Он, кажется, был озадачен и не сразу понял, какой тактики со мной придерживаться. Я же нарочно упрямился, пытаясь сориентироваться.
— Церковь считает, что Рукопись может сбить наш народ с толку. — Он явно старался тщательно формулировать свои утверждения. Она учит людей самостоятельно управлять своей жизнью, без оглядки на Писание.
— В чем же Рукопись противоречит Писанию?
— Ну, например, заповеди “Почитай отца своего и мать свою”.
— В чем же противоречие?
— Рукопись обвиняет родителей в трудностях, с которыми сталкиваются дети. Это принижает семейные отношения.
— А я понял так, что, наоборот, Рукопись помогает загладить старые обиды и увидеть все хорошее, что было в детстве.
— Нет, — упрямо повторил он. — Она сбивает с толку. Никаких обид вообще не должно быть.
— Разве родители не могут ошибаться?
— Родители всегда желают ребенку добра. Дети должны их прощать.
— Но ведь об этом Рукопись и толкует! Разве мы не простим их, если положительно оценим свое детство?
— Но от чьего имени вещает эта ваша Рукопись? — Его голос задрожал от гнева. — Почему мы должны ей доверять?
Он вскочил с места и склонился над моим стулом, гневно воззрившись на меня.
— Вы не понимаете того, о чем беретесь судить! Вы что, изучали богословие? Нет, конечно! У вас перед глазами примеры раскола и беспорядка, которые принесла эта Рукопись! Разве вы не понимаете, что только закон и власть поддерживают порядок в мире? Как вы смеете подвергать сомнению действия властей в таком важном деле!
Я молчал, отчего он разъярился еще больше.
— К вашему сведению, — продолжал он, — за преступление, которое вы совершили, вам полагается несколько лет тюремного заключения. Вы когда-нибудь бывали в перуанской тюрьме? Я знаю, что все янки любопытны, — вам интересно там побывать? Могу вам это устроить! Вы поняли? Я могу устроить вам долгую-долгую экскурсию в нашу тюрьму!
|
|
Он закрыл глаза рукой и помолчал, глубоко дыша и, по всей видимости, стараясь успокоиться.
— Я должен узнать, откуда у вас копия, кто их распространяет. Спрашиваю в последний раз: кто дал вам ваш перевод?
Его вспышка испугала меня. Выходит, я своими упрямыми вопросами только навредил себе. Что он сделает, если я не отвечу на его вопросы? Но не могу же я выдать Билла и отца Санчеса!
— Прежде чем я вам отвечу, мне надо подумать.
На мгновение мне показалось, что он опять разразится гневной вспышкой. Но ему удалось справиться с раздражением. Внезапно я понял, что передо мной смертельно уставший человек.
— Я дам вам время до завтрашнего утра, — проговорил он и сделал знак стоящему в дверях солдату увести меня. Тот отвел меня назад в камеру.
Я молча лег на койку, тоже чувствуя себя совсем обессиленным. Пабло стоял перед зарешеченным окном.
— Вас допрашивал кардинал Себастьян? — спросил он.
— Нет, другой. Он все допытывался, кто дал мне перевод, который у меня нашли.
— А вы что сказали?
— Ничего! Сказал, что мне надо подумать. Он дал мне время до завтра.
— А про Рукопись был разговор?
Я посмотрел на юношу, и на этот раз он не опустил взгляда.
— Да, он сказал, что Рукопись подрывает традиционные авторитеты. А потом разъярился и начал мне угрожать.
Пабло очень удивился.
— Он светловолосый? В круглых очках?
— Да.
— Это отец Костос. Что еще он говорил?
|
|
— Я стал возражать. Сказал, что Рукопись не подрывает никаких традиций. А он грозился упечь меня в тюрьму. Как вы думаете, он это серьезно?
— Не знаю.
Пабло сел на свою койку, которая стояла напротив моей. Я чувствовал, что его мысли чем-то заняты, но усталость и страх заставили меня закрыть глаза. Я уснул.
Проснулся я оттого, что Пабло тряс меня за плечо.
— Обедать пора!
Уже другой солдат проводил нас в столовую, где мы получили по тарелке хрящеватого мяса с картошкой. Двое мужчин, которых мы видели за завтраком, вошли следом за нами, но Марджори не было.
— А где Марджори? — спросил я у них, стараясь говорить как можно тише. Их, казалось, до смерти напугало мое к ним обращение, а солдаты подозрительно уставились на меня.
— Они, должно быть, не понимают по-английски, — сказал Пабло.
— Куда она подевалась? — повторил я.
Пабло что-то говорил, но я перестал его слушать. Мне представилось, что я бегу. Перед моим умственным взором явилась улица, я бегу по ней, влетаю в какую-то дверь — и я свободен!
— О чем вы задумались? — спросил Пабло.
— Да так, фантазирую. Представил себе, что убегаю. Что вы говорили?
— Погодите-ка! — сказал он. — Задержитесь на этой мысли. Не исключено, что это очень важно. Как вы убежали?
— Я просто представил себе, что бегу по какому-то переулку или улице, а потом врываюсь в какую-то дверь. И у меня было впечатление, что мне удалось освободиться.
— Что вы думаете об этом?
— Не знаю. Во всяком случае, это не имеет отношения к тому, о чем мы разговаривали.
— А вы помните, о чем мы говорили?
— Да. Я спрашивал, куда девалась Марджори.
|
|
— А то, что вам представилось, по-вашему, не имеет отношения к Марджори?
— Не вижу никакой связи. При чем тут она? Или вы думаете, что она убежала?
Он задумался.
— Вам, значит, представилось, что вы бежите...
— Ну да! Может, я бегу один...— Я посмотрел на него. Меня осенило. — Может быть, мы бежим с ней вместе!
— Вот и я так думаю.
— Но где же она?
— Не знаю.
Мы покончили с обедом в молчании. Мне хотелось есть, но мясо показалось слишком тяжелым. Почему-то я чувствовал утомление и слабость. Аппетит быстро улетучился.
Я заметил, что Пабло тоже плохо ест.
— Пошли назад, в камеру!— предложил он.
Я согласился. Мы сделали знак солдату, чтобы он отвел нас. В камере я сразу растянулся на койке, а Пабло сел рядом.
— Вы, похоже, растеряли энергию, — заметил он.
— Да, кажется. Не пойму, в чем дело.
— А вы пробовали подзарядиться?
— Да нет, где уж тут. И пища не такая, как надо.
— Но вам не потребуется много пищи, если вы зарядитесь энергией отсюда, — он провел рукой по воздуху.
— Я знаю. Только мне трудно ощутить любовь ко всему окружающему, сидя в камере.
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Но ведь иначе вы причините себе большой вред!
— Как это?
— Ваше тело имеет определенный колебательный уровень. Если ваш запас энергии заметно уменьшится, тело будет страдать. Именно поэтому стресс приводит к болезням. Испытывая любовь, мы повышаем уровень колебаний. Это делает нас здоровее. Это очень важно.
— Подождите несколько минут, — попросил я.
Я стал действовать по методу отца Санчеса. Мне сразу стало лучше. Вещи вокруг меня обрели выразительную форму, краски, красоту. Я закрыл глаза и сосредоточился на любви.
— Хорошо! — сказал Пабло.
Открыв глаза, я увидел, что юноша улыбается. Его фигурка оставалась тщедушной и лицо мальчишеским, но в глазах светилась мудрость.
— Я вижу, как вы набираетесь энергии, — сказал он.
Сам он был окружен зеленоватым сиянием. И цветы, которые он принес с прогулки и поставил в вазу, излучали свет.
— Чтобы усвоить Седьмое откровение и твердо стать на путь эволюции, — добавил он, — надо все предыдущие откровения претворить в образ жизни.
Я промолчал.
— Расскажите, как изменился для вас мир после того, как.вы познакомились с откровениями.
Я подумал немного.
— Я как бы проснулся и увидел, что мироздание — это тайна, что оно даст нам все, в чем мы нуждаемся, если мы, прояснив свое сознание, станем на правильный путь.
— И что дальше?
— Дальше мы вступаем в поток эволюции.
— Как именно?
Я еще немного подумал,
— Мы должны всегда твердо помнить стоящие перед нами в данный момент жизни вопросы. И не упускать указаний, которые посылаются нам в сновидениях, или в интуитивных прозрениях, или в обращающих на себя внимание подробностях окружающего.
Я снова помолчал, пытаясь собрать воедино все, что усвоил из откровений. Потом добавил:
— Мы должны набраться энергии и сосредоточиться на своих вопросах — и тогда придет ответ. Мы получим духовное прозрение и будем знать, куда идти и что делать. Произойдет значимое совпадение, которое направит нас на правильный путь.
— Да, да! — радостно подтвердил Пабло. — Именно так! И каждый раз, как совпадение позволяет нам совершить шаг вперед, мы растем, полнее обретаем свою личность, повышаем колебательный уровень.
Он склонился ко мне. Его поле невероятно расширилось, он излучал свет. Ничего в нем не осталось от застенчивого юноши, сила переполняла его.
— Пабло, что произошло с вами? — спросил я, пораженный. -— Когда я впервые вас увидел, вы были совсем не таким. Вы сейчас такой уверенный, мудрый! Вы достигли совершенства?
Оп рассмеялся.
— Когда вы здесь появились, я специально позволил своей энергии рассеяться — я думал, что вы поможете направить встречный поток. По потом я понял, что вы этого еще не умеете. Этому учит только Восьмое откровение.
Я не понял, о чем он,
— Чего, вы говорите, я не сумел сделать?
— Вам нужно понять, что все ответы, которые таинственным образом посылаются нам, исходят от других людей.
Вспомните все, что вы узнали здесь, в Перу, — ведь вы узнали это от людей, которые благодаря значимым совпадениям встречались вам.
Я обдумал его слова. Он был прав. Я “случайно” встречал нужных людей в нужную минуту: Чарлину, Добсона, Билла, Хейнса, Марджори, Фила, Рено, отца Санчеса и отца Карла. I Теперь вот встретил Пабло,
— Ведь и самоё Рукопись написал какой-то человек, — продолжал он. — Но далеко не все из встреченных вами людей имеют нужный запас энергии и ясность сознания, чтобы донести до вас свое сообщение. Вы должны помочь им собственной энергией. — Он помолчал, — Помните, вы рассказывали мне, что научились посылать свою энергию растению, сосредоточившись на его красоте?
— Да.
— Вот точно так же надо поступать и с людьми. Получив от вас заряд энергии, они узрят собственную истину и смогут сообщить ее вам.
Вот, например, отец Костос. У него было для вас важное сообщение, но вы не помогли ему и потому ничего не узнали. Вы засыпали его вопросами, и ваш разговор превратился в схватку за энергию. Он почувствовал это и обратился к своему сценарию “пугала”.
— А что же я должен был говорить?
Пабло не успел ответить. В коридоре раздались шаги.
В камеру вошел отец Костос.
Он кивнул Пабло, чуть заметно улыбнувшись. Пабло радостно улыбнулся в ответ. Похоже было, что он искренне рад видеть священника. Отец Костос повернулся ко мне, и лицо его сразу стало суровым. У меня сжалось сердце от дурного предчувствия.
— Вас желает видеть кардинал Себастьян, — объявил священник. — Вас препроводят в Икитос нынче после обеда. Я советовал бы вам ответить на все его вопросы.
— Зачем я ему понадобился? — спросил я.
— Грузовик, на котором вы ехали, принадлежит одному из наших священников. Мы предполагаем, что и копию Рукописи вы получили от него. Когда церковный пастырь нарушает закон — это очень серьезно.
Взгляд отца Костоса был суров и непреклонен.
Я поглядел на Пабло. Он кивнул мне, чтобы я не молчал.
— Вы действительно думаете, что Рукопись подрывает основы вашей религии? — мягко спросил я.
Священник поглядел на меня снисходительно.
— Не только нашей, но и любой религии. Вы что же думаете, мир возник сам по себе? Всем управляет Бог, Он решает нашу участь. Наша обязанность -— повиноваться Его законам. Эволюция — это миф. Только Бог решает, каким будет будущее. А если люди способны сами вершить свою эволюцию, то Бог, получается, ни при чем! Такие представления толкают людей к эгоизму, к обособленности. Они начинают думать, что их эволюция важнее Господних замыслов. Они станут обращаться друг с другом еще хуже, чем сейчас.
Я не знал, что еще у него спросить. Священник, поглядев на меня, добавил почти ласково:
— Я надеюсь, что вы найдете общий язык с кардиналом Себастьяном.
Он повернулся к Пабло, очевидно, довольный тем, как ответил на мой вопрос. Пабло только улыбнулся ему и снова кивнул. Священник вышел. Солдат запер на засов дверь камеры. Пабло наклонился ко мне, по-прежнему окруженный сиянием, преображенный, могучий.
Я не мог не улыбнуться ему.
— Как по-вашему, что сейчас произошло? -- спросил он.
Мне захотелось пошутить.
— Я узнал, что мое положение еще хуже, чем я думал. Он засмеялся.
— А еще что?
— Не понимаю, к чему вы клоните!
— Какие задачи стояли перед вами, когда вы появились здесь?
— Я хотел найти Марджори и Билла.
— Что же, Марджори вы уже нашли. Еще?
— У меня была догадка, что церковные власти воюют с Рукописью не со зла, а просто потому, что не понимают ее. Я хотел узнать их доводы против нее. Мне почему-то казалось, что их можно переубедить.
И тут я внезапно понял, что хочет сказать Пабло. Я ведь услышал от Костоса, почему он борется с влиянием Рукописи!
-— Какое сообщение вы получили? — продолжал он.
— Сообщение?
— Да, сообщение!
Я недоуменно посмотрел на него.
— Их больше всего смущает идея эволюции, да? Вы об этом?
— Да, — просто ответил он.
— Да, пожалуй, так и есть. Уже идея физической эволюции была для них мало приемлема, но распространить понятие эволюции на обыденную жизнь, на наши личные решения, на историю — это просто немыслимо! Они думают, что человечество просто помешается на эволюции, что это разрушит все связи между людьми... Неудивительно, что они решили помешать распространению Рукописи!
— Вы могли бы убедить их, что они ошибаются?
— Нет... Не думаю, я сам еще так мало знаю!
— А что нужно, чтобы их убедить?
— Для этого нужно владеть истиной. Надо знать, какими стали бы человеческие отношения, если бы все овладели откровениями и стали на путь эволюции.
Пабло выглядел очень довольным.
— Чему вы радуетесь? — спросил я, тоже невольно улыбаясь.
— Дело в том, что отношения между людьми рассматриваются в Восьмом откровении. Смотрите: вы получили ответ на вопрос, почему церковь борется с Рукописью, и он сразу породил новый вопрос.
— Вы правы, — ответил я, задумавшись, — мне необходимо познакомиться с Восьмым откровением. Надо как-то выбираться отсюда.
— Только не торопитесь! — предостерег Пабло. — Не спешите двигаться дальше, пока полностью не усвоите Седьмое.
— А как вы думаете, усвоил я его? Я уже вошел в поток эволюции?
— Войдете, если всегда будете помнить свои задачи. Даже те, кто еще не достиг полного осознания, могут найти ответы — вернее, случайно натолкнуться на них. Только совпадения они замечают задним числом. Овладеть Седьмым откровением — значит сразу замечать, как совпадение отвечает на наши вопросы. При этом все, что происходит с человеком, наполняется глубоким смыслом.
Он был прав. Но ведь если я получаю ответы и поднимаюсь на новый уровень, то, значит, и с Пабло происходит то же самое.
Внезапно мы услышали чьи-то шаги в коридоре. Пабло серьезно взглянул мне в глаза.
— Послушайте меня, — сказал он, — и запомните мои слова. Восьмое откровение ждет вас В нем идет речь об этике человеческих отношений. О том, как люди должны относиться друг к другу, чтобы получать и передавать сообщения. Но не спешите! Твердо знайте, где вы стоите каждую минуту. Какие сейчас перед вами задачи?
— Я должен узнать, где Билл. Найти Восьмое откровение. Найти Марджори.
— Что подсказывает ваша интуиция относительно Марджори?
Я подумал.
— Что я убегу... Нет, что мы убежим вместе. Кто-то подошел к двери.
— А я принес вам какое-то сообщение? — спросил я.
— А как же! До вашего появления я не знал, зачем я здесь. Я понимал, что это имеет отношение к передаче Седьмого откровения, но сомневался в своей способности учить ему. Я думал, что моих знаний недостаточно. А благодаря вам я понял, что способен на это. Это одно из сообщений, которые вы принесли мне.
— Так было и еще одно?
— Да. Ваше интуитивное прозрение, что служителей церкви можно переубедить — доказать, что они неверно судят о Рукописи, — тоже явилось сообщением для меня. Теперь я думаю, что моя задача — убедить отца Костоса.
С его последними словами открылась дверь и солдат знакомприказал мне следовать за ним. Я посмотрел на Пабло.
— Я хочу сказать вам еще одну вещь. Это тоже из Восьмого откровения...
Но солдат схватил меня за руку, вывел за дверь и задвинул засов. Он уже уводил меня, когда лицо Пабло показалось за решеткой дверного отверстия.
— Восьмое откровение предупреждает.... — проговорил он мне вслед. — Ваш рост может остановиться. Это случится, если вы станете слишком зависеть от кого-то.