Как было бы прекрасно снова оказаться в нашей комнате в Роттердаме"? Или амбициозное? «Они еще вспомнят обо мне, когда я получу высший рейтинг по всем дисциплинам!» Но выбрал он нечто гораздо более тонкое:
"Что сделал бы Ахилл, если бы он был на моем месте?
Конечно, он не так мал, как я, но из‑за его больной ноги разницы между нами почти нет. Ахилл умеет выжидать, он не показал бы им ничего лишнего. Вот и я сделаю то же самое.
Буду сидеть, ждать и смотреть, что получится, Со мной пока никто дружить не собирается, однако потом они привыкнут ко мне. С течением времени мы начнем как бы распадаться на группы. Первые ребята, которые позволят мне с ними сблизиться, будут, конечно, слабаками, но это не важно. Должна сложиться команда, основанная на лояльности, – это то, что сделал сначала и Ахилл. На лояльности и тренировке на послушание. Приходится работать с тем, что у нас есть, отсюда и надо начинать".
Пусть– ка разжуют это! Пусть считают, что он намерен превратить Боевую школу в подобие жизни на улице, которая ему хорошо знакома.
Пришел Даймек. В последний раз, перед тем как гасят свет.
– Ваши компьютеры работают и после того, как свет будет погашен, – сказал он. – Но если вы будете пользоваться ими и тогда, когда вам надлежит спать, мы об этом узнаем. Как и о том, над чем именно вы будете с ними работать. Так что запомните это и не попадайте в «поросячий список».
Большинство ребят тут же отложили компьютеры. Двое мятежников продолжали возиться со своими. Бобу было все равно. У него хватало о чем думать. А с компьютером он разберется завтра. Или послезавтра. Времени хватит.
***
Он лежал в слабо освещенной комнате (вероятно, малышам оставляли немного света, чтобы они могли пройти в туалет и не споткнуться) и вслушивался в еле слышные шумы, пытаясь определить источник каждого. Шепоты. Шорохи.
Дыхание мальчиков и девочек, которые засыпали друг за другом. Кое‑кто уже легонько посапывал. Фоном звучало посвистывание вентиляционной системы, металлическое позвякивание, отдаленные голоса, поскрипывание механизмов, которые поворачивают станцию то одним, то другим боком к солнцу, звуки, производимые взрослыми, работающими по ночам.
Дорогое место. Огромное: здесь живут тысячи ребят и взрослых – учителя, команда, обслуживающий персонал.
Куда дороже, нежели флагманский корабль МКФ. И все это для того, чтобы тренировать малышей. Эти взрослые умеют увлечь ребят своей Игрой, но для них самих это очень важное дело. Это программа, готовящая детей к войне, а вовсе не безумное предприятие, хотя сестра Карлотта говорила ему, что большинство взрослых расценивают ее именно так. МКФ не стал бы поддерживать проект на таком уровне, если бы не ждал от него важнейших результатов. Поэтому эти дети – сопящие, стонущие, шепчущие в темноте, – они имеют колоссальное значение.
И от меня тоже ждут результатов. Здесь не вечеринка, куда можно зайти, чтобы поесть, а потом – делай, что хочешь.
Они действительно намерены сделать из нас командиров. И поскольку Боевая школа действует не первый день, уже есть ребята, которые успели ее окончить. И они служат где‑то, честно отрабатывая полученные знания. Вот о чем надо помнить. Какова бы ни была эта система, но она работает.
А вот какой‑то новый звук. На ровное дыхание не похож.
Он прерывистый. Глубокие вздохи. Всхлипы.
Плач. Кто‑то из мальчиков плачет во сне.
В «гнезде» Боб часто слышал, как дети плачут во сне или засыпая. Плачут, потому что голодны, изувечены, больны, замерзли. А о чем плачут эти дети?
К первому всхлипу присоединились новые.
Они тоскуют по дому, понял Боб. Они никогда не разлучались с папочками и мамочками, и им без них плохо.
Этого Боб не понимал. Ни к кому таких чувств не испытывал. Ты просто живешь в том месте, где оказался, вот и все.
Ты не думаешь больше о том месте, где жил раньше, или о том, где хотел бы жить. Здесь – это там, где ты есть, где ты должен найти путь к выживанию. Эту задачу не решишь, валяясь в постели и хныкая.
Впрочем, нет проблем. Слабость этих ребятишек лишь выдвигает меня вперед. Несколькими соперниками меньше на пути к командованию.
А интересно, что думает об этом Эндер Виггин? Боб начал припоминать все, что он слышал о Виггине до сих пор. Очень предприимчивый парень. Не стал воевать с Бонзо в открытую, но и с его идиотскими идеями не стал соглашаться. Это было Бобу интересно, так как на улицах ему был известен лишь один закон: не вытягивай шею даже в том случае, если ее все равно перережут. И ежели у тебя глупый вожак кодла, не говори ему, что он дурак, не показывай ему, что ты знаешь, что он дурак, а опусти голову и шагай себе рядом. Только так и выживешь.
Правда, когда это было необходимо, Боб был способен и на смелые решения. Так он проник в кодло Недотепы. Но там речь шла о еде. Речь шла о том, чтоб не умереть. Почему же Эндер пошел на риск, когда на кону не было ничего, кроме его положения в Игре?
Так, может, Эндер знал что‑то, чего Боб не знает? Может, была какая‑то причина, по которой Игра была важнее, чем казалось?
Или, может быть, Эндер был одним из тех ребят, которые не умеют проигрывать? Одним из тех, что готовы стоять за свою команду до тех пор, пока та везет его в том направлении, куда он хочет добраться? Ну а ежели не получается, разбежимся в разные стороны, каждый сам по себе? Так именно считает Бонзо. Но ведь Бонзо просто глуп.
Еще раз Бобу напомнили, что есть вещи, которых он не понимает. Ведь Эндер был не одинок. И тренировался он тоже не в одиночестве. В свои свободные часы он занимался с другими ребятами. Среди них было много новичков, но были и ребята из старших групп. Не могло ли случиться так, что действия Эндера определялись его внутренней порядочностью?
Ну, как это было с Недотепой, которая предложила себя Ахиллу, чтобы спасти жизнь самому Бобу?
Нет, Боб достоверно не знал, что она поступила именно так, он не мог быть абсолютно уверенным, что она погибла именно поэтому.
Но возможность такая была. И в глубине сердца он в нее верил. Она вытекала из того качества, которое он в Недотепе недолюбливал. Действовала она как крутая, а сердце имела мягкое. И все же…, именно эта мягкотелость спасла ему жизнь.
И как он ни бился, а рассматривать эту ситуацию с точки зрения «она сама во всем виновата» у него не получалось, хотя именно так гласили незыблемые уличные принципы. Недотепа выслушала меня, когда я с ней заговорил, она сделала трудный и опасный шаг, рискуя собственной жизнью, чтобы попытаться хоть немного улучшить жизнь своего кодла. А потом она отвела мне место за их столом и, наконец, защитила меня от смертельной опасности. Почему?
В чем суть этого великого секрета? Знает ли его Эндер? И как он его узнал? Почему Боб не в состоянии раскрыть его сам?
Как бы он ни старался, а Недотепу понять не может! И сестру Карлотту – тоже не может. Не может понять руки, обнимавшие его, слезы, которые она проливала над ним. Ей – сестре Карлотте – не было дано понимания, что, как бы ни любила она Боба, он навсегда останется отдельным, стоящим особняком, так что все хорошее, сделанное сестрой Карлоттой для него, ей лично жизнь ничуть не улучшит.
Если у Эндера тоже такая слабость, то, значит, я на него нисколько не похож. Я не собираюсь приносить себя в жертву ради кого‑то еще. Я отказываюсь лежать в постели и лить слезы из‑за Недотепы, которая плавала в воде с перерезанным горлом. Я отказываюсь тосковать по сестре Карлотте, потому что ее нет тут рядом в соседней комнате.
Боб вытер глаза и перевернулся на другой бок, приказав себе немедленно расслабиться и заснуть. Через несколько минут он уже погрузился в легкий сон, от которого так просто очнуться. К утру его подушка успела высохнуть.
***
Боб спал, как и все люди: ему, подобно всем, снились какие‑то обрывки, порожденные памятью и воображением, которые его подсознание причудливо сплетало в связные истории. Боб редко обращал внимание на свои сны, редко запоминал их, не помнил, снилось ли ему что‑нибудь вообще или нет. Но этим утром он проснулся с четким и ясным воспоминанием.
Муравьи валили валом из трещины в дорожном откосе.
Маленькие черные муравьи. И большие – красные, – которые нападали на черных и уничтожали их. Это была свалка, в которой почти не удавалось разобрать действия отдельных насекомых. Но и они не видели человеческого ботинка, который опускался, чтобы вышибить из них жизнь.
Когда ботинок снова поднялся, то под ним оказались вовсе не раздавленные муравьиные тельца. Это были тела детей, тела беспризорников с улиц Роттердама. Вся «семья» Ахилла. Сам Боб. Он узнал свое лицо, приподнявшееся над расплющенным торсом, чтобы напоследок еще раз увидеть мир.
А над ними висел в воздухе огромный башмак, тот самый, что раздавил Боба. Только он был натянут на лапу жукера, и этот жукер все хохотал, хохотал и никак не мог остановиться.
Смех так и звучал в ушах Боба, когда тот проснулся. Он отчетливо помнил лица детей – каждого без исключения, – раздавленных в лепешку, помнил собственное тело, расплюснутое, как жвачка под каблуком. Значение сна было очевидно: пока дети играют в войну, жукеры подкрадываются к ним, чтобы покончить со всеми разом. Надо отрешиться от ссор и споров и всегда помнить о близости беспощадного врага.
Боб отбросил в сторону суть своего сна, как только она пришла ему в голову. Сны не имеют смысла, сказал он себе.
Даже если они что‑то и значат, то все равно отражают мои чувства, мой страх, мою истину, заключенную где‑то в глубинах моего сознания. Итак, жукеры где‑то близко. Они готовы сокрушить нас. Мы для них – те же мураши.
Так какое же это имеет отношение ко мне? Мое дело – обеспечить собственное выживание, занять такое положение, которое позволит мне быть полезным в войне с жукерами. А пока я не могу сделать ничего для того, чтобы их остановить.
Вот какой урок Боб извлек из своего сна: не надо быть на месте этой копошащейся кучи драчливых муравьев.
Надо быть ботинком!
***
Сестра Карлотта зашла в своих компьютерных поисках в тупик. Тщательное обшаривание компьютерных сетей решительно ничего не дало. Только массу информации насчет генетических исследований, но ничего, что было нужно ей.
Так она и сидела за своим столом, продолжая играть в осточертевшую ей игру, одновременно обдумывая свой следующий шаг и удивляясь в который раз тому, зачем ей понадобилось вторгаться в ранний этап биографии Боба. Как вдруг пришло зашифрованное письмо из МКФ. Если такое послание адресат не примет в течение минуты после его поступления, оно саморазрушается. Поэтому сестра Карлотта быстро «открыла» шифровку и тут же ввела раскодирующие слова.
От: Полковник Графф, Боевая школа, МКФ
Кому: Сестре Карлотте. Спецпочта. МКФ
Тема: Ахллл
Пожалуйста, доложите всю имеющуюся информацию об «Ахилле», которой располагает известный Вам субъект.
Как всегда, письмо был столь лаконично, что его и шифровать не стоило. К тому же оно было еще с высоким уровнем защиты. Так почему бы не написать просто: «Пожалуйста, дайте всю известную Бобу информацию об Ахилле»?
Почему– то Боб сообщил им имя Ахилла. Видимо, в обстановке, которая не позволяет им потребовать от него объяснений. Скорее всего Боб где‑то записал его. В письме к ней? У нее шевельнулась надежда, но тут же покинула ее. Она прекрасно знала, что письма ребят из Боевой школы почти никогда не отсылались, а шанс, что Боб захочет ей написать, был вообще почти равен нулю. Но они как‑то добыли это имя и теперь хотят узнать у нее, что оно означает.
Однако дело в том, что она не хочет им давать никакой информации, не зная, каковы могут быть последствия для самого Боба.
Сестра Карлотта послала столь же лаконичный ответ:
Отвечу только по защищенной конференц‑связи.
Конечно, Графф взбесится, но это будет лишь ход в их всегдашней пикировке. Графф привык пользоваться влиянием, далеко выходящим за пределы его воинского звания, и ему будет полезно вспомнить, что ее повиновение его приказам вытекает только из ее доброго отношения, доброй воли и личного взгляда на проблему. Конечно, они свое получат, но она хочет быть уверенной, что Боб никак не пострадает от той информации, которую она согласится дать. Ведь если они узнают, что он был тесно связан с убийцей и с жертвой преступления, они вообще способны снять его с программы. И даже если она будет уверена, что ее сведения Бобу не повредят, она хочет получить quid pro quo «что‑то за что‑то (лат.)».
Потребовался еще час на организацию защищенной конференции. Наконец лицо Граффа появилось на дисплее сестры Карлотты. Выглядел он весьма недовольным.
– Ну, так в какую же игру вы сейчас играете, сестра Карлотта?
– А вы все толстеете, полковник Графф. Так, знаете ли, можно и заболеть.
– Ахиллес, – напомнил полковник.
– Парень с больной пяткой, – ответила она. – Убил Гектора и таскал его труп мимо всех ворот Трои. Имел кой‑какие делишки с девчонкой Брисеидой.
– Вы ведь знаете, что нам нужен совсем иной контекст.
– Я‑то знаю куда больше. Знаю, что вы где‑то прочли это имя, что Боб его записал, знаю, что у нас оно произносится с окончанием «ил», а не «лес», как у вас – французов.
– Сестра Карлотта, мне не нравится, как вы расходуете деньги, уплаченные за организацию нашего разговора.
– А я вообще не намерена говорить, пока не узнаю, зачем вам нужны эти сведения.
Графф несколько раз глубоко втянул в себя воздух. Карлотта подумала о том, учила ли его матушка считать до десяти или он сам привык придерживать язык, общаясь с монахинями в католической школе?
– Мы пытаемся извлечь смысл из того, что он написал.
– Покажите мне. Я помогу, если сумею.
– Он больше не находится на вашем попечении, сестра Карлотта, – ответил Графф.
– А тогда зачем вы вообще обратились ко мне? Он же на вашем попечении, разве не так? Уж лучше я вернусь к своим прямым обязанностям.
Графф вздохнул и произвел какие‑то манипуляции руками, которых не было видно на экране. Через несколько секунд текст записи Боба появился на дисплее монахини, загораживая лицо Граффа. Она прочла запись и улыбнулась.
– Ну? – спросил Графф.
– Он натянул вам нос, полковник.
– Как это «нос»?
– Он знал, что вы прочтете запись. Он сделал двойную петлю, как заяц.
– Он знал это?
– Ахилл действительно мог послужить ему примером, но уж никак не добрым. Ахилл когда‑то предал человека, которого Боб очень высоко ценил.
– Не напускайте тумана, сестра Карлотта.
– А я и не напускаю. Я сказала вам ровно столько, сколько считаю нужным. Столько же, сколько хотел сказать вам Боб. Могу еще сообщить вам, что записи Боба в его дневнике будут что‑то значить для вас лишь в том случае, если вы поймете, что он их пишет специально для вас и для того, чтобы обмануть вас.
– Значит, он не ведет никакого дневника?
– У Боба феноменальная память, – ответила сестра Карлотта. – И он никогда…, никогда не доверит свои мысли бумаге. Он советуется лишь с самим собой. И только. Всегда. Вы не найдете ни единого клочка бумаги, написанного им, за исключением тех случаев, когда он захочет, чтоб вы такой клочок нашли.
– А не могли бы измениться его привычки, если бы он стал писать под чужой фамилией? Той, о которой он думает, что мы ее не знаем?
– Но вы‑то об этом обстоятельстве осведомлены, и Боб уверен, что вы до этого докопаетесь, так что его «запасная» личность создается только для того, чтобы вас запутать. Судя по всему, своей цели он достиг.
– А я и забыл, что вы этого парнишку считаете умнее самого Господа Бога!
– Меня нисколько не тревожит, что вы в данный момент не согласны с моими оценками. Чем лучше вы станете его понимать, тем скорее вы обнаружите мою правоту. Вы даже поверите тем оценкам, которые он получил за тесты.
– А что может подвигнуть вас оказать мне помощь в этом деле? – спросил Графф.
– Для начала попробуйте рассказать мне правду о том, какие последствия может иметь эта информация для судьбы Боба.
– Его классный руководитель очень обеспокоен. Боб куда‑то исчез на двадцать одну минуту после того, как завтрак кончился. У нас есть свидетель, который разговаривал с Бобом на палубе, где тому вовсе было нечего делать. Но даже это не объясняет, что он сделал с остальными семнадцатью минутами. Кроме того, он не играет со своим компьютером…
– А не думаете ли вы, что возникновение псевдонимов и появление фальшивых записей в дневнике как раз и является игрой?
– У нас есть такая диагностическо‑терапевтическая игра, в которую с удовольствием играют все дети, но он к ней даже не притронулся.
– Если он узнал, что эта игра имеет отношение к психологии, то он не притронется к ней до тех пор, пока не выяснит, чем она ему грозит.
– Это вы ему привили такое, устойчиво враждебное отношение?
– Нет, это я заразилась от него.
– Тогда ответьте мне прямо. Если основываться на его дневниковой записи, то Боб, похоже, планирует создать у нас что‑то вроде своего кодла, как это было на улицах Роттердама.
Нам надо знать об Ахилле, чтобы понять, что именно замышляет Боб.
– Ничего подобного он не планирует, – твердо ответила, сестра Карлотта.
– Вы говорите убежденно, но не подкрепляете свое убеждение ни единым доводом, который дал бы мне основания верить вам.
– Помните, полковник, ведь это вы мне позвонили.
– Этого недостаточно, сестра Карлотта. Ваше мнение об этом мальчике не вполне заслуживает доверия.
– Боб никогда не станет подражать Ахиллу. Он никогда не станет излагать письменно свои планы, особенно там, где вы их можете найти. Он никогда не создает своих команд, он только примыкает к ним, использует их и покидает, даже не помахав на прощание рукой.
– Так что поиски этого Ахилла не дадут нам ключа, который помог бы определить поведение Боба в будущем?
– Боб гордится тем, что не таит обид. Он считает их контрпродуктивными. Но я думаю, что по каким‑то личным соображениям он написал об Ахилле специально, чтобы вы о нем прочли, а потом захотели бы узнать об Ахилле побольше, занялись бы расследованием, которое навело бы вас на ту очень скверную вещь, которую сделал Ахилл.
– По отношению к Бобу?
– Нет, к его другу.
– Значит, он все же способен иметь друзей?
– Эта девочка спасла ему жизнь, когда он беспризорничал.
– И как ее звали?
– Недотепа. Но не ищите ее. Она умерла.
Графф немного подумал.
… – Это и есть та дурная вещь, которую сделал Ахилл?
– У Боба были основания так считать, но я думаю, что в суде это дело вряд ли прошло бы – серьезных улик нет. И, как я уже говорила, такие вещи уходят корнями глубоко в подсознание. Я не думаю, что Боб захочет как‑то расплатиться с Ахиллом или с кем‑то еще, но, возможно, он полагает, что вы это сделаете за него.
– Вы все время что‑то держите за пазухой, но у меня нет иного выхода, как положиться на ваше суждение. Так?
– Я уверяю вас: Ахилл – тупик.
– А если вы получите доказательство, что этот тупик – не такой уж тупой?
– Я хочу, чтобы ваша программа работала, полковник Графф. Хочу этого сильнее, чем хочу успеха для Боба. На очередность моих предпочтений нисколько не влияет то, что я люблю этого мальчика. Я и в самом деле сказала вам все. Но я надеюсь, что и вы мне поможете.
– В МКФ не торгуют информацией, сестра Карлотта.
Она сама течет от того, у кого она есть, к тому, кто в ней. нуждается.
– Давайте я вам скажу, чего я хочу, а вы решите,: нуждаюсь я в ней или нет.
– Ну, давайте.
– Я хочу знать обо всех подпольных или глубоко засекреченных проектах последних десяти лет, касающихся изменений человеческого генома.
Графф уставился куда‑то вдаль.
– Вам еще рано приниматься за новый проект. Значит" это старый. Все тот же. Боб?
– Но ведь он же появился где‑то?
– Вы хотите сказать, что его ум где‑то зародился?
– Я имею в виду все вместе – тело и интеллект. Я боюсь, что вы перестанете интересоваться мальчиком, не захотите до, верить ему задачу спасения жизни на Земле, а потому полагаю, что необходимо узнать, что там у него с генами. Узнать, что у него творится в мозгу, – дело вторичное, и этого, боюсь, вам никогда не постичь – не дотянетесь.
– Итак, вы сначала присылаете его к нам, а потом сообщаете мне эдакое! Неужели вы не понимаете, что только что сделали попытку убедить меня, что я никогда не увижу его во главе нашей отборной элиты?
– А вы мне говорите это сейчас, когда он пробыл у вас только один день! – парировала сестра Карлотта. – Что же будет, когда он подрастет?
– Пусть поторопится, а то, если он еще немножко скукожится, его засосет в нашу вентиляционную систему ко всем чертям!
– Ну‑ну, полковник Графф.
– Извините, сестра Карлотта.
– Дайте мне нужный допуск, и я все разыщу сама.
– Нет, – ответил он. – Я прикажу сделать для вас выписки.
Сестра Карлотта знала, что получит ровно столько информации, сколько они сочтут нужным ей передать. Отделаются °т нее, дав какую‑нибудь ерунду. Но с этой проблемой она справится. Точно так же, как она сейчас же начнет разыскивать этого Ахилла, пока МКФ не добрался до него сам. Она найдет его, заберет с улицы и устроит в школу. Под другим именем. Потому что если МКФ его найдет, то они его обязательно протестируют или воспользуются ее старыми результатами, а если это будет сделано, они залечат ему ногу, а потом пошлют в Боевую школу. А она обещала Бобу, что он никогда больше не встретится с Ахиллом.
ОТЛИЧНИК
– Он, как и прежде, не прикасается к игре‑фэнтези?
– Он себе даже игрового персонажа не подобрал, даже через портал его не провел.
– А может, он еще не нашел ее в своем компьютере?
– Он так перестроил меню файлов, что программа в нем вообще не появляется.
– И вы делаете вывод…
– Он знает, что это не просто игра. Он не хочет, чтоб мы знали, как работает его мозг.
– И тем не менее хочет, чтоб мы его развивали?
– Этого я не знаю. Он по уши зарылся в книги. Все три прошедших месяца он получает только высшие оценки по всем дисциплинам. Учебные материалы читает всего один раз. Материалы к другим занятиям подбирает сам.
– Например?
– Вобан.
– Фортификатор семнадцатого века? Что у него в голове?
– Теперь вы понимаете, в чем проблема?
– А как он контактирует с другими детьми?
– Я думаю, классическим определением будет «одиночка». Он вежлив. Сам ничего не предлагает. Спрашивает только то, что его действительно интересует. Ребята из его шаттла считают его чудаком. Им известно, что по знаниям он далеко их опережает, но ненависти к нему не ощущают. Обращаются с ним, как с природным явлением. Друзей нет, врагов – тоже.
– Это очень важно, что его не ненавидят. А ведь должны были бы, раз он так далек от них.
– Я думаю, это искусство, которым он обзавелся на улице, – отводить опасность. Может, именно поэтому его больше не дразнят из‑за маленького роста.
– Ничего из того, что вы сказали, не указывает на высокий командирский потенциал.
– Если вы хотите сказать, что он делает вид, будто пытается этот потенциал продемонстрировать, но у него не получается, то вы будете правы.
– Итак… Как вы думаете, чем он занят?
– Анализирует нас.
– Собирает информацию и ничего не выдает наружу? Вы действительно считаете его столь сложным?
– Он жил на улицах и выжил.
– Я думаю, пора его подтолкнуть.
– Дать ему понять, что его сопротивление нас беспокоит?
– Если он так умен, как вы думаете, то он уже знает это.
***
Боб ничуть не возражал против грязи. В конце‑то концов он раньше месяцами не мылся. А уж несколько дней не принять душ, так о такой мелочи и говорить не стоит. А если кто и поморщится по этому поводу, то плевать. Пусть себе сплетничают: дескать, младше и меньше самого Эндера, дескать, высшие отметки по всем предметам, а воняет от него, как от поросенка!
Тем более что время, которое тратится на мытье в душевой, – это самое драгоценное время! Именно тогда он может пользоваться компьютером мальчика, койка которого находится как раз напротив его койки. Тот в это время всегда принимает душ. Тогда все голые, а потому мониторинг по одежде невозможен. В отведенное на душ время Боб обычно включал чужой компьютер и начинал исследовать компьютерную сеть школы, скрытно от учителей изучая ее тайны и особенности. Он набил себе руку еще тогда, когда перепрограммировал свой компьютер так, чтобы дурацкая игра не выскакивала в меню, как это было всегда, когда он включал свою машинку. Это оказалось делом не слишком хитрым, так что Боб считал, что учителя не станут тревожиться из‑за того, что он с этим делом разобрался.
Пока Боб интересного нашел не так уж много, но чувствовал, что находится на пути к тому, чтобы проломить одну из преград и обнаружить нечто важное. Он знал, что где‑то тут скрыта виртуальная система, вложенная в компьютеры специально для того, чтобы ученики могли ее относительно легко взломать. Он слышал легенды насчет того, что Эндер (ну, еще бы не он!) в первый же день проник в нее, взяв себе псевдоним «Бог», но Боб‑то знал, что хотя Эндер и был блестящим учеником, но в данном случае он не сделал ничего такого, чего не мог бы сделать хороший амбициозный курсант.
Первым достижением Боба можно было считать то, что он подключился к той системе учителей, которая контролировала работу персональных компьютеров учеников. Избегая действий, которые могли бы автоматически сообщить учителям о происходящем, Боб создал свою собственную систему секретных файлов, которую они могли обнаружить лишь в том случае, если бы ее стали специально разыскивать. После этого все интересное, что он обнаруживал, отправлялось в это потайное хранилище информации, которым он пользовался под чужим именем. Эти материалы можно было получить в любое время, чтобы работать с ними на досуге, тогда как компьютер самого Боба в это время сообщал, что он работает с библиотечными фондами. Боб и в самом деле их читал, но только гораздо быстрее, чем об этом сообщал компьютер.
Эти подготовительные работы позволяли Бобу надеяться, что в ближайшее время он добьется значительного прорыва.
Однако он тут же нарвался на новую стену: система имела нужную ему информацию, но не желала ее выдавать. Пришлось использовать обходные маневры. Например, Боб не мог получить планы всей станции. Ему удалось получить лишь рисунки той ее части, которая была доступна для учащихся, но и они были сделаны вне масштаба и без привязки к остальным помещениям. Однако Боб умудрился разыскать нужные ему материалы в программе обеспечения аварийных работ. Эти планы должны были возникнуть на стенах коридоров станции, если бы, например, нарушилась система воздухообеспечения. На планах было в масштабе изображено местонахождение ближайших воздушных шлюзов. Сопоставление схем и аварийных планов позволило Бобу получить упрощенный план всей станции.
Разумеется, там не было никаких надписей, кроме относящихся к шлюзам, но зато Боб узнал о существовании параллельных коридоров, дублирующих коридоры учебной зоны. Выяснилось, что станция представляет собой не одно «колесо», а целых три, пересекающихся в ряде точек. Вероятно, там жили учителя, обслуживающий состав и команда станции. Там же размещались системы жизнеобеспечения и связи с Флотом. Плохой для Боба новостью было то, что все они имели свои системы воздухоснабжения, которые нигде не пересекались. Так что Боб мог использовать эту систему для шпионажа лишь в учебной зоне, тогда как проникнуть в две другие он не смог – они были слишком хорошо защищены.
Но даже в учебном «колесе» было множество таинственных мест и помещений, представлявших огромный интерес для исследователя.
Ученики имели доступ к четырем палубам плюс спортзал под палубой "А" и Боевой зал под палубой "D". Однако на самом деле палуб было девять: еще две располагались над палубой "А" и три – под палубой "D". Очевидно, эти пространства для чего‑то использовались. И раз истинное число палуб было секретом для курсантов, стало быть, их определенно стоило исследовать.
Скоро Боб начнет эти исследования. Физические упражнения сделали его куда более сильным, хотя он оставался тоненьким благодаря самоограничению в еде. Трудно было поверить, сколько пищи взрослые пытались засунуть в Боба, непрерывно наращивая размеры его порций, возможно, потому что он решительно отказывался набирать тот вес, который они считали необходимым «добрать». Но вот чего Боб не мог контролировать, так это свой рост. Вскоре воздуховоды станут для него недоступны. А возможно, он уже и теперь в них не пролезет. Однако использовать воздуховоды для проникновения в тайны станции нельзя, если ты ограничен «душевым» временем. Значит, придется пожертвовать сном. Поэтому Боб на короткое время отложил начало экспедиции – один‑два дня особого значения не имеют.