Большинство были гнедые, но было и несколько вороных. Лошади выглядели гладкими, блестящими и здоровыми. Гвальхмай не помнил, чтобы на картинках у лошадей было больше четырех ног, но у этих было по шесть. Они стояли уже под седлом; при каждой находился юный паж, чтобы придерживать поводья, когда лорды и дамы седлали лошадей, начиная с королевы.
Как только все сели, королева подала сигнал, и легким галопом компания поскакала вверх по тоннелю. Гвальхмай нашел этот аллюр удивительно легким и приятным, и через несколько мгновений совершенно к нему приспособился. Вскоре он вполне доверился коню, перестал обращать на него внимание и больше не беспокоился о том, что может упасть.
К этому времени светящиеся стены заметно потускнели.
Дно туннеля было усыпано мелким щебнем, но все же продвигались они легко и быстро. Пажи, которые бежали рядом с лошадьми, держась за стремя, без труда поспевали и казались неутомимыми. Примерно через три мили кавалькада вышла на открытую местность и, не останавливаясь, въехала в густой лес.
Даже в Алате Гвальхмай никогда не видел таких деревьев и не ожидал увидеть что-либо подобное на острове Мона. Одни деревья выстреливали прямой ствол без ответвлений на высоту 100 футов, а затем, как пальмы, выпускали широкую верхушку. У других деревьев был короткий ствол с широкими ветвями. На многих висели огромные цветы, обдававшие путешественников сильнейшим ароматом, когда те задевали стволы, проезжая мимо. Иногда на землю, покрытую скорее мхом, чем травой, даже сыпался легкий дождь из пыльцы.
Лошади двигались бесшумно, не издавая звона, потому что в их сбруе не было ничего металлического. Удила, стремена и украшения, все были из резного дерева. Седла, казалось, были отлиты прямо на спинах лошадей, и контур для удобства всадника, казалось, был придан им без использования инструментов; по крайней мере, на своем седле Гвальхмай не мог обнаружить никаких следов.
Когда кавалькада достигла леса, веселые и остроумные разговоры вдруг прекратились. Люди теперь были настороже, но не потому, что боялись чего-либо, скорее, это была осторожность и готовность к чему-то необычному. Гвальхмай чувствовал, что отряд способен справиться с любой ситуацией, но когда он увидел, как несколько воинов из авангарда сняли длинные луки, которые они держали перекинутыми наискосок через плечо, он тоже ослабил крепление своего топора на поясе.
Некоторые воины вынули тяжелые дротики из петель, закрепленных справа от седла, и ехали, держа их острием вниз, как при охоте на кабана.
Лишь однажды они услышали громкий треск в подлеске от какого-то крупного существа, потревоженного приближением отряда. Те, кто был ближе, сразу же сгруппировались, готовые встретить опасность, но животное повернулось и поспешно исчезло в лесу.
Гвальхмай вопросительно поднял бровь.
«Вероятно, мантихор или маленький дракончик», – ответил Хуон на невысказанный вопрос. Через мгновение колонна двинулась дальше.
Если в Исландии везде, где бы ни была видна земля, преобладающим был черный цвет лавы, то здесь в Эльвероне взгляд повсюду встречал свежий зеленый цвет во всех его оттенках. Сквозь гигантские деревья они продвигались по тропе словно темная река жизни, текущая между гладкими зелеными стволами по мшистой земле.
Лес был полон жизни. Невидимый хор непрерывно вопил и ревел вокруг на разные голоса. Однако только резкий визг или свист вызывали смятение группы. Люди возобновили разговоры, но такие звуки заставляли их на мгновение замолчать; в то же время, хрипение или рёв они игнорировали. Также они не обращали внимания на далекие фигуры, которые Гвальхмай никак не мог опознать. Один раз, когда он увидел этих существ вблизи, они показались ему знакомой формой жизни. Краем глаза он заметил животное, которое когда-то видел в книге геральдики Мерлина, – виверну, крылатого дракона, пролетевшего над его головой, тяжело взмахивая крыльями. После того, как дракон поднялся ввысь, Гвальхмай снова мельком увидел его боковым зрением и подумал, что это ворон. Он быстро оглянулся, но тот уже скрылся из вида.
Еще никогда Гвальхмай не путешествовал с такими беспокойными и неугомонными людьми. Они постоянно то отставали, то уезжали вперед, чтобы поболтать с каким-нибудь другом, как только появлялось достаточно места. Если узкая тропинка не позволяла этого, они оставались в ряду, нетерпеливо посматривая вперед или назад. Однако, как только тропа расширялась, выходя на широкую поляну или парковый луг, как это часто случалось, сразу начиналось суетливое движение.
Компания эльфов напомнила Гвальхмаю мерцающий рой мошек или мотыльков-подёнок, который, в целом, поддерживает групповую форму, но внутри которого каждый индивид находится в постоянном бесцельном движении.
Были, однако, исключения. Хуон все время ехал слева от Гвальхмая, а справа от него держал позицию наездник в доспехах, которого Хуон представил как сэра Перитона, своего лучшего друга. Улучив минутку, Хуон намекнул, что его друг влюблен во вдовствующую королеву, но та не обращает на него внимания.
Гвальхмай узнал много сплетен о стране эльфов в этой поездке. От сэра Перитона, в свою очередь, (когда Хуон на мгновение отлучился, чтобы выразить почтение хорошенькой девушке, которая ехала сзади, чтобы подразнить его) Гвальхмай узнал, что его первый знакомый имел репутацию галантного кавалера. Он порхал от одной женщины к другой, каждый раз стараясь не потерять сердце. Все его романы длились недолго, до тех пор, пока его не вытеснял какой-нибудь другой, более серьезный эльф.
Более того, как утверждал сэр Перитон, он был настолько любим всеми, что ни отец, ни брат, ни муж дамы никогда не возмущались его выходками. Напротив, они принимали как своего рода комплимент то, что этот забавный легкомысленный молодой человек обожал и развлекал своих дам, ведь он не привязывался ни к одной из них.
Хуон постоянно дразнил друга за безнадежную преданность королеве, и оба насмешливо комментировали нескрываемое обожание, которое принц Оберон проявлял к одной из самых милых придворных дам. Эта пара никогда не расставалась, они все время ехали рядом, и Гвальхмай не сомневался, что, когда Оберон станет королем, новой королевой будет Титания.
Тем временем Хуон отвязал лиру и развлекал публику озорными куплетами и стихами собственного сочинения.
Теперь они продвигались так, будто опасность осталась позади. Молодая, веселая, игривая публика беззаботно смеялась над его стихами, даже когда тот или иной персонаж был пронзен рапирой остроумия этого галантного менестреля.
«Чего вы опасались там, в туннеле?» – спросил Гвальхмай.
Хуон пожал плечами. «Ничего особо опасного для нас, скорее для вас. Мы хотели как можно быстрей увести вас от дверга».
«Что такое дверг?»
«Дверги – это эльфы, которые ненавидят свет так же сильно, как мы его любим. Они роют туннели в земле, как личинки делают ходы через сыр в вашем мире. Дверги были странно возбуждены в последнее время. Мы считаем, что кто-то, озлобленный против вас, передал им новости о вашем скором прибытии.
Туннель, которым мы прошли, был прорыт ими. Могила Гетана – одно из их любимых мест. Фактически это была единственная работающая точка входа, через которую Одуарпа мог проникнуть в Эльверон, хотя на поверхности земли, по крайней мере, в прошлом, он не слишком беспокоил нас».
После этих слов лицо Хуона потемнело. Он пожал плечами и наигранно бодрым голосом воскликнул; «Увы, времена меняются для всех. Мы покрыли туннель светом, как только узнали, что вы приближаетесь, но вы задержались дольше, чем ожидалось. Наша защита уже начала исчезать».
«Мне свет показался очень ярким».
«Конечно! Для вас, человека из мира людей, он был ярким, а для дверга – пугающим и опасным, но свет слабел. Легкий удар молота Тора – и наступила бы полная тьма, если бы Тор решил помочь вашему врагу. Тогда нам пришлось бы сражаться с двергом под землей, чтобы доставить вас в целости и сохранности в Эльверон. Тор не очень-то к вам благоволит, помните?»
«Буду иметь это в виду. Есть ли у него власть в вашей стране, как на севере?»
«Есть, но не до такой степени. Он может проехать здесь в своей колеснице, запряженной козой. Ее грохот сотрясает землю, но у нас есть места в глубине, защищенные от Тора и от двергов. Мы дружим с елями и находим убежище под защитой их могучих корней. Я не знаю, будете ли вы в безопасности. Как я понимаю, вы должны особенно остерегаться своего врага, когда находитесь под землей».
Кавалькада свободным строем выехала на широкий луг. Здесь деревья были низкими, и Гвальхмай увидел впереди великолепный замок с башенками, развевающимися вымпелами и яркими флагами, украшенный фантастическими символами рыцарей Эльфийского королевства. А над всеми возвышался единорог – геральдический знак королевы Криды.
Когда они приблизились к замку, опускная решетка поднялась, и по быстро опущенному разводному мосту выехала величественная процессия всадников-трубачей в доспехах, чтобы встретить и сопроводить прибывших внутрь.
Когда обе колонны, которые шли навстречу, еще были на некотором расстоянии друг от друга, земля между ними внезапно вздыбилась, так что огромные комья земли полетели во все стороны, а по склонам образовавшегося холма на всадников покатились тяжелые валуны.
Лошади встали на дыбы и в страхе дергали уздечки. Рыцари и дамы сначала пытались обуздать их, a затем отпустили поводья, и кони плавно понеслись с такой скоростью, о которой Гвальхмай не подозревал. Эти эльверонские кони были быстрее любых существ, которые он когда-либо видел, и сейчас им была нужна вся их скорость.
Из центра разорванного дерна с резким рвущимся звуком поползли широкие трещины, и наконец, из кучи грязи, выброшенной из ямы, появилась огромная коническая голова.
Голова было розовой и слепой. Существо поднялось, угрожающе раскачиваясь, на 50 или более футов над головами эльфов, которые торопливо разбегались во все стороны, и круговыми движениями стало как будто обнюхивать их.
Его кольчатая шкура растягивалась и сжималась, а передняя часть мясистого тела тяжело упала на землю, пока монстр продолжал выползать из своей дыры. Когда он выбрался весь, змееподобными движениями он двинулся прямиком к Гвальхмаю.
Хотя из дыры ничего больше не вышло, оттуда донёсся торжествующий хриплый смех, который поднимался глубоко из-под земли и звучал как-то липко и глухо.
«Внизу радуется Двергар!» – воскликнул Хуон. «Они послали наверх червя!»
Поскольку в книгах Мерлина «червь» был почти синонимом «дракона», Гвальхмай сначала решил, что термин «червь» также подразумевался в этом смысле, ввиду огромного размера животного.
Он не сразу понял, что термин «червь» в значении «дракон» уже тогда не использовался и был почти архаичным, как вдруг огромная тень накрыла их всех. Летающее существо, с крыльями шириной как у аравийской птицы Рух, упало с облачного неба и схватило монстра, который своими резкими конвульсиями подвергал их всех ужасной опасности.
И в тот момент, когда змей поднялся в облака, крутясь и извиваясь в клюве птицы, даже в агонии не издавая ни звука, Гвальхмай понял, что «монстр» был именно тем, кем его называли. Расстояние сократило картину до истинных размеров, и Гвальхмай увидел, что это действительно был червь, схваченный малиновкой, которая возвращалась в гнездо, чтобы накормить птенцов.
Ужас и смятение охватили Гвальхмая. Впервые он осознал трагизм и серьезность ситуации, поняв, насколько мал был его теперешний размер в Эльвероне. Если эта малиновка и ее добыча были такими же, как другие экземпляры их видов (а у него не было причин сомневаться в этом, ведь он вспомнил, как сжимался до высоты, необходимой для входа в портал Эльверона), тогда и он и эльфы были настолько крошечными, что в это было почти невозможно поверить!
Он проехал в Эльверон через нору дождевого червя! Так вот какие туннели использовали дверги! Он прошел через лес, который для смертного был всего лишь травой! Как мог он теперь завершить свою миссию и выполнить задачу, поставленную перед ним Мерлином с помощью провидицы?
Как он мог сейчас надеяться ухватить рукоять Экскалибура, или поднять и нести такое огромное оружие, чтобы положить его в могилу Артура?
Как он смог бы даже найти его? Для него, при его нынешнем размере, относительно маленький остров Мона был больше, чем весь континент Европы!
Выжженная пустошь
Не успела рассеянная толпа воссоединиться, как снова началась возбужденная болтовня. Всадники перегруппировались в колонну по рангу и приоритету. Пока процессия ехала по разводному мосту, Гвальхмай взглянул на ров с водой.
Течение было быстрым, но жидкость была больше похожа на светящийся газ: она вздымалась большими медленными валами, которые катились далеко и неспешно, прежде чем опасть. В воде тоже царила веселая суета – сильфиды и нереиды скользили по этим валам, ныряли в них, купались и играли.
Казалось, все были беззаботны, однако в воздухе чувствовалось непонятное нервное напряжение, что привело Гвальхмая к мысли, что только внутри замка эльфы чувствовали себя в безопасности, только там они не беспокоились о двергах.
Между рвом и стеной люди спешились и передали лошадей мальчикам-конюшим, которые тут же увели их. Королева и ее дамы, похожие на живые цветы, прошли сквозь вторую линию укрепленных стен через ворота с поднятой решеткой. Гвальхмай, Хуон и сэр Перитон последовали за ними во внутренний двор замка.
Здесь была большая площадь, вымощенная ониксом и яшмой вместо булыжника внешних укреплений, защищенная барбаканом[15], на котором несли службу эльфийские воины, вооруженные длинными луками и серебряными топорами. Здесь явно ничего не оставляли на волю случая.
Гвальхмая отвели в приготовленные для него комнаты. Изящная, но прочная мебель была сделана из стеблей травы, похожей на бамбук, а мягкая обивка мебели пахла лепестками роз, хотя была набита пухом одуванчика.
Сначала Гвальхмай принял чудесную освежающую ванну в морской раковине. Рядом удобно располагался столик с графином желтого, как лютик, вина и блюдом с печеньем, орехами и фруктами. Сам столик был сделан из половинки розовой жемчужины, отполированной до блеска, а три его ножки изготовлены из пурпурных шипов морского ежа.
Помня предупреждение Мерлина, Гвальхмай не касался угощений, однако не испытывал ни голода, ни жажды.
Свет в комнатах шел с потолка. Ламп не было, однако свет загорелся, когда он вошел, и погас, когда он вышел, чтобы спуститься по приглашению Хуона в банкетный зал.
Огромный зал был слабо освещен. Сначала Гвальхмай едва разглядел его дальний конец. Затем светящееся облако, скрывавшее высокий потолок, стало ярче. Похоже, это был обычный способ освещения в Эльвероне. Гвальхмай заметил, что вся страна была покрыта таким же плотным светящимся туманом, похожим по форме на защитный купол.
Он знал, что прошло много времени, но не мог сказать, была ли в этот момент ночь или день, потому что сквозь облако он не мог видеть ни звезды, ни луну, ни какое-либо более яркое свечение, которое указывало бы на положение солнца. Он чувствовал, что здесь очень легко потерять счет времени. Он уже не мог себе представить, сколько часов провел в этой заколдованной стране.
В качестве почетного гостя его посадили во главе стола среди его новых знакомых. Длинный стол заполняли деликатесы всех видов и форм. Среди этого изобилия Гвальхмай заметил жареные туши непонятного вида. Он решил, что это животные, которые водятся только в Эльвероне.
А вот фрукты он узнал, хотя они были огромного размера. Один эльф и его дама вдвоем пировали кусочком огромной виноградины. Бокалы непрерывно опорожнялись и наполнялись под оживленный гул разговоров, заполнявший зал. Как только тарелки из прозрачного янтаря пустели, они немедленно наполнялись новой едой.
Было видно, что эльфы – жизнерадостный, энергичный народец, который привык веселиться и наслаждаться хорошей жизнью. Хотя во время еды они оставались на своих местах, возбуждение, которое Гвальхмай заметил во время поездки, ощущалось и здесь.
За столом много шутили и смеялись, и Гвальхмай тоже получил свою долю озорных насмешек. Его поддразнивали за красноватый оттенок кожи; соседи высмеивали его из-за одежды, потому что после ароматной ванны он переоделся в наряд из бирюзового и алого шелка, сотканного пауком, и его неловкость в обращении с такими деликатными тканями была очевидна.
Его ближайшими соседками по столу были две изящные дамы. Слева сидела фея в радужном переливчатом платье, а справа – русалка в почти прозрачной ткани золотистых и изумрудных тонов. Они соперничали друг с другом, соблазняя его самыми вкусными угощениями, и красиво надували губки, когда он ничего даже не пробовал.
Если предлагали тост, он поднимал кубок, но не прикасался к нему губами. Как только он ставил его на стол, его немедленно уносили и заменяли другим вином. От аромата и букета этих вин голова его закружилась, как будто он действительно опьянел, и все вокруг он стал видеть сквозь розовую вуаль.
Конечно, он показал себя невежей, отказываясь от угощений. Искушение было очень сильным, но мысль об условиях, поставленных ему Мерлином, была сильнее. Чтобы подстегнуть свою решимость, он сказал себе: его компаньонки прекрасны, но он знает женщину прекраснее. За пределами страны эльфов она верит в него и ждет его возвращения.
Он ничего не ел и не пил, но улыбался и любезно кивал всем, кто желал ему удачи, и поднимал бокал за свое здоровье и успех своей миссии, потому что она была так же важна для эльфов, как и для него самого.
Тем не менее, никто не обижался. Фея Надара предложила ему засахаренные лепестки роз, но съела их сама, не уговаривая. И всякий раз, когда наливали новое вино, она описывала его качества, его ингредиенты и его вкус прилагательными в превосходной степени, что заставляло Гвальхмая сожалеть о вынужденном воздержании.
Русалка Сирена, самая вредная из этой пары, мучила его не раз, слегка ударяя его по руке, когда он притворялся, что пьет, из-за чего он пролил несколько капель на свою одежду и на стол. Ее собственное полупрозрачное одеяние было слегка усыпано каплями росы, как цветок перед самым восходом, когда первые лучи солнца украшают его прозрачными жемчужинами, ведь она была водным духом и не могла долго обходиться без влаги.
Поездка на сушу была для нее, очевидно, большим приключением, и она намеревалась в полной мере использовать то короткое время, которое могла пробыть вне воды. Она хлопала в ладоши и смеялась, когда падали винные капли, как будто это было именно то, чего она хотела все время, и все, кто смотрел на нее, смеялись вместе с ней.
Гвальхмай воспринял это маленькое веселье как должное. Здесь было весело и хорошо. Никто не питал зла. Жизнь была игрой, и он был окружен самыми веселыми людьми, которых когда-либо встречал. Он смутно осознавал, что смесь этих многочисленных паров опьяняет его, но до буквы был верен условиям заклятия. Он ничего не пил и не попробовал ни единой крошки.
Он гордился собой. Мерлин тоже мог гордиться им! Что касается Кореники, он сомневался, что она поверит, как много силы и стойкости проявил он, чтобы противостоять такому количеству искушений в столь многих интригующих формах, в числе которых, как он ясно сознавал, были и Надара с Сиреной. Об этом говорили их томные взгляды. Он был совершенно пьян.
Наконец, пиршество закончилось. Еду убрали, вынесли новые кубки и графины. Музыканты настраивали инструменты, чтобы начать танцы.
В перерывах между танцами выступали жонглеры, певцы, рассказчики. Вина было выпито много; воздух стал густым от его аромата, потому что это было бездрожжевое вино. Вересковый эль подавали в огромных кружках, и с каждым разом компания становилась все более оживленной. И вот уже от одного или другого требовали исполнить свой номер, поскольку каждому, как оказалось, было что показать.
Надара исполнила танец, во время которого слой за слоем сбрасывала прозрачные одежды. Она отказалась снять последнюю, как страстно ее ни уговаривали. Несмотря на это, ее идеальная фигура просвечивала розовым так же ясно, как и у Сирены, которая, безусловно, не могла бы с ней соперничать.
После того, как все выпили за здоровье Надары, Гвальхмая тоже попросили выступить. Он уже обдумал, что делать в этом случае, и поэтому был готов. На стене зала висело множество щитов, расписанных геральдическими эмблемами их владельцев. Гвальхмай выбрал один щит и нашел глазами его владельца. После того, как рыцарь кивнул в знак одобрения, Гвальхмай осторожно повесил его на один из стеблей рододендрона, которые служили столбами крыши. Затем вытащил из чехла кремневый топор, который носил на поясе, как другие носили колючки-кинжалы, тщательно прицелился, бросил и с расстояния 50 футов разрубил щит на две равные половинки.
Рыцари Эльверона тоже в бою использовали топоры, но их топоры были сделаны из твердой древесины или раковин устриц; они были хороши для рубящего удара, но для метания им не хватало веса. Расстояние, точность и сила, продемонстрированные Гвальхмаем, поразили всех.
Глядя на растерянного владельца, который с сожалением теребил остатки щита, воины взревели от смеха и принялись стучать по столу кружками. Расстроенный эльф тоже рассмеялся вместе с остальными и решил, что все к лучшему.
Принесли восхитительные медовые конфеты и хлеб из золотой пыльцы, порезанный маленькими кусочками, к которому подали консервированные цветки жимолости, но Гвальхмай с сожалением отказался.
Пока Сирена декламировала длинную и запутанную историю о водяном, который приколол подгузник к спящему шмелю, и о последовавших печальных событиях, бокалы наполнили снова – на этот раз рубиновым напитком с ароматом амброзии.
Когда русалка закончила историю и села под смех и аплодисменты компании, Надара подтолкнула его и прошептала: «Ты, конечно, выпьешь за нее? Это самое редкое из всех вин в Эльвероне! Оно сделано из ягод Древа жизни и наполняет того, кто его попробует, жизнелюбием и бодростью. Если бы кому-то из мира людей было 100 лет, и он съел бы всего лишь три ягодки, то вернулся бы в возраст 30 лет. На вкус они как мед – но это вино! Ну, сделай хотя бы один глоток! Ради меня!»
Она поднесла кубок к его сомкнутым губам. В этот момент Сирена повернулась и увидела их. Она побледнела прямо-таки до оливкового цвета вместо своего естественного изумрудного оттенка и шлепнула Гвальхмая по руке, как делала раньше.
Жидкость выплеснулась из кубка, и, хотя Гвальхмай не собирался его пить, одна капелька попала ему на губы, и он инстинктивно слизал ее кончиком языка.
Это было действительно сладко, намного слаще всего, что он когда-либо пробовал! От этой единственной волшебной капельки эльфийского вина у него закружилась голова. Комната мчалась вокруг него, веселые голоса звучали в его ушах с музыкальной ясностью, все его чувства казались обостренными, все было залито новым великолепием. Его охватил восторг. Теперь он понял, что это – обычное чувство, которое постоянно испытывают все в Эльвероне, а сейчас оно усилено волнением этого конкретного события! Он понял их лихорадочное возбуждение. Он почувствовал, что слился с веселой пирующей толпой.
Русалка что-то сказала ему. Гвальхмай понял ее слова, но в этот момент они не произвели на него впечатления.
«Ах, сэр Орел! Что вы наделали? Фея сыграла с вами злую шутку! Древо жизни и рябина – это одно и то же дерево. Рябину называют “помощницей Тора”, потому что с ее помощью Тор пересек разлившуюся реку Вимур; рябина наклонилась к нему, чтобы он мог цепляться за ее ветви. Должно быть, эта фея – подруга Тора. А теперь вы отдали себя в его руки!»
Гвальхмай собирался что-нибудь ответить, но его прервал шум, поднявшийся из-за стука кружек и аплодисментов. Хуон, очень популярный певец, встал, чтобы принять вызов и развлечь публику. Эльфы хотели услышать свои любимые песни. Некоторые выкрикивали название одной песни его сочинения, другие требовали иную.
Паж быстро сбегал за лирой. Хуон настроил ее на слух, затем провел рукой по струнам и выдержал паузу, чтобы наступила тишина.
«Что же мне спеть?» – спросил он.
Прозвучал чистый голос, заглушивший остальных: «Песню о женщине, которая ничего не замечала!» И Хуон запел, сопровождаемый дружным смехом:
«Мне скучно, – канючит Луэлла Мэй, –
Сегодня опять никаких новостей!»
А в эту минуту у ней под столом
Фея гарцует на мышке верхом.
А за домом толпа гудит и ревет –
Кто из двух крыс другую побьет?
Но Луэлла Мэй – ни назад, ни вперед:
«Пусть же хоть что-нибудь произойдет!»
На пугало вечером смотрит она,
Брошена всеми, одна у окна.
Смотрит, как пугало гордо шагает,
Но она все равно не замечает.
Решила она от скуки поспать.
А фея взялась амулет ей соткать
Против оборотня, что каждую ночь,
Свинца не боясь, скребёт под окном,
Ведь убить его можно лишь серебром!
Пролетела сова, но Мэй не узнала,
Как ведьма цветы под луной собирала.
Кто-то пискнул в углу, и ботинок метнув,
Она эльфа прибила, совсем не моргнув.
А под полом, работая день и ночь,
Термиты тащили дом ее прочь.
«Ах, жизнь моя впустую проходит,
Со мной ничего не происходит!»
Именно после этой песни началось настоящее веселье. Было много других выступлений, которые стоило посмотреть, потому что у каждого из пирующих был свой конек. Группа девушек в роскошных цветных нарядах подражала бабочкам, и затуманенному взору Гвальхмая показалось, что, размахивая развевающимися одеждами, они поднялись в воздух и летали. Был жонглер, который отменил законы притяжения. Акробат, подражавший зеленой ящерице, скользил по полу, и если он не был совсем без костей, то его кости, несомненно, были не такими, как у людей. Два эльфа фехтовали на дуэли, но это было соревнование таких мастеров, что ни один не получил ни царапины.
Все это время сэр Хуон и сэр Перитон чокались кружками через стол, опустошая одну за другой, довольные своим товариществом, и уделяли мало внимания дамам, которых они сопровождали.
Фея Надара надула губки и поднялась, чтобы покинуть стол, поскольку ее эльф уже храпел на полу, перед этим обильно утешив себя вересковым элем из-за того, что она им пренебрегла.
Гвальхмай едва мог стоять, но решил, что пора попрощаться, так как многие рыцари и дамы уже отодвигали свои стулья.
Он поклонился в сторону королевы, которая любезно ответила ему, и повернулся, чтобы уйти. В этот момент, пары эля и вина ударили так мощно, что он упал бы, если бы его не подхватили нежные ручки Сирены и Надары.
Поддерживаемый с двух сторон, он добрался до своих комнат и сразу упал на мягкую кровать, едва понимая, где находится. Он чувствовал, как маленькие ручки снимают пояс и топор, ботинки и верхнюю одежду. Светящийся туман постепенно угасал, и, наконец, наступила темнота. Были слышны два голоса, споривших шепотом друг с другом, а потом раздался звук пощечины.
Он был уверен, что только одна из девушек плача вышла из комнаты, потому что в это время другая нежно укрывала его покрывалом. Когда осветительный туман снова засиял, показывая наступление утра, у него осталось смутное воспоминание о том, что он был не один ночью, но так ли это было, и кто это был, и случилось ли что-либо, он никак не мог вспомнить. Да, гостеприимство Эльверона не знало предела!
Посмотрев в окно, Гвальхмай отметил, что небо выглядело так же, как всегда. Полагая, что его цвет может указывать на восход или закат, он пригляделся и обнаружил, что то, что он считал хрустальным стеклом, было тонкой пластиной розового кварца в золотой оправе. Он широко распахнул окно, и на него хлынул душистый ветер страны эльфов, освежающий, как горный воздух.
Голода не было, а голова была ясной. Он чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Видимо, он спал очень долго. Должно быть, сейчас вечер, подумал Гвальхмай.
В то время он не знал, что в Эльвероне всегда было лето и всегда ранний вечер. Но даже для эльфов, как он скоро узнал, вот-вот должна была наступить ночь.
Гвальхмай едва успел принять ванну и одеться, как пришел Хуон, чтобы пригласить его на аудиенцию к королеве.
Гвальхмай внимательно оглядел Хуона. Ночная пирушка никак не сказалась на нем. Без сомнения, у эльфов головы гораздо крепче, чем у людей!
Он нашел королеву Криду в тронном зале. Кроме нее присутствовал только принц Оберон, который встал и поприветствовал его. Несмотря на то, что Гвальхмай не был знаком с протоколами или королевскими обычаями Европы, ему было несложно поклониться молодому принцу и пожелать ему доброго утра как равному.
Королева не поднялась с трона, а продолжила сидеть, сложив руки на коленях и молча наблюдая за ним. Она улыбнулась ему так ласково, что Гвальхмай сразу же успокоился.
Он забыл сомнения и удачную потерю памяти о событиях искусственной ночи. Сейчас был новый день в мире, совершенно отличном от того, к которому он привык. Чем раньше он выполнит поручение Мерлина и вернется в свой мир, тем лучше.
По-видимому, королева была того же мнения. Жестом она пригласила его сесть на низкий стул рядом с ее троном. Сэр Хуон и принц остались стоять.
«Могу я увидеть ваше кольцо, сэр Орел?» – спросила королева. Ее мелодичный, подобный золотому колокольчику голос напомнил ему о другой женщине. С болью Гвальхмай вспомнил, что Кореника все еще ждет его с Фланном у входа в курган, в который они не могли войти. Он уже провел слишком много времени в Эльвероне.