Она, нахмурившись, захлопнула крышку зеркальца.
«Еще рано говорить о веселье».
Мы вошли в спортзал. Нельзя было не признать, что совет учеников здорово потрудился в выходные. «Мечта зимнего вечера» – такой была тема праздничного бала в этом году. Сотни бумажных снежинок – обычных белых, или с блестками, или искрившихся от наклеенной фольги – свисали с потолка на тонкой леске. В углах зала виднелись искусственные сугробы, посыпанные стиральным порошком. На гимнастических лестницах сияли гирлянды.
– Итан! Лена! Вы прекрасно выглядите.
Инструктор Кросс передала нам бокалы с гэтлинским персиковым пуншем. На ней было черное платье, открывавшее бедра до очень опасной черты – словно по желанию Линка. Взглянув на Лену, я подумал о серебристых снежинках, паривших и мерцавших под потолком Равенвуда без всяких лесок и серебряной фольги. Однако глаза моей спутницы сияли. Она уверенно и крепко держала меня за руку, словно была хозяйкой вечеринки, которую устроили в честь ее дня рождения. Раньше я не верил Линку, когда он говорил, что школьные танцы оказывают гипнотический эффект на всех девчонок. Но теперь я понял, что этот эффект распространяется и на чародеек.
– Как красиво!
Честно говоря, я не замечал тут какой‑то особенной красоты. Обычный бал в школе имени Джексона. Хотя, наверное, для Лены зал действительно выглядел непривычно. Возможно, если вас с детства воспитывали в мире магии, то вы найдете волшебство в обыденных вещах.
Услышав знакомый голос, я не поверил своим ушам.
– Да тут танцульки идут полным ходом!
«Итан, смотри…»
Я повернулся и едва не расплескал свой пунш. Передо мной стоял Линк. На нем был смокинг серебристой акульей расцветки, высокие ботинки и черная спортивная майка с рисунком – имитацией белой рубашки. Он выглядел как уличный исполнитель чарльстона.
|
|
– Привет, Короткая Соломинка! Кузина, рада тебя видеть!
Я узнал бы этот голос в любой толпе. Он был слышен, несмотря на громкие объявления диджея, протяжные звуки баса и разговоры собравшихся перед сценой ребят. Смесь меда, сахара, черной патоки и вишневых леденцов. Впервые в жизни я подумал, что меня сейчас стошнит от сладкого.
Лена крепко сжала мою ладонь. Невероятно! Под руку с Линком, в наряде из двух серебристых полосок – самых узких, которые когда‑либо надевали на гэтлинский школьный бал, стояла Ридли. Я не знал, куда девать глаза. Это был живой магнит из загорелых бедер, округлых выпуклостей и белокурых локонов, ниспадавших на обнаженные плечи. Я чувствовал, как от жарких взглядов парней поднялась температура в зале. Судя по виду ребят, переставших танцевать со своими подругами, ошалел не я один. Девчонки едва не дымились от злости. В мире Гэтлина, где все бальные наряды покупались в двух ателье, Ридли оказалась такой «маленькой мисс», что все остальные просто отдыхали. По сравнению с ней инструктор Кросс выглядела почтенной матроной. Короче, Линк был обречен.
Лена покачала головой и перевела взгляд с меня на кузину.
– Ридли! Что ты здесь делаешь?
– Ах, кузина! Нас наконец‑то пригласили на школьный бал. Разве ты не рада? Разве это не фантастика?
Я увидел, что локоны Лены начали завиваться от несуществующего ветра. Она нахмурилась, и половина ламп на одной из гирлянд послушно погасла. Нужно было что‑то делать – причем очень быстро. Я оттянул Линка от чаши с пуншем.
|
|
– Зачем ты с ней связался?
– Чувак, ты не поверишь! Это же самая горячая курочка в Гэтлине. Ожог четвертой степени! Она крутилась около «Стой‑стяни». Я заехал туда купить «Слим‑Джим » [39]. И она согласилась отправиться со мной на бал. У нее даже нашелся подходящий костюм.
– А тебе не кажется, что все это как‑то странно?
– Думаешь, меня это волнует?
– А если она оказывает на тебя психическое воздействие?
– Ты думаешь, она свяжет меня или типа того?
Он усмехнулся, уже представляя себе эту картину.
– Линк, я говорю серьезно!
– Конечно, ты серьезный парень. Но только в чем дело, чувак? Я получил свой бонус и ты приревновал? Мне помнится, что ты довольно живенько усаживался в ее машину. И не говори мне, что ты пытаешься помириться с ней и получить второй шанс…
– Вовсе нет! Она кузина Лены.
– Тем более! А я сейчас подцепил самую огненную штучку в трех штатах. Для меня она как метеор, упавший с неба на наш город. Понимаешь? Это может никогда не повториться. Так что веди себя как человек. Не ломай мне кайф.
Он оказался легкой добычей и уже был в ее власти. И плевать он хотел на мои предупреждения. Но мне не хотелось сдаваться без боя. Я сделал еще одну попытку.
– От нее не дождешься ничего хорошего, парень. В твоей башке будет каша. Она высосет твой мозг и выплюнет его, когда ты станешь ей ненужным.
Линк схватил меня за плечи.
– Чувак, вали отсюда!
Он отвернулся, обвил рукой талию Ридли и увел злодейку на танцпол. Проходя мимо Мэгги Кросс, он даже не взглянул на нее. Я потащил Лену в другом направлении – к углу, где местный фотограф делал снимки влюбленных парочек перед фальшивым снежным сугробом, пока два парня из совета учеников по очереди трясли поддельный снег с балкона. По пути к фотографу нам встретилась Эмили. Она взглянула на Лену и ахнула.
|
|
– Лена? Ты выглядишь… блестяще.
Моя спутница осмотрела ее критическим взглядом.
– А ты, Эмили, выглядишь… надутой.
Это было абсолютной правдой. Облачившись в наряд из «Южной красавицы», Эмили походила на серебристо‑персиковый трюфель с кремом, немного приплюснутый спереди и приукрашенный сзади тафтой. Ее волосы, завитые в жуткие свинячьи колечки, напоминали связку желтых лент. В салоне красоты «Стрижка и укладка» ее столько раз укололи шпильками, что лицо бедняжки вытянулось, как у лошади. И что я только находил в ней прежде?
– Я не знала, что Равенвуды танцуют.
– Мы делаем это с большим удовольствием, – спокойно ответила Лена.
– И вокруг костра тоже?
Лицо Эмили сморщилось в отвратительной улыбке. Волосы Лены снова начали завиваться в воздухе.
– Тебе хотелось бы сжечь меня? Такая зависть из‑за платья?
Еще один сегмент мигавших лампочек погас. Я увидел, как парни из совета учеников бросились проверять контакты проводов.
«Не позволяй ей одержать победу. Это она здесь единственная ведьма».
«Она не единственная, Итан».
На помощь Эмили уже спешила Саванна. Она тащила за собой Эрла. Ее наряд отличался от «трюфеля» Эмили только тем, что был серебристо‑розовым, а не серебристо‑персиковым. Пышная юбка издавала неприятный шелест. Прищурившись, я мог вообразить обе свадьбы этих юных леди. Отвратительное зрелище. Эрл пялился себе под ноги, не смея посмотреть мне в глаза.
– Эм, куда ты пропала? Сейчас начнут объявлять королевский двор.
Саванна и Эмили обменялись многозначительными взглядами.
– Не будем задерживать эту милую пару.
Она указала на очередь к фотографу.
– Неужели Лена появится в нашем праздничном альбоме? Кто бы мог подумать!
Она стремительно направилась к сцене. Ее массивное платье «крем‑брюле» закачалось из стороны в сторону.
– Кто следующий? – крикнул фотограф.
Волосы Лены все еще развевались.
«Не обращай внимания на всяких идиотов. Мы пришли сюда потанцевать. Остальное неважно».
Я снова услышал голос фотографа:
– Следующая пара!
Схватив Лену за руку, я потянул ее к фальшивому сугробу. Она взглянула на меня. В ее глазах сверкали слезы. Но затем тучи рассеялись, и она вернулась ко мне. Я понял, что буря успокоилась.
Кто‑то из парней, стоявших на балконе, бодро прокричал:
– Поддать снежку!
«Ты прав. Это неважно».
Я склонился, чтобы поцеловать ее.
«Для меня важна только ты».
Мы поцеловались под яркой вспышкой фотоаппарата. На одну секунду – всего лишь на краткое мгновение – мне показалось, что во всем огромном мире есть только мы, что остальное действительно не имеет никакого значения.
А в следующий миг на нас обрушилась лавина стирального порошка, и мы с ног до головы оказались облеплены белой клейкой массой.
«Что это?»
Лена взвизгнула. Я попытался смахнуть слипшийся порошок с ресниц и бровей, но он уже попал в глаза. Увидев Лену, я пришел в ужас. Ее прическа, лицо, красивый наряд… Ее первый танец. Все было уничтожено. Вместо горсти поддельных снежинок, которым полагалось украсить фотографию, на наши головы вылили вспененный раствор, густой, как тесто для оладий. Я посмотрел на балкон и тут же получил в лицо еще одну струю. Наверху загрохотало ведро.
– Кто налил воду в снег? – закричал фотограф, красный от злости.
Никто не сказал ни слова. Естественно, «Ангелы Джексона» ничего не заметили.
– Она тает! – выкрикнул кто‑то.
Мы стояли в луже белой пены, мечтая сжаться в точку до полного исчезновения. По крайней мере, так это выглядело для хохочущей толпы, собиравшейся перед нами. Саванна и Эмили стояли в нескольких шагах от нас, наслаждаясь каждой секундой того унизительного положения, в котором оказалась Лена.
Кто‑то крикнул через нараставший гомон:
– Вам следовало остаться дома!
Я узнал бы этот голос где угодно. Я тысячи раз слышал его на баскетбольной площадке. Эрл обнял Саванну за плечи и что‑то прошептал ей на ухо. Метнувшись к нему, я пробежал эти несколько метров так быстро, что он даже не заметил моего рывка. А затем мой покрытый пеной кулак обрушился на его челюсть, и Эрл рухнул на пол, ударив в падении Саванну ногой – прямо по ее вертлявому заду под колокольной юбкой.
– Что за черт? Ты спятил, Уот?
Эрл начал подниматься, но я снова уложил его на пол безжалостным пинком.
– Тебе лучше лежать и не дергаться.
Эрл сел и поправил воротник костюма, словно, сидя на полу в нелепой позе, он все еще мог выглядеть крутым пареньком.
– А тебе лучше подумать о том, что ты делаешь, Уот.
Однако он не стал подниматься. Эрл мог говорить что хотел. Но мы оба знали, что если он встанет на ноги, то снова окажется на полу.
– Я знаю, что делаю.
Вернувшись к Лене, я вытащил ее из вязкой кучи, образовавшейся на месте фальшивого сугроба.
– Пойдем, Эрл, – сердито сказала Саванна. – Сейчас начнут объявлять королевский двор.
Эрл, поднявшись на ноги, начал отряхивать пыль со штанов. Я вытер глаза и взъерошил мокрые волосы. Лена стояла и дрожала, с нее капала пена, похожая на известковый раствор. Даже в многолюдном зале вокруг нее было небольшое пустое пространство. Никто не приближался к ней, кроме меня. Я хотел вытереть рукавом ее лицо, но она отклонилась.
«Как всегда, от меня одни неприятности».
– Лена.
«Я могла бы догадаться, что так будет».
К нам подбежали Ридли и Линк. Темная чародейка едва не кипела от ярости.
– Я не спустила бы этого, кузина. Как ты можешь терпеть такое от этих типов?
Слова слетали с ее губ, как плевки. Она напомнила мне Эмили.
– Никто не смеет так обращаться с нами! Ни Свет, ни Тьма не заслужили такого гнусного отношения! Где твое самоуважение, Лена Бина?
– Их выходки не стоят моего внимания. Тем более в этот вечер. Я просто хочу вернуться домой.
Лена была так расстроена, что не могла сердиться, как Ридли. Перед ней стоял выбор: дать бой обидчикам или спастись бегством. Она избрала бегство.
– Итан, отвези меня к дяде.
Линк снял свой серебристый пиджак и накинул его на плечи Лены.
– Я тебя понимаю. Это было кисло, подруга.
Однако Ридли не желала успокаиваться.
– Они все подлые ублюдки, кузина. Кроме Короткой Соломинки и моего нового приятеля Мятой Банки.
– Я Линк! Сколько раз повторять тебе, что я Линк?
– Уймись, Ридли, – вмешался я. – Лена и так получила достаточно.
Чары сирены больше не действовали на меня. Ридли посмотрела через мое плечо на сцену, и на ее лице появилась улыбка – улыбка темной ведьмы.
– Но ты должен понять, что меня это не устраивает.
Я проследил за ее взглядом. Снежная королева и ее придворные поднимались на сцену. Естественно, королевой снова стала Саванна. В нашем городе ничего не менялось. Она улыбалась Эмили, которую, как и в прошлом году, избрали Ледяной герцогиней. Ридли приспустила свои солнечные очки на самый кончик носа. Ее глаза засияли янтарным огнем. Я даже почувствовал жар, исходивший от нее. В руке чародейки появился леденец. Меня затошнило от густого и липкого аромата сладостей.
«Я не хочу, Ридли!»
«Дело не в тебе, кузина. Тут нечто большее. Их город застрял в глубокой заднице. Нужно что‑то менять».
Голос Ридли звучал в моем уме так же ясно, как и просьбы Лены. Покачав головой, я попытался отговорить ее:
«Оставь их в покое, Ридли. Ты только осложнишь ситуацию».
«Раскрой глаза, Соломинка. Ситуация в вашей дыре не может быть хуже нынешней. Или все‑таки может?»
Она похлопала Лену по плечу.
«Смотри и учись, кузина».
Сунув в рот вишневый леденец, Ридли устремила взгляд на королевский двор Саванны. Я надеялся, что в полумраке зала люди не заметят ее жуткие кошачьи глаза.
«Нет, Ридли! Они потом обвинят во всем меня. Не делай ничего!»
«Этому дерьму нужно преподать урок. Не беспокойся. Я научу их вежливости».
Ридли направилась к сцене. Ее сверкающие каблуки звонко цокали по деревянному полу.
– Эй, детка, ты куда пошла?
Линк засеменил за ней, как покорная собачка.
На сцену вызвали Шарлотту. Она должна была получить пластмассовую корону и занять свое место на четвертой позиции королевского двора – следом за Идеи; вероятно, в ранге Ледяной советницы. Ее платье, которое было на два размера меньше, чем требовалось, украшали ярды сверкающей бледно‑лиловой тафты. И вот когда Шарлотта поднялась на последнюю ступеньку лестницы, гигантское лавандное творение местного кутюрье странным образом зацепилось за перекладину гимнастической лестницы. Еще один шаг – и вся задняя часть ее платья оторвалась по швам. Шарлотте потребовалась пара секунд, чтобы осознать случившееся. В это время полшколы смотрело на ее розовые трусы размером с Техас. А потом раздался леденящий душу вопль – Шарлотта изливала свои чувства по поводу того, что теперь все узнали, какая она жирная.
Ридли удовлетворенно усмехнулась.
«Опаньки!»
«Прошу тебя, Ридли! Перестань!»
«Я только начала».
Пока Шарлотта истерично визжала, Эмили, Идеи и Саванна пытались укрыть ее от насмешливых взглядов своими юбками. Музыка в динамиках сменилась скрипом скользнувшего по пластинке звукоснимателя, и зазвучала другая запись – «Sympathy for the Devil» группы «Rolling Stones». Любимая песня Ридли. Ее визитная карточка. Ребята на танцполе наверняка подумали, что это еще одна задумка тридцатипятилетнего Дикки Уикса, самого известного диджея в округе. Но с ними сыграли злую шутку. Гирлянды из ламп, висевшие над сценой и вдоль танцевальной площадки, начали взрываться – одна лампа за другой.
Пока учащиеся «Джексона» в ужасе разбегались от искривших проводов, Ридли вывела Линка в центр площадки, и они закрутились в бешеном танце. Похоже, все подумали, что произошла какая‑то авария, в которой был виновен Рыжий Сластена – единственный электрик Гэтлина. Ридли, откинув голову назад, хохотала, извиваясь вокруг Линка в своей набедренной повязке.
«Итан… мы должны что‑то сделать».
«Что?»
Было уже слишком поздно. Лена повернулась и побежала к выходу. Я помчался за ней. Когда до дверей спортзала осталось несколько метров, с потолка посыпался новый шквал ярких искр. Затем сработала пожарная сигнализация, и сверху полилась вода. Аудиоаппаратура, заискрив, задымилась. Мокрые снежинки падали на пол, словно блины. Фальшивый снег из стирального порошка превращался в пенистую массу. Парни закричали. Девушки с растрепанными прическами роняли части своих бальных нарядов. Кто‑то из них уже бежал к двери, путаясь в мокрых юбках и тафте. В такой кутерьме платья «Маленькой мисс» и «Южной красавицы» перестали отличаться друг от друга. Все девчонки выглядели как мокрые крысы пастельно‑серого цвета.
Мы были уже у двери, когда раздался громкий треск. Я повернулся и увидел, что это рухнул задник сцены с нарисованной блестящей снежинкой. В своем падении он подтолкнул Эмили к передней рампе. Та заскользила на мокром помосте, замахала руками, стараясь удержать равновесие, но не сумела и, описав в воздухе дугу, упала на танцевальную площадку среди обрывков розовой и серебристой тафты. Инструктор Кросс побежала к ней на помощь.
Я не чувствовал сострадания к Эмили, однако сожалел об участи людей, на которых дирекция школы может свалить вину за этот жуткий инцидент. Например, наш совет учеников могли наказать за плохо закрепленный задник сцены. Дикки Уикс мог быть обвинен в спекуляции на несчастье толстухи в нижнем белье. Рыжему Сластене, отвечавшему за праздничную иллюминацию в школьном зале, грозил штраф за непрофессионализм и создание потенциальной угрозы для жизни людей.
«Увидимся позже, кузина. Это было отличное шоу».
Я схватил Лену за руку и потащил за собой.
– Бежим!
Она была такой холодной, что я едва не вскрикнул, прикоснувшись к ней. У машины к нам присоединился Страшила Рэдли. Мэкон мог бы не тревожиться о своем комендантском часе. Мы покинули бал около половины десятого.
Мэкон Равенвуд был в бешенстве – или просто слишком встревожился. Я не мог точно судить об этом. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я отворачивался. Даже Страшила не смел поднять голову. Пес лежал у ног Лены и робко постукивал хвостом по полу.
Дом больше не напоминал декорации к зимнему балу. Я мог бы поспорить, что отныне Мэкон никогда не позволит снежинкам мерцать в покоях Равенвуда. Пол, мебель, стены, занавески, потолок – все выглядело пепельно‑черным. Только огонь в камине горел ровным светом, отбрасывая алые блики на ковер кабинета. Наверное, дом отражал настроение хозяина, а оно сейчас было грозным и мрачным.
– Кухня!
В руке Мэкона появилась черная кружка с какао. Он передал ее Лене, которая, завернувшись в шерстяное одеяло, сидела у каминной решетки. Она сжала кружку обеими руками. Ее мокрые волосы прилипли к шее и щекам. Мэкон медленно расхаживал перед ней.
– Ты должна была уйти в тот самый момент, когда увидела ее.
– Я в то время принимала мыльные процедуры и слушала хохот своих одноклассников. Поэтому я была немного занята.
– Значит, больше ты не будешь занята. Ради твоего же блага ты спустишься с небес на землю и перестанешь посещать занятия в школе. Как минимум до твоего дня рождения.
– Если ты действительно беспокоишься о моем благе, то знай, что оно находится не здесь.
Лена по‑прежнему дрожала, но теперь, как мне казалось, не от холода. Мэкон повернулся ко мне и обжег неистовым взглядом. Я понял, что он с трудом сдерживает ярость.
– Ты должен был заставить ее уйти.
– Я не знал, что делать, сэр. Кто мог подумать, что Ридли захочет сорвать зимний бал? К тому же Лена никогда не была на танцах.
Конечно, мои слова прозвучали глупо. Я и сам понял это. Мэкон неодобрительно посмотрел на меня и поболтал виски в своем бокале.
– Интересное оправдание. Особенно если учесть, что вы вообще не танцевали. Ни одного танца.
– Откуда ты знаешь?
Лена опустила кружку на колени. Мэкон продолжал расхаживать перед камином.
– Это неважно.
– Для меня это важно.
Ее дядя пожал плечами.
– За вами присматривал Страшила. Он… как бы это сказать… был моими глазами.
– Что?
– Я вижу то, что видит он. Он видит то, что вижу я. Пора тебе понять, что это пес‑чародей.
– Дядя Мэкон! Ты шпионил за мной!
– Если честно, то действительно шпионил, но не за тобой. А как, по‑твоему, я вершу дела в городе, не выходя из дома? Я не продержался бы так долго без верного помощника. Страшила наблюдает, а я принимаю решения.
Взглянув на пса, я еще раз удивился его почти человеческим глазам. Мне следовало бы самому догадаться об его телепатической связи с Мэконом. У Страшилы были глаза хозяина. Сейчас он держал что‑то в пасти – какой‑то белый комочек. Я склонился и взял у него обслюнявленный бумажный шарик. Это был смятый снимок «Полароида». Пес‑чародей принес его из спортзала.
Я посмотрел на нашу фотографию. Мы с Леной стояли в вихре фальшивого снега. Эмили ошиблась. Лена не попадет в школьный альбом. На этом снимке она выглядела мерцающей и полупрозрачной, словно от талии и ниже уже начинала таять и превращаться в видение. Словно она уже исчезала из нашего мира.
Я погладил пса по голове и положил фотоснимок в карман. Мне не хотелось показывать его Лене – во всяком случае, не сейчас. До ее дня рождения оставалось два месяца, и я без всяких фотографий знал, что мы теряем драгоценное время.
16.12
КОГДА МАРШИРУЮТ СВЯТЫЕ
Мы подъехали к особняку Равенвуда. Лена ждала нас на веранде. Она собиралась отправиться в школу на катафалке, но я настоял на «битере», поскольку Линк хотел поехать с нами. Он боялся «светиться» в машине Лены, поэтому мы выбрали второй вариант. Я не мог позволить ей добираться до школы одной. Я вообще возражал, чтобы она приезжала туда. К сожалению, мне не удалось отговорить ее. Она как могла подготовилась к битве. На ней был черный свитер с высоким воротом, джинсы того же цвета и куртка с капюшоном. Ей предстояла встреча с инквизиторами «Джексона», и она хорошо знала, чего от них можно ожидать.
После зимнего бала прошло три дня. Леди из ДАР не теряли времени. Легко было догадаться, что дисциплинарная комиссия, назначенная на этот вечер, в конечном счете примет вид судилища над ведьмой. Эмили приковыляет в гипсе и расскажет о кошмарном происшествии – о нем уже судачил весь Гэтлин. Естественно, миссис Линкольн получит поддержку горожан. Будут выходить свидетели и дополнять картину жутких событий. Вытерпев их долгие рассказы об увиденном, услышанном и додуманном, люди станут щуриться, чесать затылки и склоняться к выводу, что во всем виновата Лена Дачанис. Ведь все было хорошо, пока она не появилась в городе.
Линк выпрыгнул из машины и открыл дверь для Лены. Чувство вины доставляло ему почти физические страдания. Казалось, что еще немного, и его стошнит.
– Привет, Лена. Как дела?
– Нормально.
«Врешь».
«Я не хочу, чтобы Уэсли винил себя. Он тут ни при чем».
Линк прочистил горло.
– Мне очень жаль. Я даже поругался с мамой. Она всегда была больной на голову, но в этот раз все зашло слишком далеко.
– Здесь нет твоей вины. И я ценю, что ты пытался поговорить с ней насчет меня.
– Все было бы не так серьезно, если бы ведьмы из ДАР не шептали ей в уши. За эти выходные миссис Сноу и миссис Эшер звонили нам домой по сто раз на дню.
Мы проехали мимо «Стой‑стяни». На парковке не было ни одной машины. Даже Жирный уже умчался на собрание. Дороги опустели. Казалось, что мы едем по городу‑призраку. Заседание дисциплинарной комиссии назначили на пять вечера. Мы собирались прибыть туда вовремя. Собрание проходило в спортзале – только туда могли вместиться все горожане. А у нас существовало правило: в любом большом событии участвовал каждый. В Гэтлине не было закрытых разбирательств. И, судя по запертым магазинам, все жители города намеревались посетить собрание.
– Я одного не понимаю: как твоей матери удалось так быстро организовать заседание комиссии?
– Я подслушал несколько разговоров и понял, что к делу подключился док Эшер. Он припер директора Харпера к стенке и заручился поддержкой важных шишек из школьного совета.
Док Эшер, единственный доктор в городе, был отцом Эмили.
– Чудесно.
– Вы, парни, наверное, знаете, что меня вышибут из школы? Я готова поспорить, что решение уже принято. А собрание задумано как развлекательное шоу.
Линк окончательно смутился.
– Они могли бы выгнать тебя без показного разбирательства. Без твоих разъяснений и протестов. Ты ничего не смогла бы сделать.
– Это неважно. Они уже всё решили в тесном кругу. Мои слова ничего не будут значить.
Мы знали, что она была права. Поэтому я ничего не сказал. Я просто прижал ладонь Лены к своим губам. Как бы мне хотелось предстать перед комиссией вместо нее! Я думал об этом уже в сотый раз, понимая бессмысленность своего желания. Неважно, что я делал и что говорил. Для жителей города я все равно оставался бы «своим». А Лене никогда не стать одной из них. Такая несправедливость раздражала меня. Мне не нравилось, что они считали меня своей собственностью. И хотя я встречался с племянницей Равенвуда, огорчал миссис Линкольн и не ходил на вечеринки Саванны Сноу, они по‑прежнему видели во мне «местного парня». Я принадлежал им. Ничто не могло изменить такого положения вещей. Следуя логике, и они в каком‑то смысле принадлежали мне. То есть Лене предстояло сражаться не только с ними, но и мной.
Эта истина убивала меня. Лена станет объявленной на шестнадцатый день рождения, но меня «объявили», едва я родился на свет. Я, как и она, не мог распоряжаться своей судьбой.
Мы подъехали к парковке. Она была забита машинами. По обеим сторонам от главного входа стояли толпы людей. Я не видел так много народа в одном месте с тех пор, как в Саммервилле показывали «Богов и генералов» – самый длинный и скучный фильм о Гражданской войне, хотя в его массовке снялась половина моих родственников – все те, у кого имелась форма конфедератов.
Линк распластался на заднем сиденье.
– Я даю деру, ребята. Увидимся в зале.
Он приоткрыл дверь и, пригнувшись, начал красться среди машин.
– Удачи.
Лена опустила дрожащие руки на колени. Мне было горько видеть ее в таком состоянии.
– Тебе необязательно идти туда. Если хочешь, я сейчас развернусь и отвезу тебя домой.
– Нет, я пойду.
– Зачем добровольно становиться объектом их издевательств? Ты сама сказала, что это просто шоу.
– Я не хочу, чтобы они считали, будто я их испугалась. Пусть знают, что я не боюсь. Возможно, они исключат меня из школы, но на этот раз я не убегу.
Она судорожно вздохнула.
– Это не бегство, – возразил я.
– Для меня это бегство.
– А твой дядя придет?
– Он не может.
– Почему, черт возьми, он не может?
Сейчас я был рядом с Леной, но там, в спортзале, ей предстояло сражаться в одиночку.
– Слишком рано. Я даже не стала рассказывать ему о заседании комиссии.
– Слишком рано? Вот как? Он лежит в своем склепе и ждет наступления сумерек?
– В принципе, да.
Я не хотел говорить об этом. Через несколько минут она должна была столкнуться с непробиваемой предвзятостью людей. Мы направились к зданию школы. Начался дождь. Я посмотрел на Лену.
«Поверь, я пытаюсь сдержаться. Если бы я дала себе волю, тут был бы торнадо».
Люди показывали на нас пальцами. Меня это не удивляло. По меркам Гэтлина, они вели себя довольно прилично. Я обернулся, ожидая увидеть у флагштока Страшилу Рэдли, но сегодня его там не было.
Последовав совету Линка, мы вошли в спортзал не через главный вход, а через боковую дверь. И правильно сделали. Потому что, оказавшись внутри, я понял, что те, кто толпится на крыльце, уже не надеялись попасть на трибуны. В зале остались только стоячие места.
Это зрелище напомнило мне спародированную версию судебного слушания в одном из телесериалов. На дальней половине баскетбольной площадки стоял большой раскладной стол, за которым восседала дисциплинарная комиссия. По бокам стояли небольшие столики. Их занимали мистер Ли, директор Харпер и двое из школьного совета. Мистер Ли нервно теребил красный галстук. Представители школьного совета недовольно морщились и поглядывали на часы, словно им не терпелось вернуться на свои диваны, к религиозным передачам или телемагазинам.
Места на трибунах занимала гэтлинская элита. Миссис Линкольн и ее линчевательницы из ДАР занимали первые три ряда. За ними восседали Сестры Конфедерации. Первый методистский хор и члены Исторического общества. Дальше сидели ангелы «Джексона»: девочки, которым хотелось быть похожими на Эмили и Саванну, и парни, желавшие забраться к ним в трусики. Их белые рубашки были украшены гвардейскими нашивками и большими изображениями милого ангела, подозрительно напоминавшего Эмили Эшер – эдакого херувима в спортивной майке «Диких кошек». К спинам девиц и парней были прицеплены белые пластиковые крылышки, под которыми вы могли прочесть боевой клич «хранителей "Джексона"»: «Мы наблюдаем за вами».
Эмили сидела в первом ряду вместе с миссис Эшер. Ее сломанная нога в гипсовой повязке покоилась на оранжевом стуле, заимствованном в буфете. При виде нас миссис Линкольн прищурила глаза, а миссис Эшер обняла Эмили за плечи, словно боялась, что мы с Леной побежим к ней и изобьем ее дочь дубинками, как беззащитного детеныша морского котика. Заметив нас, Эмили вытащила из крохотной сумочки мобильный телефон. Ее пальцы запорхали над кнопками, набирая сообщение. Похоже, этим вечером наш спортзал стал источником сплетен для четырех соседних областей.
Эмма устроилась в предпоследнем ряду. Она что‑то шептала и потирала в руке защитный амулет. Оставалось надеяться, что от ее наговоров у миссис Линкольн вырастут рога и той придется скрывать их все последующие годы. Естественно, мой отец не пришел на собрание, но я увидел Сестер, сидевших рядом с Тельмой через проход от Эммы. Оказывается, ситуация была еще хуже, чем я думал. Сестры давно уже не выходили из дома в такое позднее время – по крайней мере, с 1980 года, когда бабушка Грейс переела наперченного «Хоупин Джона»[40]и все подумали, что у нее случился сердечный приступ. Бабушка Мерси поймала мой взгляд и помахала мне носовым платком.