Оба мальчика уставились на меня с открытыми ртами. Глаза широко распахнуты.
— Ты только что сделала шпагат в воздухе, — с благоговением сказал Люк. — Как ты это сделала?
Я пожала плечами, будто ничего особенного не произошло. Это на самом деле так. Я раньше делала такие вещи с закрытыми глазами после 8 лет занятий черлидингом и 11 лет гимнастики.
— Ничего особенного, — подмигиваю ему. — Можно сделать еще круче.
Я отхожу на пару шагов от него, ставлю ноги вместе, руки по швам, оглядываюсь назад, чтобы убедиться, что нет препятствий. Я опустила руки, согнула колени, откинула тело и сделала идеальное сальто назад. Сначала руки коснулись земли, за ними ноги, и я встала прямо, не в силах сдержать улыбку. Я даже не помнила, когда я делала подобное последний раз. Возможно за день до смерти мамы, когда я сходила на свою последнюю тренировку.
— Бог ты мой, ты ОБЯЗАНА научить меня это делать, я смогу сказать Лее отвалить! — восклицает Люк.
— ЛЮК! — ругается Зэндер. — Иди и поиграй чуть-чуть на шведской стенке.
Люк фыркает и пинает носком ботинка камешек.
— Хорошо. Сейчас я пойду, но я вернусь, и ты научишь меня, как быть таким же офигенным как и ты.
Я смеюсь, а он пулей убегает от нас к тренажерам.
— Ну, получай. Теперь ты официально офигенная, — смеясь, говорит Зэндер. Я подхожу к нему и сажусь на качели рядом с ним.
— Хорошо знать, что кто-то так думает, — улыбаясь, говорю ему, отталкиваясь ногой.
— Не переживай, он не единственный. Я тоже иногда думаю, что ты офигенная. Мои родители не перестают спрашивать, когда я тебя снова приведу.
Я откидываю голову и смотрю в небо. Первый раз за долгое время я чувствую умиротворение. Я не беспокоюсь об отце, или кондитерской, или как я скучаю по маме. Единственная забота сейчас — как запечатлеть момент и носить его с собой всегда.
|
|
— Ну теперь меня распирает любопытство. Где ты научилась делать такие штуки?— спрашивает Зэндер.
Я отвожу глаза с облаков, смотрю на него и думаю о том, какой я была и что сказала доктор Томпсон.
— Может быть, тебе сложно поверить, но я была черлидером, — говорю ему.
— Почему мне в это сложно поверить?
Я пожимаю плечами, прислоняюсь головой к цепочке от качелей.
— Я не совсем самый энергичный человек на земле. Люди, глядя на меня, не думают: «У этой девушки полно энергии». Но раньше они так думали. Я была шумной и энергичной. Я любила смешить людей, — печально говорю я.
— Что же изменилось?
Его голос мягкий, и он разворачивает качели, чтобы лучше видеть меня.
— Думаю, много всего. Катастрофа за катастрофой. И мне стало все равно. Я не думала о том, счастлива ли я. Я думала только о том, как прожить день.
Мы качаемся бок о бок в полной тишине, он задает новый вопрос.
— Ты всегда хотела работать в кондитерской?
Я трясу головой и наблюдаю, как Люк вдалеке ползает по шведской стенке.
— Я никогда не хотела там работать. У нас с кондитерской отношения любви и ненависти. Я люблю ее, потому что она напоминает меня в более юном возрасте, но я ненавижу ее по той же причине. Я работаю там, только потому что мне приходится, пока папа не возьмет себя в руки. Если он не сможет, я думаю, я буду работать там до своей смерти — говорю я ему, пытаясь превратить в шутку то, что вгоняет меня в депрессию при одной мысли об этом. Эта кондитерская никогда не была моей мечтой. Мысль о том, что я проведу там всю свою жизнь, проживая мечту кого-то другого, удручает.
|
|
— А если бы тебе не пришлось работать там, чем бы ты занималась? — спрашивает Зэндер.
Мне даже не приходится задумываться над ответом. Я говорю то, что всегда мне приходит в голову, когда задают этот вопрос.
— Я бы изучала английский в колледже и в свободное время писала книгу.
Я чувствую его взгляд. Я смотрю на него и вижу широкую улыбку на его лице.
— Писатель, да? Очень круто. Ты что-нибудь писала раньше? — спрашивает он.
— Я написала тонну текстов за последние года. Стихи, рассказы, пару пьес… Возможно, это полная чушь, поэтому я бы пошла в колледж. Я не знаю. Есть что-то такое в том, чтобы просто сидеть и придумывать историю. Представлять другое время, другое место, представлять себя там. Заставлять героев делать и говорить то, что ты хочешь. Разворачивать историю так, как запланировал ты. Ничего не существует, кроме этой истории. Ты можешь закрыть окружающий мир и жить в выдуманном месте. Люди не обязаны умирать или слишком много пить. ТЫможешь повернуть события так, как тебе нравится. Заменить историей настоящую жизнь в любой момент.
Я поняла, что блуждаю в мыслях, и заставила себя остановиться. Когда я думаю о писательстве, я всегда погружаюсь в работу и могу говорить об этом днями.
— Ты позволишь мне прочитать что-нибудь из того, что ты написала — спрашивает Зэндер.
— Ты не захочешь читать то, что я написала, поверь мне, — смеясь, говорю я, думая о тетрадке с сентиментальными любовными стихами и романтическими историями. Она спрятана в кладовке.
|
|
— Спорим, нет. Я бы с удовольствием прочитал все, что ты написала, потому что это твое. Они вышли из твоего сердца и души. Это замечательно, — говорит он, останавливая качели и разворачиваясь ко мне.
Он протягивает руку и хватает цепочки моих качелей. Он притягивает меня к себе, пока наши ноги не переплетаются.
— Если бы ты могла написать одну историю, которую прочитают все, о чем она была бы? — спрашивает он, глядя мне в глаза.
— О моей жизни, — шепчу я. — Это звучит нарцистично? Писать книгу о себе?
Он трясет головой и улыбается.
— Неа, совсем нет. Это жизнь. Это удары и синяки, боль и страх. Она запутана, реальна и совсем не идеальная история, которую можно выдумать. Именно об этом тебе стоит написать. И я, черт возьми, хотел бы быть первым, кто прочитает ее.
Я смеюсь над его словами и делаю то, что хотела сделать с того момента, как мы пришли сюда. Я наклоняюсь и прижимаю свои губы к его. Спуская руку по его шее, я запускаю пальцы в волосы и прижимаю его голову к моей. Он сжимает цепочки качелей, чтобы удержать меня на месте, я целую его и трогаю его лицо.
— Иииииу, фу какая гадость. Вы знаете, что так можно заработать плешь? — жалуется Люк позади нас.
Мы медленно отстраняемся друг от друга и смеемся над его отвращением.
Зэндер отпускает цепочки, и я отодвигаюсь от него.
— Почему ты не играешь? — Зэндер спрашивает Люка.
— Мне скучно. Мне не с кем играть.
Я спрыгиваю с качелей, хватаю Зэндера за руку и тяну его, подводя к Люку.
— У меня есть суперская идея. Мы можем заняться этим вместе, — говорю ему.
— ТЫхочешь научить меня как делать сальто? — восторженно спрашивает Люк.
— Еще нет. Тебе еще надо над кое-чем поработать.
Хватая Зэндера за руку, я ставлю его рядом с Люком и встаю перед ними, чтобы мы могли видеть друг друга.
— Итак, мальчики, руки на бедра, — я раздаю инструкции.
Они делают, как я говорю. Я старюсь сдержать смех над тем, какими серьезными они выглядят. Люди — мини-версия Зэндера, с его темными волосами и светлыми глазами.
— Повторяйте за мной. Иди, борись, выигрывай.
Они оба повторяют слова. Когда Люк путает слова и начинает повторять их, Зэндер толкает его плечом и Люк толкает его в ответ.
— Вау, полный отстой. Я вас совсем не слышу — я дразню их.
Они не стесняясь орут слова во все горло. Люк начинает кашлять, потому что кричал слишком громко.
— Вам обоим нужно поработать, но мы продолжаем. Поднимите руки над головой в форме буквы V, вот так... — я показываю им, сжимая кулаки и поднимая руки над головой.
Люк сразу повторяет мои движения, но Зэндер стоит и смотрит на меня.
— Подожди, ты учишь нас как быть черлидерами? — шокировано спрашивает он. — Мы парни. Мы не занимается черлидингом.
Опуская руки, я медленно подхожу к нему, пока не упираюсь ему в грудную клетку, встаю на цыпочки и скольжу своей грудью по его. Я кладу ладонь ему на грудь и наклоняюсь набок, и шепчу в ухо:
— Пожалуйста, пожалуйста, Зэндер. Это сделает меня счастливой, — шепчу я, позволяю своим губам нежно касаться его уха.
Я отхожу от него, он прочищает горло и тяжело сглатывает.
— Что женщина хочет, то она и получит, — говорит он. Я улыбаюсь ему и возвращаюсь на свое место перед ними.
Я провожу остаток дня, обучая их черлидингу и показывая Зэндеру частичку той меня. Я чувствую себя беззаботно, флиртую и очень счастлива. Я очень скучала по такой себе. Я скучала по возможности просто отпустить ситуацию и жить.
— Спасибо, что взяла Люка в парк со мной, — говорит Зэндер, держа меня за руку. Мы идем обратно к его машине. Мы уже забрали Люка и купили ему мороженое по пути домой.
— Спасибо, что позвал меня. Я хорошо провела время.
Пока Люк залезает на заднее сиденье и возится с ремнем, Зэндер притягивает меня к себе и прислоняет меня к дверце пассажирского сиденья.
Он молча смотрит на меня, пока я, наконец, не беру ситуацию под контроль и прерываю тишину.
—Что?
Он медленно улыбается и прислоняется лбом к моему лбу.
— Я просто рад, что ты здесь,— тихо говорит он.
— И я, — шепчу в ответ.
И первый раз я действительно имею это в виду. Если бы я посмотрела на свои планы год назад, я бы пропустила все эти моменты с ним. Они становятся важными и особенными для меня. Как и он.
Я почти могу чувствовать, как груз падает с моих плеч. Я почти вижу, как некоторые мои печали улетучиваются. И это кажется правильным. Кажется, что настало время снять с себя давление, которое я сама на себя наложила.
Глава 12
Предать тебя
— Ты не можешь все контролировать, Эддисон, — говорит доктор Томпсон. — Иногда случаются вещи, которые от тебя не зависят. Я знаю, сложно искать ответы и не находить их.
Не важно, сколько бы она ни говорила мне этого, мне все еще сложно понять. Я хочу знать. Почему моя мама так неожиданно ушла. Я хочу знать, почему мой отец не может быть сильным. Я хочу знать, почему мне так сложно двигаться дальше.
— Тебе просто нужно помнить, что ты ни в чем не виновата. Твой отец взрослый человек и делает свой собственный выбор. Он стал алкоголиком, не потому что он недостаточно сильно тебя любит, а потому что он слишком любит себя. Семьям зависимых понять это сложнее всего. Это случилось не потому, что ты что-то сделала или чего-то не сделала. На твои молодые плечи свалилось очень много обязательств. И, кажется, твой отец старается исправить это. Он старается доказать тебе, что он становится лучше. Постарайся поверить, что существует вероятность, что он, наконец, готов стать тем человеком, который тебе нужен. Ты можешь заставить его захотеть бросить пить. Ты не можешь контролировать его решения. Все, что ты можешь, — это жить своей жизнью и делать то, что делает тебя снова счастливой.
Когда наша еженедельная встреча подходит к концу, я снова задумываюсь, так ли это легко. Мысленно я понимаю, что не могу контролировать действия других, но все еще тяжело иногда не брать на себя ответственность.
— Я знаю, что тебе всегда была важна вера и за это время ты ее порядком растеряла. Может, настало время использовать тот смешной девиз, который ты так ненавидишь: «Отпусти и пропусти Бога». Я знаю, что мы немного не следуем установленному порядку. Но иногда только так это и работает. Шаг второй: Поверь, что сила, которая превыше нас, может снова сделать из нас святых. Ослабь вожжи, Эддисон. Позволь Ему беспокоиться о будущем и всех «что если». Просто отпусти ситуацию.
Мой отец дома уже несколько недель и к моему удивлению проводит каждый божий день в кондитерской. Он отсутствует, только если у него запланирована встреча или назначен прием у доктора. Каждый раз, когда я захожу, он берет меня за плечи, разворачивает меня и отправляет за дверь. Хорошие новости — я могу больше времени проводить с Зэндером. Плохие новости — я в основном беспокоюсь о том, как идут дела в магазине, и все ли в порядке.
— Может мне стоит позвонить еще раз перед уходом, — говорю я Зэндеру, шагая за ним. Он загружает корзинку для пикника и покрывало в багажник. Я не так сильно беспокоюсь, когда я несколько часов нахожусь на расстоянии звонка. Но сегодня мы собираемся в горы, в поход на пикник. То есть провести целый день там, где он не сможет мне дозвониться, если что-то пойдет не так.
— У нас заказ на большой капкейк на свадьбу Маршаллов. Его заберут сегодня и мне нужно убедиться...
— Милая, я уверен, все в порядке. Твой отец знает, что он делает, — убеждает меня Зэндер, закрывая багажник.
Я издаю тяжелый вздох, и он поворачивается ко мне лицом. Он обнимает меня за талию, смыкает руки у меня за спиной и притягивает меня к груди. Мои руки скользят по его футболке, пока правая рука не ложится на его сердце, и я могу чувствовать его сердцебиение, уверенное и стабильное.
— Я знаю, что очень сложно отпустить ситуацию и поверить в него, но он вел себя хорошо в последнее время, да?
Я киваю головой и пробегаюсь руками по его груди. Я кладу руки ему на плечи. В последнее время мы проводим вместе очень много времени. Мы уже попробовали все от ужина, походов в кино, кафе и сборки домов из Лего до просто любования закатом на крыльце. После того, как он привозит меня домой каждый вечер, мы несколько часов переписываемся, просто обсуждаем наши жизни. Я знаю, что он всегда хотел работать в больнице и помогать людям, потому что его отец страдал от сильнейшего диабета, и его семья проводила очень много времени в больнице, когда Зэндер был младше. Ему нравилось, как даже если кто-то был смертельно болен, только вид медсестры, доктора или другого сотрудника больницы вдохновлял его и заставлял улыбаться. Я знаю, что он очень серьезно относится к роли старшего брата. Даже несмотря на то, что он уже не живет с родителями, он проводит много времени со своими братьями, со всеми вместе и с каждым по отдельности. Он дает им советы и следит, чтобы они шли по верному пути.
Я знаю так много о нем, и мне с ним комфортно. Но что-то у меня в голове говорит мне, что, может быть, мы слишком торопим события. Может быть, нам слишком хорошо вместе. У меня все еще два очень важных события в моей жизни, о которых я ему еще не сказала. Моя мама и тот день на кладбище. Я знаю, мне нужно ему рассказать. Я знаю, что мне нужно выложить все как на духу. Чтобы он знал, во что он ввязывается, но я просто пока не могу. Я знаю, в тот момент, когда я увижу в его глазах жалость и, может быть, отвращение вместо понимания, я буду не готова к этому. Я не готова к тому, что он посмотрит на меня по-другому. Его поддержка и дружба сейчас очень много значат для меня. Я не могу испортить их своими проблемами и прошлым. Я скажу ему. Мне придется ему сказать. Просто не сейчас.
— Давай просто сходим в горы на пикник и потом, если ты не против, я разрешу тебе сходить в магазин и проверить как там твой отец, — улыбаясь, подмигивает Зэндер.
Он крепче сжимает меня в объятиях и у меня захватывает дыхание. Такое случается каждый раз, когда он рядом. Ощущение его тела, прижатого ко мне, пробуждает радость и мурашки в животе. Это заставляет меня забыть о моих планах и просто захотеть провести с ним весь день в кровати. Мы еще не зашли дальше поцелуев и прикосновений. Но каждый раз я чувствую себя живой и желанной. Я знаю, он тот, которому я хочу отдать всю себя. Он единственный, кто когда-либо пробуждал во мне такие чувства. Я знаю, очень скоро я отдам ему еще один кусочек себя, который не давала ни одному мужчине. Каждый раз, когда мы наедине, он убеждает меня, что он не хочет на меня давить и что только мне решать, как далеко мы зайдем. Я знаю, это сумасшествие желать поделиться с ним самым сокровенным и особенным, когда я не отдала ему самую важную часть: правду. Я знаю, что сделав этот шаг, я снова почувствую себя живой. Мне стоит найти другую причину, чтобы двигаться дальше в отношениях с ним. Но я не могу сдержаться. Больше всего на свете я хочу почувствовать что-нибудь внутри кроме страха. И я скажу ему правду. Может, когда я сделаю следующий шаг, это придаст мне силы и смелости. Мне стоит все ему рассказать. Его губы прижимаются к моим, я провожу рукой по его волосам и запускаю язык в его рот, я знаю, что мое сознание уже решило, как далеко мы зайдем и как скоро это произойдет.
Звонок моего мобильного телефона в заднем кармане заставляет нас оторваться друг от друга. Я хихикаю, когда Зэндер отходит на пару шагов и поправляет джинсы, делая пару глубоких вдохов. Я не могу сдержать смех, зная какой эффект я на него произвожу.
Улыбка на моем лице быстро исчезает, когда я слышу панику в голосе отца.
— Эддисон, ты говорила с Мэг сегодня? Она не пришла на работу и не берет трубку, — говорит он уставшим голосом. Я слышу звон посуды на заднем фоне и гул посетителей, которые делают заказы.
— Нет, я не разговаривала с ней пару дней. Волна вины пробирает меня, когда я понимаю, что не видела ее уже неделю, с тех пор как отец не пускает меня в кондитерскую.
— Ты хочешь, чтобы я приехала? — спрашиваю я. Зэндер подходит ко мне и вопросительно смотрит на меня.
— Мэг не появилась на работе, и мой отец не общался с ней, — шепчу ему, пока отец громко ругается, я слышу падающий звук.
— Нет, у меня все под контролем. Я не хотел портить тебе день, — заверяет он меня.
— Почему бы нам не заехать к ней? — спрашивает Зэндер.
Я киваю и одними губами говорю ему «спасибо». Перед тем как положить трубку, я говорю отцу о наших намерениях и обещаю перезвонить.
— Мне жаль. Я испортила наш пикник. Зэндер берет меня за руку, открывает мне дверь и усаживает на пассажирское сиденье.
— Ерунда. Ничего не испорчено. Мы заедем к ней и потом продолжим наш удивительный романтический пикник в парке. Я смогу положить голову тебе на колени, ты будешь кормить меня виноградом и рассказывать мне, какой я замечательный, — подмигивает он.
Я закатываю глаза и забираюсь в машину. Я смеюсь, когда он закрывает дверь. Надеюсь у меня еще будет миллион точно таких дней.
— Мэг, давай, открывай, — я ору через дверь. Мы уже пять минут барабаним в дверь, но она не отвечает.
— Я знаю, ты там, я видела твою машину.
Зэндер прислонился плечом к стене возле двери и скрестил руки на груди.
— Хочешь, чтобы я попробовал?
Я озадаченно вздыхаю и продолжаю сверлить дверь взглядом, в надежде что она откроется.
— Я не знаю. Может она просто уснула в наушниках и врубила iPod на полную громкость. Она меня убьет, если мы просто вломимся к ней.
Я снова набираю ее номер. Как только я собираюсь сбросить звонок и набрать ее номер в пятый раз, мы слышим громкий стук и звук разбивающегося стекла. Зэндер быстро отходит от стены и встает рядом со мной.
— Отойди, милая, — говорит он, и я встаю за его спиной.
Сильным ударом ноги он выбивает дверь, и она распахивается, со стуком ударяясь о стену. Обгоняя его, я залетаю в квартиру, выкрикивая имя Мэг.
— МЭГ! ГДЕ ТЫ? МЭГ!
Зэндер бежит по пятам и врезается в меня, когда я замираю на месте в дверном проеме ее спальни.
— Мэг? О, боже, что за черт?
Я не могу заставить себя сделать хотя бы шаг.
Нет, нет, нет. Пожалуйста, господи, нет. Она не могла сделать это снова. Она не могла.
Мне нужно подойти к ней и проверить как она, но я не могу. Моя подруга свернулась в комок на полу в своей комнате, окружена битым стеклом, на руках кровь в нескольких местах, а я не могу заставить себя подойти к ней.
Зэндер проталкивается мимо меня и подбегает к ней, садится на корточки возле нее, даже не переживая, что он встал в стекла и кровь.
— Эй, солнышко, проснись. Давай, посмотри на меня, проснись, — мягко говорит Зэндер и берет ее лицо в руки, поворачивая голову к себе.
Я даже не замечаю, что задерживаю дыхание, пока она слабо не открывает глаза и улыбается ему.
— Привет, горячий парень, — она слабо произносит.
Что-то не так. Кроме очевидных вещей, она лежит на осколках ламп, фоторамок, и еще бог знает чего, у нее нет голоса. Я быстро обвожу взглядом комнату, и мои глаза фокусируются на пустом флаконе возле ее кровати.
— Эддисон, звони 9-1-1, — тихо говорит Зэндер, нежно убирая волосы Мэг с ее глаз.
Я слышу его, но не могу ничего сделать, только не отрываю взгляд от флакона таблеток. Я насчитываю три флакона, но нигде не видно таблеток. Она приняла все? Что она приняла? Почему она это сделала? Я знаю, она это уже делала. Господи! Мы встретились в психиатрическом отделении с одинаковыми бинтами на запястьях, которые скрывали вертикальные шрамы, но теперь все в порядке. Мы обе в порядке. Мы обе живем своей жизнью и знаем, что единственный момент слабости больше не повторится. Мы не станем делать это снова, потому что мы не хотим умереть.
Но может это не правда. Я знаю, что я так думаю, а что насчет нее? Мы никогда не говорили об этом. Наша дружба была основана на том, чтобы не лезть в жизнь друг друга.
Это работало.
Я смотрю на Зэндера, пока он мягко разговаривает с Мэг и старается заставить ее сфокусироваться на нем и не дать ей заснуть. Я понимаю, что это не сработало. Вообще не сработало. Это была тупая идея. Это вообще не имеет отношения к дружбе. Дружба это значит быть рядом с кем-либо, помогать в сложный период и отмечать хорошие новости вместе. Знать все о другом человеке и все равно любить его и находиться рядом. Я ничего такого не делала для Мэг. Я держала ее на расстоянии и понятия не имела, через что она прошла и все еще проходит. Стоя здесь, наблюдая, как она пытается открыть глаза, я вспомнила тот день, когда я зашла домой после безумного звонка отца.
Я забежала в дом и натолкнулась на тетю в кухне.
— Не ходи туда, дорогая. В ее комнате следователь, — сказала она и положила руки мне на плечи. Я стряхнула их и постаралась пройти мимо нее.
— Мне нужно туда. Мне нужно ее увидеть.
Она обняла меня сзади и прижала к себе. Я вырывалась. Мне нужно было пройти в другой конец коридора. Мне нужно было увидеть, что это просто шутка. Этого не могло произойти. Это не правда.
— Эддисон, дорогая, тебе не стоит идти туда, — мягко прошептала она мне в ухо.
— ПУСТИ! МНЕ НУЖНО УВИДЕТЬ ЕЕ! — закричала я во все горло.
Я, наконец, вырвалась из ее хватки и побежала по узкому коридору в спальню моих родителей. Я проигнорировала отца, который рыдал в гостиной, прижавшись к стене.
Я остановилась в дверном проеме, как раз когда мужчина в черном пиджаке отошел от кровати и кивнул мне.
— Она спит. Она просто спит, — я бормотала сама себе, когда впервые ее увидела.
Она лежала на боку, под покрывалом, отвернувшись от меня.
Мужчина в костюме подошел ко мне и положил руку мне на плечо:
— Я сочувствую твоей утрате.
Я даже не взглянула на него. Я не могла отвести взгляд от мамы.
Когда он прошел мимо и вышел из комнаты, мои ноги медленно понесли меня к кровати, ближе к тому месту, где она спала, просто спала.
Я обогнула кровать и наконец увидела ее лицо, такое спокойное и умиротворенное.
— Мам?
Ответа не последовало, и я подошла на шаг ближе, пытаясь найти признаки жизни, что-нибудь, что бы подтвердило, что этого не происходит.
— Нет, нет, нет, нет, нет,— я бормотала сквозь слезы, стоя рядом с кроватью, просто глядя на нее. Я была не способна двигаться. Моя грудь болела, зрение помутнело от слез. Я обняла себя за талию и продолжала повторять свое отрицание, пока не начала орать снова и снова:
— НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!
— Нет, нет, нет, нет.
Звук моего собственного голоса вернул меня в настоящее. Я попыталась понять, что происходит.
— ЭДДИСОН!
Крик Зэндера заставил меня подпрыгнуть, и я поняла, что не свожу взгляда с пустых флаконов, вместо того чтобы помочь Мэг.
Трясущимися руками я набираю 9-1-1 и монотонным голосом говорю диспетчеру, что по моему мнению моя подруга пыталась себя убить.
Как только Зэндер понял, что я в порядке и больше не собираюсь стоять без дела, размышляя о нашей дружбе, Зэндер оставил меня наедине с Мэг, а сам вышел на улицу в ожидании скорой помощи. Я сижу рядом с ней, держу голову на своих коленях и стараюсь не заплакать, когда она смотрит на меня. Ее глаза заплыли от снотворного, которое прописал ей доктор, чтобы избавиться от кошмаров.
— Почему? Почему ты не сказала мне? — шепчу я, поглаживая рукой ее щеку.
— Глупо, Эдди, мы не рассказываем ничего друг другу, — еле слышно говорит она с улыбкой на лице. — Все просто замечательно, если мы не разговариваем.
Я моргаю, не давая волю слезам, и смотрю на нее.
— Прости меня, мне так жаль.
У нее вырывается смешок, она слабо протягивает руку и слегка похлопывает меня по руке.
— Ты такая глупая. Это не твоя вина. Это МОЯ вина. Это все моя вина. Все моя вина. Они умерли из-за меня. Меня, меня, меня. Я во всем виновата. Мне так хочется спать, — почти беззвучно говорит она, ее глаза закрываются.
— Нет, Мэг, проснись! Ты не можешь заснуть. Пожалуйста, Мэг, открой глаза, — умоляю я, по щекам струятся слезы. Ее глаза медленно приоткрываются, но не фокусируются на мне. Она смотрит на точку над моей головой.
— Мне не стоило убегать на вечеринку. Мне не стоило столько пить. Моя вина, что ты приехал за мной. По моей вине тебя сбил грузовик. Моя вина, моя вина, моя вина, — она грустно шепчет. — Я все исправлю. На твоем месте должна была быть я.
Я кручу головой туда-сюда, не понимая, что она говорит, но зная, что все не так.
Так не должно быть. Ничего этого не должно было случиться. Мне стыдно, что я не была хорошей подругой и не знала, что она держит в себе.
Пока Мэг периодически теряет сознание, я вспоминаю мудрые слова доктора Томпсон и делаю то, что не делала уже давно.
Я молюсь.
Глава 13
Молчи
— Нельзя ожидать, что люди сами поймут, что ты хочешь от них, если ты держишь все в себе, Эддисон, — заявляет доктор Томпсон, усаживаясь поудобнее напротив в своем кресле и протягивая руку за чашкой кофе.
На ее белой чашке розовым цветом детским почерком написано «Лучшая мама в мире». Это напомнило мне какую каляку-маляку я делала для мамы на каждый День матери. На секунду я задумалась, стояла ли еще эта чашка в кухонном шкафу в доме моих родителей. Возможно уже нет. Я уверена, что ее давно уже там нет, как и других вещей моей матери.
— Твоя злость словно живой, дышащий организм. Его нужно отпустить или он потихоньку будет тебя съедать. Твой отец научился общаться с людьми в реабилитационном центре. Он знает, что он предал тех, кого любил. Он также знает, что они будут на него злиться.
Ты избегаешь общаться с ним на важные темы, потому что ты боишься взбаламутить воду. Ты все еще слишком переживаешь за него и за то, что он может сделать, что ты не думаешь о себе. Ты не сможешь справиться со своим разочарованием, пока наконец не признаешь, как на тебе отразилось его пьянство. Вам обоим следует поговорить об этом и двигаться дальше.
Легче сказать, чем сделать. У нас с отцом никогда не было таких отношений, чтобы мы могли просто сесть и поговорить о своих чувствах. Такие отношения у меня всегда были с моей мамой. Моему отцу следует звонить, когда у тебя проблемы или тебе нужно поднять что-нибудь тяжелое. Он всегда придет на помощь, и у него в запасе всегда есть шутка или что-нибудь еще, чтобы развеселить тебя. Но он никогда не имел дело со всякими сюси-пуси. Он никогда не был тем человеком, к которому я могла бы обратиться или на которого можно положиться. Наверное, это не лучшая мысль идти к нему сейчас, когда он только что вышел из реабилитационного центра и любая стрессовая ситуация может вернуть его обратно.
— Не бойся предоставить все ему, Эддисон. Настало время кому-то другому передать ношу, которую ты несешь. Он взрослый человек, и настало время ему взять на себя ответственность за свои действия.
Просидев в больнице два часа, нам наконец удалось взять с доктора слово, что с Мег все будет в порядке. В машине скорой помощи она призналась, что приняла несколько таблеток снотворного. Они все еще промывают ей желудок на всякий случай. Врачам не пришлось накладывать швы, удалось обойтись перевязкой ран. Мы не знаем, сколько она пробудет в больнице. Сначала ей следует пройти обследование у психиатра. Она жива и находится в безопасности. Это все, что имеет значение.
— Ты уверена, что не хочешь сначала заехать домой и переодеться? — мягко спросил Зэндер, как только мы припарковались у кондитерской.
Я мельком глянула в зеркало и поняла, что моя футболка в пятнах крови Мег. Пока Зэндер паркуется, я рассматриваю красные пятна на моей футболке и дотрагиваюсь до каждого из них.
— Мне не следовало уезжать. Она там совсем одна. У нее никого нет, кроме меня, — бормочу я, продолжая водить руками по кровяным следам. Я раздумывала над ее словами о том, что их больше нет и это ее вина. Я могу только предположить, что она говорила о своих родителях. Мне разбивает сердце мысль, что все это время у нас было гораздо больше общего, чем я думала.
Зэндер протягивает руку и берет меня за руку. Он подносит ее к губам и целует тыльную сторону руки. Я смотрю на него. Другой рукой он проводит по моим волосам и по лицу.
— Она в порядке, милая. Они дадут ей сильное успокоительное.
В ответ я киваю головой, но меня еще мучает чувство вины. Я оставила ее наедине со своими демонами, а теперь я оставила ее одну-одинешеньку в больнице. Это неправильно.