Коул присвистнул.
— Так много. Я и понятия не имел.
— Я имел в виду, во второй уже раз, что тебе следует заниматься своим делом. — Убийца, похоже, разозлился. — Хватит болтовни. У нас много работы. Ты справишься?
Коул с трудом поднялся на ноги. В его животе словно застряло железное ядро. Тем не менее безмолвный стоицизм — удел героя.
— Со мной все будет в порядке, — заявил он. — Я крутой мужик.
Темный Сын стиснул зубы.
— Ты — не крутой мужик, — ответил он недовольным голосом. — Ты еще только-только становишься мужиком. Но я собираюсь это изменить.
ОЧИСТИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ
— Шранри требует твоего присутствия.
Илландрис на мгновение закрыла глаза. Время пришло. Ей вовсе этого не хотелось.
— Я скоро там буду, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой в сторону асимметричного лица Турвы. Невысокая, совсем еще девочка, она — самая юная чародейка их круга, за исключением Илландрис.
— Шранри говорит, ты должна прийти немедленно, — возразила Турва.
Вполне вероятно, она была возмущена, но наверняка сказать было трудно, при том что ее левый глаз уставился в ее собственный нос. Турва выглядела весьма своеобразно, но Илландрис отнюдь не сомневалась в ее умственных способностях. Сообразительная и управляемая, она неизменно заискивала перед Шранри и другими старшими сестрами.
Илландрис вздохнула.
— Хорошо. Подожди чуток.
Возвращение в Сердечный Камень прошло значительно быстрее. Они потеряли около сотни человек, главным образом от рук противостоявшего круга чародеек, но в целом штурм Морозной Твердыни прошел ошеломляюще успешно. Город, который некогда горделиво возвышался на берегу Черной Воды, был превращен в почерневшие развалины, усыпанные обуглившимися и безжалостно искрошенными останками его жителей.
Три ночи прошло с тех пор, как военная экспедиция вернулась в Сердечный Камень. Каждую ночь во снах ее мучили жуткие картины бойни: лицо юной чародейки из Озерного круга тает, обнажая череп; хрупкие кости Старой Агаты с треском ломаются под ударами палиц разъяренных мятежников, убегающих от разрушительной магии, которую напустила на них Шранри; три пары глазенок, уставившиеся на нее в жутком страхе, совершенно беспомощные рядом с умирающей матерью…
Илландрис почувствовала, как заколотилось сердце, и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Никто не видел, как она убежала от беспощадной резни, что последовала за их победой. По крайней мере, никто из сестер не узнал об этом. В противном случае ее бы уже наказали. Она вспомнила, как увидела мельком огромное крылатое существо высоко в небе над Морозной Твердыней, как от одного его появления кровь застыла в жилах. Рассказать об этом сестрам — только нарваться на затруднительные вопросы. Лучше уж промолчать.
Уничтожение Морозной Твердыни — кровавое свидетельство жестокой воли Шамана. Целый город изголодавшихся горцев был предан мечу в наказание за отказ следовать Договору.
Что до вождя, который решился бросить вызов королю и их бессмертному господину, худшее ожидало его впереди.
Илландрис следовала за Турвой к Великой Резиденции больше из нежелания с ней беседовать, нежели из уважения к ее старшинству, пусть и незначительному. Вокруг них толпились горцы, все они двигались в том же направлении. Матери крепко держали детей, закутанных в меха так, что они шли по снегу вразвалочку, как тюленята. Их оживленные рожицы были под стать возбужденным лицами воинов, гордо шагавших рядом. Некоторые мужчины были отмечены шрамами недавнего сражения. Теперь, когда враги побеждены, уцелевшие чародейки могли применить свою целительную магию. Нескольких несчастных, получивших слишком серьезные раны, которые невозможно вылечить, привезли назад в Сердечный Камень, чтобы пристойно похоронить.
Толпа становилась все гуще по мере того, как они приближались к грандиозному сооружению, которое доминировало над центральной частью города. Илландрис нагнала Турву и теперь пробивалась сквозь толпу, не обращая внимания на сердитые взгляды и приглушенные проклятия в свой адрес. Впрочем, гнев горожан испарялся, как только они осознавали, что перед ними — чародейка.
Толпа наконец осталась позади, когда Илландрис присоединилась к своему кругу. Чародейки стояли отдельно, внутри широкого кольца людей, образовавшегося перед Великой Резиденцией. Стоявшее высоко в небе солнце, отражаясь в талом снегу, словно блистающий белый шар, ослепляло жалкую фигуру в центре кольца. Мехмон был тощ, как скелет, его изнуренное тело поддерживала только веревка, которой его привязали к толстому деревянному столбу, глубоко загнанному в землю.
Шранри озабоченно приподняла бровь, увидев, что Илландрис подошла к ним.
— Полагаю, тебя вызвали почти два часа назад. Это ж надо — мне пришлось послать Турву, чтобы тебя вытащить. Сестре приличествует проявлять уважение к старшим.
Она говорила приторным тоном, а на ее круглом лице сияла дружелюбная улыбка, но взгляд неприкрыто горел злобой. Илландрис слегка отступила назад.
Эта женщина сожжет тебя заживо, радостно мурлыча себе под нос. Она вспомнила, какую крайнюю жестокость проявила Шранри в Морозной Твердыне. Старшая сестра убивала женщин и детей так спокойно, будто обед готовила.
— Тебе многому надо учиться у тех, кто лучше тебя, — продолжила Шранри. — Мое сердце разрывается оттого, что Старую Агату так безжалостно забрали у нас прежде, чем она полностью передала тебе свою мудрость. Надеюсь, что однажды ты окажешься достойной ее обучения.
Турва улыбалась, возможно, рассчитывая, что выглядит самодовольно, но смотрелась она просто смехотворно. Несмотря на это, Илландрис хотелось влепить пощечину по раздражающей ее физиономии. Она аж кипела внутри. «Вы просто горстка орудий. Марионетки Шамана, выполняющие его приказы, как стадо овец. Старая Агата получила по заслугам».
Она заставила себя принять сконфуженный вид и слегка опустила голову, чтобы Шранри не заметила лжи в ее глазах.
— Смиренно прошу прощения, сестра. Я еще молода, и мне многому надо учиться.
Кажется, это удовлетворило пухлую чародейку. Она стряхнула воображаемую грязь со своей мантии.
— Разумеется, — с некоторым раздражением заметила Шранри. — Дорога будет длинной, но мы в конце концов доберемся куда надо, я уверена.
Стиснув зубы, Илландрис кивнула. Она посмотрела в ту сторону, где на огромном троне восседал король Магнар, и на мгновение встретилась взглядом с его стальными глазами. По губам короля скользнула легкая улыбка и тут же исчезла, когда он снова переключил внимание на вождей по обе стороны от себя.
Оргрим Вражий Молот и Кразка Одноглазый вернутся с людьми в свои Пределы, как только над Мехмоном свершится правосудие, но сейчас они ожидали прибытия Шамана. Оргрим казался обеспокоенным, тогда как единственный глаз Берегундского Мясника определенно сверкал в предвкушении.
Илландрис присутствовала на прошлой публичной казни, проведенной по приказу Шамана. Она только недавно присоединилась к своему кругу и до сих пор помнила крики осужденной. Они были какими-то нечеловеческими, словно вопли банши, которые, как говорят, достигают самых высоких вершин. Она помнила старого беднягу в клетке и неописуемые муки на его лице, когда он смотрел, как горит его жена.
Позади нее возникла какая-то суета. Шранри тыкала толстым пальцем в сторону Великой Резиденции.
— Он вон там, — прошептала она с благоговением. — Шаман идет.
Подняв взгляд, Илландрис увидела большого черного ворона, сидящего на краю крыши высоко над ними. Быстро окинув всех взглядом глаз-бусинок, он камнем рухнул вниз. «Разбейся и сдохни», — страстно пожелала она, но птица в самый последний миг остановила падение и спрыгнула на снег целой и невредимой. Встряхнувшись, она начала растягиваться, сначала в одну сторону, затем — в другую, развертываясь, словно лист пергамента, и увеличиваясь с таким сиянием, что у Илландрис аж голова заболела. Когда сверкание наконец померкло, перед ними стоял Шаман.
Собравшиеся горцы умолкли. Как всегда, лорд-маг был обнажен до пояса, только в потрепанных штанах. Его оливковая кожа блестела от пота, несмотря на очень сильный холод, — казалось, он его вовсе не чувствует. Синие глаза на грубом, злом лице смотрели сурово, как ледники. Илландрис будто поникла под этим взглядом, словно он был способен обнажить ее душу перед всем миром.
Шаман повернулся к осевшему Мехмону. Илландрис осознала, что забыла дышать. Неужели она и в самом деле замышляла убить этого бессмертного? Этого Богоубийцу? Подобная мысль теперь казалась ей такой же абсурдной, как идея сорвать луну с неба.
— Мехмон, — прорычал Шаман. — Я нахожу тебя виновным в неповиновении воле твоего короля и нарушении условий Договора, которого придерживаются все горцы. Наказание за мятеж — смерть от огня. Говори свое последнее слово.
Старый горец поднял голову и кашлянул.
— Мятеж? — выдавил он. — Да это шутка. Я ни в чем не виновен — я лишь заботился о своих людях.
Шаман скрестил ручищи на груди. Его мускулы были словно из узловатой стали.
— Ты отказался платить дань. Рыба, которая плавает в Черной Воде? Олень, который бродит по лесам? Это мое владение, — прорычал он, обнажив зубы. — Ты нарушил Договор, и ты украл у меня. Меня не интересуют твои отговорки. Слабый заслуживает лишь смерти. Так было всегда.
— Безумный, — пробормотал Мехмон. — Ты безумен. Мне следовало бросить свой меч вместе с Кейном, когда у меня была такая возможность.
Чародейки и горожане, стоявшие достаточно близко, чтобы слышать слова Мехмона, так и ахнули. Шаман ничего не сказал, но Илландрис видела, как запульсировала вена на его шее, когда он сжал челюсти. Все в Сердечном Камне знали, что тема Меча Севера — под запретом. Поразительный побег знаменитого лучшего воина все еще терзал Шамана, поскольку исчезновение Кейна было его личным провалом. Лорд-маг не выносил слабости, особенно, как казалось, в себе самом.
— Сколько Собратьев ты послал за Кейном? — продолжил Мехмон. Он выдавил злую усмешку меж запекшимися губами. — Я слышал, он заставил их здорово побегать за собой. Просто позор, что бесстрастная марионетка на троне не унаследовала мужества своего отца. — Он плюнул в сторону короля, хотя довольно слабо, и большая часть пенистой слюны потекла по его подбородку.
Толпа еще раз ахнула, и все, как один, обратили взгляды на Магнара. Магнар Кейн, самый молодой человек из всех, что когда-либо правили Высокими Клыками от имени Шамана. Он принял сторону лорда-мага против Бродара Кейна, Меча Севера.
Своего отца.
Преданность Магнара Шаману вызвала уважение у десяти вождей Пределов. Уважение наряду со страхом — ибо, если Магнар Кейн обрек на смерть собственных мать и отца, что сотворит он с вождем, который его предаст?
Страдание, которое Илландрис увидела в глазах и отца, и сына в тот день, когда сгорела женщина по имени Мхайра, будет преследовать ее до конца жизни. Она помнила жуткий стыд на лице Бродара Кейна, когда тот умолял короля отказать своему бессмертному господину и покончить с ужасным зрелищем — сожжением его матери на погребальном костре.
Магнар не сделал этого. Он в молчании наблюдал, как ее поглощало пламя.
В то время Илландрис восторгалась им за его прагматизм. Он сделал то, что было необходимо. Он прошел испытание Шамана. Однако после того, что Илландрис увидела в Морозной Твердыне, она больше не испытывала уверенности в том, что Магнар поступил правильно.
Раздался какой-то скрежет. Это скрипели зубы Шамана. Лорд-маг показал на одного из Шестерых, что стояли рядом с королем. Воин держал в руке факел.
— Сожги его, — приказал он. Телохранитель двинулся вперед, чтобы поджечь хворост под Мехмоном.
— Еще одного предаешь огню, а? Слышал я об этом забавную историю, от торговца из Низин. — Мехмон говорил быстро — пламя уже занималось. — Послушайте: как говорят, жил однажды могущественный чародей, который влюбился в дочь другого. Он любил ее больше всего на свете. В Век Раздора не было больше двух таких звезд, которые столь ярко сияли вместе. — Тут у него перехватило дыхание: пламя лизнуло его сапоги.
Илландрис видела, как сестры в смятении поворачиваются друг к другу. «Что он делает?» — беззвучно шевелила губами Турва, обращаясь к Шранри. Когда Илландрис вновь посмотрела на Шамана, она поняла. Его лицо зловеще потемнело, подобно вздымающейся грозовой туче перед грандиозной бурей.
— Итак, рассказывается в той истории, Священная Инквизиция в конце концов схватила девушку. Они творили с ней такое, чему никто не поверил бы. Уххх. — У Мехмона снова прервалось дыхание. Его ноги охватил огонь. Резкий запах горящей кожи поплыл в холодном воздухе.
Голос Мехмона наполнился страданием, а слова полились сплошным потоком:
— Чародей ничегошеньки не смог поделать. Инквизиция каким-то образом преградила путь его магии. Это событие его здорово обломало. Он укрылся в горах, вдалеке от равных ему, сжег все, что напоминало о том, каким он был и как потерпел поражение. Проклятие, проклятие…
Слова Мехмона превратились в бессвязные вопли. Запах горящей плоти достиг ноздрей Илландрис, и ее затошнило.
Нечто молниеносно пронеслось перед ее глазами, оставив ощущение размытого пятна, раздался треск раздираемой плоти. Неожиданно Шаман оказался перед погребальным костром, сжимая в руке отделенную от тела голову Мехмона, за которой тянулся, подобно блестящей белой змее, позвоночник. Из шеи обезглавленного тела хлынула кровь и с шипением полилась в костер.
Илландрис отвернулась, и на сей раз ее вырвало, на тающем снегу очутился весь ее завтрак. Она слышала, что с остальными творилось то же самое. Даже Шранри побледнела. Шаман поднял голову Мехмона к своему лицу и уставился в его безжизненные глаза.
Внезапно она очень испугалась.
— Ты закончил, Митрадат?
Сестры рядом с ней дружно ахнули, так же как те горцы, что стояли за ними, впереди толпы. Возле королевского трона из ниоткуда появился старик. На нем были алые одежды, слишком большие для его тощего тела, а редкая бородка и усики придавали ему вид пожилого фата. Он опирался на тонкую трость и являл собой истинное воплощение усталости.
Один из Шестерых тут же прыгнул навстречу незваному гостю, высоко подняв меч, чтобы поразить этого странного жителя Низин.
Старик поднял бровь, и неожиданно меч воина, вырвавшись из его рук, поднялся в воздух и стал медленно вращаться, при этом острие оставалось направленным на телохранителя. Лицо воина исказилось, но он застыл на месте, оставаясь между мечом и Магнаром.
Рядом с Илландрис кто-то зашевелился.
— Сестры, поддержите меня! — воскликнула Шранри и вытянула руки в сторону чужака.
Из ее раскрытых ладоней вырвались золотистые лучи света и устремились к цели, но затем, вместо того чтобы поразить старика, лучи обогнули его и рассеялись, не причинив вреда. Старик согнул палец, и неожиданно Шранри схватилась за горло. Ее румяное лицо стало лиловым, она отчаянно хватала ртом воздух. Другие чародейки готовились применить свою магию, горцы — кто схватился за оружие, кто обратился в бегство.
Шаман наконец заговорил:
— Довольно, Салазар. Отпусти ее.
Салазар? Илландрис узнала это имя: лорд-маг Сонливии, один из подлинных зачинщиков мятежа, который привел к Войне с Богами, и, возможно, самый могущественный человек на севере.
Старик в красных одеяниях сделал так, как его просили. Шранри упала на колени, судорожно втягивая в себя воздух, по ее лицу катились слезы.
— Вложите в ножны оружие, — приказал Шаман. — Все вы.
Те горцы, что извлекли оружие, убрали его, но королевские гвардейцы держали руки на эфесах. Громадный Шаман медленно проследовал к человеку в красном. Илландрис со страхом наблюдала за ними. Если этот чародей действительно Салазар, то, несмотря на хилую внешность, у него достаточно силы, чтобы обрушить горы вокруг.
— Почему ты пришел сюда? — спросил Шаман. Его голос был необычно тихим, в нем слышалась тревога.
Старик с неприязнью посмотрел на его руку. Заметив этот взгляд, Шаман хмыкнул и швырнул голову Мехмона назад в огонь, полыхавший позади них. Тело вождя было уже объято пламенем. Своим отчаянным рассказом Мехмон избавился от нескольких минут жутких страданий. Что бы ни говорили о бывшем вожде Северного предела, он был лукавым до самого конца.
Салазар оперся на свою трость и попытался, поморгав, избавиться от усталости в глазах.
— Некогда ты дал мне обещание, — просто сказал он. — Обещание отплатить за нарушенную тобой клятву. Пришло время сдержать его.
Шаман прищурился.
— Что тебе от меня нужно?
— Ты знаешь о событиях в Благоприятном крае?
— Мне безразличен внешний мир.
— Я уничтожил Призрачный Порт. Полагаю, Мариус там погиб.
— Мариус, — пробормотал Шаман. — Он всегда был самым коварным из нас. Я не поверю в его смерть, пока не увижу тело.
Салазар кивнул.
— Как бы там ни было, Теласса теперь выступает против Сонливии. Белая Госпожа собрала три батальона наемников из Сумнии. Они планируют вторжение. Без помощи мы не можем надеяться на победу — а моя магия почти на исходе. У меня не хватило резервов даже для перемещения сюда через Портал. С использованием той небольшой силы, что имеется в моем распоряжении, путешествие заняло большую часть недели.
Шаман издал низкий рык.
Салазар бесстрашно смотрел на него.
— Некогда мы сражались бок о бок, Митрадат. Объединенные нашей трагедией. Объединенные нашим желанием мести. Ты об этом, по крайней мере, помнишь?
— Я помню. Есть кое-что, чего я не могу забыть. Стараюсь — но не могу забыть.
— Это наше проклятие, Митрадат. Наше проклятие и наше благословение. Я бы поговорил где-нибудь в более укромном месте.
Шаман метнул на короля свирепый взгляд, и Магнар поднялся с трона.
— Отправляйтесь по домам, — громко приказал он. — Тот, кто задержится здесь дольше, чем нужно человеку, чтобы отлить, проведет ночь в колодках.
Горцы, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование, тотчас же стали расходиться. Илландрис собиралась последовать за своими сестрами, когда сильная рука крепко схватила ее за плечо. Повернувшись, она встретилась взглядом со стальными глазами самого короля Магнара.
— Пойдем со мной, — тихо молвил он. Он казался неуверенным и, подумала Илландрис в это мгновение, очень юным.
— Конечно, — сказала она. Однако ее улыбка осталась только на губах, не смягчив взгляда.
«Как может сын наблюдать за сожжением своей матери?»
МРАЧНЫЕ ВЕСТИ
— Поторопись с этим. У меня есть дела.
Эремул бросил на женщину с жестокими глазами взгляд, полный нескрываемого раздражения. В ответ она самодовольно ухмыльнулась.
«Ты полагаешь, что можешь читать мои мысли. Я вижу ту светящуюся побрякушку под твоим ухом. Что ж, самоуверенная гарпия, у меня есть способы защиты от нежелательных вторжений».
От усилий, которые потребовались, чтобы установить мысленный щит для противостояния попыткам Манипулятора прощупать его мозг, у него страшно разболелась голова. Честно говоря, он этому чуть ли не радовался, поскольку это отвлекало внимание от торчащего из задницы пульсирующего комка, который раздулся до размера апельсина. В целом он видывал дни и получше.
Последние события в городе отнюдь не улучшили настроение Полумага. Тиран Сонливии отсутствовал целую неделю, оставив руководить городом этого мерзкого Верховного Манипулятора, пока главный магистрат Тимерус восстанавливал силы. Золотоволосый командующий элитными силами Салазара, не тратя зря времени, припахал Эремула в качестве советника и посыльного одновременно. Его последним заданием было собрать все книги, что удастся найти, о далеком народе Сумнии. Сначала он втайне порадовался этому заданию, полагая, что сможет получить несколько часов передышки в книгохранилище. Он не рассчитывал, что за ним по пятам будет следовать достопочтенная госпожа Сирина, компания которой была ему почти столь же приятна, как кочерга в заднице.
И тем не менее, как ни презирал он эту злобную стерву, которая пялилась на него через всю комнату, к самому себе он питал еще большее отвращение.
Жизнь Салазара была в его руках. Он мог освободить Сонливию и ее народ от кровожадного тирана и возвестить наступление нового века справедливости и процветания для всех. О, город тотчас захватила бы Теласса, в этом он не сомневался, но жизнь под знаменем Белой Госпожи наверняка была бы лучше, чем случайные казни и систематическое нагнетание страха, которые являлись частью повседневной жизни в этой гниющей куче дерьма.
Он мог бы стать героем или как минимум невоспетым мучеником. Вместо этого он предпочел спасти собственную шкуру, как и подобает трусу, которым он, несомненно, является. Он лишь надеялся, что лорд-маг Телассы никогда не узнает о его действиях. Одним махом он разрушил план Белой Госпожи освободить Сонливию без необходимости кровопролитной войны.
Приготовления к обороне Сонливии шли полным ходом. Алая стража уже начала прочесывать бедные районы и мобилизовывать молодежь в импровизированную армию, которая будет защищать Сонливию от наемников Телассы. Эремул сомневался в том, что принудительный набор городского отребья принесет пользу. Имея выбор между хорошо известным тираном и возможным спасителем, только кретин будет сражаться за первого.
Полумаг получил достаточное представление о служительницах Белой Госпожи в заброшенном здании маяка, чтобы предполагать быстрое завершение конфликта — особенно с учетом того, что половина городских Манипуляторов вынужденно отстранена от дел и, возможно, некоторые даже свели счеты с жизнью. Сонливия выскальзывала из хватки Салазара, и безжалостный старый ублюдок мало что мог с этим поделать. Даже у возможностей лорда-мага есть пределы, а Салазар изнурил себя уничтожением Призрачного Порта. И никто не знал, на что способна Белая Госпожа.
— А что у нас уже есть? — раздраженно спросил он. На столе рядом с достопочтенной госпожой Сириной лежала маленькая стопка книг. Она посмотрела на корешки.
— «Перед Падением: история событий, которые привели к Войне с Богами». «Большое путешествие по Солнечным землям». «Парящие шпили: исследование общества Телассы». «Принцы-воители Сумнии». А это что? — Она взяла томик в лиловой коже. — «Взгляд в Бездну: плоскостное сближение». Какое отношение это имеет к войне?
— Никакого, — рявкнул он в ответ. — Я изучаю сие в свободное время. Эта книга не должна была оказаться в стопке.
Манипулятор пролистывала страницы, сосредоточенно поджав губы. Он припомнил, что считал ее миловидной, пока не понял, что она — с трудом функционирующий психопат. Это убило в нем всякое скрытое желание.
«И дело не в том, что мои пристрастия гроша ломаного не стоят». Он не был близок ни с кем, кроме своей правой руки, так давно, что уж и не помнил.
— Ты в это веришь? Во всю эту чушь о демонах и злых духах? — В голосе женщины слышалась насмешка.
Эремул раздраженно вздохнул.
— Мои магические предшественники сами взяли приступом небеса, не так ли? Из этого следует, что у небесной плоскости имеется темный аналог.
— Ты использовал бы свое время с большей пользой, если б изучал, как защитить наши северные границы от мерзостей, которые нам досаждают. Они — реальная угроза, а не детский вздор.
Не удержавшись, он бросил на женщину пренебрежительный взгляд.
— Как я понимаю, твой долг — бороться с опасностями, когда они угрожают Сонливии. Возможно, трудно найти для этого время. В конце концов, ты так занята тем, что нагоняешь страх на население.
Сирина смотрела на него. В ее лице было что-то смутно знакомое, но в это мгновение он не мог думать ни о чем, кроме ненависти, кипевшей в ее взгляде.
— Я делаю то, что мне приказывают, — сказала она. — Больше ничего. И тебе следует поступать так же.
— О, не беспокойся за мою преданность, — выпалил он в ответ. — В конце концов, не я ли спас жизнь самому Салазару? Мне следовало бы сейчас позировать скульптору. Я, несомненно, заслуживаю статуи где-нибудь в городе. Вряд ли это обошлось бы дорого. Ардлинг наверняка мог бы выторговать скидку.
Голос Манипулятора смягчился.
— Похоже, ты испытываешь горечь. Я не винила бы тебя за ненависть к нашему господину.
Эти слова поразили его. Он прищурился.
— Этим ты и занимаешься, не так ли? — с осуждением сказал он. — Ты склоняешь доверчивых к предательским мыслям, чтобы потом арестовать их за измену. Ты — чертов суккуб.
Не сводя с него взгляда, она молчала.
— Ты хуже, чем все остальные, — продолжал Эремул. Он понимал, что ему следует держать рот на замке, но недавние события и то, что за ними последовало: с ним обращаются сейчас, как с прислугой этого совершенного золотоволосого ублюдка, который важничает там, в Обелиске, — все это взбесило его. — Сколько легкомысленных дурней ты привела в западню своими со вкусом выставленными напоказ сиськами и змеиным языком? Сколько семей ты разрушила? Ты получаешь от этого некое нездоровое наслаждение?
Достопочтенная госпожа Сирина в ответ усмехнулась с выражением такого крайнего презрения, что Эремул был поражен помимо своей воли.
— Забавно слышать это от тебя, Полумаг. Ты доносил его светлости годами. Единственная разница между нами в том, что я делала это с готовностью — а не потому, что слишком трусила, чтобы поступить по-другому. Ты — как побитая собака, которая продолжает лизать хозяину задницу, надеясь, что ее погладят по голове.
Слова женщины ранили его, словно клинком. Она ударила его в самое уязвимое место. Кровь застучала у него в голове, он закрыл глаза и сжал подлокотники кресла так, что заболели пальцы. «Ах ты, стерва. Ты жестокая, проницательная стерва».
Магия разрасталась в нем. Он был на волосок от того, чтобы обрушить ее на Манипулятора, когда почувствовал укол в руку. Опустив взгляд, он увидел крошечное пятнышко крови на ладони. Женщина подобралась к нему и уколола булавкой, спрятанной в волосах. Эремул забыл про нее. Он оцепенел. А когда попытался пошевелить пальцами, они не отозвались.
Достопочтенная госпожа Сирина наблюдала за ним, словно ястреб, держа булавку наготове, чтобы уколоть снова. Убедившись в том, что он полностью парализован, она расслабилась и убрала булавку назад, в волосы.
Эремул попытался вновь вызвать свою магию. Бесполезно. Волшебство, которое вызвало онемение тела, также ослабило его способность направлять собственные резервы магии. Он оказался беспомощным, как новорожденное дитя.
Чудесно. День становится все лучше и лучше. Он не мог пошевелить даже губами, чтобы обрушить поток непристойностей на эту проклятую женщину.
— Я хочу кое-что тебе показать, — сказала Манипулятор.
Ухватившись за кресло, она развернула его лицом к двери, а затем вытолкнула наружу. Ребенок гонял по улице камешек. Когда они появились в свете послеполуденного солнца, мальчик с любопытством поглядел на них.
Тучи, которые, подобно савану, висели над Сонливией последние несколько дней, наконец рассеялись. Теперь перед городом встала новая проблема. Море выбрасывало на берег тела, сотни раздувшихся трупов из затопленных развалин Призрачного Порта. Город Теней медленно изрыгал своих мертвецов.
Эремул наблюдал за работами по очистке гавани, пока госпожа Сирина медленно катила его вниз, к докам. Он не представлял себе, что планировала сделать с ним эта женщина, но подозревал, что приятно не будет.
«Может, она собирается бросить меня в гавань. Утащит ли меня кресло прямо на дно, как камень, или я поплыву свободно, чтобы насладиться сполна, утонув неторопливо? Вряд ли я смогу решить, какой из вариантов предпочтительнее. Быть может, сеть вытянет мой труп на один из тех траулеров».
Он испытывал странное спокойствие. Если ему предстоит умереть, возможно, утонуть — не так уж и плохо.
Как оказалось, его мучительница имела другие намерения. Они остановились, немного не добравшись до гавани, и повернули налево, в узкую улочку, по обе стороны которой высились груды зловонных отбросов, населенную мужчинами и женщинами с грубыми лицами. То ли из-за особенностей поведения достопочтенной госпожи Сирины, то ли из-за необычности зрелища — привлекательная женщина катит в кресле безногого калеку — никто к ним не приставал по дороге. В конце концов они остановились перед захудалым домишкой, почти лачугой, со сломанной дверью и просевшей в середине крышей, покрытой птичьим пометом.
Манипулятор постояла немного, уставившись на обветшалый домик.
— Вот здесь я родилась, — проговорила она.
Ее голос прозвучал подчеркнуто равнодушно, но эти слова тем не менее поразили Эремула. Он обнаружил, что теперь может двигать бровями. Одна из них в изумлении изогнулась.
— Ты ведь не помнишь мятежей, которые вспыхнули во время Отбраковки? — продолжила она. — Полагаю, в то время ты испытывал недомогание.
«Да с чего ты это взяла», — хотел было сказать Эремул, но его рот все еще не мог двигаться. Он обошелся тем, что нахмурился.
— В городе царил хаос. Маги, как можно было ожидать, оказали сопротивление, что обеспечило поддержку мятежу. Этот район являлся очагом беспорядков. — Она обвела взглядом грязные улицы. — Я была среди тех, кто открыто призывал к переменам. Мне было тогда чуть за двадцать, и я была влюблена в одного из зачинщиков мятежа.
Она смотрела на сломанную, сбитую с петель дверь. На сей раз ее голос окрасило чувство.
— Мои родители были верноподданными. Они не хотели никаких неприятностей. В разгар мятежа, когда на улицах шли бои, вон там, — показала она рукой на ряд грязных домов, — мой любовник убедил меня впустить его шайку в дом. Он знал, что я сочувствовала восстанию, и предполагал, что моя семья разделяла мои взгляды. Они потребовали, чтобы отец и брат присоединились к ним в сражении против солдат.