И первой книги
Делать нечего, надо ехать. Надеваю белые велосипедки, которые руби подарила мне в первый день. Одна штанина короче другой, ну да ладно, сверху белую футболку, которую, видимо, Макс носил десять лет назад - обтягиваю, чтобы обязательно прикрывала попу, нечего светить несовершенным швом. И распускаю волосы, пусть левый глаз будет под челкой, и завязываю фенечку на руку. Лёля ни за что бы не разрешила - а я сделала. Теперь я готова ехать. Венеция встречай меня.
Автобус остановился на совершенной суше без всяких каналов вокруг. Я чуть не заплакала: где же большая вода? Ирина собрала нас в кучку у дверей автобуса.
- Венеция во-он там, - указала она рукой куда-то в голубое небо.
И мы двинулись на него. Венеция оказалась очень похожей на себя из программы про путешествия. Мы с Димкой шли рядом, ну прямо как парочка. Но что делать, если я никого больше не знаю так долго, как его. Повезло, что мы последними пристроились. Ирина дала Димке оранжевый платок.
- Ты замыкающий! - крикнула она, убегая вперед.
- Да, сэр. Ой, сэра. Или как там?
И завязал платок банданой на голове.
- Да без разницы, она не слышит уже.
Мы подождали, пока толпа оторвется от нас и зашагали в ногу. Приятно вдруг получить от вселенной совершенно своего человека за тыщи километров от наших соседних дворов. Даже рассказывать никому не хочется, что мне так свезло. А то поверят и будут меня в качестве талисмана в дворовые игры брать, а не за реальные заслуги или по дружбе.
- Вчера мы были в кафе, - начал Димка. - Там были все, кроме тебя.
- Кто это все?
- Все новые знакомые. Мы бесплатное мороженое ели.
- А чего за мной не пришли? А бесплатного мороженого не бывает.
- Как это сказать им, хозяевам, что тебя не хватает? И вообще-то бывает, даже шоколадное.
- Как? Жестами, воздушными знаками.
- Не догадался.
- Так всегда, - буркнула я.
Снова выделилась, точнее отделилась. А что вчера вечер делала я. Ах, да обдумывала и осуществляла великий план обмана. Ничего такой вечерок, а Димка вместо всей этой интересщины в кафе морожко лопал.
- А когда снова в кафе?
- Хозяйка сказала что оggi[40].
- Не хозяйка, а... как там ее зовут?
- Эрика.
- Вот значит Эрика и сказала.
- А мне и так норм.
- А мне нет. Давай договоримся и другим передай, что у ваших хозяев имена есть. Они же вам цып-цып не говорят.
- Эрика говорит. Только не цып-цып, а кари-кариссимо.
Я пырснула так, что сопелька вылетела из носа.
- Это значит милый-миленький!
Димка улыбнулся.
- Да, я такой, - и погладил себя по стриженным волосам.
Безводная равнина постепенно превращалась в город. Я особо ничего не знала о Венеции, кроме того, что она скоро затонет и я смогу втридорога продать фотки, которые сделаю тут. Поэтому мне во что бы то ни стало они нужны.
- Дим, сфоткай меня, пока никто не видит.
- А я что не в счет?
- Ты другое.
- Что другое?
- Потом объясню.
Я сняла рюкзак и достала из него «Полароид».
- Ух ты, вот это штука.
- Моментальный результат, - и я прижала камеру к груди.
Эдик, конечно, хороший дядя, но ему, видимо, мало, поэтому на новый год он подарил мне этот фотик. То ли не выдержал моих уговоров, то ли действительно порадовать захотел и стать моим супергероем, пока я с папой снова и окончательно не сошлась. Не важно. Главное, что я разбогатею, когда Венеция затонет.
- Первый кадр пробный, - объяснила я Димке и сфоткала асфальт с кусочком разметки.
Снимок вылез с жужжанием.
- Держи, - подала я его Димке, - и смотри на волшебство.
На черном квадратике начали проступать очертания желтой полоски.
- А теперь меня.
Я оглянулась. Ракурс был не очень. Кажется, что в домах только начали капремонт. На одном висели строительные леса, другой - слишком серый, даже на июльском солнце. Ладно, какая уж есть, эта Венеция. Все равно недолго осталось. Я подняла руку вверх и сложила из пальцев «V». Димка поднял камеру и сразу прокричал «три».
- Ура! - вместо спасибо сказала я и спрятала еще не проявившейся снимок в рюкзак.
- Оненко, Равина! - наши исковерканные фамилии иринимым громкоговорящим голосом врезались в нас.
Димка развернулся и побежал, а у меня как назло рюкзачный карабин словил глюк и никак не застегивался. Пришлось приспособить рюкзак спереди и на двойном ходу догонять группу. Ирина начала отчитывать Димку. Мне стало жаль его. Но делать нечего: мальчики всегда впереди, и в беге, и в виноватых. Я пристроилась рядом с незнакомой девочкой, пытаясь вернуть карабину его законное место.
- Давай я, - хронически-ангинным голосом сказала она и за полсекунды вытащила и защелкнула все откуда не надо куда нужно.
- Спасибо, - выдохнула я.
Рюкзак словно бы даже стал легче. Я накинула его на плечи.
- Рита, - представилась «больная».
- Кэт, - представилась я, ее, вероятно, будущий лечащий врач.
- Вы вместе? - она кивнула на Димку, который стоял рядом со Ириной, записывающей что-то в блокнот.
- Мы из одного города, вроде вместе, да.
- А я с Ромой, - и она показала пальцем на мальчика в носках почти до колена. - Будем дружить семьями.
- За мной! - скомандовала Ирина, и я не успела возразить, что мы с Димкой не того, не так сильно вместе.
- Травина, не отставай! - Ирина держала Димку за плечо, он щурился, и было непонятно, то ли он ухмыляется, то ли слезы сдерживает. - Здесь тебе не дом.
Я опустила голову.
- Она теперь со мной! - Рита подхватила меня под руку и потянула за собой.
Я смотрела на свои идущие ноги, на черные босоножки. Я шагала по Венеции, где только что чужая девочка спасла меня от мегеры-переводчицы.
Кто все эти дети? Такие разные, но странно похожие друг на друга. Мальчики обязательно в кепках, девочки как придется. Среди них я почти самая высокая и мне совсем не хочется улыбаться. Мы стоим на причале и ждем неизвестно чего. Не толкаемся, но все равно касаемся друг друга. Иногда только взглядом. Но и этого достаточно, чтобы дать знак - я понимаю тебя. У Кости, худого и неправильно стриженого, скрипучий голос. Он вещает громче всех, а разобрать что именно - сложно.
- Эй ты, фьиить, - это он Рите, - воды дай.
- Да ну тебяяя, - тянет Рита, - и так полбутылки выпил.
И все равно лезет в рюкзак за бутылкой. Бутылка идет по рукам через всю толпу, но никто не зарится на нее: то ли из-за Кости, то ли правила такие сиротские: без спросу не брать. Переводчица мечется от причала к причалу, ныряет в кучку, что-то спрашивает и теряется. Ее все слушают, но мало кто слушается. Такие законы. Если ты сам по себе, то никакой взрослый тебе не указ, пока ты сам не решишь иначе. Я тоже решаю не отставать от всеобщей самостоятельности. Скоро окончательно на другую сторону перейду, в оппозицию, к Косте. Его крикливость гораздо приятнее переносить, чем иринину божественную строгость.
Не знаю, зачем я сошлась с Ритой. У меня Димка есть, да и Тата с Ленкой и Олькой. Но странно, что когда собирается вся группа, они будто бы чужими становятся, будто знают обо мне больше, чем надо для этих общих вылазок в большой мир из нашего маленького Раццуолло. А еще я вроде как пятая лишняя оказываюсь, поэтому, видимо, и прилипла к Рите. Их с Ромой здесь считают братом и сестрой. Но Рита мне шепнула, что они даже не целовались. Так все запуталось еще больше.
Рита одета во все розовое и усыпана веснушками. Когда она начинает говорить, все замолкают, когда смеется - затыкают уши. Но только не я. Она словно маленькая взрослая тягает на плечах пухлый розовый рюкзак, но никому не показывает, что в нем.
- Ета мааё, - тянет она и все соглашаются и ржут.
Я не собиралась заводить друзей из Козы, поэтому Рита стала моей «дорожной» знакомой: только сидим и ходим рядом. В своем новом ношеном розовом костюме она совсем не похожа на приезжую. Веснушки слились с загаром, и вот она уже совсем как среднеевропейка, не отличишь. Точно как я. Но попались мы с ней не на этом, а на правде, которую остальные предпочитали не обсуждать. А мы сразу завели разговор о той, обычной жизни, которая не на «сапоге».
Мы, всей тридцатиголовой группой, снова идем всем не известно куда. Достаточно того, что нас ведут, а остальное - само собой определиться.
- Мы с Ромой в Козе третий раз живем, - говорит Рита.
- Что, прям в одной семье? - смотрю на нее сверху вниз.
Пробор на голове у нее неровный, точно заплеталась впопыхах. Радуюсь, что не заплела хвост. Рядом с ритиными мои волосы выглядят как с рекламы шампуня. Она хихикает, словно какой секрет собирается рассказать.
- Да нет, конечно, в разных. Просто мы из одной деревни.
Смотрю на идущего впереди Рому.
- Никогда бы не подумала.
- Что мы вместе?
- Что вы из деревни.
На Роме белоснежная футболка, кепка и теннисные туфли или что-то на них похожее (никогда не видела вживую теннисных туфель).
- А я в Раццуоло живу. И Димка тоже, и еще девочки, вон те.
Я причмокнула и Рита хихикнула.
- Счас поплывем, - сказала она, - в настоящую Венецию.
Я приподнялась на цыпочки, за головами впереди идущих все было сине, словно небо растянулось до самой земли. И тут как подуло! Ветер прижал Риту ко мне, вытянул из хвоста ее длинную челку, задрал мои волосы, снес чей-то голос влево, врезал в стену желто-облупленного дома, обдал запахом морской капусты.
Слышу иринины «девятнадцать, влюбленный, марко».
- Сколько было влюбленных в Марко? - машинально связываю в предложение то, что услышала, и делаю из этого вопрос.
- Не влюбленных в Марко, - поправляет Рита, - а город влюбленных и площадь Святого Марко, туда и поплывем.
Плыть? Вся покрываюсь попурыжками. Ирина делит нас на три группы, куча располовинивается, затем троится.
Через зеленый канал та самая площадь Святого Марка - так написано на табличке у причала. Дети столпились у самого края. Ирина вещает что-то про то, где мы будем сегодня есть.
-...берите по три блюда.
- А кетчуп можно?
- Мне нужно в туалет.
- Никаких туалетов, вода кругом!
Ирина покупает билеты, а для нас наступает время фото для программы. Мы снова сбиваемся в кучу под расписанием движения гондол. Нас снимают итальянские сопровождающие с нескольких сторон, кричат и машут то слева, то справа. Не знаю куда смотреть. Рита закинула руки на плечи рядом стоящим и встала на носочки, Пиро, чей-то итальянский сын, улегся прямо на пирс и застыл, держа козырек кепки, чтобы ту не унесло. У него слишком длинные и волосатые ноги. Первому я завидую, второго - стесняюсь. Как здорово быть настолько бесстрашным, чтобы вот так показывать себя, да еще и лежа на венецианском бетоне. Тата и Реня, вторая старшая девочка в группе, в завязанной под грудью рубашкой совсем придавили меня, в углу меня не будет видно, поэтому я смело щурюсь и не улыбаюсь. Солнце-вспышка делает нас всех немного бледнее и злее.
- Я хочу е-е-е-есть, - клянчит кто-то сзади.
У меня с собой ноль припасов и минус карманов. Я пожимаю плечами.
Куча рассыпается, как раз когда Ирина оборачивается. Она машет рукой «пошли» и мы мигом заполняем пешеходную дорожку.
- А где наши, остальные? - спрашиваю я Риту.
- А, вон. - Она машет рукой в сторону воды и тянет меня за руку. - Давай, идем.
И точно, Димка и Рома стоят к нам спиной, широко расставив ноги. Ленка и Олька, подбоченившись, стоят вплотную к их спинам. Всех их разбирает хохот.
- Ну дают, - успеваю сказать я, перед тем, как Рита переходит на бег, подтягивая и меня за собой.
Зря Ирина Димку отругала, придется Венеции принять дозу заправской мальчишечьей мочи.
- Ждем еще пятнадцать минут, - говорит Ирина и дети рассыпаются кто куда по причалу.
Я подхожу совсем близко к воде, за мной никто не смотрит. А я смотрю на море. Оно упирается в бордюр и больше не течет. Венеция это вода. Она зеленая и треплет бетон причала. Я боялась, что меня укачает, что сваи не выдержат моего веса и обрушат подо мной мостовую, а на меня - дом с колоннами. Но ничего не происходит. Странно, но когда ты в жерле, уже не думаешь о том, что горишь, просто принимаешь все как есть.
Море волнуется раз. Прислоняюсь к столбу и стараюсь не взлететь вслед за волосами. Раскидываю руки, но схватиться не за что. Столб такой огромный, что длины моих рук не хватит, чтобы обхватить его. Царь-столб. Сползаю к его основанию, там выступ и я сажусь на него. Наконец земля, чувствую ее притяжение.
Море волнуется два и брызгает в меня солеными каплями. Облизываю губы. Они обветрятся и облезут. Так всегда бывает, если не думать о завтра.
Море волнуется три. Морская фигура на месте замри. Застываю для чьей-то фотографии. Не слышу щелчка, но слышу «fatto, andiamo»[41] и скрипучий смех, брошенный прямо в ветер. Кто-то оставит себе на память Кэт-на-берегу-канала-в-Венеции, а мне придется довольствоваться солью в волосах. Надеюсь, вышло ничего. Когда же мы вернемся? Полтора часа смотреть, как город тонет - это даже для меня многовато.
Я твоя, море. Твори свои фигуры со мной, сколько влезет. Я свободна.
Рита незаметно подходит ко мне и берет под ручку.
- Нравится? - спрашивает она.
- Да, - честнее честного отвечаю я.
- Я сейчас, не теряйся.
Она щемится куда-то вперед, через толпу, а я наконец могу разглядеть то, что на другом берегу. Лодки качаются абы-как и каждая в свою сторону, точно компания незнакомцев, пытающихся договориться на разных языках. Там, куда мы сейчас поплывем башня с зеленой треугольной крышей и два белых дома с арками. Они похожи на невест, ожидающих своих женихов у моря. «Марко, марко, пьяцца, пицца» - дети верещат, а я считаю удары лодок друг о друга. Выбираю самые громкие и те, которые похожи на музыку. Например, бым-бам-хлюп или былк-бух-бах. Поняла, лодки не говорят друг с другом, они говорят со мной! Ну привет-привет, вам, деревянные кораблики. С радостью дала бы себя прокатить, но я вроде как с этими и никуда без них. А вы плещитесь, мало ли сколько вам осталось, вдруг совсем мало. А я как-нибудь переберусь и отправлю вам воздушный поцелуй с того берега.
- Вот! - Чудеса монтажа и вот уже Рита возникла передо мной. - Держи, - и протягивает мне открытку с точной копией вида берега с невестами.
- San Marсo, Venezia, - читаю я на лицевой стороне открытки и на обороте, - riproduzione vietata[42].
- Ты что итальянский за два дня выучила? - Рита уставилась на меня словно я ей что-то плохое сделала, хотя вообще-то это я должна смотреть на нее во все глаза.
- Сама-то откуда взяла?
- Места надо знать, - смягчается Рита, - и деньги иметь, - и стучит ладошкой по карману розовых шорт. Он приятно дзынькает. - Имей сто друзей и сто рублей тоже. А еще книжки со всем этим есть. Только они дорогие.
- А у меня деньги есть, только наши.
- Хочешь обменяю?
Ну точно человек-на-все-случаи.
- Сколько?
Рита считает курсы и выдает мне ровно столько, сколько нужно.
- На том берегу тоже есть, могу я купить.
- Здорово, - и я возвращаю ей деньги.
- Там еще кошельки всякие, сама увидишь.
- А давай я тебя сфоткаю? - предлагаю я. - Чтобы я будто бы из ста друзей.
Рита ставит руку на пояс, голову отводит назад, задирает нос.
- Типа я статуя свободы в Италии, только без факела.
Молчу о том, что статуя «типа не так совсем стоит», потому что какая разница. Чтобы она потом подумала, что раз я выше, значит знаю больше или что новый друг хуже старых двух. Ну уж нет. К тому же ей очень идет так стоять и Венецию хорошо видно.
Щелк!
И Рита, окутанная черной пеленой пленки, вылазит из отсека фотика.
- Ты от солнца спрячь, а то засветится, - командую я и засовываю фотокарточку в боковой карман ее рюкзака.
- Спасибо, - говорит она.
- Это тебе грацие за это, - и я подставляю открытку к виску, чтобы колонны с каким-то ангелом на верхушке приняли меня за свою.
Ирина не могла просто переправить нас на другой берег. Ей надо было как следует покатать и попугать нас. По одному мы залезли в шатающуюся гондолу цвета катафалка и расселись по двое. Я сидела, вцепившись руками в сиденье, пока остальные рассаживались и шутили над этой качкой и что всем нам каюк. В животе у меня что-то вздулось и лопнуло. Гондольер свистнул в свисток и гондола с плеском отчалила. Вода и ветер понесли нас своими невидимыми руками. Они не желали нам зла, и изо всех сил старались сделать лучше. Мы все шатались из стороны в сторону в такт и были похожи на болванчиков.
Хозяином театра был гондольер - укротитель каналов, повелитель лодок и весел. Кажется, физические силы не действовали на него, он наклонялся и вытягивался, поднимал и опускал руки, поворачивал голову безо всякого воздействия из вне. Он был хозяином стихий и к тому же в тельняшке. Я успокоилась и разжала наконец пальцы. Только тогда я поняла, что дико хочу писать. Гальюна в лодке не было. Плеск воды разбудил мой мочевой пузырь. Но наше путешествие по каналу только началось, и теперь мне только и оставалось, что сидеть, покрепче скрестив ноги.
Перед нами показался белый мост с крышей. На нем столько людей, что даже мне понятно, что для этой стародавней конструкции - перебор. Опускаю глаза и представляю себя в самолете - если что, колени к животу, голову вниз, руки на нее и смириться.
- Понте де Риальто, - говорит Ирина и все, видимо, должны синхронно ахнуть.
Но вместо этого козавские по сигналу Пиро поднимают руки вверх и кричат «сос», «помогите», «полундра», «чао» и тянут их к тем, кто свесился с моста и тоже кричит - только наоборот: «чао», «хэлп», «аллоха» и «эй». Ирина ежится на своем месте, мост проплывает над нами, засасывая лодку в свою тень. Все стихают, умирают на секунду. Мост сейчас точно рухнет на нас, думаю я общие мысли.
Но тут солнце снова забирает нас под крыло. Ну, Венеция, ты даешь: смертоносные мосты, ненадежные гондолы и слишком синее небо. Нет, я не готова стать твоей посланницей, просто отпусти меня восвояси, а там и других присмотришь. Слишком я тебя боюсь. И вообще я тоже есть хочу, где тут столовая и баньо?
На площадь Святого Марка мы причаливаем через целую вечность. Пиро вытаскивает нас по очереди из лодки. Ирину - придерживает за талию. Я, честно, с удовольствием отмахнулась бы от его руки да еще и спела бы вдогонку «stop, right now, thank you very much», но ноги говорят «нет» на приказ не дрожать, и я протягиваю к нему руки. Мой выход на площадь выходит корявым и несуразным.
Венеция меня укачала. Две другие лодки причаливают за нами. Рита с Ромой безо всякой подмоги выпрыгивают на причал - вот это я понимаю - старожилы. Рита просит подождать ее тут. Она подходит к Ирине и становится на цыпочки, чтобы дотянуться до ее плеча, и сложив руки мини-рупором что-то говорит ей прямо в ухо. Ирина кивает. Рита оглядывается на меня, снова становится на цыпочки, словно высматривает что-то. Еле сдерживаюсь, чтобы тоже не оглянуться, но потом понимаю, что это только трюк. За мной только билетная будка, а дальше - канал. Рита просто дала знак, что все у нее вышло. У таких крошек, как она, куча обаяния в запасе. Да еще эти розовые шорты.
Пока я перезастегиваю босоножки (ноги за эту прогулку стали заметнее шире), Рита скрывается за ирининой спиной. И когда я поднимаю голову - она розовым пятнышком пересекает площадь безо всякого сопровождения.
- Все сюда! - зовет нас Ирина. - Сейчас пойдем обедать. По дороге можно купить сувениров.
Димка потирает руки, остальные мальчишки - животы. Ну и хорошо, все мои проблемы решены одним махом, думаю я.
Стоим на мостике через канал. Солнце плюхнулось за крыши - значит точно вечер. В рюкзаке лежит тяжеленькая книжка. Рита купила мне ее на самой настоящей венецианской площади! Боюсь радоваться, вот сядем в автобус - тогда. Если, конечно, мостик под нами не рухнет под нами и мы не булькнемся ровненько в зеленую воду.
- Так, двое ушли отсюда, двадцать человек максимум.
И Ирина ловко выхватывает двоих из нашей толпы и уходит вместе с ним на тротуар. Туристы стоят там же. Никто нас не торопит, чтобы потом не торопиться самим.
- Что в этом такого? - спрашиваю я Риту.
Она по Венециям спец, знает эти маршруты и терпеливо ходит по ним каждый год.
- А вот что, запомни не этот, а тот мостик, - и она кивает на еще один мост, метрах в двадцати вперед по каналу.
Он такой же как наш, выпуклый, только с крышей и окошком и тоже вот-вот рухнет, как в «Парфюмере», строго в воду. Под ним - городская гондола, точь-в-точь такая, на которой мы приплыли сюда. Достаю фотик. Зачем-то трачу кадр на этот мост.
Через минуту мы с Ритой уже сравниваем снимок с оригиналом. Гондолы нет и тени переместились на минуту в сторону. Стены дома слева вымазаны черной краской, колонны на правом - отдраены от нее не лучшим мастером, и поэтому тоже пестрят. А мостик - идеально белый, как рубашка гондольера, как мои велосипедки. Вода как настоящая, зеленая. Рита достает свой одноразовый «Кодак» и фоткает меня, мостик и фотокарточку. Момент в моменте плюс момент.
Нас снова рассадили по гондолам. Мы плывем обратно к нашему автобусу. Я попала в одну с Ритой, второй переводчицей и пятью мальчиками младше нас. Кое-кого я помню из самолета. Завидую мальчишечьему пофигизму. Рита во все горло кричит им, мол, смотрите сюда, а они и не думают. Шутят свои шуточки и только и ждут когда вернуться в свои хозяйские дома и будут рубиться в игры, пока не сморит сон.
Из Венеции я уезжаю совершенно довольная. Козавские все долдонили: заброшенные здания, грязная вода, тэдэ, тэпэ. Может им с их опытом лучше знать, но мне понравилось. Мы с Димкой сидим в самом конце автобуса. Это хорошо, потому что я, по-моему, сияю. И везет, что все таращатся в окна, словно мало им было Венеции. Конечно, столбы интереснее. Рита с Ромой, наоборот, вначале, сразу за водителем. Все из-за их роста и ритиного кукольного взгляда.
Барабаню пальцами по сиденью в так моих чувств к Венеции: «it must have been love» и далее. Рюкзак, мой домик с собой, стоит под ногами и хранит столько всего, что теперь не знаю, как везти это домой. А голова такая легкая, что я чувствую себя ну точно Эйнштейном с его двенадцатью кило мозга. Omnia mea mecum porto[43] - проверяю я свою мозговитость. Работает.
Димка скрутился в позу вяленой вишни: голова на боку, но мимо плеча, одна рука за спиной, вторая - между ног. Спит. Это тоже неплохо, а то пришлось бы объяснять, почему ему придется тащить такой мой тяжеленный рюкзак, когда мы вернемся в Раццуоло. Кусочек света застыл на его коленке. Я получила все, что хотела: открытку, книгу, даже монетницу на цепочке. Со мной так не бывает. Рита аж присвистнула, когда узнала, что она из кожи и прошита по периметру (хотя я не понимаю, в чем прелесть). А я огокнула, когда взяла ее в руки. Незрячий понял бы мой восторг: мостик который я только что видела и фоткала, оживает - он рельефный и гнется, мнется (даже думаю жуется, если попробовать) вслед за и совершенно не теряет форму.
А еще веер. Пока неясно, как я его буду использовать, ведь под него платье и туфли нужны, а иначе - стыдно. Уличные ларьки были заполнены всем на свете, но я выбрала веер. Всегда мечтала о таком, чтобы можно было закрыть весь мир от себя и выглядывать изредка, чтобы убедиться, что ничего не изменилось, пока меня не было. А еще складывать-раскладывать его трримм-трррям, когда руки просят чью-нибудь ладонь. Неа, говоришь им, we're busy[44]. И дальше играешь эту музыку: тррим-тррям.
Когда Лёля спросит, как мне Венеция, я отвечу ей «хорошо», а внутри буду петь свои песни про любовь, которая over now[45]. Расстегиваю рюкзак, нащупываю книгу, она толстая и по высоте - как альбомный лист, обложка глянцевая, плотная, липкая. Чувствую это, кажется, не пальцами, а сразу сердцем и немного спиной, по ней бегут мурашки прямиком в самые кончики. Такой книги ни у кого нет! Эта мысль крутится в голове как фигуристка, и я уже вижу как:
во дворе все мои три подруги и те, что не дружат, стоят вокруг меня и просят пощупать и понюхать ее,
разворачиваю карту и тыкаю пальцем в самый венецианский центр, говорю «я здесь была», а потом еще и еще «и здесь, и тут».
«Дворец дождей», - говорит кто-то из них, скорее всего Алена с третьего, а я так смотрю на нее, укоряюще и поправляю «не дождей, а дожей» и перелистываю на страницу шестнадцать, где этот дворец внутри и сбоку. Все смотрят сначала в книгу, потом на Алену и наконец на меня. Я королева! Я была в Венеции! И вернулась, чтобы рассказать об этом. Эти картинки уносят меня в такие дали, что я не успеваю среагировать, когда автобус тормозит, и врезаюсь головой во впереди стоящее кресло. Зато успеваю подхватить Димку, который явно готовился совершить сальто мортале в своей сонной отключке.
«Эй!» - слышу из проема между креслами и вижу карий глаз с черной бровью над нам.
- Это он, - шепчу я, потому что Димка тяжелый и просыпается медленно, - не удержала.
- А, что? - Димка облизывается и вытирает рукой рот. - Нормально, только резко. Сорян, я не нарочно, - говорит он глазу между сиденьями.
Глаз исчезает. С смотрю на спинку, готовая в любой момент начать оправдываться. Минута, две, ничего не происходит. Мы снова едем прямо. Прямо к празднованию моего книжного величия! Это они остального еще не видели. Переставляю рюкзак под кресло. Хорошо, что еще не стемнело, иначе все бы точно заметили, как я свечусь.
Когда Димка окончательно просыпается, мы вспоминаем дворовые игры. Мы с ним с шести лет дружим дворами. Так вышло, что в его дворе только мальчики, в моем - только девочки. Я вообще раньше думала, что только так и бывает. Они нам компанию в московские прятки, мы им - в бутылочку. В общем это такая дружба, как в выбивале, до последней капли крови.
- Слушай, помнишь, когда в кругу остаются двое и клянутся перебрасывать мяч еще очень долго! - голосит Димка.
- И не выбивать никого из сидящих между! - подхватываю я.
На этом моменте Ирина заговорила из динамика:
- И, девочки, гм, забыла совсем, все положили на сиденья полотенца, кому надо.
Никто в автобусе не отозвался.
- Предупреждены, - сказала Ирина и динамик заиграл итальянским радио.
Я придвинулась ближе к спинке сиденья посмотрела на Димку, так, как бы мимо, чтобы понять, догадался ли он, что к чему и считает ли меня одной из тех, кому надо или нет. Но Димка смотрел куда-то в проход. Тогда я позвала Риту к нам. Она уселась на пустое сиденье позади.
- Чего это она? - спросила я, уткнувшись лбом в стекло.
- Ай, это все из-за одной, когда мы на ранчо ездили. На остановке расскажу, - Рита заговорила своим тонким с хрипотцой голосом, словно только переболела ларингитом.
- Хорошо, - согласилась я.
Никто заранее не сказал про полотенце, отчего теперь мне было страшно сидеть. Мне представлялись черви, обитающие где-то в недрах сидений, от которых не было никакой защиты, кроме махровых полотенец.
- Дим, хочешь к окну?
- Ага.
- Давай поменяемся.
Я подняла подлокотник и переползла на соседнее сидение. Остаток дороги до остановки я провела сидя боку на самом краешке. Димка и тут ничего странного не нашел, и, кажется, не заметил. Он только и делал, что глазел в окно. Не зря я с детства мальчиком хотела родиться. Ни автобусные черви, ни дополнительные полотенца, ни о чем заботы нет - смотри себе в окна и проходы, да в выбивалу и бутылочку играй. На остановке Рита мне ничего не рассказала, потому что я все поняла сама. Не зря, значит, Руби со мной этот разговор про «ciclo» завела. Ее-то как раз про полотенца предупредили.
Единственная остановка случается уже перед самой Козой. Я протягиваю Димке руку, он подставляет мне локоть. После гондолл меня штормит, очень не хочется шмякнуться с автобусных ступенек на виду у всех. Улица пыхает июльским теплом.
- Вот что значит кондиционер в автобусе, - говорю я Димке.
- Да, хорошо, - отвечает он.
- Да не хорошо, - поправляю я, - тут жарень, а там прохладно, перепад сильный, сосудам сложно.
- У тебя сосуды - как живые, ты точно о червях рассказываешь о них.
- Они и живые, - поясняю я. - А про червей давай не будем.
Автобус за минуту опустел. Дети высыпали на парковку и, кажется, тоже удивились теплу. Стояли и глубоко дышали, никто не говорил ни слова.
- Пять минут! - крикнула Ирина.
Высокие парни в бермудах рванули через парковку к придорожному магазинчику. Это дети итальянских сопровождающих, сразу видно. Хорошо, когда ты дома и знаешь, что где и сколько что стоит. Остальные кучками стояли на парковке. Мы с Димкой пристроились под знаком «Стоянка запрещена».
- Кэт! - позвала меня Рита. - Иди сюда.
Они с Ромой стояли под знаком в форме сердца. Рита обхватила Димку и Рому за загоревшие шеи.
- А вот и наши мальчики!
Я наклонила голову и положила руку на димкино плечо, он - засунул свои в карманы. Мы замерли.
Щелк!
Это Ирина сфоткала нас для программы.
- На память! - крикнула она нам.
- Вот засада, - возмутилась я.
А с другой стороны... иметь общую с Димкой фотку, пусть и еще с двумя другими (по крайней мере не со всей оравой) - что может быть круче! Их я отрежу, а нас - вставлю в альбом за какой-нибудь непримечательной фотографией. Я пока не знаю, что когда Ирина пришлет мне этот снимок, Лёля рассмеется и прочитает, что написано на том знаке позади нас.
«Здесь побеждает любовь, - скажет она и прыснет. - Ну и улыбочка у тебя.»
«Никакая там не любовь, - серьезно отвечу я, - там не война, чтобы чему-то побеждать.»
- На, держи, если что, - Рита протянула мне махрового зайца. - Нужно в воду положить, оно разбухнет, и будет тебе полотенце.
- Спасибо, - ответила я.
Как же хорошо с кем-то дружить в дороге.
- Все в автобус! - снова прокричала Ирина.
Все потянулись к дверям. Димка подал мне руку, я ему нет - сходу ухватилась за поручень. Надеюсь, он не обиделся. Потому что я все равно вырежу нас из этого снимка вместе с кусочком сердечка и положу поглубже в тумбочку, к итальянским письмам и своим хроникам и закрою на замочек, пока не разберусь, победила я или проиграла.
Когда мы тронулись, Рита обернулась ко мне и улыбнулась. Я помахала ей рукой, она сделала из пальцев квадратик, я вернула ей сердечно. Типа такое прощание до неизвестно когда.