Эремул молча слушал. В общем-то, у него не оставалось выбора, но слышать, как хладнокровный Манипулятор раскрывает свое прошлое, было странно и захватывающе. Кроме того, ей, похоже, это приносило облегчение, что давало Полумагу некоторую надежду на благополучный исход, когда придет время решать, что с ним делать.
— Моя семья… обменялась грубостями с мятежниками. Брат получил нож в горло. Отец взорвался. Его тоже убили, пока мой любовник удерживал меня. Я кричала и пиналась, но он не отпускал меня.
Достопочтенная госпожа Сирина умолкла. В ее глазах появился странный блеск.
— Любовник вытащил меня из дома, когда его друзья насиловали мою сестру. Она была совсем юной, почти ребенком.
Эремулу показалось, что у нее блеснула слеза, хотя это могла быть игра света. «Полагаю, я должен быть благодарен за то, что парализован, — подумал он. — Иначе от меня следовало ожидать, что я обниму ее в знак поддержки. Нам обоим было бы неловко».
Манипулятор моргнула, и неожиданно ее кратковременная ранимость исчезла.
— Моего любовника зарубили солдаты, как только мы вышли из дома. Меня арестовали и выпустили через несколько недель. Когда я вернулась домой, то обнаружила, что мать совершила самоубийство. Моей сестры нигде не было. Я так никогда и не узнала, что с ней стало.
Повернувшись к нему, она скрестила руки на своей пышной груди.
— Цивилизация функционирует лишь потому, что сильные люди не позволяют тем, кто слабее, потакать своим низменным инстинктам. Независимость и свобода — это средства, с помощью которых правит анархия, а анархия — это естественное состояние для мужчин, чтобы беспрепятственно выражать зло, которое таится в них. Во всех них. В тебе, — добавила она, глядя на него сверху вниз с таким выражением лица, что у него кровь застыла в жилах.
«Эта женщина безумна».
— Я была молода и наивна. Я больше не такая. Я больше не отзываюсь на прежнее имя. Есть только один, в кого я верю, и он вовсе не человек. Он — бог.
Она наклонилась, приблизив лицо к нему.
— Не печалься о тех, кого предаешь, — тихо сказала она. — Прими то, что делаешь. Ты служишь Салазару, мудрость которого безупречна для таких, как мы. Не сокрушайся о потере ног. Вместо этого радуйся тому, что это освободило тебя от зла, которое ты в противном случае совершал бы. Ты получеловек, однако в силу этого простого факта ты обладаешь лишь половиной зла человека.
Она отвернулась от Эремула и потому, к счастью, не увидела, сколько яда было в его взгляде. «Безумное дерьмо летучей мыши. Это безумное дерьмо летучей мыши».
Манипулятор смотрела на отражающееся в море солнце. Близился вечер.
— Я отнесу книги, которые мы отобрали, в Обелиск, — сказала она. — Ты можешь отправляться домой. Паралич продлится недолго.
Достопочтенная госпожа Сирина ушла, не оглядываясь.
К тому времени, когда к его рукам вернулась чувствительность и он смог самостоятельно отправиться в книгохранилище, уже темнело. Это был худший день из всех, что он мог припомнить с тех пор, как темница Обелиска изменила его жизнь, хотя бывало всякое. Однажды он выпал из кресла, когда опорожнялся, и провалялся в собственном дерьме шесть часов, ожидая возвращения Айзека.
«Что же стало с Айзеком и остальными членами маленького отряда, которые отправились на Стенающий Разлом две недели назад?» — думал Эремул. Кораблю, направленному в пролив Мертвеца, чтобы исследовать рухнувшую шахту, не удалось обнаружить никаких следов саботажников. Это давало надежду на то, что они еще живы. Несмотря на свою сводящую с ума восторженность и раздражающее умение без усилий овладевать новыми навыками, Айзек оказался преданным помощником.
Охваченный неожиданным унынием, Полумаг не осознавал, насколько близко подобрался к гавани, пока не услышал плеск воды внизу. Любопытство пересилило, и он дотолкал кресло до обширного водного пространства. Операции по очистке гавани на ночь сворачивались. Неподалеку высаживались на берег экипажи кораблей. Он глазел на все это, представляя, как Айзек и остальные украдкой скользят на своем крошечном кораблике между плавающими трупами, и размышлял о том, что за напасть поразила город в их отсутствие.
Внезапно его внимание привлек странный шум. Он смахивал на детский плач и доносился откуда-то снизу. Эремул пристально вгляделся в темную воду.
Там. Что-то крошечное жалостно ерзало на маленьком обломке, который подпрыгивал на волнах. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что на него никто не смотрит, Эремул быстрым магическим усилием поднял в воздух подергивающуюся фигурку и медленно перенес ее себе в руки.
Это была собака — тощая кроха с пятнистой серой шерстью и обвислыми ушами. Она беспокойно смотрела на него бледными карими глазами.
Эремула охватило какое-то странное чувство. Это несчастное существо непостижимым образом выжило в городе, подвергшемся полному уничтожению. Еще большим чудом казалось то, что песик пережил путешествие через Бурное море на хрупком обломке мебели.
Собачка потянулась вперед и лизнула ему нос. Эремул отшатнулся, а затем погладил ее по голове. «Мы с тобой похожи, — подумал он. — Пара полукровок, брошенных на произвол судьбы, хватающихся за что удастся, чтобы пережить день».
Он вспомнил слова достопочтенной госпожи Сирины. «Ты — как побитая собака, которая продолжает лизать хозяину задницу, надеясь, что ее погладят по голове».
Манипулятор была неправа. Он спас Салазару жизнь только потому, что от нее зависела его собственная. Он осуществит свою месть, когда придет время, когда старый ублюдок будет менее всего ожидать этого. Он — не такой, как она — сломленная, порочная, злобная. Ладно, возможно, он сломлен и время от времени порочен, но не злобен. Он снова погладил собачку по голове.
«Станет ли злобный человек спасать прибившееся к берегу животное от верной смерти? Я беру тебя с собой в книгохранилище. Будем надеяться, что та безумная стерва уже ушла. В кладовой есть немного потрохов, может, я смогу их достать. У меня там найдется даже вкусная свиная ножка. Если ты и в самом деле славный парень, ты можешь…»
— Аргх.
Он отшатнулся, когда теплая струя собачьей мочи плеснула ему в лицо и потекла по подбородку на одежду. Инстинктивно он оттолкнул животное в сторону. Оно выскользнуло из его рук, и он услышал всплеск, когда собака упала в воду. Вытерев лицо тыльной стороной ладони, он уставился вниз, пытаясь разглядеть собаку.
Она пропала.
Эремул посидел еще немного, смотря куда-то отсутствующим взглядом. Затем, очень медленно, развернул кресло и начал одинокое путешествие назад, в книгохранилище.
ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ
Слева. Справа. Укол. Хорошо.
Коул отбил в сторону кривой кинжал убийцы, на сей раз, к счастью, лишенный яда, и отступил назад.
Его подготовка была весьма напряженной, это было тяжелее, чем все, с чем он сталкивался раньше. Понятия день и ночь не имели никакого смысла в этом мрачном месте, казалось, не успел он рухнуть в свою постель, как его уже тычками пробуждают для очередных бессчетных часов спарринга. Он узнал, куда лучше ударить человека кинжалом, чтобы убить быстро и тихо. Он и Темный Сын выслеживали друг друга на разрушенных улицах священного города, и каждый стремился избежать обнаружения и застигнуть соперника врасплох. Коулу все еще не удавалось превзойти наставника, но шамаатанец часто высказывался о его успехах.
— Ты был подобен инструменту, — сказал Темный Сын. — С зазубренной кромкой, не сосредоточенный и тем не менее небезнадежный. Теперь ты становишься оружием.
— Оружием, — повторил Коул. — Ангелом смерти.
Темный Сын нахмурился.
— В этом еще нужно убедиться. Прежде чем мы здесь закончим, тебя ожидает последнее испытание. Оно позволит проверить все, чему ты научился.
Убийца повел его по широкому проспекту с рухнувшими зданиями, освещая путь факелом, который держал в руке, одетой в перчатку. Наконец они пришли к груде покосившихся стен, образовавших узкий проход. В нем стояла темнота.
— Участок развалин перед нами — настоящий лабиринт переулков, — объяснил Темный Сын. — Где-то внутри него находится человек — твоя цель. Ты должен его выследить. Когда найдешь, должен убить.
— Убить его? — повторил Коул с некоторой тревогой. — Что он сделал, чтобы заслужить смерть?
Темный Сын помолчал.
— Это имеет значение? Он — враг Телассы.
Коул поразмыслил. Он потопил лодку, которая преследовала «Искупление», но в ней было полно стражников, полных решимости причинить вред ему и его товарищам-беглецам. Кроме того, это было обезличенное деяние. Он никогда раньше не убивал человека лицом к лицу. Не со сталью в руке.
— А что это за враг? — настаивал он.
Шамаатанец прищурился.
— Самый худший. Из тех, что хотели бы предать Телассу мечу. — Он умолк на мгновение. — Ты сказал, что ты — ангел смерти.
— Я — герой, — ответил Коул.
Темный Сын вздохнул.
— Разница между героем и убийцей — только в способности первого оправдать всякое темное деяние перед любым, кто готов слушать. Даже перед самим собой. Особенно перед самим собой.
— Мой отец был не таким, — заявил Коул. — Он всегда поступал правильно. Он стоял за слабых и угнетенных.
— Как будешь и ты, — ответил убийца. — Как только всадишь Проклятие Мага в спину Салазару и освободишь Сонливию от его тирании, ты получишь право называть себя героем.
Коул сделал глубокий вдох. «Я покажу ему — во мне есть то, что для этого нужно». Он вытащил свой кинжал и вступил в лабиринт.
Было темно, так темно, что он видел не дальше, чем на несколько футов перед собой. Где-то рядом журчала вода. Двигаясь по проходу, он повернул налево, затем — направо. Коул перемещался так, как учил его Темный Сын, на носочках, чтобы не производить шума. Он слышал, как мимо него пробегали крысы, но не обращал на них никакого внимания. Где-то в этом расползающемся лабиринте находится человек, который заслуживает смерти.
Ему приходилось в это верить.
Впереди замерцал свет. Низко пригнувшись в тени, он прижался спиной к стене и застыл в ожидании. Свет мигнул еще раз и исчез. Коул поднялся и начал тихо пробираться туда, где заметил свечение.
Он прислушался. В тишине лишь слабо журчала вода, попискивали крысы… и — да, вот оно, негромкое бряцание доспехов человека, который беспечно идет неподалеку от него.
Отправившись вперед, на звук, и двигаясь как можно тише, он крепко сжал кинжал. Свет появился вновь и стал усиливаться. Наконец на перекрестке двух переулков Коул засек свою цель.
Этот человек оказался на несколько дюймов выше него. На нем была бронзовая кольчуга и шлем, полностью закрывающий голову, в правой руке — длинный меч, в левой — фонарь. Не обращая внимания на производимый шум, он повернул в одну сторону, затем в другую, держа клинок перед собой и поднимая фонарь повыше, чтобы вглядеться в полумрак, окружающий его со всех сторон.
Убедившись, что человек на него не смотрит, Коул пополз вперед. Он был уже в дюжине футов, когда воин неожиданно повернулся и поднял фонарь. Откатившись в сторону от света, юный Осколок спрятался за разрушенной стеной, едва достававшей ему до пояса. Он слышал, как воин подходит все ближе. Коул затаил дыхание и беззвучно чертыхнулся. Если дойдет до прямого противостояния, то ему мало не покажется.
Свет приблизился и резко остановился. Шаги прекратились. Коул слышал прерывистое дыхание из-под шлема. Он напрягся, готовясь броситься в сторону, как только воин рванется вокруг стены.
Свет замигал и затем стал удаляться, шаг за шагом его мишень отступала все дальше. Коул снова задышал. Это было так близко.
Обретя уверенность в том, что его не заметили, Коул выскользнул из своего укрытия. Человек в доспехах опять смотрел в противоположном направлении. Коул крался вперед, медленно приближаясь к цели, дюйм за дюймом. Наконец он оказался за спиной воина, так близко, что учуял запах его пота. У него нет никакого запасного варианта. Если он упустит свой шанс, то воин, вероятно, стряхнет его с себя и пронзит мечом. Мелькающие в сознании воспоминания о провальном столкновении со стражниками напомнили ему об ужасных последствиях неудачи.
«Я — Даварус Коул, — сказал он себе. — И этим я занимаюсь».
Он успокоился. Одним плавным движением он обхватил рукой голову воина и поднял ее вверх. Другой рукой он засунул кинжал под шлем и, полоснув по шее, ощутил, как клинок разрезает плоть. Воин издал слабый всхлип и попытался вырваться. Крепко держа его, Коул чувствовал, как руку заливает теплая жидкость.
В считанные мгновения все было кончено. Человек дернулся и замер. Коул осторожно опустил тело на землю. Он испытывал странные чувства. В этом деянии нет никакой доблести. Это — не достижение и чувства гордости не вызывает. Не тем пристало заниматься герою.
Взявшись за шлем, он рывком снял его с трупа и застыл, потрясенный. Упавший фонарь высветил обветренное лицо адмирала Крамера. Похоже, у него вырезан язык, а синие глаза стали такими огромными в смерти. Казалось, они уставились на него с осуждением.
Коул вспомнил то время, когда они вместе оказались на Опухоли. Крамер был строгим, но справедливым капитаном, человеком, внушавшим уважение. Он — вовсе не преступник, а лишь одна из марионеток Салазара, его вовлекли в дела, которыми он не мог управлять.
«И я убил его».
— Ты хорошо справился, — донесся из-за его спины шепот. Коул даже не обернулся. — Довольно пристойная смерть, — произнес Темный Сын. В его словах не звучало ни злорадства, ни удовольствия, он просто констатировал факт. Во всяком случае, Коул был благодарен за это. — Спроси себя, что сделал бы тиран Сонливии, если бы этот человек оказался его заложником. Хуже этого или нет?
— Я убил его.
— Да, — согласился Темный Сын. — И так же ты убьешь тех, кто встанет между тобой и Салазаром. Людей не лучше и не хуже, чем этот. Людей, которые просто выполняют свой долг. — Голос убийцы звучал устало, почти меланхолично.
Фонарь, горящий на земле, мигнул и внезапно погас, погрузив их в кромешную тьму. Не успел Коул пошевелиться, как он снова загорелся. Перед ними стояла одна из бледных служительниц Белой Госпожи. Пораженный, он не сводил с нее взгляда. «Кто же эти женщины?»
— Дело сделано? — спросила она бесстрастно.
Темный Сын кивнул.
— Он готов. — Помолчав мгновение, наставник добавил: — Или готов настолько, насколько смог. Такая выучка обычно требует нескольких месяцев.
Бледная женщина повернулась к нему.
— Даварус Коул, пришло время исполнить то, что тебе предназначено судьбой. Приготовлен корабль, чтобы отправить тебя вдоль побережья в пролив Мертвеца. Темный Сын, леди Брианна и несколько моих сестер будут тебя сопровождать. Ты отыщешь Бродара Кейна и вернешь себе Проклятие Мага.
— Как? — спросил Коул. — Сейчас он может находиться где угодно.
— На шахте Стенающего Разлома произошла какая-то катастрофа, — ответила женщина. — Если Бродар Кейн погиб там, Брианна поможет тебе установить местонахождение оружия и вернуть его. Если горец еще жив, то мы его выследим.
— Необходимо, чтобы ты вернул себе свою собственность, на которую получил право при рождении, — объяснил убийца. — Теласса не сможет освободить Серый город, пока жив тиран Сонливии. Чем дольше мы откладываем, тем сильнее угроза от Салазара. Только уникальная сила Проклятия Мага даст тебе возможность убить его.
— А что мне следует делать, когда я вновь обрету кинжал? — От одной только мысли выступить против Салазара у Коула дух захватывало, но он никак не мог избавиться от ощущения, что ему что-то недоговаривают.
— Брианна отправит сообщение в Телассу. Тогда наша армия атакует с запада и привлечет внимание защитников Сонливии. Во время возникшего хаоса ты проникнешь в Обелиск и сделаешь то, чему тебя здесь научили.
Коул поразмыслил над услышанным.
— А что случится с Сонливией и ее народом после смерти Салазара?
— Вы будете свободны, — ответила бледная женщина. — Разумеется, Теласса потребует в обмен определенных уступок, таких как единоличное владение Небесными островами. Это честно, не так ли?
Коул кивнул.
— Думаю, да, — сказал он. — Я бы хотел взять с собой Трехпалого.
— Ты имеешь в виду насильника?
— Он — не насильник. Трехпалый иногда грубоват, но у него — золотое сердце. Помимо того, — добавил Коул, — он — моя правая рука.
Выражение лица бледной женщины было, как всегда, непроницаемым.
— Я передам твое желание Белой Госпоже. Тем временем я должна настоять на том, чтобы ты носил это, пока тебя не выведут отсюда. — Она извлекла ошейник из-под своих белых одежд.
Коул состроил гримасу. Быть героем оказалось более сложным делом, чем он думал.
Он снова опустил взгляд на труп Крамера. «Достойный человек, которого заставил творить злые дела этот ублюдок в Обелиске. Я отомщу за тебя, Крамер. За тебя, за своего отца и за всех остальных, кто пострадал из-за тирана Сонливии».
Он посмотрел на окровавленный кинжал в руке.
«Мне действительно очень жаль».
ДОЛГ ЗОВЕТ
Мальбрек расположен в пятнадцати милях к северу от Сонливии, по обе стороны от торгового пути, который проходит, извиваясь, через холмы Демонических Огней и продолжается до Пепельного Дождя на северной окраине территории Салазара, где заканчивается Благоприятный край и начинаются наводненные бандитами Бесплодные земли.
Город горняков, Мальбрек поставлял большую часть гранита, который применялся в строительстве многих зданий Сонливии и являлся выгодным источником дохода для Серого города. Действующий канцлер Сонливии установил высокий налог на производимые городом товары в качестве благодарности за защиту со стороны местного гарнизона Алой стражи от бродячих мерзостей и кочующих бандитов, которые частенько наведывались в этот регион.
Барандас пробыл в Мальбреке лишь несколько часов, и ему уже хотелось назад, в Сонливию. Его пребывание в городе не имело никакого отношения к торговле и было связано с куда более мрачным делом — набором в армию. Наемная армия Телассы вскоре пересечет узкое морское пространство, разделяющее два города, и для защиты Сонливии понадобится каждый мужчина, которого можно зачислить в армию. Как вассал Серого города, Мальбрек имел моральную и правовую обязанность поставлять солдат во время вооруженных конфликтов. Барандасу предстояло собрать исходный материал — городскую молодежь — и сколотить из нее что-то стоящее.
Все это хорошо, за исключением того, что жители Мальбрека проявляли недостаточный энтузиазм к выполнению своих обязанностей.
Барандас, нахмурившись, смотрел на заплаканное лицо женщины, стоявшей перед ним. Два ее сына ждали несколько позади, уставившись в землю, на их лицах читались страх и стыд. Старшему отпрыску на вид лет двадцать, младшему, пожалуй, лет семнадцать. Достаточно взрослые, чтобы сражаться, рассудил Барандас, и разве у него самого нет шрамов, которые это доказывают?
— Их отец погиб в шахтах. Оставил меня вдовой, без медной монеты за душой, — говорила женщина. — Мои мальчики — хорошие ребята. Работают на каменоломне, чтобы поддержать мать и сестру — она еще совсем дитя. Кто же добудет нам еду, пока они будут где-то сражаться?
Турбал нетерпеливо постукивал ногой по земле. Коренастый седой Манипулятор не был склонен ко всяким тонкостям и проволочкам. Если бы все зависело от него, он заковал бы всех пригодных рекрутов в цепи и отправил их в тренировочный лагерь в повозках. Барандас уже дошел до такого состояния, что подумывал: а не самый ли это лучший подход к делу.
— Тебя будут обеспечивать средствами к существованию в отсутствие мальчиков, — сказал он. — Сейчас опасные времена. Магические мерзости бродят повсюду. Мы сделаем из твоих сыновей мужчин, научим их обращаться с мечом, чтобы после того, как угроза Сонливии минует, они смогли вернуться и помогать защищать город от тех ужасов, которые заполонили эту землю.
Женщина посмотрела на своих ребят.
— А что, если они не вернутся?
Барандас покачал головой.
— Тогда тебе выплатят соответствующую компенсацию. Мы на войне. Каждый мужчина должен внести свой вклад.
Младший из юношей скрестил на груди руки и бросил на Барандаса дерзкий взгляд.
— Эта война — не Мальбрека. Почему бы вам всем не вернуться в Сонливию и не оставить нас в покое? Меня заколебал ваш долбаный лорд-маг со своими указаниями, что нам делать.
Мать ахнула. Его брат повернулся, чтобы возразить, но сказанного не воротишь. Турбал вытащил свой ятаган. Подскочив к юнцу, он схватил его за горло свободной рукой.
— Слушай меня, ты, маленький придурок, — прорычал он. — Ты будешь сражаться как миленький. Будешь биться, словно от этого зависит твоя жизнь, — потому что, если это будет не так, я отрежу тебе яйца и пошлю их твоей дорогой мамочке, чтобы помнила, какого трусливого щенка она вырастила.
— Ты его душишь, — запротестовал брат мальчишки. Тот побагровел. Мать жалобно стонала.
Не успел Барандас приказать своему заместителю отпустить мальчишку, его старший брат схватил Турбала сзади за руки. Он попытался оттащить Манипулятора от брата, но Турбал молниеносно двинул локтем парню в живот, и тот, выпустив руки Манипулятора, согнулся пополам от боли.
— Довольно, — приказал Барандас, но седой воин, не обращая внимания на команду, шагнул вперед и врезал эфесом ятагана парню по голове — раз, другой, третий, и каждый раз слышался отвратительный хруст. Юный рабочий карьера рухнул на землю.
— Довольно, — снова рявкнул Барандас, и на сей раз в его руке оказался меч. — Опусти оружие. Если ты снова не подчинишься мне, Турбал, я убью тебя.
Его помощник презрительно усмехнулся и помахал в воздухе своим ятаганом, эфес которого был покрыт кровью.
— Правильно, защищай этих трусов, — яростно выпалил он. — Твое дерьмовое осторожничанье ни черта не будет стоить, когда придут сумнианцы. Ты знаешь, что они делают со своими врагами? Давай я тебе расскажу…
Он не получил такой возможности. Мановением руки Барандас разоружил подчиненного — ятаган, вращаясь в воздухе, отлетел на дюжину футов в сторону. У Турбала отвисла челюсть от изумления.
— Я велел тебе опустить оружие, — заметил Барандас. Несмотря на охватившую его ярость, он не мог не почувствовать облегчения. Турбалу требовалась головомойка, но это разоружение могло привести к обратным результатам и оставить его с половиной разрубленного меча. Это отнюдь не укрепило бы его авторитет у мятежного коллеги.
— Ты сможешь взять обратно свой ятаган, когда я скажу. — Барандас опустил взгляд на упавшего рабочего. Из его головы натекла уже лужа крови.
Мать парня стала кричать.
— Кто-нибудь, сходите за лекарем, — громко обратился Верховный Манипулятор к собравшимся зевакам с вялыми лицами. Он повернулся к женщине и ее младшему сыну, который, похоже, вот-вот обмочится. — Сожалею о том, что здесь произошло. Найдите меня, когда узнаете… оправится ли он. Я прослежу за тем, чтобы вам каким-то образом возместили ущерб.
Он оставил рыдающую женщину и собравшуюся небольшую толпу за спиной. Как ни предосудительны были действия Турбала, это неприятное происшествие назревало с тех пор, как Барандас и два его помощника прибыли в Мальбрек. Город, по-видимому, забыл, что является вассалом Сонливии, забыл о том, что именно Салазар обеспечивает их безопасность и спокойный сон. Теперь, когда надвигается война с Телассой, жителям нужно напомнить, в чем заключается их преданность.
Салазар недавно вернулся в Сонливию после двухнедельного отсутствия. Лорд-маг пока еще не соблаговолил рассказать о том, где побывал. Состояние Халендорфа ухудшилось, и бремя организации армии Сонливии стало сказываться на Барандасе. Главный магистрат Тимерус в достаточной степени восстановился после выпавшего сурового испытания и уже вовсю занимался отбором новых магистратов для замены погибших в ходе покушения. Верхний эшелон правительства Сонливии вскоре будет кишеть людьми, преданными горбоносому главному магистрату — или, по крайней мере, более преданными, чем прежние. Тимерус — интриган, которому нет равных, его коварство обеспечило ему положение второго человека в государстве после самого Салазара.
Барандас вздохнул. Пусть Тимерус играет в свои игры. Перед ним же — более серьезные задачи, на которых следует сосредоточиться. Призыв солдат из бедных районов Сонливии шел полным ходом и на удивление хорошо, но три из крупнейших вассальных городов Сонливии обеспечили настолько скудный набор, что Верховный Манипулятор решил лично проследить за комплектованием армии в Мальбреке.
Он обливался потом в золотых доспехах, шагая в восточную часть города, где огромная каменоломня — основа промышленности Мальбрека — зияла, подобно гноящейся ране в земле. Солдаты в алых плащах отдавали ему честь, когда он проходил мимо, и заслоняли глаза от солнца.
В конце концов Барандас нашел того, кого искал. Гармонда, даже сидящего, трудно было не заметить. Он был одет в свои заколдованные доспехи с головы до ног, не пойдя ни на какие уступки полуденной жаре раннего лета. Единственное, что он снял, — это рукавицы, они валялись на столе рядом.
Перед огромным Манипулятором лежал лист пергамента, и он что-то писал на нем. В его кулаке размером с добрую ляжку перо выглядело несколько нелепо. Сначала Барандас даже поразился тому, что исполин умеет писать. Зверское выражение лица, присущее Гармонду, и его дурной нрав заставляли забывать о том, что он — отпрыск одной из самых известных семей в Сонливии.
Гармонд прервал свое занятие, когда подошел Барандас.
— Командир, — сказал он. Чудовищный шлем придавал голосу гиганта зловещее эхо, так что он вполне соответствовал его демоническому внешнему виду.
Барандас кивнул в знак приветствия.
— Сколько? — спросил он. Ему не очень-то хотелось слышать ответ.
— Восемьдесят пять. Они стали выходить довольно быстро после того, как я начал стучать головами друг о друга.
Барандас поднял бровь. Это больше, чем он ожидал от той маленькой части города, в которую назначил Гармонда. В Мальбреке проживало почти четыре тысячи человек, это самое большое из поселений на территории Сонливии, но до сих пор здесь набрали лишь несколько сотен мужчин.
— Кто-нибудь еще причиняет нам беспокойство?
Повернув голову в шлеме, Гармонд кивнул в сторону холма в нескольких сотнях ярдов к югу. На вершине холма располагалась группа имений, обнесенных заборами, с прелестными фруктовыми садами перед домами.
Барандас вздохнул. «Это всегда привилегированные граждане. Слишком богатые, слишком важные, чтобы посылать своих сыновей на войну».
— Я с ними поговорю, — сказал он.
Знать Сонливии по-прежнему сопротивлялась его усилиям, не желая принимать участие в обороне города. У него не оставалось выбора, кроме как поднять этот вопрос перед Тимерусом, который, вероятно, отмахнется от него с какой-нибудь неубедительной отговоркой. Тем не менее Барандас не видел причин, чтобы богатые торговцы и землевладельцы Мальбрека уклонялись от призыва.
Он пошел по тропинке, которая мягко извивалась вверх по холму. Прогулка была приятной. Отсюда он видел, как алые стражники ходят от двери к двери и вербуют подходящих кандидатов. Призванные получали один день, чтобы собрать все необходимое и попрощаться с родными, прежде чем отправиться в тренировочный лагерь за восточной стеной Сонливии.
Смахнув пот с бровей, он подошел к первому имению — маленькому особняку, скрытому за вишневыми деревьями, которые собирались расцвести, — и внезапно остановился.
Он вспомнил очень похожие деревья и день, начинавшийся так же великолепно.
В разгар дня воздух был наполнен ароматами лета. Запахи, которые всегда сопровождают жаркие дни в Сонливии, столь вездесущи, что их почти не замечают. Но ничто не могло заглушить благоухание цветения, резкий аромат травы и сладкий вкус розового сидра, столь популярного во время фестиваля Красного Солнца — единственного дня в году, когда лорд Салазар появляется перед своим народом.
Барандас вспомнил, с какой гордостью он маршировал рядом с товарищами во главе процессии. Тогда он служил в Алой страже, не прошло еще и года, как он вступил в ряды армии. Они прошли парадным маршем от Обелиска до заросшего буйной растительностью парка Вердиза, который занимал обширное пространство возле юго-восточного угла квартала знати, и проследовали к центру парка. Там безмолвно стоял Салазар перед огромным дубом.
Его называли Вечным деревом. Никто не знал, какое значение оно имело для лорда-мага, но само дерево было прекрасным, его золотые листья оставались нетронутыми сменой времен года. Вечное дерево, как помнили горожане, всегда занимало центральную часть парка.
Это было великолепное зрелище. Напоминание о тех чудесах, которые некогда существовали в мире, — до падения богов.
Он вспомнил, как сиживал под золоченой листвой дуба и молился о своей матери, когда она заболела. Пагуба в груди в конце концов убила ее, но он находил умиротворение в утешительных объятиях тени дерева.
Барандас закрыл глаза. Он вспомнил, как почувствовал неладное и, бросив взгляд вверх, увидел, что ветви над головой странно колышутся и потрескивают. Повинуясь интуиции, природу которой Барандас так и не понял по сей день, он бросился мимо Манипуляторов лорда-мага и сбил на землю невидимого убийцу прежде, чем тот успел всадить кинжал в спину Салазара. Поняв, что укрытие обнаружено, остальные убийцы соскочили на землю с ветвей огромного дерева. В течение нескольких секунд наступившего хаоса Барандас отбивался от невидимых убийц, получая рану за раной, пока нож не вонзился в его сердце.