ЕЩЕ О НЕКТАРНЫХ ПАСТБИЩАХ 4 глава

В жизни пчелиной семьи, в уходе за маткой тоже вполне отчетливо наблюдается это отсутствие «урав­ниловки».

Пчелы скармливают матке, кладущей яйца, только выделения своих молочных желез. Значит, как бы ни была разнообразна пища, собранная пчелами, она до­ходит до матки уже коренным образом переработан­ной, преобразованной в молочко.

Пчелы свиты образуют — такова их природа — как бы живой фильтр, которым семья со всех сторон ок­ружает матку.

Если скормить пчелам подкрашенный безвредной краской мед, кормовая медо-перговая кашица, скла­дываемая в ячейки взрослых личинок, оказывается то­же окрашенной. Молочко же и в этом случае остается чистым. Белизна его всегда безупречна и наглядно подтверждает тот факт, что через пчел-кормилиц семья профильтровывает воздействия внешних условий, так или иначе отраженных в качественных различиях со­бранного пчелами корма.

Сами кормилицы, питающие матку и личинок, в свою очередь тоже бдительно оберегаются природой семьи. Пчелиная семья устроена так, что пчелы-корми­лицы предохранены от прямого воздействия внешних

условий, которые могли бы слишком грубо и резко сказаться на количестве и качестве корма, производи­мого ими для питания личинок.

Здесь надо только добавить, что для охраны ма­точных личинок фильтр, каким являются кормилицы, видимо, недостаточен.

Личинки, как всякий молодой организм, а эмбрион особенно, весьма податливы к воздействиям условий; если помнить об этом, то неудивительным покажется, что личинкам матки предоставлена как будто воз­можность, проявляя присущую всему живому избира­тельность, отбраковывать часть неподходящей для них почему-нибудь пищи. Не потому ли маточные личинки и получают все время много корма, так много, что не-съеденные остатки его всегда обнаруживаются на дне маточников после выхода маток? Правда, когда молодые созревшие матки отсиживаются в маточ­никах, ожидая возможности выйти, они в некоторых случаях пробуют грызть хранящийся на дне запас корма.

Кстати сказать, этот корм сухим может годами храниться не портясь.

Несколько иначе обстоит дело с наиболее молоды­ми личинками рабочей пчелы и трутня.

В первые три дня их жизни, на самых ранних этапах развития, пока они более всего податливы к изменениям внешних условий, которые могут дойти до них с пищей, они, как и личинка матки, содер­жатся под усиленной охраной, в многослойной блокаде.

С четвертого дня одно кольцо блокирующих ли­чинку фильтров снимается и личинка рабочей пчелы начинает получать корм более грубый и более корот­ким путем доставленный извне.

Эти подробности очень важны для понимания био­логии пчелиной семьи, ее природы, ее наследственно­сти и отчасти также для понимания того, почему отбор человека не создал до сих пор культурной породы пчел.

 

Продолжение рода — самый важный процесс в жизни растительного и животного организмов, и пчелы всячески охраняют и берегут матку, пока она, выполняя свое назначение, исправно кладет яйца.

Многократно описаны картины суматохи и смя­тения, охватывающих семью после исчезновения матки.

Каждый пасечник знает, что в этих случаях пчелы начинают «встревоженно и растерянно» ползать по прилетной доске и по наружным стенкам улья.

Внутри улья признаки тревоги еще более явствен­ны. Здесь долго не прекращается безостановочный бег обгоняющих одна другую пчел. Через четыре-пять ча­сов после того, как матка изъята, бег отдельных пчел сливается в настоящий поток. Сотни насекомых уже не бегут, а как бы скользят по сотам вкруговую, подгоняя себя легкими взмахами трепещущих крыльев.

Если в гнезде не осталось яиц или молодой червы, из которых может быть выведена новая матка, потеря матки способна привести к окончательной гибели та­кую «осиротевшую» семью.

Но если только матка исчезла, оставив в сотах яйца и молодых личинок, пчелы обезматочившей семьи, расчистив на сотах место вокруг облюбованных ячеек, быстро начинают перестраивать и вытягивать их, превращая каждую такую ячейку в простор­ную мисочку — основу аварийного (свищевого) маточника.

После того как первые ячейки начали перестраи­ваться в мисочки, волнение в семье утихает, но жизнь все же не входит в обычную колею: пока новая матка не родилась, пчелы менее усердны в сборе корма, не строят сотов и так раздражительны, что к их улью лучше без нужды не подходить.

Зато, едва матка вышла из маточника, иной раз уже и по движению у летка становится заметно, что порядок в семье восстановлен. И пчелы в улье, похо­же, даже жужжат веселее...

3S

Не просто дается пчелиной семье выведение новой, Молодой матки. И все же чужих маток, воспитанных в других семьях, пчелы принимают крайне недруже­любно, а часто и вовсе отказываются принимать. Под­садка чужой матки в семью всегда может окончиться неудачей. Считают, что пчелы отличают чужую матку по запаху, но дело, видимо, не только в этом. Приме­няется бесчисленное множество хитростей, имеющих целью обмануть бдительность пчел, однако ни один прием не может еще считаться вполне надежным. Пчелы, бывает, загрызают даже чужие запечатанные маточники, которые пасечник пробует подставить им в гнездо.

Все эти широко известные факты говорят о том, что пчелиная семья испытывает потребность только в своей матке.

И, как многие растения, у которых удаление верху­шечной ростовой почки приводит к пробуждению и за­кладке новых почек в разных местах, семья пчел, по­терявшая матку, закладывает обязательно несколько маточников.,

Отобранные для выведения маток молодые личин­ки получают питание, положенное маткам. В осталь­ном жизнь семьи течет попрежнему, без каких-нибудь заметных изменений.

Бывает и так, что матка перестает почему-либо удовлетворять семью, и пчелы сами закладывают но­вый маточник, в котором будет выращена новая самка на смену старой.

В свете описанных и других подобных фактов очевидной становится вся ошибочность старых взгля­дов, согласно которым матка, окруженная всеоб­щим «почитанием» пчел, является если не «царицей», то «главой колонии» или, наоборот, «слугой общины».

Если уж требуется аналогия, то она может быть, пожалуй, такой: пчелиная матка—это точка роста и одновременно «узел кущения» семьи, ее ростовая и одновременно плодовая почка.

О ТРУТНЕ В ЧАСТНОСТИ И О СЕМЬЕ В ЦЕЛОМ

Специализация органов и специализация организ­мов. — В чем заключается материальная основа ор­ганического единства тысяч пчел, составляющих пче­линую семью. — О связях, направляющих «массо­вые действия» пчел одной семьи.

Ежегодный состав пчелиной семьи в нормальных условиях, по крайней мере, на девяносто девять про­центов представлен рабочими пчелами.

Последний — сотый — процент населения улья со­ставляют (если не считать единственной самки) не­сколько сот самцов-трутней.

Эти неуклюжие, толстые, круглоголовые существа заметно крупнее рабочих пчел.

Сильные крылья, быстро несущие в воздухе тупое тело трутня, производят в полете густой, басовитый звук. Он может показаться и деловым и грозным, но и то и другое впечатление обманчиво. Трутень вполне безобиден. Он лишен жала, а челюсти его беспомощны.

Рабочие пчелы пользуются своими челюстями в разных работах, трутень никаких работ не произво­дит.

Он обычно проводит время в гнезде, на сотах, вы­летая только в самые жаркие часы дня. В этих ориен­тировочных полетах трутень может забираться доволь­но далеко.

Вылетев, он лишь в очень редких случаях посещает прогретые солнцем венчики цветков, с которых самцы других видов пчел собирают, а в прошлом и самцы предков медоносной пчелы умели собирать нектар и пыльцу. Трутень современной пчелиной семьи не го­дится и для этого. Тело его для сбора пыльцы не при­способлено. Ротовой аппарат упрощен до предела. Ку­цый хоботок трутня годен только на то, чтобы брать пищу из открытых ячей или принимать от пчёл со­бранный ими корм.

Тот факт, что трутень кормится только пищей, собранной пчелами, заслуживает внимания. Здесь мы снова сталкиваемся с упомянутой уже системой фильт­ров, которыми окружены в семье ее воспроизводящие центры.

57

Как видим, однако, для взрослых трутней эти фильтры оказываются сравнительно более «редкими». Корм трутня грубее, менее переработан, чем корм матки. Трутень может вылетать из гнезда невозбран­но. Получается, что даже пчелы-кормилицы бережнее охраняются природой семьи от внешних воздействий, чем трутни, предназначенные к тому, чтоб непосред­ственно участвовать в размножении.

В связи с этим, естественно, может возникнуть во­прос: не служат ли описанные особенности поведения и питания трутня опровержением того, что воспроиз­водящие пути окружены у пчел какой-то особой защи­той семьи?

Все дело в том, что взрослый трутень и не нуж­дается в столь тщательной защите, как кормилицы, не говоря уже о матке. Изучение хода развития внут­ренних органов трутня показало, что самец пчел рож­дается с уже сформировавшимися половыми элемен­тами. Их развитие заканчивается еще в то время, ко­гда трутневая куколка дозревает под восковой кры­шечкой ячейки, спрятанная в гнезде с его строго под­держиваемыми условиями. К тому моменту, когда трутень впервые покидает гнездо для вылета, небла­гоприятные условия не могут уже особенно изменить сформировавшиеся в его органах полностью созрев­шие клетки.

В самце пчелиной семьи особенно заметна глаза­стая голова. В сущности говоря, вся она представляет сплошные, сливающиеся в один глаз двенадцать-шест-надцать тысяч фасет и низко посаженное циклопиче­ское троеглазие, из-под которого спускаются длинные тринадцатичлениковые (на один членик больше, чем у рабочей пчелы) усики, несущие тридцать тысяч нервных клеток (в пять раз больше, чем усики пчелы).

И глаза и особенно развитые «обонятельные антен­ны» — усики — являются у трутня, в сущности, орга­нами выслеживания матки, точно так же, как крылья— органами погони за нею.

Казалось бы, для чего трутни-самцы, живущие в одном гнезде с самкой-маткой, могут быть оснаще­ны органами выслеживания матки, органами погони за ней? К чему ее искать? Ведь она здесь, на сотах! Но мы можем видеть, что в гнезде, на сотах, трутни проходят мимо матки, не обращая на нее никакого внимания, даже если она не совершила еще брачного

полета.

Зато когда приближается час этого полета, медли­тельные и вялые на сотах, трутни преображаются. Они начинают двигаться быстрее и стягиваются к летку, а когда матка проскользнет к выходу, стремглав броса­ются за ней. Сразу отрываясь от прилетной доски, в мгновение ока поднимаются они в воздух и гурьбой, с сильным жужжанием несутся следом.

Скорость их полета значительно превышает ско­рость полета рабочих пчел.

Считается, что к следующему за маткой трутневому «хвосту» пристают и трутни чужих семей, находящие­ся в этот момент в воздухе.

То обстоятельство, что встреча трутня с маткой происходит обязательно в воздухе, дало биологам по­вод заметить, что отсутствие настоящих «заводских» пород пчел, по всей вероятности, объясняется в нема­лой мере значительной трудностью и, как раньше думали, даже невозможностью применить в данном случае отбор и спаривать определенных маток и

трутней.

Если пчеловодам не раз доводится замечать вылет матки и преследующих ее трутней, то видеть подроб­ности их полета не удавалось еще, кажется, никому, хотя этот полет всегда происходит в безветреный и яс­ный солнечный час.

Спустя несколько минут матка, уже оплодотворен­ная, возвращается в улей. Она опускается на прилет­ную доску и иногда несколько мгновений отдыхает здесь, а иногда сразу проходит в леток и исчезает в гнезде. Вскоре начинают слетаться к улью один за другим и трутни.

Какой из трутней оплодотворил матку, неизвестно. Известно только, что именно его нет и не может быть

среди самцов, возвращающихся из брачного полета: трутень, осуществивший свое назначение, погибает. Успешный полет за маткой кончается для него смертью.

Остальные трутни могут благополучно и мирно до­жить до конца лета.

Уже говорилось, что они питаются медом из откры­тых ячей или принимают корм от рабочих пчел. Эта обрекающая трутней на иждивенчество анатомическая подробность приводит их к гибели.

Едва кончается цветение богатых медоносов и пре­кращается взяток, пчелы начинают явственно притес­нять трутней, ограничивая их кормление, отчего трутни быстро слабеют.

Это случается иногда и летом, если взяток оборвал­ся вследствие непогоды.

В один из последних летних дней беззаботное су­ществование их кончается: старые запасы меда в со­тах улья уже полностью запечатаны, а сборщицы вер­нулись из полета, не доставив свежего нектара, и это обстоятельство становится сигналом к многократно описанному как «мятеж работниц» и как «возмездие мирским захребетникам» поголовному изгнанию трут­ней из улья.

Если в пору, когда цветут деревья и злаки, изъять из гнезда какое-то количество пчел и трутней и по­местить их в стеклянную банку, можно видеть, что да­же вырванные из естественных условий пчелы про­должают проявлять умилительную заботу о мужских питомцах семьи. Достаточно трутню протянуть хобо­ток к проходящей мимо пчеле, и она—в банке не ху­же, чем в улье, — незамедлительно поделится с ним последней каплей корма.

Эти сентиментальные, идиллические сценки ни­сколько не похожи на события, которые разыгрыва­ются в той же стеклянной банке осенью.

Давно отцвели травы, пожелтела листва на де­ревьях, и сезонные перемены, происходящие в приро­де, самым прискорбным образом сказываются на ха­рактере отношений, которые связывают насекомых.

Едва пчелы помещены в стеклянную банку, они начинают набрасываться на трутней, грызут им кры­лья... Подхватывая тяжелого трутня всеми шестью ножками, пчела бьется со своим грузом о стекло, на­стойчиво пробуя вылететь к свету. Обронив выскаль­зывающее из ножек насекомое, она снова опускается на дно, поднимает и несет его опять, стремясь утолить свою потребность и выбросить трутня вон из банки, в которой трутень, разумеется, ничем и никак не ме­шает и не грозит пчелам.

Здесь, в искусственно созданных условиях простей­шего опыта, эта слепая нетерпимость осенних пчел по отношению к трутням весьма наглядно оголяет авто­матическую природу инстинкта, то-есть ту его сторо­ну, которую нам еще не раз придется наблюдать в дей­ствии.

Итак, лето прошло, и пчелиные семьи начинают готовиться к зиме.

Безжалостные к безжальным трутням пчелы оттес­няют самцов за черту летка, который им больше не переступить.

Живая баррикада стражи преграждает изгнанни­кам вход в теплый дом, и когда приходит вечер, трут­ни один за другим застывают на пороге дома. Холод­ный ночной ветер сметает их легкие тела и, кружа, уносит вместе с первыми сухими листьями — пред­вестниками осени.

Почему же трутней выводится в семье так много?

Может быть, потому, что при большом числе трут­ней повышаются шансы на оплодотворение матки в первом же брачном полете. А чем скорее матка при­ступит к откладке яиц, тем сильнее, в конечном счете, будет семья.

Кроме того, можно думать, что чем больше трут­ней сопровождает матку в полете, тем надежнее она укрыта от нападения разных воздушных пиратов. Та­кая охрана обходится семье не дешево, но для пчел жизненно важно сберечь матку.

Впрочем, разве растения не производят пыльцы больше, чем ее требуется для опыления цветков? При-

рода не знает скупости там, где речь идет о продле­нии вида.

Трутни являются не постоянными, а временными обитателями колонии. Большую часть года их, во вся­ком случае в условиях средней полосы Советского Союза, не бывает. О том, что трутни появляются в улье в конце весны, и о том, как они исчезают в начале осени, уже говорилось.

Из всего рассказанного о них нетрудно видеть, что в отдельности, сами по себе трутни, как и матка, как и рабочая пчела, по существу говоря, нежизнеспо­собны.

Непригодность отдельной пчелиной особи к само­стоятельной жизни, неприспособленность ее для жиз­ни в одиночестве стала ее видовым признаком и ха­рактерным свойством.

Пчелиная матка, пересаженная на сот, полный ме­да и перги, скоро погибнет, если она будет одна, если совсем не будет ульевых пчел, которые кормят, поят, чистят и согревают ее.

Трутень, чье имя стало нарицательной кличкой сытно живущих бездельников, тоже не жилец на свете без выстроенного и согретого всей колонией теплого гнезда с готовыми запасами пищи.

И даже полная сил рабочая пчела недолго прожи­вет в одиночку: чтобы стать полноценной пищей, нек­тар должен быть превращен в мед, а одна пчела не делает меда. Пчела имеет отлично развитые восковые железы, но сама не построит себе ни сотов, ни даже ячейки: одна пчела не строитель. Она может как угод­но обогревать себя вне гнезда, и все-таки первое же похолодание заморозит ее: одна пчела не в силах спастись от холода...

Очевидно, и анатомическое строение и физиологи­ческие свойства пчелы приспособлены только для жиз­ни в колонии, только для того, чтобы жила семья.

Подобно любому творению естественного отбора, пчелиная семья в нормальных условиях закономерно растет и развивается, постоянно дышит и питается.

Как и все живое, она подчинена законам наслед­ственности, изменчивости и выживаемости.

Она состоит из многих тысяч живых особей, но в то же время представляет целое — расчлененное, дис­кретное естественное сообщество, некий «организм ор­ганизмов». В этом целом связи и соподчинение частей оформлены и регулируются так, что каждая особь в отдельности бесчисленным количеством перекрещи­вающихся зависимостей связана со всеми остальными членами общины.

В коллективной выкормке личинок, которая произ­водится пчелами, физиологически подготовляется цельность всей семьи.

Основа ее органического единства представлена вечно бодрствующим гнездом с запасами сообща заго­товляемого и приготовляемого корма, сообща выстро­енными сотами, сообща поддерживаемой темпера­турой и влажностью.

Пчеловоды-практики всегда считали семью опреде­ленной отдельностью, работали с ней как с живой хо­зяйственной единицей. Однако биология пчелиной семьи как единого целого — ее анатомия, физиология, генетика — изучена пока несравненно меньше, чем биология отдельной пчелы.

По этой причине сегодня еще многое неясно в том, как и благодаря чему отдельная пчела, группы отдель­ных пчел способны совершать именно те действия, ко­торыми удовлетворяются ежечасно меняющиеся по­требности семьи.

Каким образом, например, может рождаться и как может передаваться отдельным пчелам «приказ» уси­лить проветривание гнезда, в котором в этот солнеч­ный час становится слишком жарко?

Такой «приказ» диктуется, повидимому, солнеч­ными лучами, прогревающими улей.

Тогда почему же этот приказ солнечных лучей выполняется не всеми пчелами? Почему начинают вентилировать только одиночки?

И они ведь по-разному вентилируют: на прилет­ной доске не так, как у летка, у летка не так, как в гнезде.

Но этот пример является в конце концов наибо­лее простым.

Здесь речь идет об ответной реакции на очевид­ное изменение определенного условия, воздействую­щего на всю семью. Семья же состоит из десятков тысяч пчел, которые находятся в относительно раз­ных состояниях и соответственно по-разному реаги­руют на воздействие. Одно из важных преимуществ сильной семьи, очевидно, в том и заключается, что она состоит из большого количества пчел, находя­щихся в разных физиологических состояниях, и бла­годаря этому способна более тонко, более чутко и точно реагировать на изменения внешних условий, полнее проявляя единство с условиями жизни.

Но откуда в таком случае и как передается от­дельным пчелам «сообщение» о том, например, что семья осталась без матки?

В какой форме приходит «сигнал» о том, что можно вылетать на сбор пыльцы с сережек лещины, которые сегодня распустились на дальней опушке?

Как отдается «приказ» приступить к ликвидации, трутней, в изгнании которых принимают участие пчелы, сами не вылетавшие из улья и, следовательно, не имевшие возможности непосредственно узнать, что нектарники цветков иссякли?

Почему вдруг начинают пчелы — не одна, а груп­пы пчел! — строить на сотах маточники?

Почему принимаются пчелы перестраивать готовые ячейки сотов на более крупные, которые матка через несколько дней засеет трутневым яйцом?

Каждое такое действие развертывается, конечно, под влиянием каких-то определенных побудительных факторов, вызывающих проявление разных рефлек­сов, инстинктов, реакций. Тому, кто повседневно на самых разнообразных примерах видит, как сотни и тысячи пчел согласованно действуют, правильно чередуя массовые операции, нельзя отмахнуться от вопроса о том, как передаются нужные сигналы, как возникают необходимые ответы, чем связаны сливающиеся в одно разрозненные действия одино­чек.

Изучение биологии пчелиной семьи подсказывает ответ на эти вопросы.

Давно Известно, что пчела обладает центральной, периферической и симпатической нервными система­ми. Параллельно в семье пчел сосуществует объеди­няющая всю колонию специфическая система связей между отдельными пчелами. И эта система, воспри­нимая сигналы и отвечая на раздражения, направляет движения пчел, связывает их деятельность.

Нервные системы отдельных насекомых несут в ней службу только «передатчиков» и «приемников».

О первых разведанных звеньях этой «беспроволоч­ной» нервной системы пчелиной семьи предстоит ска­зать подробнее дальше. Но уже и без того очевидно, что во многом построенная по образу и подобию орга­низмов, которые отбор непрерывно совершенствует, семья пчел развила свою специфическую слажен­ность, согласованность всех процессов жизни.

В пчелиной семье эти процессы выглядят одушев­ленными и разыгрываются как бы в лицах, разре­шаясь в действиях, в поведении групп и отдельных насекомых.

Стеклянный улей позволил пчеловоду увидеть в натуре пчелиную семью. Исследователь, изучающий семью пчел, получает возможность через нее, через разворачивающиеся перед его взором физиологические лицедействия заглянуть в такие тайны живого, какие, пожалуй, нигде больше не раскрываются со столь наглядной естественностью.

Сплотив многие тысячи составляющих ее пчел в расчлененное, но в то же время единое целое, семья предстает перед наблюдателем как особого рода биологическая единица, как «делимое недели­мое», в котором все существует для каждого и каж­дое в отдельности существует для всего, в котором часть и целое представлены живым единством.

6 Пчелы

 

5*

ВОСКОВАЯ ОСНОВА

Гнездо, соты, ячейка; их расположение и устрой ство. — Из чего выросли строительные инстинкты пчел. — И. П. Павлов о двух видах поведения пчелы. — На стройке сотов. — Как организованы в пчелином гнезде «отопление», «водоснабжение», «санитарная служба».

Если бы попробовать изобразить внутренность со­временного рамочного улья в увеличенных, «человече­ских» масштабах, пришлось бы нарисовать запрятан­ное в грандиозный глухой куб поселение, опрокинутое над ровной и пустой квадратной площадью размером гектаров в двадцать, если не больше.

Площадь еле освещена скупым рассеянным светом, который, просачиваясь с одной стороны, выхватывает из темноты параллельные ряды низко нависших пяти­десятиэтажных сооружений, уходящих куда-то ввысь и теряющихся во мраке. Основания — фундаменты и цоколи находятся наверху, в потолке, который пред­ставляет невидимую снизу опору всего висячего по­селка.

Строения, заполняющие пространство над пло­щадью, все воздвигнуты по одному плану и одинако­вы: длинны и непомерно узки. Улочки, разделяющие это поселение, так тесны, что по ним едва можно прой­ти вдвоем.

66

Теперь остается представить себе, что каждое строение снизу доверху, правильнее сказать — сверху донизу, открывается в обе улочки — направо и нале­во — тысячами ниш, ведущих в продолговатые и низ­кие шестигранные кельи с тончайшими стенками, ко­торые в сооружении такого масштаба могли бы быть выполнены только из железобетона.

Что касается пчелиного поселения, то оно обору­довано внутри сооружениями из воска, который пчелы сами и производят. Эти строения, именовавшиеся в старых русских книгах храминой и представляющие, по замечанию одного писателя, соединение легкости и крепости, изящества и пользы, до сих пор восхищают инженеров и естествоиспытателей.

Тот факт, что пчелы сами выделяют воск для строительства сотов, теперь общеизвестен, так же как и то, например, что пауки выделяют паутину. Однако мало кто знает, что со времени Аристотеля, объ­явившего, будто воск образуется на цветах, с которых пчелы его якобы собирают, биологи в течение двадца­ти веков — две тысячи лет! — не могли найти разгад­ки его происхождения.

В естественных условиях пчелы гнездятся в дуплах деревьев, в расселинах скал, иногда в земле. На ста­рых пасеках пчеловоды поселяли их на юге в плете­ных соломенных ульях, на севере — в выдолбленных колодах. Теперь почти везде пчел держат в сборных дощатых ульях, в которые для постройки отдельных сотов ставят легкие деревянные рамки.

Но где бы ни жили пчелы, устройство их гнезда остается в общем одинаковым: сверху вниз отвесно спускаются прикрепленные к потолку соты, разделен­ные узкими улочками, в которых круглые сутки копо­шатся обитатели гнезда.

Есть определенный смысл в том, что пчела строит свои соты именно сверху вниз, а не наоборот. При­крепляя соты к потолку заселяемой ниши, пчелы на­дежно облицовывают его изнутри пчелиным клеем и воском, причем заделываются и мельчайшие щели и

67

трещины. Благодаря этому здесь скапливается теплый, согретый в гнезде воздух. Тепло, произведенное пче­лами, не пропадает, таким образом, без пользы для семьи.

Ширина разделяющих соты улочек (десять-двена-дцать миллиметров) как раз в два раза больше сред­ней высоты пчел и позволяет им, не задевая друг друга, спиной к спине двигаться по двум рядом вися­щим сотам.

Соты — это разделенное внутри одной гонкой стен­кой восковое сооружение, причем в стандартной сото­вой рамке с обеих сторон в пятьдесят рядов располо­жено около семи тысяч пятисот шестигранных ячеек, емкостью примерно по четверти кубического сантимет­ра каждая.

Убеждение в строительной точности пчел было еше недавно так сильно, что диаметр ячейки — пять и пять десятых миллиметра — предлагалось принять этало­ном меры длины.

Теперь выяснено, что и с конструктивной точки зре­ния и с точки зрения стандартности размеров ячеек соты далеко не безупречны. На основании самых точ­ных измерений большого числа ячеек установлено, что и углы призм и трехгранные плоскости дна, образую­щие пирамиду, известную в геометрии под названием пирамиды Маральди, соответствуют идеальным в сред­нем только в четырех процентах случаев. Таким обра­зом, в девяносто шести процентах случаев ячейки ока­зываются нестандартными.

И все же каждая деталь строения обычно так чисто выполнена и так, можно сказать, остроумна, что Чарлз Дарвин имел все основания заявить: «Только глупец может рассматривать удивительное строение сота, столь совершенно приноровленного к известным целям, не приходя в крайнее изумление».

шестигранных призм с пирамидальными основаниями из трех ромбов.

Ромбы имеют углы, соответственно тождественные углам ячеек в сотах.

Строгие геометрические пропорции ячеек давно обратили на себя внимание математиков. После тща­тельных расчетов они единодушно пришли к выводу, что пчелы единственно возможным для данных усло­вий способом на практике решили труднейшую задачу по стереометрии: при минимальной затрате материала (воска) их ячейки построены так, что в них может быть помещено наибольшее количество меда.

Расчеты показывают, что такая цель может быть достигнута при условии, если острые углы трех плоскостей, образующих основание каждого шести­гранника, имеют по 70 градусов 32 минуты.

И действительно, с такими именно углами и стро­ят пчелы свои ячейки.

В истории математики до сих пор сохранилось пре­дание о том, как один английский ученый, проверяя решение «задачи пчел», получил ответ, не сходивший­ся с прежними. Он объявил, что старые расчеты не верны и что для решения задачи при данных условиях острый угол должен бы быть равен 70 градусам 34 минутам. Вокруг этого вопроса развернулись бур­ные споры, конец которым положило неожиданное со­бытие: у берегов Англии затонул корабль, и следствие, выяснявшее причины его гибели, установило, что суд­но было неправильно построено, так как кораблестрои­тели пользовались английским изданием логарифмиче­ских таблиц с неисправленными опечатками.

Это были таблицы того же издания, которым поль­зовался английский математик.

Когда он проверил свои расчеты по исправлен­ным таблицам, результаты получились те же, которые обычно наблюдаются в натуре, у пчел.

 

Итак, гнездо пчел состоит из нескольких двусто­ронних сотов, каждый из которых представляет де­сятки тысяч расположенных параллельными рядами

Давно отвергнуто предположение о том, что мо­лодые пчелы перенимают все умение строить соты непосредственно от своих старших сестер, у которых

они будто бы и могут наглядно, на практике, обучить­ся делу. В ульях, из которых удалены были все ста­рые пчелы, выводились молодые, принимавшиеся тем не менее через некоторое время строить соты, не имея никаких опытных руководителей.