Алмазное правило
Существует золотое правило этики: «как ты хочешь, чтобы обращались с тобой, так и ты поступай с другими»; «не делай другому того, чего не хочешь себе ». Но мы — существа настолько индивидуальные, что нам недостаточно ставить себя на место других. Необходим другой нравственный критерий — алмазное правило, поскольку оно должно подчёркивать именно сверкающую, как алмаз, многогранную индивидуальность, неповторимость человеческого дара. Поступай так, чтобы твои наибольшие способности служили наибольшим потребностям других.
Марина Цветаева говорила: «Я не паразит, потому что я работаю и ничего другого не хочу, кроме как работать: но — свою работу, не чужую. Заставлять меня работать чужую работу бессмысленно, ибо ни на какую кроме своей и черной (таскать тяжести, прочее) неспособна». А вот переводить чужие стихи она не хотела, предпочитая менее квалифицированную работу, но «свою».
Дар индивидуален, но вместе с тем ситуативен, это способность делать нечто уникальное здесь и сейчас, чего не может сделать никто другой на моем месте. Безнравственно требовать от поэта или скрипача, чтобы он занялся чем-то более полезным, например, рубкой дров. Пусть каждый занимается тем, что у него лучше всего получается. Но если в результате войны мужское население истреблено и некому снабжать теплом детей и женщин, тогда поэт или скрипач должны взять топоры, чтобы рубить дрова.
Алмазное правило регулирует соотношение между наибольшими способностями одних и наибольшими потребностями других. Причём, чем больше потенциальных объектов и чем меньше потенциальных субъектов этического действия, тем более оно является этичным. Математическим выражением такого соотношения будет пропорция, в числителе которой — объекты нравственного действия, а в знаменателе — субъекты. Чем больше числитель (потенциально — все человечество и даже все множество живых существ) и чем меньше знаменатель (единичный субъект), тем выше нравственный потенциал действия.
Два вопроса очерчивают критерий нравственности:
1. Хотел бы ты сам стать объектом своих действий?
2. Может ли кто-то другой стать субъектом твоих
действий?
Следовательно:
Поступай так, чтобы ты сам желал стать объектом данного действия, но никто другой не мог стать его субъектом.
Безошибочное мышление?
Можно ли создать искусственный интеллект, тo есть научить машину/программу мыслить? Для этого нужно прежде всего, чтобы она научилась совершать ошибки — и упорствовать в них, логически оправдывать, находить им обоснование. Если прививать машине только навык правильного мышления, то мыслить она так и не научится, потому что мыслить — значит разрушать установленный порядок и создавать новый из хаоса. Мышление — это энергия заблуждения, которая создает иную точку опоры — и переворачивает мир.
Кроме того, чтобы машина приобрела сознание, ей нужно обзавестись подсознанием, — запасом подавленных или забытых влечений и ассоциаций, которые вдруг врываются в сознание и сотрясают все его налаженные механизмы, опрокидывают устойчивые идеи, предрассудки здравого смысла. Ошибка создателей искусственного интеллекта именно в том, что они стремятся создать безошибочное мышление.
Белые пороки
Г. К. Честертон писал: «Современный мир полон старых христианских добродетелей, сошедших с ума». Так можно сказать почти о любом пороке: добродетель, сошедшая с ума. Например, зависть — тяжкий порок, поскольку желает отнять у других то, чем они нас превосходят. Но у этой разрушительной зависти есть светлый двойник, «белая зависть»: не отнять у другого, а прибавить себе, и не за чужой счет, а благодаря собственным усилиям. В основе такой зависти лежит добродетель: стремление стать лучше, умнее, сильнее, пытаясь дотянуться до других.
В таком же смысле можно говорить и про «белую жадность». Черная жадность — это желание присвоить себе как можно больше, нажиться за счет других. Белая — это жадность к новым людям, местам, впечатлениям, поездкам, книгам, знаниям, приключениям, к жизни как таковой. В этом смысле жаден и тот, кто стремится к сокровищам небесным, и одна из вершин христианской аскезы — «стяжание Святого Духа». Таков белый цвет стяжательства.
Лень — явный порок, но бывает и белая лень, которая побуждает нас уклоняться от лишних хлопот, от суеты, недостойной высокого духа. Белая лень, или «благоленность», может проявляться в бесцельном созерцании, которое открывает красоту мира, и в «праздном» мышлении, которое восходит к бесконечному, вечносущему. Возникает вопрос: по-черному или по-белому был ленив Илья Ильич Обломов? Лень, разумно выпестованная, может спасти от участия во множестве вредных и постыдных дел. Если бы Ленин и в самом деле был ленив, сколько блага его лень принесла бы стране и миру!
Страх, боязливость, трусость — несомненные пороки. Но есть и белая трусость, вызванная страхом Божьим, боязнью смерти, загробных кар и адских мук. Страшно попасть в руки Бога живого. Этот белый страх уберегает верующих от многих грехов.
Наверное, бывает и белый, праведный гнев, который обрушивается на самое отвратительное и низкое в человеческой природе. Например, Иисус, взявший бич, чтобы изгнать торговцев из храма, вряд ли пребывал в кротком состоянии духа.
У динамики духа есть разные формы. Возможен духовный переворот, «метанойя», когда скупец раздает все свое имущество или сладострастник уходит в монастырь. Или, напротив, постник и аскет вдруг пускается во все тяжкие, будто в его душе рухнула какая-то преграда. Но есть и менее эффектная динамика переносов. Жадность, например, можно обратить на нечто более существенное, чем деньги и товары: жадно вникать в мир знаний или заносить в путевой дневник все детали увиденного. Человеку трудно дается добродетель, противоположная его натуре. Легче взращивать добродетель из зернышек своего же порока.
Библиотека и кладбище
Не задерживайся в библиотеке. Найди нужные книги и поскорее уходи. Не броди по ней бесцельно, как бы вбирая все пространство знания. Очень скоро ты почувствуешь не просто запах пыли, оседающей в легких, но и нарастающий приступ тоски, которую можно назвать библиомеланхолией. Ты попал на кладбище слов и мыслей, а оно еще печальнее, чем обычные кладбища.
Люди знают, что они смертны, и готовятся к своему концу. Некоторых утешает то, что лучшая их часть, заветные мысли и чувства, итоги многолетних трудов и изысканий переживут их и останутся в памяти потомков… И вот она, эта память, — хранилище книг, почти невостребованных, нераскрытых, непрочитанных. Проходя мимо этих длинных рядов, уставленных разноцветными корешками, чувствуешь себя словно в колумбарии, где так же в ряд выстроились разноцветные урны с именами усопших. Чувство даже более тяжелое: там погребена смертная оболочка людей, а здесь выставлен прах того, что они считали залогом своего бессмертия. Это второе кладбище, куда попадают немногие удостоенные, но зато и запах тления сильнее, ведь смердит само «бессмертие».
Проходя по этим траурным рядам, испытываешь двойную скорбь: вины и обреченности. Да, есть твоя личная вина в том, что ты не раскрыл этих книг, не воскресил их сочинителей чтением и пониманием, — а ведь они в это верили, ради этого жили. На это чувство неискупленной вины накладывается другое, не менее печальное. Что останется от тебя самого, кроме еще нескольких переплетов, втиснутых в плотные ряды? Ты, еще живой, скорбишь над мертвецами, а сам только тем и занимаешься, что готовишься пополнить их строй. Кажется, что покоиться прахом в земле или пеплом в колумбарии не так обидно, как стать еще одной непрочитанной книгой. Та смерть — неминуемая, уготованная всем живым. А эта — результат особо изощренной попытки избежать тления, и оттого вдвойне оскорбительная.
Благодарность учит летать
После одного не слишком удачного перелета я стал бояться воздушных путешествий. Каждое из них превратилось в тяжелое испытание, к которому я долго и мучительно готовился. Больше всего я боялся самого состояния страха и молился об избавлении от него. И вот однажды, уже во время взлета, я почувствовал вдруг подаренную мне легкость… И одновременно — благодарность за нее. Я стал опасаться, что легкость уйдет так же быстро, как и пришла, но сама благодарность усиливала во мне это состояние
легкости.
И вдруг я понял, что благодарности заслуживает не только то, что полет проходит спокойно, но и то, что я дышу, вижу, существую, ведь все это не зависит от меня, а мне дано. С самого рождения я пребываю в полете — и что меня держит? Какая сила вознесла над землей? Меня самого, как такового, по сути нет. Всё мне даровано: и свет, и воздух, и тело, и каждая клеточка в нем. Ведь не я все это сотворил. Если вычесть из меня данное мне, что останется? Ничего. Меня у себя нет.
Почувствовать все свое бытие как именно дар — и значит благо-дарить. Раз мне это дано, значит, есть Некто дающий. Мое существование приобретает двойной смысл, как встреча с Дающим Благодарность, как соль, придает крепость и вкус любому опыту.
Самолет стало потряхивать, что раньше вызывало во мне оцепенение: я представлял, с какой высоты мы будем падать. Сердце начинало вслушиваться в каждый перебой самолетного гула. Но на этот раз благодарящее чувство примирило меня и с этой болтанкой. При каждом толчке я мысленно повторял: «и за это благодарю!» Я почувствовал, что не только каждый мой волос, но и каждый миг моей жизни находится в чьих-то руках и продлевается чьим-то щедрым усилием.
Благодарность преодолевает страх. Он достигает максимума, когда ощущаешь себя властелином всего сущего, — и боишься потерять то, чем владеешь. Чем больше гордости, уверенности в себе, тем сильнее внутренний страх. Если же всё твое — не твое, то нет и страха: терять нечего, ибо всё и так тебе дается.
У Юза Алешковского есть замечательное определение: «Счастье — это состояние бессознательной благодарности Всевышнему абсолютно за всё». Благодарность — философский камень, превращающий даже мерзости жизни в частицы счастья. Если с тобой случается что-то тяжелое, тревожное, опасное, начни благодарить — и тут же ощутишь радость и прилив сил!
Раньше я чувствовал на себе огромную тяжесть: все зависело от меня, все приходилось делать самому, чудовищными усилиями, как каторжнику, вращать колесо своего существования. Верно сказано: «иго мое есть благо, и бремя мое легко». Достаточно благодарно принять на себя иго — и жизнь становится легкой.