В отличие от тебя, Виггин, я всегда дам другому парню шанс научиться своему делу и только потом буду требовать от него совершенства. Сегодня ты поступил со мной подловато, но я дам тебе шанс завтра поступать лучше, а послезавтра еще лучше!
Но когда Боб подошел к шесту и ухватился за него, он обнаружил, что руки дрожат, а ладони сжимают скользкий шест совсем слабо. Пришлось с минуту постоять, прислонясь к шесту, чтобы успокоить нервы.
Эта схватка с Виггином, чуть не кончившаяся рукопашной, не принесла Бобу полного удовлетворения. Больше того, не исключено, что это была глупость. Виггин доставил ему боль своими въедливыми замечаниями и насмешками. Боб ведь изучал Виггина как объект созданной им самим теологической системы, а сегодня вдруг обнаружил, что все это время Виггин даже не знал о существовании Боба! Все сравнивали Боба с Виггином, но, по‑видимому, Виггин об этом или не знал, либо ему было просто наплевать. Он обращался с Бобом так, будто тот был никто! А ведь после того, как Боб целый год в поте лица трудился, чтобы завоевать авторитет, он ни в малейшей степени не ощущал желания снова стать никем. Теперь к нему вернулись ощущения, которые он считал исчезнувшими вместе с Роттердамом.
Тошнотворный страх неизбежной смерти. Хотя он и знал, что здесь на него никто даже руки не поднимет, он все еще помнил, как стоял на краю гибели, когда впервые подошел к Недотепе и отдал ей в руки свою жизнь.
Неужели я снова делаю то же самое? Внеся свое имя в этот список, я отдал свое будущее в руки этого мальчишки. Я надеялся, что он увидит во мне "то, что вижу я. А он не сумел. Я должен дать ему время.
Если оно есть. Почему‑то учителя заторопились. У Боба может не оказаться того года, который нужен, чтобы убедить Виггина.
БРАТЬЯ
– У вас есть результаты, которых я жду?
– И даже весьма интересные. Волеску солгал. Кое в чем.
– Надеюсь, вы детализируете мне ваше открытие?
– Генетические изменения, произведенные в Бобе, основывались не на клонировании Волеску. Можно с полной уверенностью сказать, что Волеску – не отец Боба. Но зато он, без всякого сомнения, приходится Бобу дядей или кузеном в близкой степени родства. Думаю, у Волеску был либо единокровный брат, либо двоюродный брат, потому что только столь близкий родственник мог стать отцом оплодотворенного яйца, над изменением которого работал Волеску.
– У вас, как я понимаю, есть список родственников Волеску?
– На суде сведения о его родственниках нам не были нужны. А мать Волеску не была замужем. Он взял ее фамилию.
– Значит, у отца Волеску был еще другой сын, но вам имя отца неизвестно. А я‑то считала, что вы знаете все на свете., – Мы знаем все о вещах, которые считаем важными для себя. И тут сформулировано очень важное различие. Мы просто не искали отца Волеску. Он ведь не был замешан в преступлении. А допрашивать все население земного шара мы не можем.
– Тогда еще один вопрос. Поскольку вы знаете все о том, что считаете важным для себя, то, возможно, сможете мне объяснить, почему некоего мальчика‑калеку забрали из той школы, куда я его устроила?
– Ах! Этот? Поскольку вы вдруг перестали им интересоваться, у нас возникли подозрения. Мы его вскоре обнаружили. Протестировали. Он – не Боб, но, без сомнения, относится к нашему контингенту.
– А вам не пришло в голову, что у меня могли быть веские основания не подпускать его близко к Боевой школе?
– Мы решили, что вы опасаетесь, что мы предпочтем Ахилла Бобу, который, если говорить прямо, еще слишком юн, а потому выдвинули вперед своего любимца.
– Вы решили, что я обращаюсь с вами как с интеллигентными людьми, а потому обошлись со мной как с идиоткой.
Теперь я вижу, что все должно было быть наоборот.
– А я и не предполагал, что истинные христиане способны так злиться.
– Ахилл уже в Боевой школе?
– Он еще не оправился от своей четвертой операции. Оперировать его нам пришлось на Земле.
– Разрешите мне дать вам совет. Не отправляйте его в Боевую школу, пока Боб находится там.
– Бобу пока только шесть лет. Он все еще слишком юн для этой школы, а говорить о том, чтобы выпустить его оттуда, тем более абсурдно.
– Если возьмете Ахилла, то немедленно отчислите Боба!
– Это еще почему?
– Если вы такой тупой, что не верите мне после того, как все мои суждения оказались верны, то я не собираюсь тратить порох на то, чтобы переубеждать вас. Скажу лишь, что их встреча в школе, вероятно, завершится смертью одного из двух возможных.
– Которого?
– Вероятно, это будет зависеть от того, кто кого увидит первым.
– Ахилл говорит, что он очень многим обязан Бобу. Он его любит.
– Ну тогда, разумеется, вам надлежит верить ему, а не мне. Но не вздумайте присылать труп мне, чтобы я занялась похоронами. Хороните свои ошибки сами.
– Это звучит бессердечно.
– Я не собираюсь лить слезы ни на той, ни на этой могилке. Вы, видимо, решили выяснить, кто из них лучше, прибегнув к дарвиновской теории выживания наиболее приспособленных.
– Успокойтесь, сестра Карлотта. Мы учтем ваше мнение.
Мы тут, знаете ли, дурака не валяем.
– Вы уже сваляли его. И ничего лучшего я от вас теперь не жду.
***
Дни превращались в недели, армия Виггина обретала форму, а Боб то впадал в отчаяние, то ослеплялся радужными надеждами. Надежды были потому, что Виггин формировал свою армию умело, а она обладала неистощимой способностью к адаптации. Отчаяние же связывалось с тем, что Виггин действовал без всякой опоры на Боба.
После нескольких тренировок Виггин выбрал себе командиров взводов. Все это были ветераны из списков на отчисление. Все они уже успели побывать на постах взводных или их заместителей. Кроме того, вместо нормальных четырех взводов по десять солдат Виггин создал пять по восемь человек и заставил их тренироваться по полувзводно, причем одним полувзводом командовал взводный офицер, а другим – его заместитель.
Никогда еще армии не разбивались на столько мелких подразделений. И это вовсе не была показуха. Виггин упорно работал над тем, чтобы взводные и их заместители имели бы как можно больше свободы. Он ставил перед ними задачи, но предоставлял лидерам самим решать, как лучше достичь поставленной цели. Иногда он собирал три взвода в кулак, поручив оперативное командование ими одному из взводных, а сам командовал оставшимися солдатами. В таких масштабах командующие армиями никогда ни с кем властью не делились.
Кое– кто из солдат не одобрял подобных нововведений. Толпясь у выхода из казармы, ветераны болтали о предстоящей" тренировке ‑не будут ли они тренироваться десятью взводами по четыре человека каждый?
– Каждому дураку ясно, что это никудышная стратегия – дробить армию, – сказал Муха Моло, взводный офицер взвода "А".
Бобу не понравилось, что офицер, следующий по рангу сразу за Виггином, в подобной форме высказывается о стратегии своего командира. Конечно, Виггин сам еще только учится. Но существует и такая штука, как субординация.
– Он не дробит армию, – возразил Боб. – Он ее организует. И нет таких законов стратегии, которых нельзя было бы нарушить. Есть такая идея – сосредоточить армию на направлении главного удара, но это вовсе не, значит, что она должна толпиться на одном пятачке.
Муха тут же окрысился на Боба.
– То, что вам – малышне – разрешается слушать наши разговоры, отнюдь не значит, что вы в них хоть что‑то понимаете.
– Уж если ты не хочешь верить мне, то подумай о том, чего ты вообще хочешь. Мои слова, во всяком случае, не сделают тебя глупее, чем ты есть на самом деле.
Муха кинулся на Боба, схватил его за руку и стал стаскивать с койки.
И тут же Николай выпрыгнул из своей койки, находившейся как раз напротив Боба, и приземлился прямо на спину Мухи, стукнув его головой о край койки Боба. В одно мгновение другие взводные растащили Муху и Николая: драка все равно не была бы равной – Николай ростом мало чем отличался от Боба.
– Брось, Муха, – сказал Горячий Супчик – Хан‑Тзу – взводный "D". – Николай считает, что он Бобу как старший братишка.
– А как называется то, что пацаны кидаются на взводных? – орал Муха.
– Ты сам проявил неуважение к командующему, – спокойно вмешался Боб. – Причем был на сто процентов не прав.
Если по– твоему, то Ли и Джексон под Ченселорсвиллом «Имеется в виду одно из сражений Гражданской войны в США.
1– 5 мая 1863 г, у городка Ченселорсвилл армия южан под командованием генерала Ли нанесла поражение северянам, потерявшим более 18 тысяч убитыми. У южан было убито около 10 тысяч и среди них знаменитый генерал Джексон по прозвищу Каменная Стена.» вели себя как идиоты, что ли?
– Смотри, а он все свое гнет!
– Ты что, так глуп, что не видишь правды, если ее тебе говорит человек маленького роста? – Все раздражение Боба от того, что он не входит в число офицеров, вылилось наружу.
Он понимал это, но не желал брать себя в руки. Надо же сказать им правду. И Виггин нуждается в поддержке, если за его спиной уже начинают шептаться.
Николай стоял на нижней койке, чтобы быть ближе к Бобу, как бы укрепляя связь между ними.
– Кончай, Муха, – сказал он. – Это же Боб, забыл, что ли?
К удивлению Боба, Муха смолчал. До сих пор Боб сам не понимал, какую силу имеет его репутация. Он мог быть рядовым в армии Драконов, но все равно он оставался сильнейшим знатоком стратегии и военной истории во всей школе, и все – кроме Виггина – знали это.
– Я должен был говорить с тобой с большим уважением, – сказал он, обращаясь к Мухе.
– Ты чертовски прав, – буркнул тот.
– Но и ты обязан быть повежливее…
Муха рванулся из рук ребят, державших его.
– Говоря о Виггине, – продолжал Боб, – ты не проявил к нему должного уважения. «Всякому дураку известно, что дробить армию – никудышная стратегия». – Боб безупречно сымитировал интонацию Мухи. Кто‑то из ребят расхохотался.
Муха тоже – через силу.
– О'кей, все правильно. Я совершил ошибку, – сказал Муха. – Но все равно – я офицер!
– Нет, когда ты тащишь малыша из его койки, ты не офицер, – ответил ему Николай. – Когда ты поступаешь так, ты просто хулиган.
Муха моргнул. Все молчали, разумно полагая, что Мухе надо дать время для принятия правильного решения.
– Ты совершенно прав, Николай. А друга надо защищать от хулиганов. – Он переводил взгляд с Николая на Боба и обратно. – Молодцы! А ведь вы, ребята, даже немного косите на братьев. – И пошел мимо них к своей койке. За ним потянулись и другие взводные. Кризис разрешился благополучно.
Только теперь Николай поднял глаза на друга.
– Вот уж не думал, что такой стручок и урод похож на меня, – тихо сказал он.
– А я, если подрасту и стану на тебя похожим, обязательно повешусь, – в тон ответил Боб.
– А что – тебе обязательно так обращаться с большими ребятами?
– А я, думаешь, ожидал, что ты накинешься на них, как пчелиный рой в одном лице?
– Думаю, мне просто захотелось сигануть на кого‑то.
– Тебе? Мистеру Паиньке?
– Ну последнее‑то время я не чувствую себя таким уж паинькой. – Николай перескочил на койку Боба, чтобы можно было говорить потише.
– Знаешь, мне как‑то тут не по душе, Боб. Не прижился я в этой армии.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Не готов я еще стать солдатом. Может, и вообще не гожусь для этого. Все тут учатся быстрее меня. Все схватывают на лету, а я стою и пытаюсь разобраться, что к чему.
– Значит, надо работать упорнее.
– А я и так работаю, как черт. Ты вот все…, буквально все схватываешь легко, все видишь вперед. И не в том дело, что я тупой. Я тоже все понимаю, но…, отставая на шаг.
– Мне очень жаль.
– Чего жаль‑то? Ты ж тут ни сном ни духом.
Еще как виноват‑то, Николай.
– Давай разберемся. Ты говоришь, что не ощущаешь себя частицей армии Эндера Виггина?
Николай усмехнулся.
– А он класс, верно?
– Ты станешь ее частицей. Ты хороший солдат. Вот увидишь. Начнем сражаться, и ты быстро станешь ничуть не хуже других.
– А…, возможно. В крайнем случае меня заморозят и запустят в противника. Такой большой неуклюжий самоуправляемый снаряд.
– Вовсе ты не неуклюжий.
– В сравнении с тобой все мы увальни. Смотрю я на тебя – ты ж за день выкладываешься на всю столовую порцию.
– А меня тут слишком обильно кормят.
– Ладно, пора работать! – Николай перепрыгнул в свою койку. Иногда Боб очень остро ощущал свою вину в том, что втащил Николая в эту историю. Но ведь как только они начнут побеждать, множество ребят, которые не попали в армию Драконов, будут готовы на что угодно, лишь бы поменяться местами с Николаем. Бобу показалось удивительным, что Николай так четко ощутил, что отстает от других. В конце‑то концов разница между ними всеми не так уж и велика. Может, есть и другие, которым тоже кажется, что они отстают? Жаль, не удалось ему успокоить Николая. Больше того, тот, видимо, еще сильнее укрепился в своем ощущении неполноценности.
Эким чувствительным другом я оказался!
***
Встречаться еще раз с Волеску смысла не было, особенно учитывая, сколько лжи он нагородил во время первой встречи. Все это вранье насчет копий и оригинала теперь ее уже не обманет. Он просто убийца и слуга Отца Лжи. И ничего, чтоб помочь сестре Карлотте, этот Волеску не сделает. А необходимость выяснить, чего можно ожидать от единственного ребенка пережившего карманный холокост Волеску, столь важна, что опираться снова на слова такого человека совершенно бессмысленно.
Кроме того, Волеску, видимо, договорился со своим единокровным или двоюродным братом – иначе как бы он мог получить оплодотворенные яйцеклетки, содержащие ДНК этих родственников? Поэтому сестре Карлотте надо было или идти по следам Волеску, или сдублировать его исследования.
Она довольно быстро установила, что он был незаконным сыном румынки из Будапешта. Весьма элементарная проверка плюс разумное использование высокого допуска добыли сестре Карлотте фамилию отца Волеску – уроженца Греции, важного чиновника Лиги, который только что получил высокий пост в штабе Гегемона. Это могло бы затруднить дальнейшие шаги сестры Карлотты, но ей не было особой нужды беседовать с дедушкой Боба лично. Как только она установила его фамилию, она без труда получила и сведения о его трех законных детях. Дочь Карлотта тут же исключила, так как ей нужны были мужские хромосомы, а из двоих сыновей она для начала выбрала того, который был женат.
Супруги жили на Крите, где Юлиан руководил компанией по производству программного обеспечения, работавшей исключительно на Международную Лигу Обороны Земли. Совершенно очевидно, что данное обстоятельство не было случайным совпадением, но семейственность могла рассматриваться почти как добродетель в сравнении с взяточничеством и торговлей постами, которыми эта Лига себя прославила. Вообще же сама по себе коррумпированность Лиги была явлением достаточно безвредным, поскольку МКФ задолго до этого захватил в свои руки контроль над собственным бюджетом и Лигу к нему на пушечный выстрел не подпускал. Таким образом, Полемарх и Стратег имели в своем распоряжении куда больше средств, нежели Гегемон, который тем самым стал куда менее могущественным и даже зависимым.
А то, что Юлиан Дельфийски обязан своей карьерой отцу, вовсе не означало, что эта фирма производит некачественную продукцию или что сам Юлиан – человек бесчестный. Во всяком случае, если честность мерить по стандартам, принятым в мире бизнеса.
Сестра Карлотта обнаружила, что для встречи с Юлианом и его женой Еленой даже не понадобится ее допуск. Она просто позвонила им и сказала, что хочет увидеться по делам, связанным с МКФ. Они тут же предложили ей назначить удобный для нее день встречи. Она прилетела в Кносс и была доставлена к дому на высоком обрыве, откуда открывался дивный вид на Эгейское море. Супруги очень нервничали, у Елены глаза были на мокром месте, и она все время прикрывала лицо носовым платком.
– Извините, – сказала сестра Карлотта, – но я не понимаю, почему вы так нервничаете. В моем деле к вам нет ничего такого, что могло бы вас потревожить.
Супруги обменялись взглядами, и Елена немного успокоилась.
– Значит, с нашим мальчиком ничего не случилось?
На какое– то мгновение сестре Карлотте показалось, что они откуда‑то уже знают о Бобе. Но как это могло произойти?
– С вашим сыном?
– Значит, с ним все в порядке? – Елена расплакалась, на этот раз от радости и облегчения. Муж встал возле нее на колени, она прижалась к нему, но еще долго не могла успокоиться.
– Видите ли, нам так не хотелось отпускать его на военную службу, – сказал Юлиан. – И когда нам позвонила представительница религиозного Ордена и сказала, что ей надо увидеться с нами по делам, связанным с МКФ, мы подумали… мы решили, что…
– Ох, мне ужасно жаль… Я не знала, что у вас сын в армии, иначе я была бы с самого начала осторожнее… А так вышло, что я прибыла к вам вроде как с фальшивыми документами. Дело, о котором я хочу с вами поговорить, весьма деликатное, так что, возможно, вам будет трудно отвечать на мои вопросы. И тем не менее оно весьма важно для МКФ.
Отвечая мне откровенно, вы не подвергаете себя ни малейшему риску, могу вас заверить в этом.
Елена уже полностью овладела собой. Юлиан тоже сел, и теперь они оба смотрели на сестру Карлотту спокойно и дружески.
– Спрашивайте о чем хотите, – сказал Юлиан. – Мы с радостью…, ответим на все ваши вопросы…
– Ответим, если сможем, – дополнила его Елена.
– Вы сказали, что у вас есть сын. Тогда возникает возможность, что… У меня есть причина поинтересоваться…, может быть, по каким‑либо обстоятельствам…, словом, не был ли ваш сын зачат в обстановке, которая вызвала необходимость произвести клонирование оплодотворенных яйцеклеток?
– О да, – ответила Елена. – И никакой тайны в этом нет.
Дефект в одной из фаллопиевых труб и внематочная беременность в другой сделали невозможным зачать ребенка в матке.
Мы с мужем очень хотели иметь ребенка, и тогда у меня взяли несколько яйцеклеток, оплодотворили их спермой мужа, а затем клонировали те, которые мы выбрали. Таким образом клонировали четыре яйцеклетки, сделав из каждой по шесть копий. Две девочки и два мальчика. Пока мы имплантировали только одну. Получился такой замечательный мальчик, что нам не хотелось лишать его хоть капли родительской любви.
Но теперь его образование ушло из наших рук, и мы подумываем о том, чтобы «зачать» одну из девочек. Время‑то бежит… – Она взяла руку мужа и улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ.
Какой контраст с Волеску. Трудно поверить в определенную общность генетического материала.
– Вы сказали: шесть копий с каждой из четырех яйцеклеток? – спросила сестра Карлотта.
– Шесть, включая оригинал, – ответил Юлиан. – Таким образом мы получили оптимальную возможность имплантировать каждую из четырех и успешно провести ее через все циклы беременности.
– А всего, значит, было двадцать четыре яйцеклетки. И только одна была имплантирована?
– Да, нам повезло. Первая же сработала отлично.
– Осталось двадцать три?
– Совершенно точно.
– Мистер Дельфийски, все эти двадцать три оплодотворенные яйцеклетки находятся в сохранности? Готовые к имплантации?
– Конечно.
Сестра Карлотта немного подумала.
– И как давно вы проверяли это?
– На прошлой неделе, – ответил Юлиан. – Мы как раз снова обсудили с женой вопрос о том, чтобы завести еще одного ребенка. Доктор заверил нас, что с яйцеклетками все в порядке и они могут быть подготовлены к имплантации буквально за считанные часы.
– Но произвел ли доктор проверку лично?
– Не знаю, – ответил Юлиан.
Елена явно была взволнована.
– До вас дошли какие‑нибудь слухи? – спросила она.
– Никаких, – ответила сестра Карлотта. – Я всего‑навсего ищу источник генетического материала одного конкретного ребенка. Мне необходимо удостовериться, что ваши оплодотворенные яйцеклетки не являются этим источником.
– Разумеется, не являются. Они использованы только раз – при зачатии нашего первого сына.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Но мне надо узнать фамилию вашего врача и адрес той клиники, где хранятся яйцеклетки. И еще я попрошу вас позвонить этому врачу и попросить его лично немедленно посетить клинику и потребовать, чтобы ему показали ваши яйцеклетки.
– Но их же нельзя увидеть без микроскопа, – возразил Юлиан.
– Но можно проверить, не произошло ли чего‑нибудь с контейнером, в котором они хранятся, – ответила сестра Карлотта.
Супруги Дельфийски снова встревожились, потому что не понимали причин такого интереса, а сестра Карлотта о многом должна была умолчать. Как только Юлиан сообщил ей фамилию врача и название клиники, сестра Карлотта вышла в сад и, глядя на сверкающие солнечные блики, рябью покрывавшие воды Эгейского моря, позвонила по своему сотовому телефону в штаб МКФ в Афинах.
На получение ответа на ее звонок и звонок Юлиана должно было уйти несколько часов, а потому и ей, и Юлиану, и Елене предстояло приложить героические усилия, чтобы сохранять кажущееся спокойствие. Они повели Карлотту на экскурсию по окрестностям, где чудесно сочетались модерн и древность, природная растительность, пустыня и море. Сухой воздух казался живительным, особенно когда в него врывался свежий морской бриз. Сестра Карлотта с любопытством слушала Юлиана, рассказывавшего о делах своей компании, и Елену, которая уже давно работала учительницей. Все ее опасения, что супруги выросли в мире коррупции, быстро рассеялись, так как оказалось, что Юлиан – серьезный и талантливый программист, а Елена относится к преподавательской работе, как участник крестового похода к Святым местам.
– Как только я стала обучать собственного сына, – говорила она, – я поняла, какой он замечательный. Но тестирование для определения места будущей учебы выявило, что его таланты интересуют МКФ.
Вот тут– то и прозвонили колокола тревоги! Сестра Карлотта поняла, что их сын уже не дитя. Да и сами они ‑не такая уж юная пара.
– Сколько же лет вашему сыну?
– Исполнилось восемь, – ответил ей Юлиан. – Нам прислали его фотографию. В своей форме он настоящий мужчина. К сожалению, письма оттуда редки.
Значит, их сын в Боевой школе! А они уже вступили в четвертый десяток, но, вероятно, поздно поженились, потом что‑то не ладилось с зачатием, потом была внематочная, а затем диагноз – на обычное зачатие не приходится надеяться. Их сын всего на два года старше Боба.
Это означает, что если Графф сравнит генетический код Боба с кодом ребенка Дельфийски, то можно будет легко выяснить, принадлежат ли они к одной и той же клонированной яйцеклетке. Можно будет даже установить, какие именно изменения в генной структуре вызвал «ключ Антона», когда его ввели в структуру, еще не подвергавшуюся. воздействию.
Теперь, когда стали известны новые факты, сестра Карлотта поняла, что все кровные родичи Боба должны обладать такими качествами, которые интересовали МКФ. «Ключ Антона», превращающий детей в узконаправленных гениев, не затронул тех качеств, которые интересуют МКФ. Боб обладал ими и без операции. Она дала ему лишь более высокий уровень интеллекта для использования уже имевшихся данных.
Разумеется, все это при условии, что Боб – это ребенок Дельфийски. Однако точное совпадение числа оплодотворенных яйцеклеток и числа детей, помещенных Волеску в «чистое место», говорило само за себя. Так, спрашивается, к какому еще выводу могла она прийти?
Вскоре пришли и ответы. Сначала свой получила сестра Карлотта, почти сразу же и Юлиан. Следователи МКФ явились в клинику вместе с врачом и установили, что яйцеклетки пропали.
Это была плохая новость для Дельфийски, и сестре Карлотте пришлось прогуляться по саду, чтобы дать возможность Юлиану и Елене побыть наедине. Вскоре ее опять пригласили в дом.
– Как много вы нам можете рассказать? – спросил Юлиан. – Вы ведь приехали к нам, уже подозревая, что наши дети похищены? Скажите, они родились?
Сестре Карлотте очень хотелось скрыться за завесой секретности, но, по правде говоря, никакой военной тайной тут и не пахло. Преступление Волеску рассматривалось гражданским судом. И все же, может быть, родителям лучше не знать правды?
– Юлиан, Елена, в лабораториях бывают аварии. Ваши дети могли бы погибнуть в одной из таких. Не лучше ли думать об этой истории как о трагической ошибке? Зачем добавлять тяжелый груз к той ноше, которую вы и без того тащите на себе?
Елена с бешенством накинулась на нее:
– Мне вы скажете, сестра Карлотта, если вы действительно служите Богу Истины!
– Яйцеклетки были украдены преступником, который… нелегально подверг их определенным изменениям. Когда возникла опасность, что его преступление будет обнаружено, он безболезненно лишил детей жизни, дав смертельную дозу снотворного. Дети умерли без страданий.
– Этого человека будут судить?
– Его уже судили и приговорили к пожизненному заключению, – ответила сестра Карлотта.
– Уже? – воскликнул Юлиан. – Как давно были украдены наши дети?
– Больше семи лет назад.
– О! – воскликнула Елена. – Значит, наши дети…, когда Они умирали…
– Это были новорожденные. Им еще и году не исполнилось.
– Но почему именно наши? Почему он украл их? Он хотел продать их для усыновления? Он был…
– Разве это важно? Важно, что его планы не осуществились, – ответила Карлотта. – Характер экспериментов – секрет.
– Как имя убийцы? – спросил Юлиан. Видя, что сестра Карлотта колеблется, он стал настаивать:
– Его дело слушалось в гражданском суде, не так ли?
– В уголовном суде Роттердама, – ответила она. – Имя – Волеску.
Юлиан отшатнулся, будто его ударили по лицу, но тут же взял себя в руки. Елена ничего не заметила.
Он знает о любовнице отца, подумала сестра Карлотта. Он понял, каковы частично были мотивы кражи. Дети законного сына были украдены бастардом, подвергнуты пыткам, а потом убиты, причем законный сын не знал об этом семь лет. Какие бы муки ни приписывал Волеску своей безотцовщине, он отомстил за них жестоко. Для Юлиана же и его жены немалую роль играло и то, что похоть отца Юлиана обрушила на них несчастье в виде гибели их собственных детей. Грехи отцов падают на головы их детей до третьего и четвертого колена.
А что, если эти поколения будут ненавидеть меня? Впрочем, ни Юлиан, ни Елена не прокляли Бога, хотя их невинные дети…
Во всем этом мало смысла. Так же мало, как в избиении Иродом младенцев в Вифлееме. Единственное утешение – вера, что Господь взял души этих детей и поместил их в сердце своем, а потом даровал покой и сердцам их родителей.
– Извините меня, – сказала сестра Карлотта. – Я не смею сказать вам, что не следует горевать о детях, которых вы никогда не видели. Но вы обретете радость и забвение в любви к сыну, который у вас есть.
– В миллионах миль от нас! – вскричала Елена.
– Я не знаю…, но, может, вам случайно известно, отпускает ли Боевая школа своих слушателей навестить родителей, – тихо сказал Юлиан.
– Его зовут Николай Дельфийски. Может быть, при таких обстоятельствах…
– Мне очень жаль, – сказала сестра Карлотта. Напоминание о сыне оказалось вовсе не таким безотказным лекарством, как она ожидала. – Мне страшно жаль, что мой визит принес вам эту ужасную новость.
– Зато вы узнали то, что хотели узнать, – ответил Юлиан.
– Да, – просто ответила сестра Карлотта.
Юлиан, видимо, понял что‑то, о чем не хотел говорить в присутствии своей жены.
– Вы уже собираетесь в аэропорт?
– Да. Машина уже ждет. Солдаты терпеливее таксистов.
– Я провожу вас до машины.
– Нет, Юлиан, не оставляй меня одну!
– Это всего лишь несколько минут, любимая. Даже в таких ситуациях мы не должны забывать о вежливости. – Он обнял жену, потом повел Карлотту к дверям и открыл их.
Когда они шли к машине, Юлиан заговорил о том, что он понял.
– Поскольку бастард отца уже в тюрьме, значит, вы приехали не из‑за самого преступления?
– Нет, – ответила она.
– Это означает, что один из наших детей жив?
– То, что я скажу вам сейчас, я не должна говорить, так как это не моя тайна, – ответила ему Карлотта, – но я в первую очередь несу ответственность перед Богом, а уж потом перед МКФ. Если двадцать два ребенка, которые погибли от руки Волеску, – ваши, тогда двадцать третий жив. Но необходим генетический анализ…
– Но нам ведь ничего не скажут, – с горечью сказал он.
– Пока нет, – отозвалась сестра Карлотта. – И вообще не скоро. А может, и никогда. Но если это будет в моей власти, то настанет день, когда вы встретитесь со своим вторым сыном.
– Ох, вы его…, знаете?
– Если это ваш сын, то да, я его знаю. Его жизнь была неимоверно тяжела, но у него доброе сердце и он таков, что любые отец и мать должны им гордиться. Прошу вас, не спрашивайте меня больше ни о чем, я и так сказала слишком много.
– Могу ли я рассказать об этом жене? – спросил Юлиан. – Что для нее тяжелее: знать или не знать?
– Женщины не так уж сильно отличаются от мужчин. Вы же предпочли знать.
Юлиан кивнул.