Тому явно нездоровилось. Порой проказа приносила с собой чувство невыносимой слабости и утомления, однако король тепло улыбнулся, когда Эндрю на миг поднял на него глаза, а затем кивнул, одарив юношу выразительным взглядом, говорившим: «Мы с тобой новые клинки, давай дадим этим суровым старым дьяволам парочку уроков».
– Эндрю из Крессинга, – чистым, звучным голосом произнес король. – Встаньте, сэр Эндрю, рыцарь королевства Иерусалимского.
Затем Балдуин с силой ударил юношу в грудь кулаком в кольчужной перчатке, соблюдая правила церемонии посвящения достойного в рыцари. Удар был так силен, что Эндрю рухнул навзничь на траву.
Король рассмеялся и воскликнул:
– Я же говорил вам, один из них непременно упадет! Благодарю вас, сэр Эндрю, за то, что не позволили мне выставить себя лжецом и проиграть два золотых соверена магистру Одо.
– О, сир, – возразил тот, – уверен, вы с сэром Эндрю сговорились заранее.
– Вовсе нет, магистр храма, – обиженно отозвался король. – Я ведь не видел его с самого пиршества!
– Прошу простить меня, мой король, – поспешно произнес Одо. – Разумеется, вы бы ни за что не пошли на это.
– К тому же, когда жульничаешь, выигрывать неинтересно, – добавил король. – Да и деньги мне не нужны, я просто хотел победить в споре с тобой.
Двое оруженосцев, как выяснилось, сумели удержаться на ногах, получив удар от короля, но Эндрю, переполненный впечатлениями и торжественностью момента, был захвачен врасплох. Он испытывал некоторую досаду, но вместе с тем радовался, что король выиграл пари и остался доволен церемонией. Затем все отправились в замок и сели завтракать за королевским столом.
И снова сердце Эндрю преисполнилось восторга. Он не мог поверить, что вот так сидит здесь, наравне с остальными рыцарями, отдавая приказы слугам, рассказывая забавные истории, позволяя охотничьим псам лежать у него в ногах, греясь и грея. Это просто чудесно. Перед ним внезапно открылся весь мир. Выше его не было никого, кроме самого короля, которого Эндрю искренне любил и, похоже, пользовался ответным расположением. Счастливейший момент в его жизни. Осталась единственная цель. Стать тамплиером. И все‑таки, даже если этот день никогда не наступит, он останется рыцарем, пусть и – в глазах некоторых – менее прославленным.
Даже Одо назвал его после церемонии «сэр Эндрю»!
Через два дня король обратился к новому рыцарю с просьбой сопроводить караван, направлявшийся в Антиохию, и за эту возможность Эндрю ухватился обеими руками.
– Клянусь вам, сир, ничто не доставит мне большей радости, чем услужить вам.
– Ты хочешь услужить мне? Прошу, не будь таким скучным, Эндрю, – проговорил король. – Я тебя посвятил в рыцари не для того, чтобы мы перестали веселиться, как раньше. Когда ты вернешься, мы с тобой отправимся на охоту за дикими кабанами. Не знаю, как я дождусь этого дня.
– Я также буду ждать с нетерпением, сир.
Король хлопнул его по плечу.
– Мы могли бы быть с тобой братьями, ты и я. Кстати, кто твой отец? Он служит здесь, в Утремере, или остался в Англии? Он будет гордиться тобой, я уверен в этом.
– Он – он по‑прежнему живет в Англии, в Крессинге, мой король.
– А, значит, он крепко привязан к своей земле. Что ж, не все любят битвы и опасности, верно? Вот мы с тобой, Эндрю, искатели приключений. Сидеть смирно в зале в компании собак – это не для нас. Нам нужен бой или охота, чтобы ветер бил в лицо и развевал гривы скакунов. Непременно пошли отцу весточку о том, что он вырастил прекрасного сына, поскольку рыцарский титул – редкий дар, которым должна гордиться вся семья. Хочешь, я сам напишу ему?
Эндрю ощутил невольное отчаяние, поскольку король явно полагал, что он из благородного рода. Он раньше никогда не задавался этим вопросом, но юноша внезапно почувствовал, что другие будут воспринимать молодого рыцаря иначе, если узнают о его происхождении. Не желая разочаровывать короля, Эндрю не стал развеивать это заблуждение.
– Нет‑нет, милорд, он так и не научился читать. Я и сам не умею ни читать, ни писать. Мы – люди действия, а не слова.
– А, тебе непременно нужно научиться, Эндрю. В противном случае враги легко одержат над тобой верх. Научись читать, или секретные послания будут проходить незамеченными прямо у тебя под носом, и у тебя за спиной быстро начнут строить заговоры. Ты должен узнать тайну слов, которые могут привести к твоему падению. Я знаю, быть ученым – крайне скучно, но это необходимо в жизни. Я пришлю к тебе своего наставника, Септимуса Силке. Он скучный старый пень, но при этом хороший учитель. Он раньше принадлежал королю Генриху, но огорчил его, заявив, что наш правитель уродует прекрасный латинский язык. Он – умный человек, – рассмеялся король, – иначе ему бы не удалось вдолбить хоть что‑то в эту глупую голову. – Король выразительно постучал по своему виску костяшками пальцев.
– Благодарю вас, милорд, я искренне признателен вам за совет.
– Значит, увидимся на охоте? Прощай, друг мой. Ах да, я чуть не забыл, – произнес король, засовывая руку внутрь сумки, которая была у него при себе. – Держи, это тебе. Небольшой подарок от меня – ведь ты стал одним из моих рыцарей.
И Балдуин IV протянул юноше две золотые шпоры.
– О, мой король! – вскричал Эндрю.
– Возьми их. Я знаю, что ты хочешь стать тамплиером. Храмовники приносят клятву бедности, но ведь шпоры – часть твоего боевого облачения и не считаются личным имуществом. Возьми их, ну же.
– Я не знаю, что сказать, – признался Эндрю, ошеломленный этой честью, – могу только поблагодарить вас от самого сердца.
– Ха! – воскликнул король, уходя прочь. – Ты снова становишься сентиментальным, Эндрю. Будь с этим осторожнее.
Эндрю отправился на поиски Хасана. Он не стал рассказывать своему другу‑мусульманину о своем посвящении в рыцари, подозревая, что эта новость не произведет на него должного впечатления. Скорее наоборот, если учесть невысокое мнение араба о христианских рыцарях. Оба юноши старались скрывать свое отношение к разным верованиям и их представителям друг от друга. Вместо этого Эндрю рассказал Хасану, что будет сопровождать еще один караван на север и хотел бы поохотиться напоследок со своим соколом.
– Это хорошо. Я уже стал опасаться, что ты не скоро придешь сюда снова. Мой английский покрывается ржавчиной, как старый меч, и становится неуклюжим, если тебя долго нет рядом.
– Я бы сказал, ты говоришь в десять раз лучше с тех пор, как мы познакомились. Акцент по‑прежнему сильный, но слова верны, и предложения хорошо построены. У тебя есть наставник?
– Отец нанял нам учителя английского, но он не из вашей страны. Думаю, он родом из Византии.
– Так я единственный англичанин, с которым ты разговариваешь?
– Да.
Вот и хорошо. В таком случае вероятность того, что Хасан узнает от кого‑то другого о том, что Эндрю стал рыцарем, крайне мала. Разумеется, есть еще слуги, знающие арабский, которые видели церемонию: повара, лакеи, советники короля, шейхи, враждующие с Саладином. Но отец Хасана торговец‑бедуин, не принадлежит к знатной семье, и юноша не общался с местными так, как большинство городских мальчишек. Они приходили в город и уходили оттуда, то в Йемен, то в Дамаск, то на острова.
– Что ж, тогда мы сегодня сможем славно побеседовать. Где птица балобан? Мне не терпится снова взглянуть на него.
Двое юношей направились к клетке, в которой сидел сокол – она по‑прежнему стояла во дворе дома. Он, похоже, почувствовал, что вскоре отправится на охоту, и начал приплясывать на своем насесте, едва завидев хозяев. Эндрю надел кожаную перчатку, принял птицу на запястье, удерживая ее за опутинку – кожаный ремешок, закрепленный на ноге сокола. Балобан вцепился в руку юноши, явно обрадованный новой встречей.
– Мне недавно пришлось сшить одно из его перьев, – произнес Хасан, – оно лопнуло посередине.
– Да? У нас это называется импинг – когда сломанное перо заменяют искусственным, – произнес Эндрю, часто наблюдавший за сокольничими в Крессинге. – Но этот сокол, похоже, готов взлететь и упасть вниз камнем… в смысле рвануться к добыче.
– Я знаю, что значит выражение «упасть камнем» – мы тоже так говорим.
Друзья вместе вышли из дома и провели чудесный день в пустыне с ястребом, который принес двух отличных цапель. Им предстояло отправиться в горшок, как только Хасан доберется до дома. Соколу требовалось постоянное внимание, и Эндрю охотно уделял его. Юный рыцарь всегда наиболее остро чувствовал себя человеком, заботясь о других живых существах, а этот сокол так прекрасен. Ему отчаянно хотелось забрать птицу с собой и показать ее Томасу, однако проблема с легкомысленной и недостойной забавой никуда не делась. Великий магистр никогда не начнет воспринимать молодого человека всерьез, если обнаружится, что у него есть собственный охотничий сокол, даже несмотря на то, что Эндрю еще не тамплиер.
На следующий день юный рыцарь отбыл в Антиохию вместе с торговым караваном. На сей раз он сопровождал не товары, а епископа Вифлеемского. Епископ вез с собой множество вещей: шелковые мантии, бархатные подушки, хлопковые простыни, шерстяные одеяла, шляпы и шапки, два огромных сундука с туфлями, кубки для причастия, кресты, покровы на алтарь, несколько посохов с золотыми и серебряными набалдашниками, книги, шелковые шнуры, кожаные седла. Все это было нужно ему так же, как подушка ночью под голову. Знакомые вещи успокаивали, заставляли чувствовать себя удобнее, ощущать собственную значимость. Без этого он самому себе представлялся обездоленным и нищим, а епископам не нравится так думать о своей персоне. Священники – почти что короли, ибо облечены властью, а кто станет прислушиваться к обездоленному и нищему, путешествующему без символов своей святой власти?
– Твой отец богат, Эндрю? – поинтересовался епископ. Эндрю ехал рядом с его паланкином, огромной палаткой на шестах, которую несли на плечах восемь мужчин, в то время как священник возлежал в тени на мягкой подушке. Над паланкином был раскрыт огромный зонтик, оберегающий нежную холеную кожу его преосвященства от жарких лучей солнца. – Я слышал, ты родился на севере Эссекса? Это край шерсти. Я видел там некоторые церкви, на границе с Суффолком. Они все огромные, как соборы, и построены торговцами шерстью, пытающимися купить себе место в Царстве Божием. Насколько я знаю, там нет никого богаче торговцев шерстью.
– И в самом деле, церкви так огромны и прекрасны, ваше преосвященство, но мой отец занимается не шерстью, а металлом.
– Металлом? Золотом? Или серебром? А может, он алхимик, пытающийся превратить неблагородные металлы в драгоценные, а? С помощью философского камня? И как, он нашел эликсир вечной жизни? Чего бы я только не отдал за возможность жить вечно…
– Но, ваше преосвященство, разве не это вы предлагаете всем нам? Возможность вечно жить благодаря Господу нашему?
– Ах, это… – Священник махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху. – Я имею в виду, во плоти, настоящую жизнь, а не полуреальное существование.
– Нет, ваше преосвященство, мой отец работает с железом.
– С железом? – Епископ озабоченно нахмурил лоб. – С железом? Разве оно приносит деньги? Я так не думал. Оружие – возможно, но железное оружие стоит немного. Подковы? Так точно на жизнь не заработаешь. Может, тогда тюремные решетки? А, я знаю, ободья на колеса? Да, наверное, всего понемногу. Надо же, железо. В следующий раз, когда окажусь в Англии, я переговорю с твоим отцом, попрошу его открыть мне тайну, как можно заработать состояние на одном железе.
Разумеется, Эндрю ни слова не сказал о большом состоянии, епископ сам убедил себя в том, что молодой рыцарь из богатой семьи. Он ощутил чувство вины, утаив правду о своих родителях, но юноше не хотелось, чтобы его презирали и ненавидели только из‑за низкого происхождения. Возможно, позже, когда все будут знать о нем по делам и поступкам, личной славы будет достаточно, чтобы его уважали независимо от знатности рода. Тогда можно будет открыть правду, пусть даже его товарищи посмеются над ним. «Ха, – скажут они, – и ты держал это при себе, сэр Эндрю из Крессинга! Как ловко! Отличная шутка!»
Сэр Эндрю. Это звучало так ново и непривычно, что каждый раз при этом обращении в сердце юноши вспыхивал свет. Ему пришла в голову новая мысль: наверное, рыцарю нужен герб? В том числе и на щите? Многие наверняка считают, что у него он уже есть. Эндрю обдумал этот вопрос и решил, что ему идеально подойдет белый щит с алым соколом в центре поля.
– Конечно, – пробормотал он себе под нос, – можно прибавить к соколу двух мертвецов, по одному с каждой стороны. Один с топором, которым убил второго, другой с раскроенным черепом. А на заднем плане еще и пару могильных камней!
Он расхохотался, напугав Чародея, неодобрительно мотнувшего головой, словно с упреком за подобное нарушение приличий. Рыцарю подобало соблюдать серьезность и выполнять свои обязанности с торжественностью и здравомыслием. Подобное поведение привлекало ненужное внимание к его боевому скакуну, быстро осознавшему свое возвышение среди других лошадей.
К счастью, по дороге в Антиохию не случилось никаких серьезных и опасных происшествий.
Разумеется, повсюду кружили стервятники. Сверхъестественные враги из других миров искали любую возможность вторгнуться в мир живых ради удовольствия выпотрошить человека или оторвать ему голову. Диких тварей тоже нужно было остерегаться, например, здесь водился лев‑людоед, питавший странную слабость к человеческой печени. И разумеется, многочисленные разбойничьи шайки, иные из них сарацины Саладина, тоже никуда не исчезли. А еще здесь обитали дикие племена, не признававшие ни Бога, ни королей, ни султанов; они погрязли в странной языческой вере под названием анимизм и поклонялись камням, пещерам и деревьям, которым время от времени приносились человеческие жертвы.
Словом, путешественника в этой глуши подстерегали многочисленные опасности. В один миг на него могли наброситься из засады или подкрасться со стороны суши.
Но существовала еще одна опасность, с которой Эндрю пока ни разу не сталкивался. Она появилась в результате злодеяния Уолтера де Меснила, убившего послов ассасинов. Самого Уолтера тайно казнили за своеволие, поскольку никто ничего не слышал о нем со дня пленения. Однако группа рыцарей, бывших с ним в день убийства, в итоге превратилась в разбойничью шайку, объявленную вне закона. Эти воины промышляли грабежом и набегами на деревни и лагери, не осмеливались ни вернуться в свои королевства, будь то Антиохия или Иерусалим, ни отправиться домой, в Европу, поскольку их непрестанно искали. За головы негодяев была назначена награда. Они последовали за лжерыцарем Уолтером де Меснила и теперь расплачивались за свою глупость.
Их боялись. Бывших рыцарей было не меньше сорока, и они рыскали в глуши, охотясь равно на христиан, мусульман и язычников, не делая между ними особых различий. Известные теперь как Черные кавалеры, они не знали других хозяев, кроме золота и серебра. Они обирали пилигримов, спешащих в Иерусалим, обдирая несчастных до нитки и оставляя ни с чем. Многие умирали вскоре от солнечного удара, голода, жажды, но разбойникам не было до того никакого дела, хотя нередко жертвы оказывались их братьями по вере.
Они, не задумываясь, убивали женщин и детей. Эти негодяи сознательно предпочли зло добру. Их души навеки потеряны, и они жили только ради земных радостей. По правде говоря, эти мерзавцы были хуже орды демонов, вырвавшейся из самого ада.
Однако на сей раз караван под охраной Эндрю и других рыцарей доставил епископа в город целым и невредимым. Священник тут же пригласил всех сопровождающих отобедать с ним в замке Антиохии. Эндрю отправился на поиски жилья в центре города и недорогого стойла в конюшне для Чародея.
Этим вечером он облачился в свой лучший наряд и отправился во дворец епископа. В большом зале уже сидели его товарищи, проголодавшиеся после долгого путешествия. Столы были уставлены блюдами с жареными петухами, на подносах лежали финики, виноград и множество видов мяса и фруктов. Эндрю сел рядом с другим молодым человеком, недавно произведенным в рыцари, сэром Александром.
– Налетай, – пригласил тот, – пока эти старые свиньи не сожрали все, до чего смогли дотянуться.
Он кивнул в сторону стола, за которым сидели прославленные рыцари королевства, как местные жители, так и гости. Эндрю уставился на них, чувствуя, как сжимается сердце. На дальнем конце стола сидел сэр Гондемар де Блуа собственной персоной, который по несчастливой случайности в этот самый миг поднял голову. Их взгляды встретились. Гондемар, похоже, поперхнулся. Прокашлявшись, он вскочил на ноги и заорал во всю силу легких:
– Что этот щенок делает за столом?!
Никто не понял сначала, о ком он говорит, и люди стали напряженно переглядываться, косясь на соседей. Однако епископ Вифлеемский, похоже, был осведомлен о причине столь яростного возмущения.
– Сэр Гондемар, – с укором произнес священник, – вы не должны называть другого рыцаря щенком.
Услышав это, тамплиер выпучил глаза.
– Этот… этот мальчишка – рыцарь?!
Эндрю занервничал, поскольку теперь взгляды всех присутствующих устремились на него. Он понял, что необходимо ответить сэру Гондемару и защитить свое достоинство. Поднявшись, юноша произнес:
– Да, сэр Гондемар, я рыцарь. Этот почетный титул был дарован мне королем Иерусалимским Балдуином. Между нами нет мира, это верно, но вражду начал не я, а вы. Я лишь пытался помочь своему господину, которому угрожала верная смерть…
– ТЫОТРУБИЛ МНЕ РУКУ, СВИНЬЯ! – заревел Гондемар, размахивая культей, чтобы все увидели, что сделал Эндрю. – ТЫОТРУБИЛ МНЕ ПРАВУЮ РУКУ!
– Но, сэр Гондемар, вы бы вскоре скончались в страшных муках… Лекарь…
– Лекарь был в сговоре с тобой, ты, гнойный прыщ!
Епископ Антиохский возмущенно произнес:
– Сэр Гондемар, будьте любезны обуздать свой гнев. Вы сидите за моим столом. Неужели вы не способны произнести хотя бы фразу, не оскорбив юного рыцаря? Стыд и позор, сэр, стыд вам и позор.
– А вы будьте любезны заткнуться, епископ! – прорычал тамплиер, окончательно забыв о манерах. – Это мужское дело. Бабам в мужских платьях лучше в него не лезть!
– Как вы смеете! – вскричал епископ.
– Смею, смею, – выплюнул сэр Гондемар. – И более того… Но нет, хватит этих глупостей. Я получу удовлетворение. Этот пес стал рыцарем, значит, я могу поквитаться с ним.
Он вскочил и двинулся к противоположному концу стола. Поравнявшись с Эндрю, сэр Гондемар вытащил здоровой рукой одну из латных рукавиц, заткнутых за пояс, и ударил ею молодого рыцаря по лицу. По рассеченной щеке заструилась кровь. Сердце у Эндрю ушло в пятки, но он сохранил бесстрастное выражение лица.
– Я принимаю вызов, – тихо, медленно произнес он.
– Что? – воскликнул сэр Гондемар, словно никто не слышал этого ответа. – Что ты тявкаешь, щенок?
– Я ПРИНИМАЮ ВЫЗОВ! – гаркнул Эндрю.
– Отлично. Завтра на рассвете, у городских ворот.
Гондемар резко развернулся и вышел из зала, оставив гостей в замешательстве переговариваться и бросать на юношу любопытные взгляды.
Эндрю остался сидеть, постепенно погружаясь в отчаяние.
– Ну что, – через некоторое время произнес сэр Александр, – ты не против, если я приду посмотреть?
– Будь моим гостем, – иронично произнес Эндрю. – Более того, если хотите, можете все прийти. Мне все равно.
Двое священников отрицательно покачали головами.
– Я не приду, – произнес епископ Вифлеемский.
– И я тоже, – поддержал его епископ Антиохийский. – Мы – люди церкви. Насилие приемлемо лишь на войне, когда защищают короля и нашего Господа. Но убивать друг друга из‑за личной неприязни не только глупо, но и безрассудно. Рыцари нужны нам, чтобы сражаться с Саладином. Он вскоре вернется, можно в этом не сомневаться. Он вернется, собрав еще больше сарацин под свои знамена.
Эндрю спал этой ночью урывками, но проснулся вполне готовым к предстоящему испытанию. Рано утром к нему явился уже знакомый джинн. Впервые это странное существо посетило юношу за пределами пустыни, бывшей местом его обитания.
– А, ты пришел помочь мне, – догадался Эндрю.
Но джинн покачал головой:
– Нет‑нет. Только не когда человек против человека. Если человек выступает против природы или другого существа из моего собственного мира – вроде великана или ядовитого гнома, – я могу помочь, но в схватке с собственным сородичем ты должен защищаться сам. Я пришел только поддержать тебя, как священник или родитель.
– Ну, это уже что‑то.
– Что‑то? Это все! Уверенность – лучшее оружие против беснующегося противника. Главное – оставаться спокойным и хладнокровным. Не забывай, Эндрю из Крессинга, у этого храмовника осталась только одна рука. Ты отнял вторую, в которой он всю жизнь держал оружие. Со временем тамплиер научился использовать другую, но он уже далеко не так искусен. Не забывай об этом.
– Разумеется, – кивнул юноша, – но даже в случае победы мне будет нелегко убить его. Это мой бывший хозяин.
– Что до того, тебе следует при первой же возможности снести ему голову с плеч, – произнес джинн и ярко засветился зеленым. – Отруби ему голову и насади ее на заточенный кол.
– Это твое мнение?
– Это мой совет.
– Спасибо – посмотрим. Чтобы отрубить ему голову, я должен здорово разозлиться. Сейчас мне не хватает ярос ти, но я полагаю, что вместе с первым пропущенным ударом придет и гнев. Возможно, мне не следовало приезжать сюда, в Антиохию.
– Рано или поздно он бы добрался до тебя. Ты теперь его главный враг. Храмовник ненавидит тебя и мечтает увидеть собственными глазами твою смерть.
– Я желал ему лишь добра.
– Тот, кто желает другим добра, должен уметь отвечать за свои деяния точно так же, как тот, кто желает зла.
– Разумеется.
Джинн исчез, и Эндрю смог еще немного подремать до первого петушиного крика. Когда занялся рассвет, он поднялся и сам облачился в латы, поскольку у него не было здесь ни пажа, ни оруженосца, который мог бы помочь приладить доспехи. Взглянув на себя в зеркало, Эндрю поразился собственному великолепию. Солнечный свет, лившийся через узкую бойницу, отражался от нагрудной пластины, словно охваченной золотым пламенем. Меч Ульфберта, доспехи, шлем, золотые шпоры, щит, на котором он сам нарисовал сокола на белом поле в один из вечеров по дороге в Антиохию. Эндрю из Крессинга – юный герой – полностью экипирован. Он собрался на бой, возможно навстречу смерти, и выглядит как принц.
Эндрю подъехал к выходу из города и миновал ворота. За ними его нетерпеливо дожидался сэр Гондемар, вооруженный длинным копьем.
– Сегодня никаких копий, Гондемар, – бросил Эндрю, поравнявшись с противником. – Мы будем биться на мечах.
Несколько рыцарей собрались поглазеть на поединок. Некоторые из них всю ночь подкреплялись вином.
– Ты бросил вызов, Гондемар! – раздался голос из толпы. – Человек, которому бросили вызов, имеет право выбрать оружие.
– Значит, пусть будут мечи! – прорычал храмовник, бросив копье на землю. – Ты готов, щенок?
– Да.
В этот миг Гондемар нанес ему жестокий удар в лицо, не дожидаясь, пока противник опустит забрало. Эндрю мешком рухнул с седла в пыль, тяжело приземлившись – доспехи весили немало. Он тут же перекатился на бок. Изо рта струилась кровь. Подняв голову, Эндрю увидел, что Гондемар неловко извлекает меч из ножен. Юноша откатился в сторону, опасаясь копыт боевого коня. Один из зрителей поспешил отвести Чародея подальше.
Эндрю с трудом поднимался на ноги. Едва он сумел встать на колени, как Гондемар пришпорил коня и снова сбил его. Молодой рыцарь вновь попытался встать. На сей раз храмовник помчался на него галопом, вспарывая мечом воздух и явно собираясь обезглавить противника.
Клинок угодил прямиком в шлем, но соскочил, не причинив особого вреда – Гондемар сумел лишь срезать плюмаж из перьев. Они закружились в воздухе, плавно опускаясь на землю, и храмовник радостно вскрикнул. Почему‑то он решил, что сумел ранить врага. Однако перья – не пальцы. Сделав отчаянное усилие, Эндрю поднялся на ноги, стоял покачиваясь. Гондемар развернул коня, пришпорил его и снова бросился в атаку, выписывая мечом смертоносные фигуры.
Собравшиеся рыцари безмолвствовали, уверенные, что храмовник сейчас нанесет последний удар, удар милосердия, и добьет противника. Гондемар приблизился к Эндрю и обрушил меч на шлем юноши, очевидно надеясь расколоть его. Однако тамплиер держал оружие в левой руке, которая была далеко не так сильна, как правая, и удар получился слабым и неверным.
Эндрю прикрыл голову и сумел ухватиться за лезвие обеими руками, облаченными в латные рукавицы. Крепко сжав чужой клинок, он изо всех сил дернул его на себя, и рыцарь мешком свалился с седла, тяжело ударившись о сухую землю. Он лежал, оглушенный, бесцельно глядя в небо. Эндрю не мог разглядеть выражение его лица, поскольку его по‑прежнему скрывало забрало шлема. Но меч противника оказался в его руках.
Остальные рыцари шагнули вперед.
Эндрю встал над поверженным храмовником, держа собственный меч врага за крестовину, по обе стороны от рукояти, устремив острие вниз.
– Сдавайся! – крикнул он.
– Никогда! – прохрипел рыцарь. – Убей меня!
Эндрю приставил кончик меча к прорези в шлеме сэра Гондемара. Один удар – и оружие вонзится в глаз проигравшего.
– Сдавайся! – снова крикнул Эндрю.
– Никогда, никогда, никогда!
– Что ж, тогда живи, – устало произнес молодой рыцарь, отбросив меч в сторону. – Я с тобой закончил.
Рыцари одновременно выдохнули. Они, по всей видимости, ждали, когда прольется кровь. Их надежды не оправдались.
Эндрю обнаружил, что Чародей стоит в стороне, в нескольких ярдах от места схватки. Взявшись за поводья, он повел своего скакуна в город через высокие ворота. Эндрю хотелось как можно быстрее убраться подальше от Гондемара, но ехать верхом он не мог. Без приступки или скамейки сесть в седло в доспехах невозможно. Пришлось идти пешком. Это было неприятно и унизительно, но с подобной проблемой сталкивались все рыцари, вылетевшие из седла во время схватки.
Не желая задерживаться в Антиохии после этого происшествия, Эндрю начал готовиться к отъезду в Иерусалим, чтобы двинуться в путь следующим утром.
Глава 22
Козел‑людоед
Как раз когда Эндрю собрался в дорогу, к нему пришел мальчишка‑паж и сообщил, что его ожидают у городских ворот.
«Только не очередной поединок, – утомленно подумал юноша. – Когда этот человек оставит меня в покое?»
Однако, добравшись до городских ворот, Эндрю обнаружил, что его дожидается элегантный и благородный господин около пятидесяти лет от роду из какого‑то города к востоку от Антиохии. Казалось, незнакомец чем‑то обеспокоен. Он попросил Эндрю присоединиться к нему в палатке, где продавали кофе. Когда они удобно устроились на подушках, неизвестный на хорошем английском языке объяснил молодому рыцарю, почему попросил его о встрече.
– Вы ведь друг семьи?.. – И он произнес фамилию Хасана.
– Да, я знаю этих людей, – осторожно отозвался Эндрю. – Я иногда захожу к ним на чашку чая, когда появляюсь в Иерусалиме.
– Я назвал вам это имя, сэр, чтобы вы знали, что мне можно доверять. У меня большая беда, молодой господин. Мою дочь подло похитили вместе с ее рабыней. Я слышал, вы благородный и отважный рыцарь, который не откажется помочь человеку вроде меня.
– Но разве вы не можете нанять человека, принадлежащего к вашему собственному народу? – поинтересовался Эндрю. – Он бы скорее знал, где следует искать похищенную девицу.
– Я уже обращался за помощью, но безуспешно. Вы благородный человек, сэр, рыцарь. Разве помочь даме, попавшей в беду, не ваш долг? Я слышал это от других.
Мусульманин не ошибся. Действительно, если рыцаря просили спасти леди, пусть даже к нему обращался незнакомец, долг велел согласиться. Пусть этот человек не христианин, но Эндрю почувствовал искренность его мольбы. Будет ли бесчестьем с его стороны отказать? Да, юноша в этом уверен. Обеспокоенный отец, казалось, вне себя от горя. Купленный им кофе давно остыл, он не сделал ни единого глотка. Эндрю этот горький напиток был не по вкусу, поэтому к своей чашке он тоже не притронулся. Продавец кидал на них мрачные взгляды, очевидно решив, что господам не понравился его товар.
– А что заставляет вас считать, что мне будет сопутствовать удача?
– Я слышал, – произнес незнакомец, склонившись к юноше и понизив голос, – что на вашей стороне магия.
Эндрю резко выпрямился. Это крайне опасно. Рыцаря, особенно воина‑монаха, обвиненного в обращении к колдовству, могли с позором изгнать из ордена, а возможно, даже подвергнуть пыткам и казнить. Магия приравнивалась к пособничеству дьяволу. Не нужно быть старой женщиной, живущей в эссекской деревне, чтобы получить обвинение в колдовстве. Повсюду находились исполненные рвения церковники и священники, использовавшие подобные сведения в личных целях. Обнаружить ведьму – верный шанс возвыситься, перескочив сразу через несколько церковных санов.
– Кто рассказал вам об этом?
Пожилой мужчина улыбнулся и отхлебнул давно остывший кофе, к явному облегчению торговца.
– Есть те, кому нет нужды говорить об этом, – они видят в человеке таланты подобного рода.
Томасу было известно, что Эндрю связан с магией, разумеется, но и он сам необычный человек. К тому же друзья договорились всячески оберегать тайны друг друга. Если Гондемару станет известно о таинственных способностях его злейшего врага, это положит конец рыцарству юноши. Возможно, и самой его жизни.