Эндрю протянул руку и открыл клетку.
Хасан предостерегающе шагнул вперед:
– Эндрю, будь осторожен, это все‑таки дикое создание. То есть меня сокол, конечно, знает, но…
Птица выпорхнула из клетки и как ни в чем не бывало опустилась на запястье нового хозяина, легонько сжав руку острыми когтями.
Хасан был поражен.
– Как это понимать? Птица ведь не знает тебя. Когда мой брат попытался взять его на руку… В общем, ему здорово досталось. Следы от когтей до сих пор не сошли.
Эндрю прекрасно расслышал нотку ревности в голосе друга. Хасана можно понять – в конце концов, это его птица, он растил и обучал ее, пусть даже и предназначив в подарок другому. И, несмотря на это, сокол полетел не к нему, а к незнакомцу и, похоже, чувствовал себя превосходно. Неудивительно, что Хасан остался недоволен поведением своего любимца.
– Прошу тебя, не расстраивайся, Хасан, – произнес Эндрю. – Дело не в том, что я нравлюсь ему больше тебя. Я родился при очень странных обстоятельствах, и повитуха, жена местного чародея, наделила меня несколькими дарами – один из них заключается в том, что я стал собратом хищных птиц вроде этой. Если бы у меня не было этого дара, балобан не полетел бы ко мне, но сокола тянет ко мне, как и меня – к нему. Тут ничего не поделать.
Это объяснение немного примирило Хасана с происходящим.
– А, дело в магии. Кто может противостоять волшебству? Скажи, Эндрю, каковы другие твои колдовские таланты?
– Я умею плавать.
– Я тоже, это никакая не магия.
– Но я плаваю лучше всех людей, которых знаю, потому что у меня между пальцами на ногах перепонки, как у утки.
Эндрю произнес это совершенно серьезно, но Хасан покатился от хохота:
– Так ты наполовину утка, друг мой? Я знал, что ты чем‑то отличаешься от простых смертных. Скажи, а ходить, как утка, ты умеешь? А крякать? Покажи мне.
Но Эндрю не стал злиться и спорить. Вместо этого он осторожно посадил сокола обратно в клетку и спросил, можно ли теперь ему нанести визит родным Хасана. После этого друзья отправились в пустыню поохотиться с соколом и прекрасно провели время. Они наблюдали за парящей в небе птицей, которая то и дело кидалась вниз. Ветер ласково ерошил ее перья. Он и впрямь оказался великолепным охотником. Молодые люди пока не выпускали его за добычей, хотя заметили большую лиловую цаплю, вспорхнувшую в воздух на краю болота. Они боялись, что сокол, вырвавшись на свободу, перестанет слушаться людей.
После прогулки они вернулись в дом Хасана на ужин.
– Но я должен сказать тебе одну вещь, – серьезно произнес Эндрю. – Я очень надеюсь, что ты не рассердишься на меня, потому что я должен оставить сокола здесь, у тебя. Мы продолжим вместе обучать его, я буду навещать тебя.
– Почему? – спросил его друг.
– Потому что тамплиерам не разрешается иметь охотничьих птиц. Считается легкомысленным и недостойным держать сокола и охотиться с ним. Я хочу стать тамплиером, и такой питомец может помешать исполнению моей мечты, если, конечно, этот день когда‑нибудь настанет.
– Я бы предпочел, чтобы ты не становился тамплиером, Эндрю, ибо убежден, что все они – порождение демонов.
– Увы, нам никогда не прийти к согласию, когда речь идет о тамплиерах и сарацинах, поскольку мы родом из разных стран. Но мы не должны допустить, чтобы эти различия разрушили нашу дружбу.
– Это очень сложно.
– Да, – согласился Эндрю. – Мало что могло бы быть сложнее. Но если мы не справимся, будет лучше разойтись прямо сейчас и больше никогда не встречаться.
Хасан обдумал слова англичанина и наконец отозвался:
– Пока мы можем быть друзьями, я думаю, стоит попытаться. Возможно, однажды мы будем сражаться друг против друга, как два брата из одной семьи порой выбирают разные стороны в битве. Наверное, тогда мы уже не сможем оставаться друзьями. Но до тех пор давай ставить дружбу превыше наших различий.
Эндрю улыбнулся и стиснул руку Хасана.
– Я согласен, – произнес он.
Глава 18
Исполнение пророчества
Вернувшись вечером в свою комнату, Эндрю обнаружил Томаса в состоянии крайнего возбуждения.
– Тебя хочет видеть король, – пояснил он. – Я пытался докричаться до тебя со стены, но ты исчез в толпе.
Эндрю ощутил раздражение, услышав это.
– Он хочет надо мной посмеяться.
– Посмеяться над тобой? – удивился Томас, приподняв брови. – Но как? Почему?
– Потому что я попытался ворваться в уборную, пока там была леди Катерина, женщина‑рыцарь.
Брови Томаса поползли еще выше.
– Ты хотел облегчиться в присутствии леди Катерины?
Эндрю покачал головой:
– Да не хотел я, у меня не было выбора. Другими словами, мне нужно было… срочно… ты ведь помнишь лекарство, которое ты мне дал, чтобы очистить живот от гусиных яиц? Я добрался до комнаты, но там оказалось занято. Я забарабанил в дверь, кто‑то ответил; я попросту не узнал приглушенный голос леди Катерины и потребовал, чтобы меня немедленно впустили. Мне и в голову не могло бы прийти, что там сидела она! Потом леди Катерина открыла дверь и высмеяла меня…
– Успокойся, Эндрю. Это незначительная мелочь, люди немного посмеются и вскоре забудут о ней, можешь мне поверить.
Эндрю помрачнел.
– Я не желаю, чтобы надо мной смеялся кто бы то ни было, даже сам король.
– Но ты должен пойти к нему, – с беспокойством настаивал Томас. – Это его приказ. Сегодня он вызвал к себе нескольких оруженосцев, тебя в том числе.
Эндрю какое‑то время отчаянно спорил сам с собой, однако решил, что Томас прав. Нельзя просто проигнорировать приказ Балдуина. Юный король следил за соблюдением правил и требовал беспрекословного повиновения. Даже дворянин не посмел бы ослушаться, получив подобное приглашение. Эндрю хватило и одной порки. Спина до сих пор была покрыта уродливыми рубцами после наказания за исцеление сэра Гондемара.
Собрав все силы и мужество, он направился в большой зал, где обычно собирался королевский совет.
Войдя, застал пиршество в самом разгаре. В огромном камине за спиной короля полыхал яркий огонь. Правитель был еще бледен и явно нездоров, несмотря на усилия лучших лекарей. Он увидел вошедшего и взмахнул ножом, призывая его подойти ближе. Слева от короля сидел сэр Джон из Реймса, а справа – восьмой Великий магистр храма, Одо де Сент‑Аман. Оба, казалось, изрядно удивились появлению Эндрю.
Атмосфера в зале царила теплая, явно подогретая алкоголем. Многие рыцари перекрикивались через весь зал, обсуждая сегодняшние события. В одном углу раздался смех, и Эндрю быстро сообразил, что сам стал его причиной – там сидели солдаты, глазевшие со стены на оруженосца, торопившегося к канаве по очень срочному делу.
Король указал на него и сказал что‑то своим сотрапезникам, которые, как один, с усмешками повернулись к Эндрю.
Как только юноша замер перед столом короля, Балдуин встал и поднял руку.
В зале тут же воцарилась тишина.
– Так‑так, – мрачно произнес король, – ты не соизволил явиться по королевскому зову.
Эндрю тут же опустился на одно колено:
– Простите меня, мой король. Я отлучился сегодня из замка и был на рыночной площади, когда вы вызывали меня…
– Ладно, забудем об этом. Сейчас ты здесь.
– Да, ваше величество.
Балдуин кивнул и улыбнулся.
– Благородные рыцари, – произнес юный король, повернувшись сначала в одну сторону, затем в другую, – я должен сделать важное объявление. Но сначала немного посмеемся…
«Вот, начинается, – подумал Эндрю. – «Посмеемся»! Так, не злись и не расстраивайся. Достойно прими удар». Он покосился на леди Катерину. На ее лице застыло бесстрастное выражение, да и вообще она, похоже, полностью погрузилась в беседу с соседом, красивым рыцарем из Галисии, что‑то шепча ему на ухо.
Король снова заговорил, и все обратились в слух.
– Каждую неделю одним долгим и жарким летом два философа встречались, чтобы устроить состязание, и победителем вечно выходил ученый по имени Прим. В последнюю неделю лета оба они, как обычно, переплывали Геллеспонт, и Прим, как всегда, обогнал Каспиана. Каспиан крикнул вслед противнику: «Как получается, Прим, что я никогда ни в чем не могу тебя победить?» Прим ответил: «Как тебе известно, Каспиан, я бегло говорю на сорока семи разных языках. Мой секрет в том, что я всегда думаю на языке народа, лучшего в своей области. Персы наиболее искусны в обращении с мечом, поэтому, фехтуя, я думаю на персидском. Парфяне – прославленные всадники, с ними не сравнится ни один народ в мире, поэтому, участвуя в забегах, я думаю на парфянском. И так далее. Так вот, ловцы жемчуга, живущие на Мальдивских островах, плавают лучше кого бы то ни было, поэтому сегодня я думаю на урду».
Каспиан признал действенность этого удивительного метода, созданного Примом, а затем добавил: «Но, Прим, ведь урду – единственный язык, который ты никогда не изучал…» Прим нахмурился, со смущением и отчаянием глядя на Каспиана, и тут же пошел ко дну.
Рассказав шутку, король широко улыбнулся, подняв руки, ожидая от слушателей определенной реакции.
В зале раздались одобрительные выкрики и смешки.
– Это, – произнес король, когда шум затих, – наглядный пример того, что высокомерие не доводит до добра.
Эндрю задумчиво произнес:
– Да, я это понимаю, мой король, но разве не вышло бы еще смешнее, если бы Прим только думал, что народ Мальдивских островов говорит на урду, а на деле они общались совершенно на другом языке вроде хинди или генуэзского?
Некоторые из присутствующих тихо охнули, возмущенные таким проявлением невежества и плохого воспитания. Король искоса взглянул на Эндрю и надолго замолчал.
– Мой дорогой невежественный Эндрю, – наконец произнес король, улыбнувшись юноше, – на Мальдивах действительно говорят на урду.
В зале снова раздались смешки и одобрительные возгласы, некоторые рыцари начали стучать по столам, хохоча не столько над королевской шуткой, сколько над озадаченным этим ответом оруженосцем.
Когда веселье угасло, король снова поднял руку, показывая, что ему нужна тишина и внимание слушателей.
– Эндрю из Крессинга, – властно произнес юный король. – Ты внимаешь мне?
Только сейчас оруженосец заметил, что рядом встали пятеро или шестеро других молодых людей, явно очень довольных собой, но при этом серьезных, словно им предстояло пережить самый значительный момент в жизни. Это показалось Эндрю очень странным, и он невольно задался вопросом, что же здесь происходит. Может, начинается какая‑то церемония? Может быть, один из этих юношей – или все они – должны бросить ему вызов? Почему король говорит таким суровым тоном?
– Эндрю из Крессинга, я спросил, внимаешь ли ты мне?
Эндрю мгновенно забыл о своих размышлениях.
– Да, мой король. Я весь внимание.
– Тогда ответь на один вопрос. Ты желаешь стать рыцарем королевства?
Сердце Эндрю замерло. Он заметил, что Одо де Сент‑Аман, стоявший сейчас за спиной короля, нахмурился. В знак неодобрения?
– Да, ваше величество, больше чего‑либо на свете.
– Пусть будет так. Сегодня же ночью проведешь молитвенное бдение в моей часовне, а наутро состоится церемония посвящения.
В зале снова зашумели. Катерина из Тортосы захлопала в ладоши, но нашлось немало людей, чьи лица выражали живейшее неодобрение. Некоторые начали о чем‑то переговариваться с соседями, ропот прекратился, только когда король обвел собравшихся гневным взглядом:
– В зале есть несогласные? В таком случае я желаю выслушать возражения.
Этот вопрос остался без ответа. Рыцари виновато отводили взгляд, смущенные явным неудовольствием короля. Другие пытались принять невинный вид. Некоторым вообще не было дела до того, что Эндрю предстояло стать рыцарем. Нашлись даже те, кого эта новость явно обрадовала. Вежливый, услужливый юноша многим пришелся по душе, и единственным возражением против его посвящения в рыцари, скорее всего, было то, что он совсем недавно стал оруженосцем. Рыцари, как и члены любого другого общества, не слишком жаловали новичков, особенно если это молодой выскочка с прекрасными позолоченными доспехами.
Но сам Эндрю едва не лишился чувств от счастья.
Одо, как и многие другие, был не в восторге от этой вести. Правда, в отличие от большинства, он обладал значительным влиянием. Поэтому Великий магистр поднялся и следующим образом обратился к королю:
– Ваше величество, но ведь это всего лишь мальчишка! Уверен, вы и сами понимаете, что он слишком молод, чтобы быть рыцарем?
– Магистр Одо де Сент‑Аман, – терпеливо произнес молодой король, – я столь же юн, и вместе с тем король.
Одо заметно смутился, но все‑таки сумел пробормотать:
– Но ведь с лицами королевской крови все иначе. Они рождены, чтобы взойти на престол и править.
– Этот юноша, – произнес Балдуин, – исполнил свой долг в битве при Монжигаре столь же храбро и умело, как и любой рыцарь из сидящих за этим столом. Я видел это собственными глазами. Более того, он пришел мне на выручку, когда три яростных сарацина одновременно набросились на меня, в то время как мой собственный страж находился в другом месте.
Здесь король немного покривил душой, поскольку, в своем рвении, он сам покинул своих телохранителей.
– И вместе мы сразили двоих сарацин и прогнали третьего, вынудив его вернуться к своему господину. Никто не проявил большей храбрости перед лицом опасности, чем этот юноша.
Затем король повернулся к Джону из Реймса со словами:
– Мне очень не хочется лишать вас славного оруженосца, но уверен, вы согласитесь со мной, Эндрю из Крессинга станет достойным и благородным рыцарем.
Сэр Джон из Реймса вряд ли мог выразить несогласие, поскольку тем самым он бы поставил под сомнение слово короля.
– Вне всякого сомнения, мой король. Я с радостью отказываюсь от господской власти над юношей.
Король с улыбкой посмотрел на Эндрю:
– Ступай, мой юный друг, в часовню, в стенах которой ты проведешь всю ночь наедине с Богом. Если найдешь в себе недостатки и греховные желания, признайся в них исповеднику и попроси очищения. Изучи свою собственную душу беспристрастно, ищи причины, по которым ты, возможно, не достоин пока стать рыцарем. Я не могу отыскать недостатков в твоем поведении. Оно в высшей степени похвально. Поутру я пришлю за тобой, когда соберется двор. И вы также, – продолжил король, обращаясь теперь к другим молодым людям, стоявшим рядом с Эндрю в напряженном ожидании, – показали себя достойными этой великой чести. Отправляйтесь на ночное бдение, с молитвой и благочестием, и знайте, что поутру все вы станете рыцарями королевства.
Эндрю и остальные оруженосцы низко поклонились королю. Сердце юноши билось так часто, как у гепарда после охоты, готовое в любой момент остановиться. Пятясь, он отошел от королевского стола и двинулся к выходу, как во сне. Одо по‑прежнему стоял неприязненно глядя на будущего рыцаря. Прежде чем Эндрю достиг огромных дверей и повернулся, чтобы выйти, по залу прокатился раскатистый голос магистра:
– Не рассчитывай, что когда‑нибудь станешь тамплиером!
Эндрю снова повернулся лицом к собравшимся, посмотрел на магистра, а затем перевел взгляд на короля.
Балдуин IV безмолвствовал.
Одо мрачно продолжил:
– Король, разумеется, облечен верховной властью, но храм – моя вотчина. Если я откажу тебе в праве вступить в наши ряды, то даже правитель королевства ничем не сможет тебе помочь, хотя, разумеется, – любезно улыбнулся он, глядя на юного монарха, – я всегда готов прислушаться к советам моего верховного лорда.
Выслушав это заявление, Балдуин снова заговорил:
– Я сделаю все, что в моих силах, дабы убедить этого упрямца, Эндрю из Крессинга, но власть над храмом Соломона сосредоточена в его руках по повелению папы. Церковь – весьма докучливое учреждение, и мне бы искренне хотелось, чтобы она оказалась в моем ведомстве. К сожалению, это не так. Я сам бы ни за что не хотел связываться с этими аскетами, воинами‑монахами, поскольку стоит присоединиться к ним, как о веселье в этой жизни можно забыть. Они носят крест так, словно каждый был лично распят на нем. А, Одо, я вижу на твоем лице потрясение и неодобрение, но ведь король говорит правду! Ваш клич – отречение. Вы проявляете скупость и скаредность, устраивая собственные жизни. Вы приносите клятвы бедности, целомудрия и всего остального, что мешает наслаждаться жизнью. Кто захочет добровольно посвятить себя сожалениям и несчастью? По крайней мере, не я. Подумай как следует, Эндрю из Крессинга, прежде чем связать свою судьбу с горсткой диких, кровожадных типов, которым доставляет удовольствие разрубать людей на куски во имя Божье, утверждая, что при этом очищается душа. Есть что‑то весьма неприглядное в братстве святош, чьи руки по локоть в крови.
Эндрю снова низко поклонился и вышел из зала.
Когда за юношей закрывалась дверь, король шутливо крикнул ему вслед:
– И в следующий раз я бы предпочел, чтобы ты воспользовался моей уборной, а не донимал бедную леди Катерину, занятую своими женскими делами!
По столам прокатился громовой хохот, приглушенный стенами зала, но Эндрю было все равно.
Он словно шагал по облакам. Душа парила в небе, как на крыльях сокола. Рыцарь! Совсем скоро он пройдет посвящение в рыцари королевства! Еще один шаг на пути к заветной мечте стать тамплиером! Храмовники – закрытое общество внутри многочисленных рыцарей. Как только он будет посвящен, этот статус уже никому и никогда не отнять, но тамплиеры – лучшие среди равных, и вступить в их ряды весьма непросто. У них свой свод строгих правил, помимо рыцарского кодекса, и, если говорить начистоту, храмовники считают мирян, не принадлежащих ни к одному из орденов и не носящих их знаков отличия (алый крест – для тамплиеров, белый восьмиконечный – для госпитальеров), ниже себя. Эти два ордена наиболее влиятельны и могущественны в королевстве. В любом королевстве.
Возможно, ему не посчастливится стать тамплиером, пусть так. В любом случае он будет рыцарем королевства. Это невероятно. Такой шанс стоит тронов, городов, власти. Эндрю почти добрался до горного пика. Осталось преодолеть последнее препятствие, принести священную клятву и взойти на вершину.
Эндрю не терпелось рассказать обо всем Томасу, его… да, его оруженосцу. Его оруженосцу.
В мире не так много дорог, ведущих к счастью. Эндрю из Крессинга нашел одну из них.
Глава 19
Анжелика и актеры
Анжелика пыталась представить себе, как изменилось бы отношение к ней в свете, если бы Эзра все‑таки исполнил свое намерение и обесчестил ее. Она бы выходила в комнату к друзьям отца, и веселье на их лицах неминуемо сменялось бы порицанием. Она видела бы лишь презрение в глазах старших женщин. Молодые девушки старательно отводили бы взгляд, краснея от смущения, приходя в ужас от одной мысли о том, что с ними рядом стоит девица, потерявшая невинность не на брачном ложе. Все вокруг считали бы дочь могущественного рыцаря погрязшей в вечном грехе, отпускали бы едкие замечания за спиной, а то и бросали оскорбления в лицо, считая ее ничтожной тварью, недостойной даже быть посудомойкой в приличном доме. И каждый раз она бы выбегала из комнаты в слезах, униженная оказанным ей приемом.
Несколько мужчин наверняка бы последовали за ней, притворяясь, что желают только утешить ее, а на деле считая опозоренную девицу легкой добычей. Совершенное над ней злодеяние всего лишь придало бы им уверенности и спровоцировало недостойные намеки и действия. Они бы пытались застать ее одну, говорили, что знают, как она хочет этого, не обращая внимания на сопротивление, а то и считая его игривым кокетством. И каждый из них попытался бы снова взять ее.
Даже если бы Эзра женился на ней, избежать такой участи Анжелика бы не смогла, поскольку он из тех мужчин, которым непременно нужно похвастаться своим «завоеванием», а в результате ее презирали бы даже собственные слуги. Многие считают, если женщину изнасиловали, виновата только она. Начали бы судачить, уверяя друг друга, что наверняка девица сама подала повод, соблазнила честного юношу. Анжелика слышала рассказы об изнасилованных женщинах, от которых отказывались их собственные семьи и отцы, как от попорченного товара. Чаще всего они сами сводили счеты с жизнью, убежденные окружающими, что с таким позором жить нельзя. Оставшись без защиты мужчины, Анжелика была уязвима, и Эзра прекрасно знал это. Да, Роберт действительно убил бы племянничка уже за то, что сейчас происходит в его доме, и наверняка бы выследил наглого юнца и прикончил на месте, если бы тот исполнил свое намерение. Но Эзра был слишком надменным и легкомысленным мерзавцем, не привыкшим задумываться о последствиях своих поступков.
Анжелика не питала никаких иллюзий: в глазах большинства она сама будет виновата в том, что Эзра изнасиловал ее.
Она немедленно отправилась к тете и пожаловалась на то, что ее кузен преступил черту дозволенного и ведет себя непристойно. Рассказала, как он вошел к ней в спальню без разрешения, ведь какая молодая женщина пригласит мужчину к себе в опочивальню? Но он не просто очутился в ее комнатах, он проник туда под покровом ночи, как вор.
– О, вероятно, он просто перепутал твою спальню со своей, – отозвалась тетушка, небрежно махнув рукой. – В конце концов, он гость в этом доме и плохо знает его. Ты ведь и сама знаешь, Эзра ни за что не причинил бы тебе вреда.
– Ничего подобного я не знаю, – отозвалась Анжелика, – и если бы здесь был мой отец, Эзра получил бы хорошую порку.
Лицо тетушки омрачилось, когда она услышала это заявление.
– Ты забываешься, дитя. Я несу за тебя ответственность, пока твой отец в отъезде. Ты будешь слушаться меня. Запомни, что я тебе скажу. Эзра – мой сын. И он говорит, что ты все время дразнишь его своими прелестями. Если мне что и ясно, так это то, что ты распутная молодая особа, которая нуждается в исправлении.
– Я дразню его?! Это уже слишком, тетя! Вы оба слишком далеко заходите. И поплатитесь за это, когда вернется мой отец!
– Когда еще это будет? – надменно воскликнула та. – Если он вообще вернется. Многие воины умирают во время Крестовых походов. Тысячи рыцарей не возвращаются домой. С твоей стороны было бы разумней говорить повежливей, не забывай, если твой отец не вернется, ты не получишь ничего. Эзра унаследует все имения, и тогда мы будем решать, позволить тебе остаться здесь или нет.
– Как вы смеете?! – вскричала Анжелика. – Это мой дом, а не ваш!..
Но гневная тирада была прервана звучной пощечиной, полученной от тетушки. Анжелика развернулась и бросилась прочь из комнаты, не желая, чтобы та видела ее слезы. Она и сама не знала, какое чувство взяло верх в ее душе – гнев или унижение. Анжелика взглянула в зеркало и увидела на щеке красную отметину. В сердце вспыхнула горькая обида на отца, в этот миг она была твердо уверена, что это он во всем виноват – уехал и оставил ее в когтях безжалостных родственников. Но затем девушка вспомнила, что рыцарь приглашал сюда только сестру. Ее кузена отец презирал и ни за что не попросил бы его помощи в подобном семейном деле.
Анжелика была искренне напугана. Если Эзра изнасилует ее – а она не сомневалась в его намерениях, – она не сможет достойно выйти замуж за человека своего круга. Анжелика знала, какими будут последствия с точки зрения общества; о том же, что переживет она сама, оставалось только догадываться. Одна мысль о насилии была отвратительна и приводила ее в ужас, в животе поселился холод, стоило даже представить себе нечто подобное. И интуитивно девушка понимала, что, если это и впрямь произойдет, все будет в сотни раз хуже, чем в ее воображении.
Этой ночью девушка заперла дверь, но кто мог поручиться (особенно теперь, когда стало ясно, что тетушка одобряет действия своего сыночка), что Эзра, разгоряченный вином или похотью, не выломает ее?
На следующий день после беседы с тетушкой Элспет Анжелика отправилась на прогулку с Менестрелем в скованном инеем саду, окружавшем особняк. Слабые солнечные лучи играли бликами на лиловых головках чертополоха, сверкавших не хуже бриллиантов. Но Анжелика была угнетена своим бедственным положением, чтобы оценить по достоинству красоту зимнего утра. Затем ее песик начал яростно лаять на незнакомцев, идущих по дороге мимо дома.
Молодые люди, направлявшиеся куда‑то по своим делам, внезапно повернули и двинулись к дому. Они вошли в ворота со смелостью сорвиголов, отправившихся на поиски приключений. Один из садовников попытался припугнуть незваных гостей, замахнувшись на них мотыгой, но вмешалась Анжелика, окликнувшая юношей. Их было четверо, и все сняли шляпы, приблизившись к девушке.
– Прошу простить меня, миледи, – произнес, тепло и обаятельно улыбнувшись, светловолосый, который, похоже, был у них главным. – Это не вы, случайно, дочь сэра Роберта де Соннака?
– Она самая.
Юноша улыбнулся еще шире, хотя его друзей, похоже, обеспокоила подобная вольность.
– Простите меня, госпожа, но в таком случае вы – та самая Анжелика, которую вытащил из реки Темзы мой друг Эндрю?
Сердце девушки учащенно забилось.
– Вы знаете Эндрю? Как он? Он по‑прежнему здесь, в Англии?
– Увы, это мне неизвестно, поскольку он отправился в Крестовый поход, и с тех пор мы не получали от него вестей.
Анжелика ощутила жестокое разочарование. За полминуты подняться на вершину блаженства и опуститься в бездну отчаяния! Это было уже слишком. Но девушка оправилась, заметив, что молодые люди, стоящие перед ней, заметно расстроились. На их лицах отразилось беспокойство, и Анжелика решила, что слишком побледнела от огорчения. И действительно, ноги задрожали, словно в любой момент могли подкоситься.
– Но это не имеет особого значения, – мужественно солгала она. – Значит, вы друзья Эндрю? Должно быть, актеры, с которыми он путешествовал? Уверена, вы – Патрик. А высокий, рослый юноша – Тоби. Скажите, который из вас двоих Артур?
– Я, – отозвался Артур, выходя вперед. – А это Питер, он совсем недавно примкнул к нашей веселой труппе.
Питер, тощий, длинный юнец, поклонился. Словно длинную травинку пригнуло к земле ветром.
– Я весьма рада знакомству с вами, но моя тетя ни за что не пригласит вас в дом. Если вам нужна еда, я принесу все необходимое из кухни.
За Анжеликой постоянно наблюдали двое мужчин, слуг Эзры, стоявших в дверях дома. В их обязанности входило сообщать хозяину обо всех предосудительных поступках его кузины. Они бы не дали ей покинуть поместье и направиться в город, если даже она бы предприняла подобную попытку. Анжелика знала это по опыту: желая испытать их, она раз или два выходила за ворота, и каждый раз слуги Эзры кидались следом и возвращали ее домой. Один из них направился к группе юношей, вне всякого сомнения, чтобы выяснить, что могло понадобиться незнакомцам в доме Роберта де Соннака.
– Нет, нет, мы предпочитаем сами зарабатывать на хлеб, – отозвался Патрик. – Беда только в том, что Лондон уже не тот, что раньше. Крестовые походы высосали из города жизнь. Становится нелегко честным трудом заработать на пропитание. Поэтому мы взяли в привычку ходить по особнякам рыцарей и знати, расположенным неподалеку от города, и давать частные представления. К вам мы тоже заглянули не случайно, поскольку Эндрю описал нам дом. Мы понадеялись, что, возможно, вам и вашему отцу захотелось бы посмотреть наше представление «Трагедия Дидоны».
Анжелика ощутила боль и сочувствие.
– Увы… моего отца сейчас нет в поместье. Он отправился в Иерусалим. Всем заведует моя тетя… и у меня есть кузен… О, мне бы очень хотелось посмотреть вашу игру! Она бы хоть немного рассеяла зимнюю тоску… Я пойду спрошу тетю.
– В чем дело? – спросил подошедший слуга Эзры. – Что вам здесь нужно, невежи?
– Все в порядке, Картер, – отозвалась Анжелика, направившись к дому. – Я хочу побеседовать с тетей и спросить ее разрешения на то, чтобы эти молодые люди поставили для нас пьесу.
– Актеры?! – воскликнула тетушка Элспет через несколько минут, выслушав просьбу Анжелики. – Какая чепуха!
Но в этот миг в комнату вошел Эзра с луком, перекинутым через плечо, и связкой фазанов в другой руке. На нем были охотничьи бриджи и ботинки и кожаная куртка. Лицо покраснело от холода, но вместо того, чтобы прямиком отправиться к жарко полыхающему камину, он подошел к матери:
– Какие еще актеры? В чем дело?
– О, Эзра! – воскликнула Анжелика, легонько коснувшись кончиками пальцев руки кузена. – Сегодня к нашим дверям подошли бродячие актеры, собираясь поставить для нас «Трагедию Дидоны». Разве тебе бы не хотелось посмотреть представление?
Эзра, как и большинство молодых людей, питал слабость ко всему театральному в мире земных удовольствий.
– По‑моему, это прекрасная идея! – воскликнул он. – Представление? Клянусь небом, давненько мы не развлекались! Ты, Анжелика, все время бродишь, как раненая лань, а вы, матушка, заняты заботами по дому – проверяете, все ли слуги выполняют свою работу, а этот старый козел в облике управляющего погружен в дела поместья. Представление помогло бы нам развеять скуку! – Он пристально поглядел на Анжелику. – Эта их трагедия… она ведь романтичная, не так ли?
Анжелика сразу поняла, о чем думает ее кузен: подобное представление может ослабить ее решимость и стойкость. Многих молодых женщин захватывает головокружительное повествование о приключениях и любви. У девушек возраста Анжелики слишком мало развлечений, поэтому они рады любой малости, отличающейся от привычного распорядка. Возможно, потом ее можно будет уговорить поступиться приличиями… Анжелика не сомневалась, что верно угадала ход мыслей Эзры.