«Осень наступает», – думала Сильви Шигеру. Подули западные ветра, и солнце на закате теперь окрашивалось в чистый красновато‑коричневый цвет. Духота ослабила свою тяжкую хватку, но все еще было тепло, дни стояли погожие и довольно долгие.
Выходя в сад, Сильви, как обычно, думала о матери. Это было любимое место Пайпер, она любила его не меньше, чем свой кабинет. Все здесь напоминало Сильви о матери: и буйно разросшиеся многолетние растения, и опрятные дорожки, и небольшой, но очень полезный огородик. Сильви частенько приходила сюда покачаться в гамаке, посидеть на видавших виды креслах адирондакского стиля: ей казалось, что здесь она особенно отчетливо ощущает близость матери. Когда она была уверена, что никого нет рядом, то говорила вслух, не понижая голоса.
«Понятно, что мама не слышит меня, но вдруг она где‑то недалеко», – думала Сильви, и это помогало ей четко мыслить.
В доме было тихо, отец и Сайбан все еще спали каждый в своей спальне. В отличие от Сильви оба были не большие любители рано вставать.
Держа в руке дымящуюся кружку чая с мятой, Сильви уселась в любимое мамино кресло и, закинув голову назад, подставила лицо ласковым утренним лучам. Воздух был напоен сладким ароматом ночного жасмина. Вдруг ее охватило странное, стеснившее грудь волнение.
– Вот, мама, и настал этот день, – прошептала она. – Но давай смотреть правде в глаза: шансы познакомиться с Каллумом Уэстом у меня почти равны нулю, если, конечно, ты не слышишь меня и не устроишь какое‑нибудь чудо. Но я, по крайней мере, увижу его, буду с ним рядом. К тому же я и сама не знаю, хочу ли я с ним знакомиться. Что, если он окажется полным придурком?
|
|
– Кто это придурок? – вдруг послышался голос из открытой двери на кухню.
Ага, Сайбан проснулась. Сильви покраснела; слава богу, хоть не отец.
– С кем это ты разговариваешь?
– С мамой, – ответила Сильви нарочито небрежно.
– И ты с мамой так разговариваешь? – улыбаясь, спросила Сайбан, усаживаясь рядом с сестрой.
– Да нет, это я так… про одного парня, это я про него говорила.
– А‑а, про Каллума Уэста? Ты что, говорила с мамой, что сегодня вечером идешь на его концерт?
Сильви только пожала плечами. Смысл ей объяснять? Все равно не поймет, маленькая еще.
– Думаешь, мама слышит тебя, когда ты говоришь с ней вслух?
– Не знаю. Может быть. Может, я думаю про нее и она это чувствует.
Она пожала руку Сайбан. Как, наверное, сестренке одиноко без матери!
– Послушай. У меня ведь еще куча дел. Надо собраться, приготовить одежду и для концерта, и для лагеря, купить поесть, упаковать напитки. В общем, мне понадобится твоя помощь. Ты не против?
– Не зна‑аю.
Сайбан сорвала под ногами одуванчик и принялась обрывать крохотные лепестки.
– Если поможешь, перед отъездом сходим в магазин видео и я куплю тебе диск с фильмом, сама выберешь.
– Честно? – Лицо Сайбан так и просияло. – Даже детям до шестнадцати?
– Только без насилия… добровольный секс и обнаженка не в счет – идет?
Сильви подмигнула, и сестры весело рассмеялись.
– Лекси позовешь, проведете вечерок вместе, пока меня не будет.
– Хорошо… как думаешь, позвать ее до или после того, как я тебе помогу?
– Лучше до того – чтоб заранее предупредить.
– Отлично.
Сайбан встала и двинулась к дому, но тут же остановилась и обернулась к сестре. Нахмурив брови, она поднесла палец к губам, чтобы откусить заусенец у ногтя.
|
|
– Спасибо, – сказала она через секунду.
– Не за что, – улыбнулась Сильви. Она поняла, что имеет в виду Сайбан.
Прошло уже два месяца с тех пор, как исчезла Пайпер. Тело найдено не было, вообще никаких признаков, не было и намеков о ее местонахождении, если она жива. Как пообещала отцу в то памятное утро Сайбан, Сильви действительно сходила поговорить с Отам Авенинг: сестрам хотелось знать, насколько вероятно существование этого самого «иного мира», о котором рассказывала Пайпер. Отам ответила утвердительно: да, их мать теперь пребывает именно там, но на данный момент о ней нет никакой информации. Она пообещала держать девушку в курсе. Сильви сразу показалось, что Отам знает больше, чем говорит, и эта мысль расстроила ее. Но настаивать она не стала. Конечно, ей было не совсем понятно, откуда у Отам могут быть сведения, но она догадывалась, что существуют серьезные причины, по которым эта женщина не желает делиться новостями. Она набралась терпения и стала ждать, пока не настанет время.
Сильви знала, что она переживет разлуку с матерью. Глядя на себя в зеркало, она представляла будущую жизнь уже без дорогого ей человека. Теперь она самостоятельная, но в душе все равно сохраняет надежды, которые лелеяла, когда еще и думать не могла, что ей придется жить без матери. Сильви была стройна, прекрасно сложена и от природы красива и грациозна. Она это знала. Она знала также, что унаследовала от родителей лучшие их черты, и была им благодарна за это, понимая, что внешняя красота значительно облегчает ей жизнь. Ей хватало прагматизма и практичности принять то, что красивая женщина остается таковой не очень долго. Когда‑нибудь и она постареет, у нее будут седые волосы, упругие мышцы станут дряблыми, и поэтому ей хотелось прожить жизнь так, чтобы на закате ее сказать, что она не только блистала красотой, а совершила кое‑что еще. Но пока она с трудом представляла себе, каким будет это «кое‑что». Таланта своей матери сочинять забавные истории она не унаследовала, зато получила от нее способность к рисованию. Сильви серьезно подумывала о поступлении в художественный колледж, где можно было выучиться на дизайнера. Вообще же у нее было несколько вариантов, как распорядиться будущим, но ни на одном из них она еще не остановила окончательного выбора. А уж в этот вечер ей было не до будущего.
|
|
Сильви прекрасно помнила день, когда мать бросила на стол те роковые билеты. Она приобрела их через Интернет и сама распечатала на принтере. Недовольная бумагой (показалась слишком тонкой) и неказистым внешним видом, Пайпер, во всем художница, сама спроектировала дизайн и раскрасила два билета от руки. Настоящие билеты Сильви прикрепила кнопками у себя над столом, а те, что изготовила мать, вставила в рамку и даже теперь смотрела на фиолетовую с золотом раскраску с улыбкой, как и на цветные фотографии, которые Пайпер смонтировала в технике декупажа: Сильви и Каллум Уэст стоят один напротив другого и смотрят друг другу прямо в глаза. Как матери удалось сделать так, будто их действительно сняли вместе, для нее было загадкой.
Впервые Сильви услышала игру группы «Callum West Band», когда ей было четырнадцать лет. Эту запись передавала радиостанция местного колледжа, которую она всегда слушала с некоторым пренебрежением. Но когда в динамиках зазвучал голос Каллума, у Сильви захватило дух, сердце сжалось, а потом быстро‑быстро застучало. Она, конечно, была не совсем дура, чтобы вообразить, что он поет именно для нее, но именно такое ощущение у нее возникло сразу. Слова песни, как солнечные лучи, лились прямо ей в душу, омывая первые ростки ее девичьих фантазий.
Каллум был первая любовь Сильви, ее первая настоящая страсть. С тех пор прошло уже почти четыре года, у Сильви было много знакомых мальчиков, были у нее и увлечения, и флирт, и свидания, с двумя она успела переспать, но ни один из них не вызывал у нее даже тени того чувства, которое охватывало ее, когда она слышала голос Каллума или видела его по телевизору. Внешность его идеально гармонировала с очаровательным тембром голоса, а уж красив он был поразительно: густая, вечно растрепанная черная шевелюра, из‑под которой завораживающе сверкали огромные глаза. Рот его всегда казался чуть‑чуть приоткрытым, даже когда он сжимал свои губы в форме маленького сердечка.
В его натуре уживались как бы два совершенно разных человека: тот, кто разговаривал с репортерами, – простой, скромный, одаренный способностью относиться с юмором к себе и своей профессии, с которым всем сразу становилось легко и просто, и совсем другой Каллум – тот, кто выходил на сцену. Таинственный, притягательный и вместе с тем сдержанный. Глядя на него, казалось, что в душе его хранится некая сокровенная тайна и делиться ею, как и своим чистым, подлинным «я», с публикой он не собирается.
На его концертах Сильви еще не была ни разу. О том, чтобы пойти с родителями, не могло быть и речи, а отпустить ее одну они категорически отказывались, даже когда он гастролировал совсем близко (каких‑нибудь два часа на машине), заявляя, что она еще маленькая. Поэтому Сильви терпеливо ждала, ни минуты не сомневаясь, что когда‑нибудь, в один прекрасный день она обязательно встретится с ним лично. И вдруг прошлой зимой мать подарила ей эти два драгоценных билета, чтобы она пригласила с собой какую‑нибудь подругу. И теперь, когда до начала концерта оставалось каких‑то несколько часов, больше всего на свете Сильви хотелось, чтобы на концерт с ней пошла ее мама.
Поездку Сильви продумала вплоть до мельчайших подробностей. Еще накануне заплела волосы в десятки тоненьких косичек. Перед самым выходом из дома она расплетет их, и у нее будет потрясающая прическа из длинных, обрамляющих лицо и ниспадающих на плечи буйных кудряшек. Наденет выцветшие, облегающие и низко сидящие на бедрах джинсы и простую белую блузку. Ее лучшая подруга, Молли Моралехо, заедет за ней на стареньком «вольво» часа в три. На пароме они переправятся на материк, проедут шестьдесят миль до места и ночь проведут в палаточном лагере возле открытой эстрады. Накануне, будучи во всем аккуратисткой, Сильви составила список вещей, которые могут понадобиться, и теперь оставалось только собрать их.
Все утро Сайбан носилась с этим списком по дому, вычитывая вслух один пункт за другим, пока все не было собрано и сложено на передней веранде. Сильви расстелила палатку, обильно полила ее из шланга и оставила сушиться на солнце, чтобы потом упаковать в небольшую нейлоновую сумку. Заодно она научила сестренку складывать одежду так, чтобы та занимала как можно меньше места. Вместе они отправились в продуктовый магазин, а потом и в магазин видеопродукции, чтобы выбрать фильм для Сайбан. Младшая бесконечно долго рылась на полках преимущественно с заграничными картинами, выбирала то одну коробку, то другую, делая вид, что ей интересно, а Сильви наблюдала за ней, до боли закусив губу, чтобы с ней не сделалась истерика. В конце концов, как и предполагала Сильви, сестра выбрала какой‑то дурацкий фильм про старшеклассников.
– Это для Лекси, – сказала Сайбан, закатив глаза. – Она говорила, что очень хочет его посмотреть.
– Ты настоящая, верная подруга, Сайбан. Во всех отношениях.
Когда они вернулись домой и закончили укладывать еду и одежду, было уже два часа и до приезда Молли оставался всего час. Сайбан пошла наверх прибраться в своей комнате, что дипломатично посоветовала ей сделать Сильви, сказав, что неучтиво было бы принимать у себя Лекси, если в комнате такой беспорядок. Чтобы как‑то убить оставшееся время, Сильви открыла дневник, собираясь сделать в нем какую‑нибудь запись. Дневник ей подарила мама.
Сильви знала, что ее записи, по сравнению с тем, что писала в своем дневнике мать, были неинтересны, но она не очень переживала по этому поводу. Когда‑нибудь она оглянется назад и ей захочется узнать, какие дорожки вели ее в будущее, какой выбор перед ней стоял, и дневник ее, пускай и незрелый, будет драгоценным свидетельством этого.
Она не слышала, как в комнату вошел и встал за спиной отец. Увидев его, Сильви сразу напряглась и вдруг подумала, что ведь они не виделись целый день.
Папочку своего она очень любила. Но в последнее время все больше в нем разочаровывалась. Она терпеть в нем не могла эту его вечную угрюмость и замкнутость. Да и за Сайбан было обидно. Сестра так любила отца, так тянулась к нему, нуждалась в его любви и поддержке, а он после ухода матери целиком погрузился в себя и свою работу. Вышло так, что судьба одним жестоким ударом унесла от Сайбан сразу обоих родителей и основная тяжесть случившегося легла на плечи Сильви.
– Ну как, приготовилась? – спросил Уилл.
– Ага, жду, когда заедет Молли. Лекси придет в гости. Сайбан говорила?
– Да. Даже не спросила разрешения. Просто сказала, и все. Да ладно… – Уилл раздраженно махнул рукой и сел на диван рядом. – Послушай, Сильви, я же понимаю, что значит для тебя этот концерт. То есть я хочу сказать, твоя мать перед тем, как… в общем, она говорила мне, что этот Каллум тебе очень нравится. И я просто хочу, чтоб ты знала: я очень рад за тебя и я всегда тоже счастлив, когда счастлива ты.
Сильви была потрясена. Она ожидала от отца нудной нотации про то, что надо быть осторожной, особенно с напитками.
– Деньги тебе нужны? Может, еще что‑нибудь? – спросил он.
– Нет, папа, все в порядке. Ты же положил на мой счет в этом месяце.
– Ну да, но я подумал, может, тебе еще понадобится. Футболку там купить, еще что‑нибудь, мало ли…
Сильви не знала, что делать. Она понимала, что такова папина манера подъезжать, но ей хотелось продемонстрировать независимость.
– Папа, честное слово, спасибо большое, но я давно уже копила на сегодняшний вечер.
Отец рассеянно огляделся вокруг и вдруг встал.
– Ну хорошо. Ладно. Я пойду наверх, немного поработаю. Приятно провести время. Увидимся завтра днем. И пожалуйста… не выключай телефон.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Поставлю его на вибрацию и буду все время держать в кармане, – сказала она, улыбаясь ему в спину: он направлялся к двери.
«Может быть, он уже приходит в себя после случившегося», – подумала она.
А скоро появилась и Молли Моралехо. Она не стала утруждать себя стуком: дверь вдруг с грохотом распахнулась, и через секунду Молли сидела рядом с Сильви.
– Ну что, подруга, сбацаем рок‑н‑ролл?
Молли была так красива, что, где бы ни появилась, все сразу сворачивали шеи в ее сторону. Как и Сильви, она была смешанных кровей, и девушки при первой же встрече почувствовали родство. Отец ее был венесуэлец, ради Молли и ее матери он приложил все старания, чтобы привыкнуть к страшному для него холодному климату Авенинга и странным обычаям его жителей. Но, увы, безуспешно, несмотря на то что до безумия любил свою семью. Жизнь в этом городе не доставляла ему радости, он превратился в мрачного угрюмца и стал плохим отцом. Ему пришлось, хотя и с большой неохотой, вернуться домой, сознавая, что жене и дочери от него нет никакой радости. Молли иногда ездила к нему в гости и еще поддерживала с ним связь по электронной почте и телефону.
От отца она унаследовала красивый оливковый цвет лица и его же угловатые черты. От матери же, ирландки по происхождению, получила копну вьющихся огненно‑рыжих волос, свисавших чуть не до самой попы. Поистине вопиющее сочетание, и Сильви не сомневалась, что как минимум половина мужского населения Авенинга влюблена в ее подругу по уши. Внешность Молли кричала так громко, что сама она открывала рот только в случае крайней необходимости. Впрочем, подруги были уже так давно вместе, что понимали друг друга с полуслова, а порой и взгляда было достаточно.
– Я давно готова, – сказала Сильви. – Заждалась уже, думала, ты вообще не приедешь. Давай грузиться.
Она прокричала прощальные слова отцу и сестренке, особенно не надеясь на ответ. Усевшись в машину и врубив музыку погромче, они рванули по Холлигроув‑роуд, свернули на Бриджидс‑вэй и наконец выехали на трассу. Обе молчали, не желая нарушать чары пленительного пения Каллума. Молли не отрывала глаз от дороги, а Сильви глядела в окно и любовалась природой. Листья на деревьях уже начинали понемножку желтеть. Через месяц, к празднику Хеллоуина, природа наденет осенний наряд и будет великолепна. На паром они поспели как раз вовремя, и, глядя на просторы притихшего открытого океана, каждая думала о своем. Сильви предвкушала сегодняшний вечер, и от волнения у нее кружилась голова.
Парк был забит почти до отказа. Даже зная, что мать заказала билеты заранее, Сильви боялась, что произойдет какая‑нибудь накладка. Она дрожала от страха, когда Молли сунула голову в окошко регистрации и назвала ее имя. Женщина улыбнулась, вручила Молли карту и отправила их искать свое место. Сильви облегченно вздохнула. Девушки сели в машину и проехали около полумили до их стоянки. Туристки они были опытные, не раз приходилось жить вместе в палатке. Сильви открыла походный холодильничек и достала куриные грудки, чтобы поджарить на открытом огне. Она прихватила и овощи, помыв и нарезав их еще дома, а теперь уложила все в алюминиевую фольгу, обильно смазав ее маслом и посыпав чесноком.
– Пахнет потрясающе. У меня слюнки текут, – сказала Молли, усевшись на складной стул, который всегда брала с собой в путешествия.
– Еще бы. Ты замечала, что на свежем воздухе еда всегда вкусней? Наверное, потому, что надо потрудиться, пока приготовишь, как думаешь?
Сильви потыкала курицу – проверить, готова ли.
– Пожалуй, если учесть еще то, что ты готовишь не хуже Макгайвера.[16]Тебе дай два листочка травы и один гриб, и ты устроишь целый пир… а вот я и бутылку открыть не умею как следует, – сказала Молли.
Сильви искоса посмотрела на подругу, но возражать не стала. Обе прекрасно знали, что так оно и есть.
– У меня сегодня во рту ни крошки не было, сейчас брякнусь в голодный обморок, – сказала она. – А интуиция подсказывает, что ночью мне понадобятся силы.
– Да что ты? У тебя, значит, в голове какие‑то планы, а я и не знаю? – лукаво заметила Молли.
– Конечно. Собираюсь плясать до упаду.
– А фотоаппарат мы взяли? Скажи, взяли или нет?
– Ради бога. Ты же знаешь, я наполовину азиатка. Мои японские предки ужаснулись бы, если б я забыла взять фотоаппарат.
Молли только расхохоталась.
Пообедав, девушки стали одеваться. С той стороны, где стояла эстрада, уже доносились звуки музыки. Опускался вечер, становилось прохладно, и подруги надели плотные фланелевые спортивные костюмы, зная, что среди разгоряченной толпы их всегда можно быстренько скинуть. Пока они шли к эстраде, Сильви охватил жуткий страх, ей в какой‑то момент даже захотелось повернуться и бежать обратно к палатке. Она едва взяла себя в руки. Молли почувствовала это и сжала ее пальцы.
– С тобой все в порядке?
– Сама не знаю, Молли, – ответила она, глядя на нее округлившимися глазами.
– Ты что, боишься?
– Да… Нет… Думаю, что…
Было похоже, что еще немного – и Сильви расплачется. Себе самой она казалась маленькой глупенькой девочкой. Ну надо же, ей уже почти восемнадцать, а она боится пойти на концерт.
– Послушай, это нормально, когда боишься. И мне не надо говорить почему. Я знаю почему, веришь? Но ведь ты такая смелая, круче тебя на свете никого нет, я же знаю. Да и я буду рядом.
– Хорошо, – отозвалась Сильви, хотя у нее поджилки тряслись.
Но как ни странно, уверенность подруги передалась и ей, и она смогла заставить свои ноги шагать туда, откуда из динамиков доносилось тяжелое гудение бас‑гитары.
– Я не стану отнимать у вас время длинным вступлением, – проорал крепкий бородатый человек на сцене. – Вы и так прекрасно знаете, кто такие эти ребята. Возьмемся же за руки и поприветствуем «Callum West Band»!
Сцена провалилась в черную тьму, из которой донеслось плачущее завывание электрогитары. По первым же тактам толпа узнала мелодию и обезумела.
Сильви сначала услышала его голос и только потом увидела его самого, да так близко, что ей показалось, будто весь мир полетел кувырком, а она плывет куда‑то в черном пространстве абсолютной ночи и вернуться обратно нет никакой возможности. Когда вступила вся группа, толпа уже была на ногах и раскачивалась из стороны в сторону, выкрикивая его имя. Но Сильви оставалась неподвижной, она только смотрела и открытым сердцем вбирала в себя его голос, его слова, всего его.
Каллум держал гитару то как новорожденного ребенка, нежно покачивая ее в руках, то как возлюбленную, которая трепетала и вздрагивала под его чувственными пальцами. Да, он знал, как надо воздействовать на аудиторию. Знал, когда надо принимать мрачный и таинственный вид, а когда казаться оживленным и открытым. Он словно чувствовал настроение этих людей, понимал, чего они от него хотят, и по мере сил давал им это. А в тот вечер он просто творил чудеса.
Молли не столько смотрела на Каллума, сколько старалась не спускать глаз с Сильви. Она знала, как обычно фанаты относятся к своим кумирам, но здесь, странное дело, она ощущала между ними некий поток энергии. Молли вообще была во всех отношениях тонкая натура, она сразу почувствовала нечто общее у Каллума и Сильви, но в чем тут дело, объяснить не могла. Вдруг в ее переживаниях появилась еще одна странная нотка, у нее вдруг заныло сердце, будто гармония в душе разрушилась, сломалась, зазвучала больными, фальшивыми аккордами. Группа закончила песню, толпа дружно закричала и затопала ногами, требуя повторения. А в голове Молли что‑то словно гудело, она даже испугалась, ей вдруг показалось, что она сейчас потеряет сознание. Молли не понимала, в чем тут дело, но такое с ней бывало и раньше, и она научилась прислушиваться к своим инстинктам, которые еще ни разу ее не подводили.
– Сильви! Ты меня слышишь, Сильви?!
Молли потрясла подругу, выводя ее из транса, и Сильви посмотрела на нее так, будто только что очнулась и не понимает, куда попала.
– Надо скорей уходить отсюда, прямо сейчас!
– Что? Зачем? Сейчас они повторят, разве можно уйти?
– Сильви, поверь, прошу тебя, ну пожалуйста. Надо скорей бежать отсюда. Что‑то тут не так. Здесь нельзя больше оставаться.
Сильви смотрела на нее с диким отчаянием в глазах. Молли поняла, что просить ее уйти сейчас все равно что тащить из нее щипцами ногти. Но Сильви уже не впервые сталкивалась с подобной ситуацией. Она знала, что Молли умеет чувствовать события наперед, словно видит сквозь время. С разочарованным видом она кивнула и покорно дала подруге вывести себя из толпы.
Молча они шагали обратно к своей палатке. Молли хотелось сказать что‑нибудь, как‑то подбодрить Сильви, утешить ее – ведь концерт продолжался без них. Типа да, потрясающая группа, в мире такой не сыщешь. Но передумала. Сильви теперь не помогут никакие слова, она думает только о нем, всем сердцем, всей душой она сейчас с ним. Лучше помолчать, просто взять ее за руку, и все.
Они дошли до своего места, расстегнули палатку, на четвереньках пробрались внутрь, переоделись и натянули сверху свитеры.
– Пойду разожгу костер, – сказала Молли.
– Ладно, – прошептала Сильви, подумала и вылезла вслед за подругой в холодный ночной воздух.
Они вскипятили чайник, выпили чаю. Вдруг Молли подняла голову и насторожилась. Ага, это случилось. Вдалеке раздавались вопли толпы, словно все с ума посходили. Она открыла было рот, но не сказала ни слова. Да и что говорить? Неизвестно, что там происходит.
Какое‑то время они сидели молча, пока не послышались звуки сирен, а потом, все громче и громче, стрекот вертолета. Странные звуки в этом тихом, словно погруженном в задумчивость месте.
Молли колебалась: на одной чаше весов тревога по поводу случившегося на концертной площадке, на другой – несчастная Сильви, ее лучшая подруга, у которой напрочь испорчен вечер, а она так его ждала.
– Сильви. У меня идея.
Сильви подняла голову и посмотрела на нее грустным, оцепенелым взглядом.
– Почему бы тебе не отправиться к нему? Скорей всего, он остановился в Честере. Единственный приличный отель здесь на много миль кругом.
– Что ты такое говоришь? Разве это возможно? – Сильви снова уставилась в огонь. – Я увидела его, и этого достаточно. Я рада и этому.
Она прижала коленки к груди.
Вдруг поблизости раздался топот ног, и послышались громкие голоса. По тропинке бежала какая‑то парочка.
– Эй! – окликнула их Молли.
Парочка остановилась и подошла к их палатке.
– Что там случилось? Откуда сирены?
– Ой, ребята, там такое было, просто кошмар! – воскликнул парень. – Заканчивается выступление на бис, и вдруг в передних рядах драка… какие‑то пьяные. Началась свалка, все передрались, а потом побежали. Не знаю… наверняка кому‑то серьезно досталось. Какую‑то девицу подняли на воздух и шмякнули о землю так, что она, блин… в общем, дело дрянь.
Стоящая рядом с ним девушка заплакала.
– Советую вам, девчонки, побыстрей убираться отсюда. Извините, мне надо довести ее до палатки. Сами видите, как она расстроилась.
– Спасибо! – крикнула Молли им в спины.
Парень увел подружку в темноту, бережно поддерживая ее и пытаясь успокоить. Девушки обменялись взглядами. Вот это да…
– Ни фига себе. Спасибо тебе, Молли, – сказала Сильви.
Молли ничего не ответила. Без слов было понятно: если б они не ушли вовремя, досталось бы и им. И неизвестно, чем бы все закончилось, – их места были совсем близко к сцене. Но Молли знала и то, что, несмотря на всю благодарность ей, Сильви убеждена, что несчастье следует за ней по пятам даже теперь, в счастливейший для нее день. На душе было очень погано. Девушки послали родным эсэмэски, сообщив, что с ними ничего не случилось, и продолжали молчать.
В воздухе витала дурная энергия человеческой злобы, и Молли не сиделось на одном месте.
– Пойду пройдусь, ты не против? – сказала она минутки через две. – Флюидов опасности я здесь не улавливаю.
– Флюидов, – вслух повторила за ней Сильви.
Теперь Молли пропустила это мимо ушей.
– Ну так как, ничего, если я прогуляюсь?
Сильви кивнула.
– Найди его, Сильви, – сказала Молли перед тем, как исчезнуть во мраке. – Тебе ж самой будет лучше.
Сильви сидела в палатке одна, прислушиваясь к своему дыханию. Она умела правильно дышать, а это большое искусство, и оно дается далеко не всякому. Поначалу у нее получалось плохо, но с помощью Отам она овладела им.
Выходить из собственного тела Сильви умела с тех пор, как помнила себя. Она далеко не сразу сообразила, что делать это умеет не всякий, когда же поняла, то стала скрывать свою способность, рассказала одной только Молли. Довольно долго она забавлялась этим, как ребенок игрушкой. Когда же стала постарше, то набралась смелости и рассказала Отам, подруге матери, надеясь получить у нее полезный совет, и не прогадала. Отам научила ее четко ориентироваться в пространстве, и Сильви получила возможность путешествовать вне тела, куда только душа пожелает. А душа ее желала многого.
Она побывала в Индии, познала запах бедности и отчаяния, но также янтарно‑древесный аромат священных вод. Повидала великие города Европы, вычитывая заголовки газет в руках лысеющих господ и увешанных драгоценностями дам, вкушающих всякие вкусности за столиками уличных кафе. Сильви даже подглядывала за согражданами, славными жителями Авенинга, узнала многие их секреты и тайны, которые по молодости сама не вполне поняла. Когда она задала Отам вполне невинный вопрос, чему мистер Аткинс, владелец лавки скобяных товаров «Кузница Тора», так радуется, надевая вечерние платья жены, то получила строгий ответ: частная жизнь всякого человека неприкосновенна и соваться в нее непрошеным гостем, мягко говоря, некорректно.
Но новизна ощущений довольно скоро прошла и потускнела. А в последнее время у Сильви не было сил путешествовать, и она просто спала. Но даже спокойный в этом состоянии дух ее, желая освободиться от боли утраты, улетал далеко за облака, все выше и выше, пока само небо не дарило ей покой, которого она не могла найти в жизни.
Молли и Сильви подружились еще до того, как обе поняли, что обладают необычными способностями, и поначалу, естественно, частенько хвастали друг перед другом, как и все нормальные девчонки: Сильви про свои странствия вне тела, а Молли про будущие события, о которых еще никто не подозревал. Но когда девочки подросли, они перестали болтать об этом вслух и с кем попало и уговорились хранить все в строгой тайне, тем самым скрепив свою дружбу.
Вряд ли Молли советовала нанести Каллуму такой сверхъестественный визит, Сильви считала, что на нее это не похоже, не в ее характере. Лишь внешне Молли казалась девушкой несерьезной и безответственной, но в душе она исповедовала теорию кармы и верила в предопределение. Вторгаться в виде бестелесного духа в комнату гостиницы к рок‑звезде было бы безусловным нарушением кармического баланса. Да и просто неэтично, он сам бы стал презирать ее за подобное вторжение. Но у Сильви было смутное подозрение, что Молли не стала бы ей это советовать, если б заранее не знала, что из этого выйдет. И тогда она поддалась искушению.
Дыхание ее замедлялось, дух успокаивался, пока она не почувствовала знакомый щелчок: это мозг выпустил ее и захлопнулся, чтобы без сбоев контролировать процессы, происходящие в оставленном ею теле. Сильви чувствовала, как она отделяется и легко парит в воздухе, способная, как мысль, лететь, куда пожелает. Она увидела свое тело, неподвижно лежащее внизу. Она взмыла вверх и поплыла над парком вдоль дороги.
Каллум не спал. Он лежал, завернувшись в тоненькое гостиничное одеяльце, и никак не мог успокоиться, вспоминая случившуюся всего несколько часов назад беду, которую повлек за собой его злополучный концерт. Да‑да, в каком‑то смысле во всем виноват он. Ему уже двадцать четыре года, он взрослый человек, выступает перед публикой уже семь лет, но ни разу еще он не был столь потрясен результатом, который способна повлечь за собой его музыка.
Как только Сильви проникла в комнату, по воздуху прошла волна теплого ветерка, и волоски на руках Каллума встали дыбом. Он лежал на боку, спиной к ней, но некое странное чувство заставило его повернуться. Он увидел у окна мерцающую фигуру и сразу понял, что это она, та самая девушка, которая погибла нынче ночью: ее насмерть растоптала на концерте взбесившаяся толпа. Да‑да, это ее душа в виде призрака явилась к нему. Его поразила ее красота, безмятежное выражение ее доброго лица. На глаза навернулись слезы, он быстро вскочил с кровати, и девушка вздрогнула.
– Это ты! – не удержавшись, вскрикнул он.
– Так значит, ты меня видишь? – удивленно спросила она.
Каллум рухнул на колени:
– Прости меня, прости. Во всем виноват я, один только я.
Он расплакался и в промежутках между всхлипываниями снова и снова умолял ее простить его.
Девушка задрожала, и ее прозрачная рука потянулась к его ночному столику.
– Обычно люди не могут меня видеть, – сказала она. – Я не думала, что ты…
Она была явно сконфужена и совсем не такая страшная. Каллум немного успокоился.
– Скажи, что ты простила меня, – попросил он. – Я знаю, ты должна идти дальше. Но не уходи, пока не простишь. Ты ведь за этим сюда пришла, тебя это здесь держит?
– За что я должна простить тебя?
Она была явно озадачена, и это глубоко опечалило его.
– И куда я должна идти? – продолжала спрашивать она.
– О господи! Ты что, даже не знаешь? Ты даже не знаешь, что ты умерла?
– Умерла? Каллум, ты ошибаешься, я не умерла! Я…
Но она не успела закончить, как он перебил ее:
– Можно узнать, как тебя зовут?
– Сильви, но…
– Сильви.
Он помолчал, словно привыкал к ее имени, и только потом смело шагнул к ней и сел на кровать.
– Вспомни, что было вечером на концерте. Вспомни, что там случилось. Там была драка, люди обезумели. И тебя затоптали в толпе.
– А я не знала, что кто‑то погиб, – тихо сказала она.
Казалось, она смущена и даже напугана.
– Да, – ответил он, и его снова охватило чувство горя. – Кто‑то погиб.
– Мне надо уходить, – сказала она, покачав головой. – Это совсем не… Мне надо уходить, прости меня. – И исчезла.
Утро выдалось влажное и холодное. Молли и Сильви проснулись в палатке почти одновременно, сели и уставились друг на друга.
– Сильви, тебе надо вернуться к нему, – будничным голосом сказала Молли. – Извиниться и объяснить все как есть.
– Ты что, с ума сошла? И не подумаю! – Сильви подняла руки над головой. – Да он возненавидит меня, он подумает, что я какая‑нибудь безумная фанатка. Не‑ет, ни в коем случае.
– Он знает, как тебя зовут. Ты же ему сказала. Он узнает, что ты совсем не та девушка, которая погибла, он захочет узнать, кто же, черт возьми, к нему приходил. Тебе не кажется, что он не заслуживает, чтоб его водили за нос?
Сильви в спальном мешке снова легла на спину и закрыла глаза. Конечно, Молли права. Но где‑то в глубине сознания, совсем далеко, она надеялась, что когда‑нибудь потом, когда она станет старше, они познакомятся с Каллумом по‑настоящему. Может быть, знакомство даже продлится, возникнут какие‑то отношения. Необязательно романтичные (хотя это было бы здорово), но они вполне могли бы стать хотя бы друзьями. А если сейчас она отправится к нему и признается, что заранее разработала план, пользуясь своими способностями проникнуть к нему в комнату, вторгнуться в его личное пространство, тогда уж точно не будет никаких шансов. Тогда прощай мечты, многие годы согревавшие ей душу.
Домой ехали молча. Обе глядели на дорогу, и каждая думала о своем. Сильви очень сейчас не хватало матери. Она знала, что бы та сказала ей. Просто было бы куда легче пережить все это, если б мать одобрила ее.
Добравшись наконец до Бриджидс‑вэй, девушки облегченно вздохнули. Сильви надо было остановиться возле «Тотемса» – получить зарплату, и Молли подогнала машину ко входу так, чтобы подруга быстренько забежала и они сразу поехали дальше. Было еще рано, до открытия оставалось пятнадцать минут, но Сильви знала, что ее босс, Майкл Ривер Дог, уже на месте. Она позвонила в колокольчик и подождала, пока он откроет дверь. Когда она видела его, у нее всегда слегка захватывало дух. Высокий, длинноволосый, с красивыми татуировками на бицепсах, он был великолепен и совершенно неотразим. На работе они постоянно заигрывали друг с другом. Сильви любила поддразнивать его, показывая ему какой‑нибудь дешевый романчик и спрашивая, не он ли позировал для обложки. Майкл неизменно пожимал плечами, смеялся и, в свою очередь, дразнил ее нашей маленькой гейшей. Все было вполне невинно, но Сильви частенько думала, что может выйти из этой игры, когда ей исполнится восемнадцать. Она очень надеялась, что он пригласит ее куда‑нибудь, несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте.
– А, это ты, Сильви! Рад тебя видеть, – сказал он, слегка приобняв ее за плечи. – Вчера по новостям только и говорили про этот идиотский концерт. Я очень беспокоился.
– Правда? Хорошо, что мы сразу послали родителям эсэмэски.
– Какие заботливые детки! Ты что, пришла за чеком? Смотри не трать все сразу на наркоту, Сильви, серьезно тебе говорю, – усмехаясь, сказал Майкл, направляясь к своему кабинету. – Это я тебе как друг советую. Просто возьми и твердо скажи «нет».
– Ха‑ха‑ха! – ответила Сильви ему в спину. – Сейчас лопну от смеха. Скажи еще, что все сообщишь моему папочке.
Поджидая, когда он вернется с чеком, она огляделась. Три года назад Майкла поставили во главе этого книжного магазина, и прежде всего он произвел здесь ремонт (владельцами была престарелая пара пенсионного возраста). Майкл сразу заявил, что хочет дать горожанам шанс читать книжки. Он выставил на полки богатый набор популярной художественной литературы, а вперемешку менее известных, но весьма интересных авторов, имена которых меньше привлекают внимание читателей. Но самой интересной частью этого его «книжного эксперимента» оказался он сам. В магазин зачастили женщины самых разных возрастов просто посмотреть на него, полюбоваться и поболтать с ним.
– Ну что, страшно было? – спросил он, возвращаясь с ее чеком.
– Не знаю. Молли сразу почувствовала что‑то неладное и утащила меня до того, как там все началось. Но мы все слышали, Майк, и это было ужасно.
Он взял ее за руку:
– Мне жаль, что все получилось не так, как ты хотела. Уж кто‑кто, а ты точно заслужила такой интересный концерт.