневность зла, однако эта повседневность зла не означает его онтологической включенности в природу вещей. В жизни мы видим зло и ложь, однако, говоря философским языком, зло и ложь суть дескрипции качества ухудшения вещи.
Если развить пример с вещами и их тенью, то можно сказать, что зло действительно подобно тени, а ложь подобна искаженному отражению вещи, т. е. они существуют не сами по себе, а при условии существования вещи как модус ее ухудшения.
===
===
Приведем очень простой пример. Допустим, у нас была какая-то хорошая вещь, например рубашка. Это была дорогая модная рубашка. Потом прошло какое-то время, рубашка износилась, вышла из моды и из нее сделали половую тряпку. Произошло ухудшение рубашки, изменение меры ее добра, ее блага, извращение этого блага. Говоря этическим языком, модная рубашка "извратилась", "пала" до состояния половой тряпки.
Допустим, мы очень ценили эту рубашку, она нам была очень дорога, и вот для того, чтобы скрыть такое "падение" рубашки, нас обманули, нам не стали говорить, что из нашей любимой рубашки сделали половую тряпку.
Этот смешной, казалось бы, пример показывает нам, однако, простую и фундаментальную вещь: ухудшение качества вещи может произойти только в результате ухудшения качества вещи и никакая ложь этого не скроет, т. е. не изменит ситуацию принципиально. Ложь в отношении сути вещей не принципиальна, не является их принципом. Из хорошей рубашки можно сделать половую тряпку, но не наоборот. В основе вещей лежит мера добра или блага, а зло является предикатом вещи, показывающим меру уменьшения блага.
Мы можем загрязнить чистое озеро не до меры его загрязнения, а до меры блага, необходимого для поддержания его чистоты. Как только мы исчерпаем меру блага, поддерживающую чистоту озера, т. е. меру его чистоты как блага озера, озеро испортится, т. е. загрязнится. И для того чтобы очистить озеро, необходимо вернуть этому озеру меру блага. Так происходит с каждой вещью, тем более с целостной вещью культуры.
Вещи сохраняются, продолжают существовать не потому, что добро переходит во зло, а зло переходит в добро. Вещи сохраняются до тех пор, пока в них остается необходимая этой вещи мера добра или блага. Вот эту меру добра или блага никак нельзя скрыть или фальсифицировать и никак нельзя восстановить недобрыми или неблагими средствами.
Вещь можно испортить, т. е. ухудшить ее качество; для того чтобы ее исправить, ее нужно улучшить, т. е. вернуть этой вещи утраченную меру добра или блага, причем сделать это необходимо по закону, по справедливости.
Может показаться, что я высказываю какую-то очень тривиальную мысль. Я согласен с тем, что эта мысль простая, но на этой очень простой мысли держится все сложное в культуре.
===
===
Более того, об этом нам постоянно говорит традиционный текст, когда предлагает мифологический закон поддержания добра и справедливости.
Чтобы пояснить свою мысль, приведу еще один короткий пример. Допустим, у вас на рукаве оторвалась пуговица. Вы можете исправить положение или взяв другую рубашку, или пришив пуговицу на место. Вы никак не можете исправить положение, оторвав еще одну пуговицу или, если вы сильно разозлились, оторвав к тому же и воротничок. Говоря нашим языком, вы должны или обратиться к вещи, обладающей ненарушенной мерой блага, или восстановить нарушенную меру блага, причем сделать это по закону, по справедливости. Вы, пришивая пуговицу на место, поступаете справедливо, по "закону пришивания пуговиц". Звучит это странно, но если вы нарушите кардинальным образом этот "закон", пуговица не будет застегиваться, т. е. положение не будет исправлено.
Нам понятно это на простых примерах, но мы противимся перенести это на целостную вещь культуры. Традиционные тексты говорят с нами о таких же простых, понятных вещах и вместе с тем вещах, имеющих глобальный характер.