Воистину, божественное испытание!
— Аллен…
Фигура приближалась. Эти тонкие черты лица, эти аккуратные очки в дорогой оправе. Эта палка… Она всё выше и выше.
— Ты дурак, Ал… Ой, дурак…
Разговор с Роджером явно повлиял на душу королевского слуги, а также эта "прогулка" по двум рынкам, что явились полными противоположностями друг другу. Все впечатления насели на подростка тяжёлой ношей и не отпускали его, а каждая мысль об этих делах становилась всё тревожнее и тревожнее. Парень ощущал себя виноватым чуть ли не во всех грехах бренного мира. Любой другой на его месте давно бы закрылся в комнате и хорошенько обдумал всё свалившееся, но долг, работа и строгость принцессы не позволяли расслабляться сверх меры. Аллену нужно было узнать совет у тех, кто выше и умнее него. Да, и чем быстрее, тем лучше!
— Беги признаваться! — палка упала на хрупкие плечи подростка, и только тогда он очнулся, когда ощутил сильную боль вокруг шеи. Силуэт с хохотом пропал, открывая новую картину. Тьма спала.
— Аллен! — уже перешла на крик Нэй, так как не могла достучаться до юноши иным способом. Она стояла спереди него, чуть нахмурившись. Ну а кому понравится, когда тебя игнорируют?
Никакой палки не было… Его просто звали посреди рабочего дня…
Аллен аж крякнул от страха и вздрогнул, сразу вернувшись из мира мыслей в реальность: мир, ощутимый руками и глазами. В своих мыслях он слышал пусть и высокий, но всё же мужской голос, и явление Нэй стало каким—то даже неожиданным… Хотя неожиданным стоило бы считать того мужчину… Аллен уж хотел сказать: «Прекрати драться!», но побоялся, что она сочтёт его сумасшедшим. Ведь разве девушка ударила парня палкой?
— Что такое? Прости, просто… — неловко начал объясняться юноша, смотря в сторону, но не зная, как бы закончить фразу. Делиться тем, что гложет, естественно, не станет, потому что Нэй не такая и большая шишка. И что же это получится, открываться какой—то служанке раньше, чем собственной сестре? При этом и обрывать фразу на полуслове было некрасиво с его стороны.
— Ты уже трёшь это место десять минут, — сложив руки на груди, оборвала служанка и кивнула на швабру в руках. Аллен до сих пор на автомате водил инструментом туда—сюда на одном и том же участке паркета, и если бы не слова Нэй, парень так бы этого и не заметил. Хуже, если нарвался бы на Мариам, и тогда не миновать выговора со штрафом на жалование. Поняв всю свою дурь, наш герой сразу же перестал и покраснел от стыда. Да, такое явно привлекает ненужное внимание, а в первую очередь следовало бы сосредоточиться на работе, а не внутренних переживаниях, для которых можно найти место и ночью, а также выкроить свободные часы в саду.
— А, да, прости… — вновь неловкое оправдание, и со всем усердием, каким лишь мог, Аллен продолжил работать под пристальным взглядом старшей горничной. Та в свою очередь словно пыталась прочитать по своему коллеге, о чём он думал. Что вынашивал в своих «чертогах разума», которые были развиты не по годам. А особенно они развились в последние часы.
Девушка зациклила внимание на панике Аллена, поняв, что это явно что—то важное, чего упустить было никак нельзя, и подойдя к нему тихо, сзади, начала вкрадчиво говорить, ласковой кошкой кладя руки на плечи парня.
— Это насчёт принцессы… — на самом деле, это была часть повествовательной фразы, но Нэй нарочно сделала вопросительную интонацию. Юноша резко повернулся к ней, в его глазах был испуг, а по телу острыми шипами пронеслись мурашки. Очень быстро жестикулируя руками, подросток пытался найти оправдание, но его бормотание сложно было понять, и служанка сделала вид, будто ничего не произошло, хотя сама для себя сделала вывод, что коллега скрывает какую—то тайну. Или по меньшей мере — секрет.
— Я хотела сказать, что принцесса попросила позвать тебя, но я не могла до тебя докричаться, — с лёгкой улыбкой прояснила Нэй, и Аллен успокоился.
— Надо тогда позвать кого—то, ибо я не закончил тут, — спокойно произнёс, ощущая неловкость за своё поведение, но в то же время и облегчение, что его не вывели на чистую воду.
— Давай я. А ты беги, а то ТЫЕЁ ЗНАЕШЬ… — с горечью произнесла девушка и при этом с силой подчеркнула последние слова, как будто те имели двойной смысл. После забрала швабру из рук слуги и продолжила его работу более правильно и чётко. Аллен обратил внимание, но старался не думать об этом и быстрым шагом направился в покои Рилиан. Принцесса не любит ждать. Казнить — не казнит, всё—таки любимый слуга, но будет весьма недовольна.
Как только шаги парня отдалились и стали глухими, Нэй ухмыльнулась. Ведь растерянность юноши выдавала его очень ярко. По крайней мере потому, что он даже не спросил, где находится принцесса в данный момент, а ведь она сегодня точно не в покоях, и такие вопросы следовало задавать в первую очередь, когда идёшь к знатной особе.
«Видимо, намечается что—то очень интересное — я обязана оповестить об этом матушку», — мысленно приняла решение девушка, вернув миловидное лицо на случай, если кто—то пройдёт мимо.
***
Обыкновенная комната слуг, состоящая из четырёх стен и только самой необходимой мебели: кровати, прикроватной тумбы и шкафа. Собственно, её мы видели в начале истории. Аллен закрыл за собой дверь, предварительно убедившись, что за ними никто не следит. Когда он повернулся к окну, там, опершись на широкую подвесную тумбу, стояли Эллука и Мариам. Женщины расположились у стены по обеим сторонам подоконника, дожидаясь юного слугу. Услышав щелчок закрывающейся двери, женщины вопросительно обернулись на того, кто их позвал в столь маленькую коморку.
— И что такого важного в час ночи? — первой, зевая, спросила Эллука, выглядящая слегка уставшей, но из уважения к Аллену всё равно пришла, ведь он их позвал и сказал, что надо обсудить важный вопрос. Они—то знали, кто он есть на самом деле и были готовы ему во всём помогать. Пускай и бывали моменты, когда парень принимал за "важные вопросы" всякие мелочи вроде невыглаженной формы, но сегодня Эллука почувствовала нутром, что обсуждение будет иметь большое значение. Придворная колдунья отличалась очень верным шестым чувством.
Юноша не стал тянуть время, так как понимал, что тратит чужой сон, который в напряжённом графике работы дворца и так был на вес золота. Сжав руки в кулаки и опустив голову, паренёк начал:
— Я хочу признаться Рилиан и стать правителем. Я… Я больше не могу смотреть на чужие страдания. Очень хочется спасти народ, — чётко выразил свою мысль, хоть и глядел вниз с грустью. Из—за этого он не увидел, как лица героинь исказились в удивлении.
Спустя пару секунд парень всё же осмелился взглянуть им в глаза и подождать хотя бы одного совета. Эллука быстро пришла в себя. А может, она из себя и не выходила, а просто театрально изображала те эмоции, которые от неё хотели видеть. За столько—то веков можно и равнодушной стать…
— Мне всё равно, — начала она, — ведь я всё равно покину Люцифению, как только обучу ученицу. Я поддержу тебя в любом выборе, но принуждать к чему—либо уж точно не стану, — закончила волшебница, но промолчала про сон, который видела недавно. Вещий сон по поводу будущего Люцифении: как замок окружат вооружённые солдаты вместе с народными мятежниками, что захватят власть. Парень и так весь на иголках, так что та заботливо скрыла столь страшную информацию, дабы не тревожить его сильнее.
Мариам, хоть и стояла в стороне, но пока говорила Эллука, продумывала свою речь, задумчиво покручивая хвостик светлых, я бы даже сказал, искрящихся, белых, волос. И, наконец, высказалась. Но нового в её речи не было.
— Ты добрый юноша и с чувством любви к народу. Из тебя вышел бы хороший правитель (может быть), но я соглашусь с мнением Эллуки. Ты сам должен прийти к выводу и понять, готов ли к дальнейшим последствиям, так как они обязательно будут, ты же официально «мёртв», — добавила в ответ растерянному юноше та.
— Сам попросил, — добавила Эллука. — Надо было с самого начала быть умнее, когда из семьи бежал.
Это нисколько не облегчило решение вопроса для Аллена. Как стоял выбор, так и стоит. Хотя, они правы, юноше пора взрослеть, если он хочет принять такое важное решение. Иначе как он примет столь сложный пост правителя? Вот только надо всегда помнить, что парень — подросток, и какой бы выбор он ни сделал, во взрослого не превратится. Здесь даже сильнейшие снадобья Эллуки не помогут… Да оно и не надо! Берегите детство.
Видимо, герои действительно доверяли выбору юнца в этом вопросе. Да и что могли сделать против? Он же всё—таки принц крови. И если уход из дворца был его собственным решением, то и с возвращением дела должны обстоять также. Иначе нарушаются прямо—таки законы мироздания.
Вскоре дамы ушли по своим комнатам, оставив юношу и дальше думать над этой непростой загадкой, метод решения которой не знает ни один учитель и даже профессор Эвиллиоса.
Полночи прошли для Аллена в раздумьях, пока тело само не потянуло юношу в царство Морфея. Юноша погрузился в сон…
Во сне ему представился родной отец с матерью: Арт с Анной. Они задумчиво взирали на сына, не произнося ни слова. Лишь изредка Арт вздыхал и переводил взгляд на жену.
— Папа, мама, что же мне делать? — вопрошал Аллен, приближаясь к родителям. Как только он подумал о своём имени, Арт отвернулся и недовольно—раздражённо пробурчал:
— Сына по имени "Аллен" у меня нет. А с чужими детьми я не разговариваю. Они годны только в слуги, фонтаны чистить!
Проснулся парень в холодном поту…
— Аа… Вы кто? — спрашивал Роджер, дремля в своём маленьком крестьянском домике. Перед мальчиком стоял крепкого телосложения мужчина в полном обмундировании стражника.
— Меня зовут Шайнинг Дефов. Я твой дед, — лаконично отвечал мужчина.
— Что—то ты не похож на деда, — с усмешкой спорил Роджер, потому что во сне мы часто не умеем испытывать страха и почтения. — Тебе не дать больше тридцати пяти.
— Дурак. Это я в молодости, — с не меньшей усмешкой отвечал Шайнинг. — Ты должен быть настойчивее с этим мальчишкой, иначе его трусость всё погубит и прервёт наш род. И роды всех в этой стране.
— С каким? Аа… — быстро догадался Роджер. — С Алленом?
— Да, с Алексиэлем из герцогского рода Люцифенов. Чем быстрее он признается сестре, тем быстрее восстановится мир, — мужчина погладил свои ножны, где хранил голубой сверкающий меч. — Я бы на его месте признался сразу, как только меня бы привели в услужение. И не позволил бы помыкать собой какой—то девчонке! Недаром, Я — Шайнинг, «Сияющий»! Меня так прозвали за особое чувство собственного достоинства, что сияет над обществом!
Сон оборвался. «Господи, дай мне дар убеждения!» — в сердцах, но шёпотом, дабы не разбудить домашних, воскликнул Роджер, имея ввиду, конечно, убеждение над Алленом.
— А что, если он сделает это и впрямь? — начала Мариам, шествуя рядом с Эллукой и понизив голос до шёпота. Хоть она и говорила так, чтобы непосвящённый в тайну ничего не понял, всё равно не желала никого беспокоить громким голосом посреди ночи. Как глава слуг, она понимала, насколько её подопечным дорог сон.
— Я надеюсь, что если это и произойдёт, то не на моих глазах и не с моим участием. Мне это уже во как надоело! — ответила колдунья со всей серьёзностью, проводя ладонью по шее, вспоминая свои сны, ведь именно они и побуждали её уехать как можно скорее. А также она помнила про демона принцессы, и что явно всё пройдёт не так гладко, как хочет Аллен. Вдруг Рилианна решит его убить? Да, Эллука не так близка с Алленом, и не так хорошо знает Рилиан, но и его смерть ей бы видеть не хотелось. За свою многовековую жизнь она насмотрелась на страдания достаточно. А маленького принца волшебница обещала беречь перед родителями… и принцессу тоже…
— В любом случае, я обещала служить королевской семье. Если он это сделает, я буду на его стороне, — с лёгкой улыбкой сказала Мариам. — И не сделает — тоже.
Но из—за её слов Эллука вспомнила момент из сна, где труп Мариам лежал на траве за калиткой чёрного хода замка с ножевым ранением в спину, а потому ничего говорить не стала и молча ушла в свою комнату. Вторая также пошла к себе, но обратила внимание на молчание колдуньи и, хоть и не показала эмоций, но обеспокоилась. В её волшебных мыслях явно ворочались неприятные чувства, не предвещавшие ничего хорошего…
Где—то за углом послышался звук бегущего человека, и локоны жёлтых волос выглянули из—за этого угла, но никто ничего не услышал и не увидел. Воистину, этот человек — профессионал своего дела! Шпионажа.
Аллен поспешил в покои принцессы. Нервные шаги, перебирание пальцами ткани пиджака и куча мыслей в голове о том, как бы начать разговор, как бы к нему подступиться. Иногда так недостаёт смелости, когда она нужна!
На удивление, во всём замке он не увидел ни одной горничной, ни одного слуги и даже ни одного стражника. Ни одна птица даже не пролетела мимо окна, как это бывало обычно, и ни одна муха не промчалась над ухом с мерзким жужжанием. Такая атмосфера сильно нагнетала обстановку, делая её мертвой. Казалось, всё останется мёртвым до тех пор, пока он не признается, пока не откроет новую страницу в своей книге жизни.
И вот дверь покоев Рилиан. Слуга проглотил комок в горле от нервов и, собравшись с мыслями, постучал в гладкую поверхность красного дерева. Сердце колотилось как бешеное, а каждый стук отдавался, словно молоток в голове. Тук—тук, тук—тук, тук—тук. Обычное признание, а страх, словно Аллен УЖЕ стоит перед гильотиной и прощается со своей жизнью. Она пролетела перед его глазами за пару мгновений. Так бывает, когда человек стоит на пороге иного мира. Следующие его слова сестре изменят весь мир: нужно собраться и «быть мужиком», как сказал бы отец. Оба отца. Как родной, так и приёмный.
— Входите, — прозвучал приказной тон юной леди, после чего Аллен отворил дверь на хорошо смазанных механизмах и вошёл внутрь шикарных покоев. Ноги подкашивались, и парень делал над собой усилия, дабы не упасть. Усилия моральные, приводящие к необходимости применять усилия физические.
Рилиан сидела в кресле, рукой подпирая голову от скуки, а второй раскладывая на столе цветные палочки, собирая из них шестиконечную звезду. Ощущение, будто она его ждала и, видимо, достаточно долго. На ней всё то же жёлтое, национального цвета Люцифении, пышное платье, тот же внешний вид, что и всегда. Что ж, время пришло. Если поднял меч, то опускать без удара (или хотя бы его попытки) нельзя. Несложно догадаться, кто научил Аллена этой цитате.
— Быстрее говори и не отнимай моё время, — серьёзно приказала она, пальцами постукивая по столику у кресла. Этот звук лишь заставлял больше нервничать, ведь в мёртвой тишине он проносился тягостным грохотом.
— Я твой брат! — надрывно крикнул парень, но казалось, что это произошло автоматически, и он не хотел даже рта раскрывать, а слова вырвались сами, как остаточное явление биологического механизма. Тогда юноша начал ощущать, что тут что—то не так, хотя это стоило понять ещё во время осознания пустоты в замке. Где он вообще находится? В каком мире и пространстве?
Резкая боль в спине и сухой кашель. Юноша кашлял в руку, а когда посмотрел на неё, то ужаснулся от вида собственной крови в ладони. Потом она полилась изо рта свободно, обливая форму. Аллен не мог держаться на ногах и начал падать под слова сестры.
— Ну же, склонись передо мной, — произнесла она привычным для всех тоном. Тоном Дочери Зла, после чего злобно засмеялась. Аллен, как по приказу, упал на колени, а после на пол. Глаза размыто увидели комнату и хрупкие ножки девочки. Боль постепенно начинала уходить, а тело погружаться в сон, в вечный сон, и как бы ему ни хотелось, он не мог этому сопротивляться и прекратил борьбу, лишь позволив оболочке умереть. Аллен не успел ни попрощаться, ни молитву напоследок прочесть. Ему уже было всё равно, и наш герой закрыл глаза… Это конец…
… а нет, не конец …
Юноша проснулся и резко присел на кровати с тяжёлым дыханием и в холодном поту на лбу. Он уставился в одну точку, ведь ему нужно отойти от того, что это была не реальность, и что сейчас он снова сидит живой, и губительный исход не прошёл. Нэй стояла рядом и подскочила от резкого пробуждения коллеги. Придя в себя через несколько секунд, Аллен посмотрел на девочку.
— Прости, просто кошмар, — кое—как выдавил Аллен из своих уст улыбку, стараясь и сам успокоиться, и Нэй успокоить.
— Ничего страшного — просто я встревожилась, когда ты начал что—то бормотать и переворачиваться во сне — уже хотела будить тебя, — заботливо произносила блондинка, поправляя постель Аллена.
— А что я бормотал? — чуть испугался он, так как мог неосознанно сказать те самые слова, которые не контролировал во сне, и которые "должен был" хранить в тайне до последнего.
— Не знаю, не смогла понять. Скорее всего, просто какие—то неразборчивые звуки, — пожала плечами Нэй, но на самом деле она услышала то, что ей было нужно для свершения дальнейших планов.
— Тогда хорошо, ещё раз прости, — выдохнул Аллен и неловко встал с кровати.
В отличие от Эллуки, сны Аллена не были вещими. Как и у других обычных людей, они являлись всего лишь отражением внутренних мечтаний и переживаний. Но этот сон всё равно не уходил из головы в течение всего рабочего дня. Нужно, наконец, решить, говорить или нет, решиться или не решаться. Раз и навсегда. А иначе эта мысль не даст мирно жить ни одной секунды, будет вечно терзать. Ни с кем в замке такое обсуждать было нельзя, а идти вновь к Эллуке и Мариам нет смысла. Они уже дали свои ответы и наверняка больше не желали о подобном разговаривать, занятые своими делами. Эх, если бы рядом был Леонард… На какой—то момент Аллен всерьёз задумался, как бы ему ответил приёмный отец. Памятуя их конфликт с Рилиан, наверняка, он был бы не против и даже порекомендовал бы стать решительнее и признаться. Хотя сразу мог бы и возмутиться неповиновением изначальному приказу… Но утверждать этого было нельзя — его нет с нами. В нашем мире. По нашей вине. По вине Аллена, ставшего бездумным орудием в руках сестрицы.
Оставался Минис. Министр. Премьер—министр Люцифении. Он тоже был посвящён в тайну. Но какой прок от неуверенного в себе мужчины, что только и знает лебезить перед Рилианной да придумывать навороченные подарки для ублажения иностранных дельцов, дабы выбить из них лояльность?
Главное, чтобы он вовремя сообразил подтвердить слова мальчика, когда тот будет признаваться, а не как обычно… одно слово сейчас; второе — через час.
Парню удалось вновь выбраться за пределы замка, ведь за их стенами остался тот мальчик, с которым, кажется, они даже успели поладить. Аллен считал Роджера воплощением всего простого населения Люцифении, ведь у каждого крестьянина могла произойти такая же история, как и у его семьи. Столь же печальная, и на которую принцессе и правительству будет всё равно. Но не Аллену, желающему всем помочь. А может, не желающему? Или его желание не настолько велико, чтобы рисковать?
На этот раз времени переодеваться не было, так как слуге удалось отпроситься лишь на сорок минут, а ещё надо разыскать дом Роджера. Мальчик тогда сказал ему, где живёт, и Аллен помнил адрес, потому и направился сразу в правильном направлении. У нашего героя была хорошая память… Сказывались гены герцога, а потом и короля, смышлёного Арта, «подмявшего» под себя весь континент.
Бедный район Люцифении выглядел так, словно пережил войну и был давно заброшен, если бы не люди, что пытались прорастить простенькие злаки на мёртвой земле или просто проходящие мимо нищие. Они смотрели на Аллена так, словно он прибыл из другой страны — причём, враждебной. На деле, так и было. У слуг принцессы довольно хорошая одежда для бедных, и тем самым она выделяется среди серости простого народа. Это место было похоже на уже знакомый нам рынок для крестьян: всё также мрачно, бедно и грустно. Аллен ощущал себя здесь чужаком, хоть и с рождения прожил в этом королевстве. Только дети добавляли каких—то красок, играясь и смеясь, но это лишь самые малые дети, так как те, кто постарше, помогали своим несчастным семьям, часто нарушая закон. Пройдя дальше, парень нашёл тот дом, где жил Роджер, и постучался в большие серые деревянные ворота.
Домишко представлял из себя маленькую коробку с крышей, если говорить грубо, но Аллен не стал бы это озвучивать, дабы никого не оскорбить своими выводами от "зажравшихся" дворцовых приспешников.
Дверь открыла девочка; судить по внешности возраст было бы неправильно, особенно, если вспомнить, что сам Роджер не выглядел на свои года. На девочке — тёмное платье, поверх которого кухонный замасленный фартук с пятнами. Судя по нему, Аллен отвлёк девочку от готовки. Волосы у неё такие же рыжие, как и у брата, но они были заплетены в две косы, а щёки украшало множество точек—веснушек. Это было мило, и можно закрыть глаза на крестьянский внешний вид. Она правда милая, но хмурая, явно старающаяся казаться злой хозяйкой дома, отгоняющей отсюда незваных гостей, особенно мошенников и торговцев.
— Ты что—то хотел? — твёрдо спросила та. Внешний вид обманчив: она кажется очень приятной, но характер строг. Хотя реакция не удивительна, учитывая, что Аллен — чужак в столь нищенском квартале с довольно «кричащей» внешностью да ещё и государственным гербом на груди.
— Здравствуй. Роджер дома? — мягко спросил тот, хотя от строгого взгляда девочки становилось крайне неловко, но не настолько, как от взгляда сестры. Аллен привык к строгости, ибо вырос в чёткой иерархии.
— Да, дома. Тебе зачем? — не меняя свой тон, спросила та, явно не спешившая пропускать внутрь двора постороннего, даже мальчика—подростка. Мало ли воришек бегает…
— Я пришёл к нему, — продолжал мягко говорить Аллен, но в то же время с лёгким упорством, чтобы показать свою уверенность и важность встречи.
— Он у тебя что—то украл? — уже не так злобно спрашивала та, скорее даже устало. Видимо, к ним часто приходят по этому поводу, и они отдают украденные вещицы в обмен на несдачу страже.
— Нет—нет! Я его друг, — отрицательно замахав руками, уточнил Аллен. — Мы неплохо познакомились.
— Друг?.. Познакомились?.. — косо взглянув, спросила девочка, и осмотрела собеседника с ног до головы. Ей было сложно поверить, что такой опрятный на вид парень мог дружить с её братом, потерянным для общества человеком. Это и правда сложно признать, но долго та осматривать не стала, и пригласила Аллена внутрь. Ворота со скрипом закрылись за нашим героем.
Они вдвоём дошли до входной двери, проходя через грядки с якобы огородом, который сложно таковым назвать из—за того, что в основном это одна земля с кое—где видными зелёными ростками. Если это конечно не сорняки, так как Аллен не садовник, а иная трава, кажущаяся незаметной, порой стоит больших денег за мелкий пучок. Особенно среди знахарок—целительниц.
В любом случае, зрелище тоскливое, ведь парень привык видеть королевский сад и восхищаться его красотой, а то, что лицезрел он сейчас, лишь отрицательно сказывалось на и так паршивом настроении.
Изнутри дом был ещё меньше, чем казался снаружи. Он состоял из двух комнат — одной большой и одной малой. В большой было всё главное (а что расположилось в малой, так и осталось загадкой): и кухня, и гостиная, и одна кровать для двух человек, но на ней спали они вчетвером. А на кушетке по соседству лежала женщина с невероятно больным бледным видом, а по её худощавому лицу можно было и пятьдесят лет дать, хотя на самом деле матери семейства было чуть меньше сорока. Женщина дышала настолько слабо, что поначалу казалось, будто она и не жива вовсе. Роджер сидел возле неё и, заметив, как вошли Аллен с сестрой, подскочил и подошёл к товарищу.
— Привет, Аллен! Что привело тебя сюда? Признался ей?! — радостно поприветствовал друг и подал руку для рукопожатия, но, почувствовав неловкость, захотел тут же убрать. Дело в том, что руки пожимают лишь крестьяне и взрослые, знатные люди между собой, но не люди, принадлежащие к разным классам. Однако, Аллен всё равно перехватил и пожал Роджеру руку. Знал бы крестьянин, что слуги тоже руки не пожимают, но кому сейчас нужны эти формальности? Нет, формальности вообще никому никогда не нужны и только добавляют жизни трудностей.
— Привет. Вот как раз насчёт этого и хотел поговорить… — виновато глянув вниз, Аллен отпустил его руку, при этом всё также стараясь не показывать негативных эмоций, а прикрывая их лёгкой, натянутой улыбкой, которой его обучила ещё Мариам, когда парень только поступал на службу.
— О, хорошо. Тогда нам лучше пойти в сад, — Роджер сразу сообразил, что это личный разговор, и сестре с матушкой не стоит пока слушать ТАКИХ тайн. Стоп, где же вторая сестра? Роджер говорил, что у него их две…
Мальчики вышли из дома и пошли за стену: там и был сад, но вот отличался от огорода он лишь одним скромным деревом без единого фрукта на ветках. По форме и реденьким листочкам дерево напоминало яблоню… Но там стояла ещё и деревянная самодельная лавка, на которую те и сели, чтобы побеседовать тет—а—тет. Эту лавку ещё три года назад сделали Роджер с отцом. Они сами выпиливали доски и строили без умных мастеровых книг, но раз лавка до сих пор держалась, то это означало хорошее качество их сооружения и «рукастость» мальчика.
Аллен, поправив пиджак, начал первым.
— Как твоя мама? — спросил он, глядя на Роджера, и вспоминая болезненный вид его матери, на который без жалости взглянет только один человек. Аллен пока ещё не знал, что в мире очень много жестоких людей, и откровенно полагал, что его сестра — исключение из правил, а все остальные — «добрые и пушистые».
В ответ мальчик лишь грустно выдохнул и тихо проговорил:
— С каждым днём только хуже… — вздох. — Ну ладно, не буду грузить тебя своими проблемами, у тебя своих навалом. Например, насчёт твоего признания. Увидев тебя в такой одежде, я думал, что ты уже признался ей, — быстро перешёл к сути Роджер, не желая докучать болезненной для их семьи темой, но безразличной для посторонних.
— Нет, я ещё не знаю. Это огромный и ответственный шаг. Он же может испортить все дела… А одежду просто заменил на новую, — Аллен говорил это, глядя на рукава пиджака, и дабы как—то успокоить нервы, поглаживал золочёные пуговицы на них. Это бижутерия. Золотые полагались лишь знати.
— Это правда важный шаг в твоей жизни, как у нас говорят: «Из грязи в князи», но что может пойти не так? Ты не должен бояться рисков! Я не думаю, что такой, как ты, способен что—то испортить, и ты уже один раз лично это доказал, — мальчик улыбнулся, вспоминая случай на рынке. Его слова искренние, а для Аллена ещё и теплые, ободряющие.
— Спасибо, что веришь в меня, но как отреагирует сестра? Как это повлияет на политику? И… — нервно хотел продолжить слуга, но Роджер перебил его, на этот раз довольно решительно:
— Разве для правителя, даже будущего правителя, не самое важное — его народ? Да, понимаю, что чем больше денег, тем меньше думаешь о другом, но всё же… Ты же хочешь помочь королевству? Твоё признание полюбас хорошо повлияет на государство, потому что ты спасёшь народ. А народ — это самое главное! Сестра… Я не знаю её так, как знаешь её ты, но, если ты не найдёшь в себе силёнок признаться, попробуй приходить на каждую казнь, вершащуюся по приказу принцессы, и смотреть на людей, которые не заслуживали смерти, а просто сказали неловкое слово или попались под «горячую руку», когда Она хочет развлечься… — на этих словах крестьянин заплакал, так как вспомнил своего отца, и как он, увидев свою семью, последний раз сквозь необычайные усилия улыбнулся перед смертью. Аллен не остался к этому равнодушным и обнял друга, позволив ему плакать себе в плечо, вместе с тем успокаивающе поглаживая по спине. Они так просидели до тех пор, пока мальчик не успокоился. Слава Богам, сестра этого не видела, а то бы не избежать им лишних расспросов…
— Прости, мужчины не плачут, так мне говорил отец… жизнь продолжается… — улыбнувшись от тёплых воспоминаний, сказал Роджер и всё равно шмыгнул носом. — А ты дурак!
— Мне тоже… один из отцов… и я дурак, правильно… — опустив голову, прошептал Аллен. Но благо, Роджер не услышал, так как Аллен не хотел бы в красках описывать, как и когда ему сказал это его «отец», и почему у него их два. — А где твоя сестра? — дабы друг не додумался продолжить тему, Аллен предпочёл её сменить на более нейтральную.
— Эмили в доме, — не поняв вопрос, ответил бедняк.
— Нет, ты говорил, что их две штуки. Два экземпляра, так сказать. Две копии, два стандартных изделия.
— А—а—а, ты об Эвелин! Понимаешь… Бабка запомнила моё лицо, доложила начальству, и теперь меня на рынок вообще не пускают, а сестра решила подрабатывать, приносить денюжки честным путём.
— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Аллен, отламывая кусочек коры от дерева.
— Помогает кому—то из торговцев. Подай—принеси. Её зарплаты не хватает даже на хлеб — не то, чтобы ещё и на лекарства. Для нас даже самые простые продукты — это роскошь… — загрустил крестьянин, и с лица Аллена также сошла улыбка, ибо слуга неловко поставил себя на гораздо менее завидное место. Хотя раньше считал несчастным себя.
Неловкое молчание нависло над парнями. В это время Аллен вспомнил слова Рилиан насчёт питания вверенного ей Богом населения: «Если нет хлеба — пусть едят пирожные!» — сказала тогда принцесса и рассмеялась своим заливистым, но холодным и горделивым хохотом. Слуга вновь ответил для себя, что почти все люди страдают от политики сестры. И вопрос Роджера: «Разве для правителя не самое важное — это его народ?» встал ещё острее; острее, чем когда бы то ни было. Роджер верил, что из его друга выйдет хороший король, и он даже не постесняется приклонить перед ним голову. Так может, стоит признаться? Хотя бы ради того, чтобы разрушить все сомнения?