– Вонь… – хрипло выдавил я.
– Так пахнет сгоревшая взрывчатка, – невозмутимо пояснил айнзатцляйтер. – Вы что же, не проходили обязательные для руководящего состава ОТ курсы гражданской обороны? Затянуло через вентиляцию, противохимических фильтров нет, никто ведь не станет использовать зарин, иприт и прочую гадость против городского мирного населения? Женевский протокол от 1925 года подписан Германией и Великобританией.
Как он умудряется совмещать холодный ум и прекраснодушную уверенность в незыблемости отживших свое правил ведения войны? Рыцарство окончательно умерло вместе с Освальдом Бёльке и Манфредом фон Рихтгофеном двадцать с лишним лет назад, а им на смену пришли те, кто отдавал приказы под Ипром и Лоосом. И такие как я – двести тысяч тонн отравляющих боеприпасов Третьего рейха находятся в моей юрисдикции, пускай и покоятся сейчас на бдительно охраняемых складах, ожидая приказа…
Неожиданно выключился генератор, свет погас. Аппель, чертыхнувшись, извлек из кармана фонарик.
– Ничего страшного, сейчас найдем карбидные лампы. Господин Дитрих, займитесь. Доктор Шпеер, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?
– Как последний идиот, – не стал скрывать я, постигнув очевидную истину: никакой контузии. Я просто насмерть перепугался и свалился в обморок, будто юная послушница, обнаружившая в своей келье пьяного матроса с ополовиненной бутылкой рома. – Я, знаете ли, прежде имел дело с боеприпасами только на артиллерийском полигоне в Куммерсдорфе, причем взрывались они в нескольких километрах от наблюдательного пункта…
– Берлинским чиновникам полезно узнать суровую правду реальной жизни, – изрек Аппель преувеличенно‑ханжеским тоном.
|
|
Чувство юмора у него в наличии, и айнзатцляйтер позволяет себе подтрунивать над рейхсминистром, что в других условиях выглядело бы святотатством, злонамеренным покушением на незыблемые устои и циничным надругательством над самим понятием «субординация». Такие люди мне не просто нужны, а необходимы как воздух!
Шутки, впрочем, скоро кончились. Взрывов больше не слышно, значит, налет закончился. Аппель поднял телефонную трубку, в надежде связаться с полицией или пожарными, но телефонная линия оказалась повреждена, гудок отсутствовал.
Поднялись наверх, к выходу. Запирающий механизм работал, но сама бронедверь не поддавалась, какие усилия не прикладывай.
– Скверно, – покачал головой айнзатцляйтер. – Вывод, кажется, очевиден: завал. Защитные двери всегда открываются наружу, потому и не открыть… Аварийного выхода нет, проектом не предусмотрен, следовательно, придется сидеть здесь до рассвета и ждать, пока нас откопают.
– Откопают ли? – хмуро заметил Динст.
– Нас всего пятеро, припасов при разумной экономии хватит на несколько месяцев, – ободряюще сказал Аппель. – Да и водопровод, как я заметил, не поврежден… Ну‑ну, не смотрите на меня так! RLB обязан в первую очередь расчищать выходы из бомбоубежищ, это аксиома. Будем ждать. Надеюсь, никто не боится замкнутого пространства? В условиях войны от этого страха надо избавляться как можно скорее. Вдоволь побоимся после победы, нарочно здесь запремся и устроим вечеринку!
Нет, определенно, нашивки ОТ‑айнзатцгруппенляйтера, сиречь руководителя стройуправления, он сегодня заслужил. Равно и перевод в Берлин, поближе ко мне. Только бы не загордился, стремительное возвышение портит людей необычайно.
|
|
Время я не считал – забыл наручные часы в комнате. Просто улегся на откидную кровать, прикрыл глаза рукой, защищаясь от резкого света карбидных фонарей, и попытался задремать. Начинать разговор никому не хотелось, все устали и перенервничали. Господин Аппель, как человек, начисто лишенный рефлексии, почти сразу заснул и посапывал так мирно, что казалось, он находится у себя в супружеской спальне. А ведь неизвестно, остались ли в живых его родные, дом семьи всего в двух кварталах отсюда, могло накрыть…
Сон не шел. Угнетающая обстановка, раздражающие запахи, чувство полной отрезанности от внешнего мира. Ничего себе, угодил в переплет. Для рейхсминистра это даже как‑то… Как‑то неприлично. Вот Герман Геринг сейчас, вероятнее всего, почивает в огромной спальне Каринхалла с отделкой под барокко и горя не знает – отчет о событиях в Бремене ему предоставят с утренней сводкой, за обильным завтраком.
Боже, какая бессмыслица в голову лезет. Тогда как всерьез подумать надо о другом: что делать дальше? Рекомендация обергруппенфюрера Гейдриха «видеть картину целостно и объемно» окончательно излечила меня от соблазна впасть в самообман – самый распространенный недостаток руководства Германии.
Недостаток? Слишком мягко. Как однажды совсем по другому поводу выразился Антуан Буле де ля Мерт: «Это хуже, чем преступление. Это ошибка». Да, страшная ошибка всеобщего самообмана. Именно всеобщего, поразившего практически каждого – от фюрера до безусого фаненюнкера, рвущегося в бой, чтобы сложить голову за Германию.
|
|
А за многоцветной ширмой из знамен и штандартов прячется та самая «суровая правда реальной жизни», о которой с печальной иронией говорил сегодня Аппель: лавинообразно нарастающий управленческий кризис, разрушающаяся экономика, не способная выдержать нагрузку мировой войны, сверхсверхбюрократия, а прежде всего – уйма «государств в государстве».
Партия. Вермахт. СС. Корпорации. Особняком стоят Люфтваффе и Кригсмарине. «Принципиально новый, истинно национал‑социалистический род войск», – как любит характеризовать Геринг свою авиацию, и консервативный военно‑морской флот, где необычайно сильны кайзеровские традиции.
Могу назвать еще с десяток позиций, от Трудового фронта и отдельной касты Министерства иностранных дел до проклятущего Управления четырехлетнего плана или Дойче Юнгфолька! У всех задачи «наиболее приоритетны», все до единого требуют денег, ресурсов, поддержки, грызутся за полномочия и сферы контроля, лезут не в свои дела с бесценными и столь же нелепыми предложениями, саботируют важнейшие решения только потому, что они могут принести гешефты конкурентам, а в этом случае лучше вообще ничего не делать, чем позволить сопернику вырваться вперед.
…Наверное, все до единого дети, читавшие приключенческие романы, изучали азбуку Морзе – когда‑то и я не избежал этого увлечения, тоже играл со сверстниками в «пиратов» на озере Коллер под Мангеймом. Тире‑две точки. Тире‑точка. Снова и снова. Морской код DN, «Иду к вам на помощь», обычно отдающийся флажковой сигнализацией!
Кто‑то колотил камнем во внешнюю дверь убежища – DN, DN, тире‑две точки. Тире‑точка! Ну конечно же, Бремен – морской город, как еще подать сигнал запертым в бункере? Вот и пригодились, казалось бы, накрепко позабытые и ненужные во взрослой жизни знания ранней юности!
– Поднимайтесь! – громко сказал я. – Господин Аппель?
– Слышу, – донеслось из полутьмы. – Тоже опознали код? Кажется, нас все‑таки откопали. Пойдемте, взглянем. Надеюсь, это не английский десант. Но если так, я буду отбиваться гербовой печатью, а вы забрасывайте противника чернильницами.
Я нервно усмехнулся.
Тяжелая дверь с неприятным скрипом отошла в сторону. Я зажмурился: день пасмурный, но все равно утренний свет оказался слишком ярким.
– Как вы нас напугали, – послушался знакомый голос. Опознать нетрудно, это Густав фон Холленбройх, адъютант Мильха. – Мы думали, что случилось худшее.
«Я их напугал, надо же! Я!»
Ого, да здесь не меньше полусотни людей – военные, рабочие «Организации Тодта» в оливковой «богемской» униформе, несколько гражданских, полицейские. К спасению моей персоны из подземного узилища приложены немалые силы. Мильх постарался, никаких сомнений.
Пейзаж претерпел изменения в радикально худшую сторону: здание штаба ОТ исчезло, снесено до фундамента – похоже, бомба угодила точнехонько в него. Деревья в парке напротив сгорели, голые черные стволы еще дымятся. Соседние дома частично обрушились, а вот каменная лютеранская церковь в сотне метров вверх по улице, судя по виду, не пострадала вовсе – сверкает цветное стекло витражной розетки на фасаде; как не выбило ударной волной, непонятно.
– Архив и текущая документация, – замогильным голосом сказал Аппель, стоявший за моей спиной. Первое о чем он подумал, увидев руины штаба. – Расстрелял бы Черчилля самолично!
– Если вам и повезло в том, что бумаги сгорели и избавили от лишнего балласта, – фыркнув, отозвался я, – все же лучше не рассчитывать на повторение подобных событий, которые будут постоянно привносить в работу необходимую свежесть. Юлиус, забудьте! Я не стану требовать строгой отчетности, обещаю. Главное – все живы!
– Это нужно заканчивать, – после короткой паузы вполголоса сказал айнзатцляйтер, исподлобья поглядывая на кирпичное крошево и обгоревшие листки, гоняемые ветерком. – Заканчивать как можно скорее. Немедленно. Как угодно. Вы понимаете, что я имею в виду, доктор.
– Господин Шпеер, – шагнул вперед фон Холленбройх. Вид у подполковника был озадаченный, вероятно, он не получил четких инструкций от фельдмаршала, что со мной делать, буде рейхсминистр отыщется живым и здоровым. – Прикажете сопроводить в Дельменхорст на аэродром? Если нет других распоряжений?
– Поезжайте, мы справимся, – Аппель дружески тронул меня за плечо. – Здесь вам делать нечего, доктор. Это не ваша задача. Отправляйтесь. Всё необходимое вы успели сделать. Благодарю за приятную компанию, мы отлично провели минувший вечер. Со смыслом.
«Что он имеет в виду?» – подумал я. И сразу осознал, что знаю ответ на этот вопрос. Его только что озвучил сам Аппель.
Заканчивать. Как именно – не принципиально. Были бы инструменты в руках. А их нет.
– Я вызову вас в Берлин, едва обстановка нормализуется. Любые – слышите, любые! – ваши требования по снабжению будут удовлетворены немедленно. Достаточно запроса в мой секретариат.
– Спасибо, доктор Шпеер. Мне очень приятно работать под вашим руководством.
Кажется, это не просто обязательно‑вежливая формулировка. Юлиус Аппель подразумевает нечто большее. Выражает надежду. Невозможно подводить людей, надеющихся на тебя и тебе доверившихся.
– Едем, – я решительно кивнул Холленбройху. – Фельдмаршал на аэродроме?
– Так точно, господин рейхсминистр!
* * *
Спустя два дня, уже в Берлине, я узнал, что повторная бомбардировка Бремена в ночь с 28 на 29 июня не носила масштабного характера – видимо, англичане решили, что бдительность наших ПВО притупилась и нового удара спустя двое суток никто не ожидает.
По данным Мильха в этом налете участвовали двести девять машин, сбито одиннадцать, причем из‑за низкой облачности британцы промахнулись и вместо железнодорожного узла (как показали очередные пленные) бомбы посыпались на предместья, где я и находился.
Дома среди многочисленной корреспонденции меня ожидала депеша от брата, переданная не почтой, а через знакомого офицера связи ОКХ в ставку и далее мне лично: незаменимый Хайнц Линге поспособствовал.
Я сразу показал письмо маме. Заканчивалось оно так:
«…Я ничуть не жалуюсь, в действующей армии на Востоке вовсе не так ужасно, как это частенько описывают слухи: самая обычная служба. Мы здесь в ожидании больших событий, но, полагаю, тебе куда лучше знать, каких именно.
Мои поздравления Маргарет с рождением сына, это замечательная новость.
Люблю всех вас. Скучаю, надеюсь, приеду в отпуск осенью, в ноябре. Твой всегда – Эрнст Шпеер».
* * *
17 июля 1942 года Шестая армия вермахта начала генеральное летнее наступление.
Целью были Сталинград и Кавказ.
Эрнст оказался в гигантском водовороте людей и событий, решивших судьбу цивилизации на долгие десятилетия вперед.
Часть вторая
СОЛДАТ