- Ну, прости-извини. Само как-то вылетело. На самом деле хотелось, чтобы ушла грустинка в твоих глазах.
***
- А я и не грущу больше. - Таня подняла куртку, скомкала ее и снова кинула на диван, - Алиса, включи мою любимую.
- Что?- не понял я.
Голосовой помощник Яндекса отреагировал не сразу: «Одну минуту». В динамике зазвучал Свиридов.
- Раз пошли такие признания, пригласи даму на танец что ли, - Таня торжественно встала и протянула руку.
- Мадам, совсем не умею.
- Ладно, тогда потопчемся, как на сельской дискотеке, - она обвила руками мою шею и приклонила голову. Кончики защекотали подбородок. Запах каштановых волос был неуловимо клубничным. Я тихонько обнял талию.
Пора включать ограничитель, - прорезался внутренний голос, - такими темпами знакомство непременно станет близким. Депрессия депрессией, но дама замужем, как-никак. Как старик говорил, потом локти кусать будете…
- Так ты меня полюбил, и что дальше?
- Ну, так вот. Допустим, я оформляю признание в любви в виде двухсотстраничного романа и отправляю тебе книгу по почте. Ты в тоске и сомнениях ее читаешь. Сначала идет завязка, допустим, наша с тобой сегодняшняя встреча, потом происходят какие-то перипетии по ходу повествования, подтверждающие мое искреннее чувство, и финал. На любой вкус – первый поцелуй, свадьба, или мы счастливо прожили остаток жизни, умерев в один день. Закрывая книгу, ты понимаешь, что таки-да, я не лукавлю ни в одной букве своего признания и действительно тебя люблю. То есть правильно воспринимаешь послание, все, что хочу тебе сказать. Весь текст, без искажения.
Это – первый вариант. Есть и другой. Я где-то ошибаюсь в повествовании. Допускаю ошибку в рассуждениях и поступках героев. Они начинают жить своей жизнью, из за чего сюжет кривляется и выводит автора куда-то ни туда. В лучшем случае признание: «я тебя люблю» - звучит уже с оттенком снисхождения, мол, «люблю я тебя».
- После запятой, «дурочка».
- Именно. Или «тебя люблю я», - это уже акцент на местоимениях. Если эмоциональное ударение падает на первое слово, получается как бы выбор моей Тани из предлагаемого множества других девушек, а если на последнее – то ты вообще никакой роли не играешь, потому что до любви снизошел такой орел, как я. Так что предполагаемый счастливый финал не получится, или станет искусственным, фальшивым. Отсюда вывод: либо мое письмо к тебе было не про любовь вовсе, либо где-то в романе допущена смысловая опечатка. Она должна повторяться в тексте при каждой попытке вернуть повествование в нужное автору русло, то есть множиться. Ее-то мне и нужно будет найти, а потом разобрать по косточкам с позиции пространственной геометрии.
- Выходит, ты поводишь экспертизу на искренность?
- Нет-нет. Вранье тоже искреннее. Если твой герой лукавит, изворачивается, старается добиться корыстной цели, читатель видит это, как, разумеется, и автор. Основная мысль, логика событий и финал при этом вовсе не искажаются. «Разницы нет никакой между правдой и ложью, если, конечно, и ту, и другую раздеть». Смысловая ошибка – это как мутация, возникающая при создании новой ДНК из матричной. А если так, то она должна присутствовать в самой жизни героев, и искать ее следует в хронике текущих событий.
- Так исследуй Костомарова.
Музыка становилась все громче.
- Тань, танцевать под «Метель»… все равно что под «Реквием»!
- Ладно, ладно. Она подбежала к музыкальному центру и вытащила из розеток все вилки.
- Исследовать чужой материал можно, зная законы праязыка, и когда расшифровал его целиком, как генетический код. Я же только азбуку прохожу. Поэтому взял за основу самую примитивную мысль и, как умею, развиваю ее в контексте прожитых лет. Если финал удастся без искажений, работа напрасна, ошибок в повествовании не допустил. Если получится ложным, должен буду отыскать место, где свернул с дороги в сторону других смыслов и закрепил их в тексте.
- Я тебя люблю – примитивная мысль?
- Нет, не очень. Поэтому у меня другая, простая до безобразия.
- Жопа, она и в Африке - жопа, эта что ли? – Таня схватила меня за руку и залилась смехом.
- Десять из десяти, наконец.
- Что, правда? – Она опешила.
- Формально - да. Самое простое математическое равенство рассматриваю: икс равен иксу.
Девушка внезапно стала серьезной и задумчивой. И я мысленно отмудохал) себя за то, что увлекся собой и совершенно забыл, зачем я здесь задержался.
Резкие перемены в ее настроении, равно как и обширный лексикон уже давно не вызывали вопросов.
- Подождешь две минутки, хорошо? Хочу тебе кое-что показать. Я мигом, - она выпорхнула из комнаты с такой быстротой, что я даже не успел проследить за траекторией исчезновения.
***
Прошло больше десяти минут. Разгуливая по комнате с сигаретой и бокалом виски, я в очередной раз притормозил около распахнутой двери, за которой висел Танин «иконостас». Закрыв проем, подошел вплотную к стене и увидел, что бумажные репродукции под стеклом мелко подписаны. Незнакомцев, оказывается, можно было идентифицировать. Стало интереснее. Старик в чалме с пронзительными голубыми глазами – Джагги Васудев, Садхгуру. Чуть выше Александр Македонский, рядом - изображение гипсовой головы Луция Аннея Сенеки. Следующим, под иконой Серафима Саровского, висел совершенно незнакомый профиль какого-то средневекового деятеля отталкивающей наружности, с крючковатым носом. Я не стал напрягать зрения.
Великие мира сего располагались без какой-то внятной хронологической последовательности и даже не группировались по роду занятий. Видимо, девушка вешала изображения, исходя из какой-то своей очень женской логики. Скорее всего, по принципу последовательности обретенных знаний: прочитала-посмотрела, понравилось, распечатала и поместила в рамку. Но тогда это еще что!
С правого верхнего края «иконостаса» на меня смотрели добрые глаза президента Путина образца четырнадцатого года. Нет уж, - подумал я, - с такими предпочтениями… за адюльтер, Танечка, ты можешь быть спокойна, теперь уж точно не светит. Затушив сигарету в бокале, я потянулся перевернуть портрет, как вдруг дверь распахнулась, чуть не ударив меня по затылку.
- Ау, мужчина!
-Тут я.
Таня держала в руках планшет. Большой экран Хуавея был испещрен иероглифами.
- Помогите в моем деликатном семейном вопросе.
Глаза ее были влажными. Во взгляде – снова беспокойство и тревога.
- Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
- Не представляешь, как часто я это слышал до развода.
Все как всегда, сначала за здравие, потом за упокой, - вздохнул я. – Депрессия философскими разговорами не лечится. Начнем сеанс эмпатии.
- Тщ-щ. Оставь этот тон, пожалуйста, - Таня прижала палец к губам. – Если ты еще не догадался, мой муж меня… оставил.
- Сочувствую, не догадался, честно. Когда это слу...
- Скажите, ты долго живешь в деревне один?
- Достаточно. Только какая связь?
Таня отвернулась, сделала несколько шагов к столу и, не оборачиваясь, тихо спросила:
- Тебе никогда не хотелось родиться заново? Нет, не так. Тебе никогда не хотелось сбросить с себя прошлое, забыть все плохое, забыть прежнюю жизнь? Начать с чистого листа?
- Сто раз пробовал бросить курить с понедельника.
- А серьезно! Серьезно сказать!
- Наверное, по этой причине здесь и живу, если разобраться.
- Это и хотела услышать, - она резко повернулась и подбежала. Встала вплотную. Застыла на мгновение. Подняла глаза. По ее щекам одна за одной скатывались слезинки.
- Что с тобой? Не надо плакать. Нет неразрешимых проблем. В чем дело, говори!
- Сначала помоги мне.
- Всем чем угодно.
- Читай, - она протянула планшет.
- Это же китайский. Даже не понимаю, где верх, где низ.
- Праязык выражается в знаках, которые не лгут, ты сказал.
- Не так, Таня. Я пытаюсь изучить алгоритм передачи неискаженного смысла. Семиотика и семантика могут быть любыми, это правда. Но это уровень университета, а я в детском саду с первыми буквами букваря, говорил же. Тебе нужно найти дедовских специалистов, которые открыли триплетный семантический алгоритм…
- Ты можешь помочь?
- Как? Даже если ты переведешь этот вотсап на русский, потребуются месяцы, чтобы соотнести предполагаемый истинный смысл меседжа с его итоговым прочтением. А для этого одного лишь письма мало. Требуется хорошо знать твоего мужа, его биографию, мироощущение, саму историю, предшествующую написанию текста.
- Я так и думала. Так даже еще лучше, - она вскинула руку и одним д
- Я тоже не знаю китайского, так совсем чуть-чуть. Пользуюсь переводчиком яндекса. Но мне нужно знать, врет он или нет, что хочет сказать на самом деле, что у него между строк.
Мы стояли очень долго. У меня давно затекли ноги, и я сбился со счета, сколько раз пробили часы.
, по принципу по мере того, как о них узнавала. А может быть,
А вот как бы ты поняла, тебя люблю я? Или. Люблю я тебя. Чувствуешь, какие оттенки смысла могут здесь быть. Вообще такое может быть совсем даже и не про любовь сказано. Так вот, когда я пишу свое сочинение, повествование должно закончиться пониманием этой фразы.
- Так ты им владеешь?
- Таня, пролетела ты мою мысль. Праязык понятен всем и вся.
ЧТО НА СВЕТЕ ВСЕГО ДОРОЖЕ
***
Jyh-7Wv-Twr-Epb
Давай потанцуем?
***
...Нет,не пейзаж влечёт меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
Иван Бунин
- Вы меня пугаете.
Таня не оборачивалась. Видимо, она всеми силами боролась с эмоциями Резко повернулась, и волосы И с мистикой, и с пофигизмом. Он у нас в крови, по-моему. Всегда был, есть и будет. Читали Радищева?
- Согласен, но такого, как на закате державы... С недавнего времени у меня появилась теория, как и когда хомо сапиенс теряет ориентиры. Почему возникает внутренняя опустошенность, депрессия, равнодушие ко всему и вся, тот самый пофигизм.
- Нет, про депрессию. Это интересно. И как?
- Что ведет нас вперед, к вершинам, или хотя бы держит на плаву? Вера. Например, что завтра будет лучше, чем вчера. Что наступит светлое будущее или счастливая загробная жизнь. Вера зиждется на Слове с большой буквы. Словами мы мыслим, словами убеждаем, словам верим. Правильно подобранные речевые конструкции из трусливого зайца делают медведя. Из махрового атеиста – монаха, из схимника – расстригу.
- Знаете, если каждый день слышать, «я люблю тебя, зайка», верить перестаешь через неделю! А вы так говорите, будто Америку открыли. Подкреплять слова надо, тогда и смысла не потеряют. Мы не лучше обезьян, просто социальные животные.
- Умница Таня.
- А вы опять-таки наблюдательный.
- И скромница. Тут-то мы подходим к самому интересному. Моя Америка заключается в понимании качества слова. Если какое-то слово или сентенция истинны в своей основе, то есть отражают психическую реальность человека, то они действенны. То есть если мужчина говорит, что любит вас больше жизни и при этом по-настоящему любит, на уровне каждой клеточки души и тела, то слово его нерушимо, и он умрет за него, не сомневайтесь. А если врет… да зачем врет, пусть не врет, но ему только кажется, что влюблен - дело швах. Отречется рано или поздно. Вот гениальная иллюстрация из советской киносказки: огромный паук-людоед ловит в свою сеть богатыря, ищущего по свету любимую, и задает ему загадку: «Что на свете всего дороже»? Тот без колебаний отвечает: «Василиса». Не правильно, хохочет кровосос и собирается сожрать героя, но тот поправляется и орет: «Жизнь! Жизнь всего дороже!» Жизнь – единственно правильный ответ. За него и жизнь отдашь. Такой парадокс.
- Из под опущенных ресниц Таня смотрела, как чайная ложечка в ее руке рисует на белом столе тонкие коричневые полоски.
– Наврал, получается, про Василису, подлец.
- Думаю, не совсем. В контексте вопроса: или твоя жизнь, или жизнь Василисы, положительный герой однозначно выбрал бы второе. Вы еще не учитываете тот нюанс, что Василиса не спасена, и погибни наш герой, кто бы ее искал? Вероятно, наши богатыри в сказках были не только сильным, но и мудрыми.
- Я бы согласилась с вами полностью, если бы не большое НО. Никто из нас не знает, что в голове
- ддлдл секта или??? И вы поверите, умрете.
- Смирнов и др.
Таня улыбнулась. Вы этим серьезно занимаетесь? Недаром говорят, все мужики одинаковые. Все философы, думают о далеких мирах, философствуют, смыслы ищут. Да все просто. Что для человека правда – делами говорят, а не словами.
Ага, сейчас. Да я лоб разобью, кладя поклоны, а веры в душе иметь не буду. Дела…
Я встал и прошлся по комнате. Путин.
- Получается, сделать можно кого хочешь, без разницы какая идея. Да. Но в этом случае встает вопрос о качестве, точнее сказать истинности самого слова.
- Думаете, открыли Америку?
- Для вас, суд по тому, что вы девочка умная, думаю, нет. Моя Америка в механизмах восприятия слова.
меняем жизньв свое дело, которая объясняет, как и почему человек уходит в раздрай, а вместе с ним и его народ.
Есть теория.. первые христиане, попы не верят. Первые коммунисты, потом деградация до простых смыслов… Это когда слово теряет свою силу. Потом взрывы на Каширке, башни-близнецы, Смирнов, Гаряев.
«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».
«Жэньминь жибао»
- Я другому обещалась и другому отдана. Ну, подумаю. Если будете таким же соловьем, как ваш компилятор, то, наверное, сдержу слово. Вас ведь больше всего мой муж интересует. Это не самый большой секрет.
- Неужели вам не хочется спать, почти четыре часа, - сказал я, посмотрев на часы.
- Я ведь почему вас так долго не отпускала, мне сегодня плохо одной. У меня на душе черно, как черно ворона. Напилась, потому что тяжесть внутри такая была, что хоть в петлю лезь.
Замужние у меня в табу, если бы она прежде не сказала, что китаец ее бросил, я бы его не нарушил.
Дед по-прежнему сидел у костра, точнее, нескольких тлеющих углей и тихо разговаривал сам с собой. А может, молился.
Пот градом катился у мня со лба.
В классическом варианте выделяют следующие части художественного произведения:
- пролог
- экспозиция
- завязка (я и Неллли)
- развитие (побег)
- кульминация (встрча с отцом)
- эпилог
(ПИ перед зеркалом.)
После армии вернулся к учебе. Но прежнего ощущения правильности выбранного пути почему-то не было. Из всех предметов меня интересовали больше всего нормальная и патологическая физиология, «инфекция» и, может быть, пропедевтика детских болезней… Совершенно разонравилась хирургия. Я не понимал, стоя за спиной преподавателя, зачем она второй раз за полгода удаляет ребенку гланды (кровь из горла фонтаном, сопли, слезы, дикий крик), когда есть от физиотерапия и гомеопатия? Зачем травмировать детскую психику постоянными проколами гайморовой пазухи? (У меня в 10 лет тоже был сильнейший гайморит с температурой, жуткими головными болями и вечно забитым носом, и мне его вылечили за несколько месяцев промыванием содо-солевым раствором с помощью заварного чайника).
Но главное, что меня «возмущало» – это существование неизлечимых заболеваний, точнее, бессмысленность их лечения. Если опухоль неоперабельная, зачем резать живот? Если травма привела к разрыву спинного мозга и параличу, что могут сделать сосудистые препараты, нормотрофики и витамины? Если у ребенка спинальная амиотрофия… он все равно умрет!
Конечно, подобные рассуждения - плод юношеского максимализма. Помочь обреченному больному, повысить качество его жизни – задача более чем благородная. И посильное лечение – тоже лечение, которое необходимо оказывать. Но тогда мне казалось, что намного интереснее быть с теми, кто ищет принципиально новые способы терапии. Потому что вылечить хотя бы одного неизлечимого больного намного круче, чем написать тысячу диссертаций о трехлетней практике применения какой-нибудь таблетки.
Выбор кафедры нервных болезней был сделан, скорее всего, «по инерции». Мне хотелось быть похожим на А.И. Хотелось наконец-таки встретиться с ним не на уютной кухне под абажуром в доме напротив, а в учебной аудитории. Но, увы. К моменту окончания института главный детский невропатолог Москвы Анатолий Иванович Берестов был рукоположен в дьяконы и практически уже не преподавал.
Моим учителем стала Галина Николаевна Дунаевская, также как и А.И., ученица Левона Оганесовича Бадаляна, легендарного детского психоневролога конца прошлого века.
***
После окончания 2 Медицинского института им. Н.И. Пирогова (ныне РГМУ) полтора года работал участковым невропатологом в городской детской поликлинике №55. Параллельно (в составе коллектива физиков из лаборатории магнитометрии на базе Института Курчатова) участвовал в научной работе по визуализации психических функций мозга. Точнее, это были только слабые попытки вычленить из ЭЭГ электрические паттерны, соответствующие когнитивным процессам. Но в связи с отсутствием финансирования в конце 1995 года наш научный проект был закрыт.
Я перешел работать в НЦПЗ РАМН. В то же время, находясь в активном поиске единомышленников, занимающихся компьютерным моделированием психических процессов, по совету членов нашей уже распавшейся научной группы, начал активно публиковать статьи по данной проблематике в различных научно-популярных изданиях: «Эврика» (приложение к «Новой газете»), журнал «Здоровье», «Литературная газета» и др. Результатом таких наивных поисков стало знакомство с Игорем Викторовичем Смирновым, основателем и директором Института компьютерных психотехнологий при ММИ им. Сеченова.
Здесь я отвлекусь от темы повествования и напишу несколько слов об этом выдающемся, с моей точки зрения, ученом.
Игорь Смирнов – сын наркома внутренних дел Виктора Абакумова. Первые четыре месяца жизни вместе с матерью он прожил в Бутырской тюрьме, так как отца к этому времени уже репрессировали (и вскоре расстреляли как врага народа). Будучи школьником, он по совету родственников взял девичью фамилию матери: Смирнов, благодаря которой в то репрессивное время беспрепятственно получил сначала среднее, а затем и высшее образование.
Как это ни парадоксально звучит, но «бегство» от тени прошлого закончилось работой в структуре КГБ, под контролем которого молодой ученый Виктор Абакумов (Смирнов) занимался изучением способов направленного влияния на сознательные и подсознательные психические процессы.
С появлением компьютерной техники в работах Игоря Викторовича произошел настоящий прорыв. Благодаря возможности моментальной оценки вызванных потенциалов мозга в совокупности с анализом отсроченной моторной реакции по Лурия, ЧСС, КГР и др. (я прошу прощения у пользователей, не знакомых с медицинской терминологией, т.к. пропущенные детали не повлияют на общее представление об изложенном) ученый сумел создать инструмент измерения значимости психических процессов. Иными словами, объективно понимать, насколько то или иное слово, образ, стимул… по-настоящему важен для испытуемого и вызывает статистически достоверную ответную реакцию.
Вскрытие «черного ящика» - подсознания - сулило первооткрывателю заоблачные перспективы: от немедикаментозного лечения тяжелых заболеваний до возможности контроля над психикой… одного человека, группы людей. А может быть, и всего человечества?!
Смирнов говорил, что мы сложно устроены и к тому же очень индивидуальны. Поэтому на данном этапе НТП все модные разговоры про «тотальное психозомбирование» – чистейшей воды спекуляция.
С одной стороны.
Но с другой - соединение семи миллиардов «черных ящиков» на планете посредством интернета и цифровых СМИ - вопрос чисто технический, вопрос ближайшего будущего. Нужно лишь найти универсальный ключ, первоязык человечества, который на генетическом уровне будет понятен всем народам. И тогда мы окажемся по-настоящему беззащитными перед любыми экспериментами сильных мира сего. Потому что «промывание мозгов» от партии и правительства в отдельно взятой стране, НЛП на службе политтехнологов и даже массовые гипнотические сеансы – все это детский лепет по сравнению с компьютерными психотехнологиями, дающими возможность прямого направленного и неконтролируемого воздействия на подсознание человека.
Апофеозом в научных работах Игоря Викторовича (как считал он сам) стало открытие неизвестной ранее системы восприятия. В эксперименте с двухгодовалым анэнцефалом Гошей (случай, кстати, в медицинской практике очень редкий, т.к. младенцы, лишенные головного мозга, редко доживают до года) выяснилось, что ребенок понимает значение определенных слов! И не сознанием или подсознанием (высшие корковые функции в данном случае отсутствуют)… а непосредственно – сердцем! Это стало понятным, когда в лаборатории младенец «выдал» статистически достоверную кожно-гальваническую реакцию и увеличение ЧСС на предъявленное в неосознаваемом (т.е. не воспринимаемом на слух как голос) режиме обращение к нему матери, а затем самого Игоря Викторовича… Человек, лишенный мозга, реагировал на близкие ему слова! Этот факт перевернул представление о мире, аннулировал все философские и научные парадигмы ученого. Последняя его печатная работа «Психоэкология» - заканчивается такими словами: «Если эта книга вышла в свет, и Вы, любезный читатель, ее все еще читаете, а я все еще телесно существую в этом мире, хочу в следующее издание включить главу о том, как напрямую общаться с Богом, каковым Вы и Я, и все Сущее на самом деле являемся…»
(подробнее: https://blogs.mail.ru/inbox/inwardly/ «Слово и тело»).
Но, увы, следующего фолианта не будет. Смирнов умер внезапно от остановки сердца в своем дачном доме в деревне Скнятино. (Я только тогда узнал, что мы были соседями, вот уже несколько лет пытаюсь достроить дом на противоположном берегу Волги).
Но биография продолжается.
***
С конца девяностых я развивался больше не как врач или естествоиспытатель, а как журналист, потому что элементарно выжить на «докторскую» зарплату в середине девяностых, имея семью и детей, было невозможно. Днем подрабатывал частной практикой, детским массажем, а вечером написанием репортажей, интервью, аналитических статей.
Однажды решил снять фильм. Не помню, кто выступил заказчиком, помню только фигуранта: Петр Петрович Гаряев, человек, имя которого упоминать в научных кругах даже всуе считается нынче большим преступлением. Биолог, математик, генетик… к теориям и практическим работам которого я отношусь с огромной симпатией.
На мой вопрос о постулате Смирнова, что наше естество может воспринимать информацию не только мозгом, но и сердцем (а может быть всеми клетками тела), Гаряев ответил так: «Мы не просто можем это делать, мы в любой час своей жизни купаемся в речи Создателя».
Электромагнитная среда, в которой живет человек – волновая информационная среда. Наши слова – те же волны, которые «понятны» нашим хромосомам, с которыми мы имеем, в прямом смысле слова, общий язык. Чтобы доказать это, Гаряев провел свой знаменитый эксперимент в ФИАНе им. П.Н.Лебедева, когда с помощью простой установки, трансформирующей звуковые колебания в электромагнитные, «проклял» лабораторную пшеницу. Затем произвел подсчет количества вызванных этим антинаучным экспериментом хромосомных аберраций (генетических поломок). Нежизнеспособными оказались 98% семян!
«С моей теорией волнового генома можно соглашаться или не соглашаться, но то, что получено в опыте – это факт, с которым придется считаться».
И ученый прав. Хотим мы этого или нет, но если научный факт «не вмещается» в общепринятую парадигму, нужно забыть именно парадигму, а не опытный результат. В противном случае, как мы найдем истину?
Петечка? Да он емнутый. Несмотря на довольно короткое знакомство с Петром Петровичем, именно этому человеку я обязан выбранной тогда системе оценки людей и событий. Она проста: если ученый или исследователь отметает от себя все, что не вмещается в его стройную картину мира, стоит задуматься, чего больше от него ждать: вреда или пользы? Для чего он в науке и какие цели на самом деле преследует? Ну, а если явление не понято, нужно изучать его всесторонне, до победного конца, пусть даже дело завершат потомки, пока не исчезнет словосочетание: «я этого не понимаю». В противном случае, непонятное явление, если оно – факт - нужно хотя бы признать…
***
Дальнейшая работа в качестве редактора газеты «МК-Здоровье» дала мне много пищи для размышлений на этот счет. С кем только не приходилось встречаться в тот период (1999-2005), от маститых ученых до доморощенных целителей. Каких только «новых теорий», «уникальных гипотез», «универсальных концепций» и «мировых изобретений» мне ни довелось узнать. Особую трудность для попыток верификации жемчуга в блестящем навозе представляли те самородки, которые, помимо серьезных выкладок, обильно сдабривали действительное желаемым. (Как я потом заметил, тем же «грехом» страдают и многие представители академической науки).
Как отделить зерна от плевел, вопрос созвучный евангельскому, что вообще есть истина?
В 2001 году я случайно попал в гости к академику В.Л. Гинзбургу (меня попросили передать будущему нобелевскому лауреату какие-то бумаги). Часа четыре мы пили чай на его кухне и говорили о том, какими качествами должен обладать настоящий ученый. «Главное для меня, - сказал Виталий Лазаревич, чтобы человек не был абсолютно уверен в своей правоте, чтобы он сомневался, проверял и перепроверял себя многократно… чтобы он упорствовал не в доводах, а в постоянном стремлении продолжать поиск… Мне важен тот, для кого факт самого явления интереснее любой его интерпретации».
По сути он абсолютно прав. Чем не Гаряев…
***
2002 год. 15.30. После НЦПЗ приезжаю в редакцию «МК». Саша Котов, корреспондент, беседует с двумя незнакомыми мне людьми. Лев Ефимович Колодный и Марк Михайлович Дейч - вечные оппоненты, с которыми я делил на протяжении нескольких лет одну комнату, на этот раз, судя по лицам, думают что-то очень одинаковое. И, видимо, одинаково нехорошее.
Вскоре я понимаю. Котов пригласил в газету целителя и изобретателя Валерия Пукова и его пациента с отсутствующей фалангой большого пальца левой руки, мужчину лет сорока пяти. Пуков обещал за полгода вырастить ему недостающую часть тела с помощью ипликаторов Кузнецова. Для наглядности мне продемонстрировали снимки больной саркомой, у которой за три года лечения удалось таким образом полностью восстановить треть «съеденной» опухолью плечевой кости.
Прекрасно, подумал я, если палец вырастет, у ВТЭКа, наконец, появится хоть какое-то мало-мальски вразумительное обоснование для ежегодного освидетельствования калечных людей на комиссии и продления инвалидности. Если же нет, еще лучше: объявим целителя на всю страну шарлатаном и закроем тему…
Но вышло по-другому. Палец, разумеется, не вырос. Ни за месяц, ни за три, ни позже. Но сама методика показалась мне интересной.
Во-первых, это ипликторы Кузнецова, о которых я слышал много положительных отзывов.
Во-вторых, девочка Галя, с которой я познакомился позже, снимая фильм про «КРОТ», действительно болела саркомой и действительно смогла вылечиться от своей неоперабельной онкологии с помощью именно этого инструмента. Это – факт. А с фактами, как я уже понял, нужно обходиться осторожно.
Целитель Пуков надолго исчез из поля моего зрения. Но когда через десять лет мне представилась возможность снять цикл передач про наиболее интересные методы лечения, первую я посвятил ипликаторам Кузнецова. Несмотря на воинствующий обскурантизм Валерия Николаевича и несхожесть наших представлений, именно ему я обязан возникновению идеи создания «Антихосписа».
Однажды вечером мы рассуждали на тему, как можно помочь людям, оставшимся наедине со своим смертельным недугом, от которых в силу обстоятельств отвернулись близкие, друзья, врачи, государство… Я тогда впервые произнес это слово - «Антихоспис». Валерий Николаевич одобрил название. Но идея повисла в воздухе.
Здесь я немного забегаю вперед. Потому что за время работы в «МК», затем Клинике кибернетической медицины, газете «Столетник» и др. я продолжал собирать информацию о нетривиальных методиках лечения, знакомиться с их авторами и последователями. Многое из того, что было собрано, легло в основу системного подхода, которое представлено в разделе «КНСО – комплексное неспецифическая стимуляция организма».
***
Знакомству с работами врача-гомеопата Ольги Алексеевны Дороговой, дочери автора знаменитого на всю страну противоракового препарата АСД-2, который она безуспешно продвигает долгие годы, доктором биологических наук Станиславом Валентиновичем Зениным, автором фундаментальных работ в области геометрии воды и многими другими замечательными учеными, испытателями, докторами, которые так или иначе повлияли на формирование меня и как человека и как врача, я обязан… журналистике.
Это занятие, которое я никогда не считал своей профессией и которое притом мне жутко не нравится (хорошие деньги платят, увы, только за рекламные тексты, а от них - тошнит), я в конце концов сумел сделать своим «орудием разведки», способом добыть нужную информацию, возможностью проверить то, что называется первоисточником. Простому доктору трудно услышать от своих именитых коллег подлинное, а не официальное мнения, поинтересоваться, «как это у вас работает» (ведь иногда речь идет о «ноу-хау» или коммерческой тайне), да и работает ли вообще…