Отталкивающее однообразие статистической сферы
Другая характеристика статистической сферы - однообразие, неизбежное при счете,- тоже воспринимается неприязненно. Об этом свидетельствуют такие обороты, как «стричь всех под одну гребенку», «по схеме F», «шаблон», «подражание», и тому подобные, которые применительно к людям имеют явно отрицательное значение.
Такая же неприязнь наблюдается и по отношению к самой статистике. Так, бытует мнение, будто статистика может доказать все, что угодно. Статистикам хорошо знакома распространенная тенденция принципиально отмежевываться от статистики и в то же время широко использовать ее в практических целях.
Человек как частица человеческого рода
Словотворчество, сопутствующее созданию и развитию сферы признаков, только усиливает эту неприязнь. Примером может служить «Божественный порядок» Зюссмильха, где говорится, например, о «замечательном порядке смертей в различном возрасте». Соответствующие таблицы озаглавлены: «Об удивительном порядке смертей в зависимости от возраста[24].
Заявление Кетле типа: «Прежде всего мы должны абстрагироваться от отдельного человека, рассматривая его только какчастицу человеческого рода»[25] или его понятие «среднего человека» и такие выражения, как «человеческий материал», в возникновении которого Пауль Райвальд обвиняет статистику[26], в достаточной степени иллюстрируют сказанное.
Возвращаясь к поднятому ранее вопросу о корнях неприязни к сфере признаков, мы можем, пожалуй, считать, что статистическая демонстрация детерминированности, провозглашенной моральной статистикой, и игнорирование индивида при выборочном методе служат достаточным основанием для возбуждения чувства протеста.
|
|
Доброе единственное число, злое множественное число
И все же здесь имеются признаки благоприятных изменений. Начинать опять же следует с приведенного выше тезиса: «В центре экономических выкладок должен стоять человек, а не цифра».
Примечательно, что здесь употреблено единственное число «человек», а не множественное «люди», хотя, по существу, когда речь идет о тех или иных экономических вопросах, скорее напрашивалось бы употребление множественного числа. Однако, говоря в доброжелательном, возвышенном, позитивном смысле, чаще обращаются к единственному числу -«человек добр»[27], тогда как для негативного суждения более подходящим кажется множественное число - «люди именно таковы». Предполагается, что единственное число как бы имеет положительный знак, а множественное - отрицательный[28]. Вследствие этого неприязнь к статистической сфере возникла, очевидно, и под воздействием неприязни к множественному числу. Так, уже Зигеле и Лебон безотносительно к закону больших чисел считали, что в большой толпе негативные элементы умножаются и усиливаются. Опыт, по-видимому, подтверждает это предположение; каждый демагог пользуется тем, что в толпе легче разжечь ненависть, чем любовь.
И все же так происходит не всегда. В толпе могут усилиться и положительные аффекты. Именно в толпе радость усиливается до ликования (характерно, что слово «ликование» в сфере индивидуального употребляется реже), и именно в большой группе отдельный человек может воодушевиться, стать более бескорыстным и самоотверженным.
|
|
Тезис Зигеле и Лебона основывается, очевидно, на заблуждении. Тот факт, что в толпе особенно часто проявляются именно отрицательные аффекты, современная социальная психология объясняет примерно следующим образом.
В анонимной ситуации, когда индивид является частью толпы, он чувствует себя освобожденным от напряжения, создаваемого окружающей его средой, с которой он связан многосторонними обязательствами; в этой ситуации индивид может проявить аффекты и склонности, совершенно ненаблюдаемые в его повседневной жизни. Часто эти аффекты бывают отрицательными, и общество в целях самосохранения должно их подавлять. Поэтому индивидобычно скрывает их от окружающих. Именно эти негативные аффекты в толпе, где человек становится «безликим», «скрытым», могут привести к такому поведению, на которое отдельный человек в обычной, повседневной жизни никогда бы не отважился. Исходя из этого может создаться впечатление, будто в толпе «суммируются» лишь отрицательные свойства, хотя в силу того же психологического «механизма» в толпе могут «пробуждаться» и социальные инстинкты, оцениваемые всеми как положительные, такие, как самопожертвование и отзывчивость. Проявлению их в обычной, повседневной ситуации может препятствовать чувство самосохранения, «благоразумия[29]. Но и к этому люди - особенно образованные - относятся, в общем, со значительным недоверием. Таким образом, аффективное отношение к толпе, к большинству вообще, даже мешающее проведению научных исследований, очевидно, объясняется неприязнью к инстинкту, к инстинктивному, как таковому, вполне понятной в культурном обществе.
|
|
Поверхностна ли статистика?
К изложенным причинам эмоциональной неприязни к демоскопическому методу добавляется еще одна, вызывающая своего рода рассудочную неприязнь: результаты опросов - как и вообще данные в сфере множественного - характеризуются известной фрагментарностью. Это объясняется сущностью метода, при котором глубоко изучить можно только немногих выбранных, от остальных же приходится абстрагироваться; такая фрагментарность не удовлетворяет умственную потребность в цельности, в полном понимании и полном охвате. Иногда ощущение фрагментарности приводит к мнению, что данные взяты только «с поверхности». Это, конечно же, заблуждение (см. по этому поводу параграф «Симптомы, сигналы», с. 325).
Неправильное понимание метода опросов и его результатов возникает из-за переноса представлений, мыслительных привычек, опыта и ожиданий, относящихся к сфере индивидуального, на статистическую сферу или сферу признаков, и наоборот - в- результате объяснения явлений, свойственных сфере признаков, понятиями, взятыми из сферы индивидуального. Когда учитывают необходимость отделения одной сферы от другой, когда ожидания и приобретаемый опыт отвечают статистическому мышлению, когда создаются мыслительные привычки, методы и представления, соответствующие статистическому мышлению, недоразумения разъясняются.
Такой неправомерный перенос играет значительную роль и в методически ошибочных концепциях исследования опросов, которые мы рассмотрим в последующих параграфах.
Приведем несколько примеров того, как происходит перенос представлений, относящихся к сфере индивидуального, в сферу множественного, и наоборот, и как он неизбежно приводит к неправильному пониманию.
Неправомерный перенос представлений, относящихся к сфере индивидуального, в сферу статистики
Первый пример касается упомянутых вначале ошибочных прогнозов Института Гэллапа относительно результатов президентских выборов 1948 года в США. Фактические результаты, опровергнувшие этот прогноз, были восприняты как своего рода реабилитация свободного, независимого американца, который как бы дал исследователю общественного мнения урок и показал, что он не позволяет, чтобы ему предписывали, за кого он должен отдать свой голос при тайном голосовании в кабине избирательного участка, находясь под защитой своих закрепленных конституциейгражданских прав.
Свобода, независимость, тайна - слова и понятия, относящиеся к сфере личности, были здесь перенесены в сферу теории вероятности и вызвали недоразумение в оценке взаимосвязи между прогнозами и результатами выборов.
Демоскопия и превращение людей в некую безликую массу.
Второй пример может быть взят из повседневного опыта любого института, использующего в своих исследованиях метод опросов. Обсуждая с посетителями проблемы достоверности данных опроса, им объясняют, как по одной-двум тысячам интервью можно судить о мнениях или желаниях взрослого населения Западной Германии, превышающего 40 миллионов. При этом иногда показывают на диаграмме, как выглядят результаты опроса по данным, полученным от первой сотни, затем от двухсот, трехсот поступающих с территории ФРГ интервью. Посетители могут видеть, как довольно быстро - после восьмисот или тысячи интервью - результаты стабилизируются и последующие тысяча, две тысячи и более анкет не приносят существенных изменений.
Но очевидный вывод, что опрос восьмисот или тысячи человек достаточен для вполне достоверного окончательного результата, часто вызывает возражение пессимистически настроенного посетителя. Он видит в этом лишь убедительное доказательство всеобщего превращения людей в некую безликую массу.
Здесь явления, взятые из сферы признаков и основывающиеся на законе больших чисел, выглядят так, словно речь идет о населении, состоящем из явных чудаков и оригиналов, и переносятся в мир представлений, относящихся к сфере единственного. Отсюда делается вывод о наличии большого числа единообразных в общем и целом людей и даже - о «превращении людей в некую безликую массу»[30].
Утрата целостности
Третий пример - это часто раздающееся в адрес организаторов опросов требование, чтобы в центре исследований стояла не цифра, а человек. Приведем две типичные ошибки из области исследования радиослушателей.
В статье, озаглавленной «Не зашло ли исследование радиослушателей в тупик?»[31], один из работников радиовещания описал тот путь, которым, по его мнению, должно идти исследование радиослушателей в целях составления программы радиостанции:
«Небольшие, специально подобранные по слоям населения группы - группу рабочих, группу жителей маленькой сельской общины, группу секретарш, группу домашних хозяек - следует привести в радиостудию, дать им прослушать одну-две определенные радиопередачи, а затем опросить их, побеседовать с ними... Здесь важно не столько количество (я не говорю, что им можно совсем пренебречь!), сколько мотивировка и взаимосвязь высказывания и личности радиослушателя. Важен не точный процент случайных радиослушателей, а суждение ограниченного числа отдельных лиц, равно как и вся подоплёка этого суждения. Поменьше процентов и поменьше таблиц. Поменьше опрошенных. Никаких анкет, никакого экзамена, а обстоятельная беседа с небольшим числом квалифицированных в этой области людей, побольше кропотливой работы...»
И еще один комментарий, принадлежащий одной из радиостанций[32]: «Требования работников радиовещания к исследованиюрадиослушателей».
«Редакторы... вы можете сколько угодно говорить, что письма радиослушателей нерепрезентативны и поэтому не имеют значения. В действительности же одно-единственное из этих писем, по-моему, важнее, чем все проценты в мире. Ибо это письмо радиослушателя содержит в себе аргументы, настроение, почерк - словом, что-то человеческое. А мы, как лица, ответственные за составление программы радиопередач, обязаны знать людей.
Поэтому вы часто можете наблюдать, как при проблемных радиопередачах многие редакторы (иногда даже не имеющие отношения к данной передаче) интересуются телефонными звонками радиослушателей, раздающимися во время радиопередачи. Здесь слышится живой голос, говорит живой человек - безразлично, в порыве ли гнева или радости. Но вы никогда не услышите обсуждения вопроса о процентном соотношении тех или иных видов радиопередач. К этому не апеллируют, даже когда добиваются предоставления времени для каких-нибудь тематических радиопередач. Даже таблица частот, на которых ведется радиопередача, сравнительно редко становится предметом обсуждения, хотя она постоянно висит у всех перед глазами».
Может ли исследование радиослушателей сообщить о них составителю программ радиовещания что-нибудь полезное и поучительное, что пригодилось бы ему при составлении программ радиопередач?»
«Нам нужны сведения, мы не в таком положении, как работники театра, которым, чтобы уловить момент, когда пролетит пресловутая муха, достаточно лишь прислушаться к сидящей в зрительном зале публике. Должен сразу же отметить, что для людей компетентных это прислушивание к зрительному залу несравненно важнее, чем аплодисменты по окончании спектакля. Общеизвестно, что эти аплодисменты не критерий. Высокий кассовый сбор тоже часто определяет только уровень. Поэтому дайте нам сведения не только о кассовом сборе (то есть, применительно к радиовещанию, о количестве людей, слушающих данную радиопередачу) и не только о заключительных аплодисментах (то есть о всеобщем одобрении или осуждении), но и об упомянутой мухе. И тогда вы нам действительно поможете».
Эти требования, обусловленные указанной потребностью в полном понимании, охвате, проникновении в сложный жизненный процесс, потребностью в «целостности», свойственной сфере индивидуального, перенесены в мир чисел. Метод опросов удовлетворить их не может, ожидать этого от него бессмысленно, и эта его особенность нуждается в пояснениях.
Почему такие ожидания не могут сбыться? Это связано с сущностью счета, над которой критики исследования методом опросов обычно мало задумываются. Однако для понимания указанного метода необходима нолная ясность в требованиях, предъявляемых этой сущностью.
Мы не можем считать, не произведя предварительно унификацию и, следовательно, не отойдя от полной целостности к одному признаку или к сочетанию нескольких признаков - смотря по обстоятельствам,-то есть, короче, не«пренебрегая» целостностью.
Но надо ли вообще считать? Нет ли других, лучших путей познания, нет ли в нашем распоряжении более тонких способов восприятия? К этому вопросу мы сейчас и перейдем.
Абстрагирование от личности
В какой бы области ни применялось исследование методом опросов - в экономике ли, организации производства, социологии, психологии, публицистике, юриспруденции,медицине,- получаемыевитогезнаниявсегда обладают одним общим свойством: непривычно изменяется точка зрения, с которой рассматривается человек. Мы привыкли видеть в людях, с которыми мы встречаемся, контактируем, живем, единственных в своем роде индивидов. Даже когда наше восприятие обобщает характерные черты в один тип, мы составляем себе единую картину, представляем себе человека целиком.
Однако как только речь заходит о подсчете или классификации людей под определенным углом зрения - как это делает, например, статистика или бюрократия, - от рассмотрения человека в качестве индивида неизбежно приходится отказаться. Абстрагирование от личности является предварительным условием счета людей, управления ими, «введения их в бой» (например, во время военных действий). Выражение «Human Engineering» («человеческая инженерия»), введенное в американское словоупотребление и до сих пор - в отличие, например, от «Human Relations» («человеческие отношения») - почти не используемое в Германии, в какой-то степени иллюстрирует такое отношение к человеку, которое вполне можно было бы назвать «бесчеловечным».
Все процессы, виды деятельности или подходы, при которых люди рассматриваются только в определенных аспектах и только под углом зрения немногих своих приз-паков и (преднамеренно) без учета сложных характеристик, составляющих всю их сущность, их индивидуальность, вызывают эмоциональное сопротивление. И та система словоупотребления, которая при этом складывается, представляется какой-то «неуютной». Вместо человеческих индивидуальностей «охватываются» такие люди, которые анонимно подсчитываются или характеризуются как «носители» определенных признаков либо функций[33].
Внутри групп, создаваемых по признакам, индивиды принципиально рассматриваются как равноценные, однородные, взаимозаменяемые и анонимные. Этот фактор предполагаемой, приписываемой идентичности является характерным; операционально ему соответствуют идентичные методы трактовки и идентичный образ действий. Можно предположить,что там, например,где раздают анкеты, выписывают пропуска, ставят печать, нужные задачи решаются методами, свойственными мышлению признаками, без учета индивидуальности, и люди попадают в поле зрения только как носители определенного признака.
Сферапризнаков - перспективная сфера для власть имущих, военачальников, бюрократии и социологов
Тот факт, что указанные виды деятельности вызывают к себе известную неприязнь, можно, пожалуй, объяснить издавна существующей тесной связью между мышлением признаками и властью. Человек, который хочет руководить и управлять массами, вынужден мыслить признаками, и наоборот - мышление признаками содействует властвованию. В этом заключается еще один аффективный источник сопротивления исследованию посредством опросов: отвращение к манере смотреть на людей сквозь призму определенных признаков - это одновременно отвращение к предположительно стоящемузанейпритязаниюна власть.
Объект неприязни при таком образе мыслей выявляется еще яснее, если учесть, что все формы «охватывания» большого числа людей и «манипулирования» ими чреваты жестокостью в отношении отдельного человека, даже когда речь идет, в общем-то, о благих намерениях (например, о пенсионных реформах). Из такого мышления исходит призыв бюрократии к тому, чтобы быть «бессердечным», «бесчеловечным», «несправедливым» и вообще поступать вопреки здравому смыслу. С другой стороны, никакое управление, никакое исследование большого числа людей, никакой «порядок» без мышления категориями множестваневозможны.
Перенос такого отношения, может быть и вполне обоснованного, на исследование путем опросов базируется на недоразумении. Поскольку социолог при опросах говорит на том же «языке», что и законодатель или администратор, опросы предстают как опасное притязание на власть. Демоскопия даже в какой-то степени ставится - без всякого на то основания - в один ряд с «мнениеобразующими» факторами[34]. То, что исследование путем опросов имеет дело - чисто рецептивно - с людской массой, очевидно, эмоционально связывается с деятельностью демагогов, использующих способность толпы к проявлению импульсов и инстинктов.
Чтобы уметь доказывать, мы должны считать
Для более наглядного представления о мышлении признаками можно сравнить его с перспективой, предлагающей новые взгляды, открывающей новые возможности познания, новые подходы и одновременно приводящей к утере некоторых существующих взглядов.
При сужении взгляда на переменную социальное исследование приобретает возможность считать и измерять. Это значит, что социологи, как и естествоиспытатели, могут при помощи статистических методов подвергнуть свои теории эмпирической проверке, могут с помощью статистического наблюдения делать открытия, проводить эксперименты, поддающиеся повторению и перепроверке, представлять доказательства и из поколения в поколение накапливать точные знания о людях, расширяя эти знанияпутемустановлениявзаимосвязей.
При таком своем функционировании общественная наука столь же мало бесчеловечна, как биология или медицина, которые, имея дело с людьми, стали гораздо раньше мыслить признаками. Перевод на перфокарту мнения того или иного человека еще и сегодня на многих производит тягостноевпечатление, рентгеновский снимок - уженет.
Высказываниеобовсех
не является высказыванием о каждом
Во введении к работе о методах мы постарались как можно яснее показать неприязнь к демоскопии. Ибо, если не принимать во внимание данное обстоятельство, трудно будет понять эти во многом необычные методические принципы.
Описанная неприязнь основывается на неправильном понимании, на перенесении образа мыслей, представлений, опыта, шкалы ценностей из мира индивидуальных явлений всферустатистики, определяемуютолькопосредством признаков и переменных, йа вводящих в заблуждение перенесениях, производимых ив обратном направлении. Методы исследования путем опросов остаются непонятными, если не тренироваться в этом изменении перспективы, если не научиться различать обе эти сферы. Статистическая сфера нуждается и в собственном языке - the language of variables (языке переменных), как его сформулировали американцы.
В сущности, нельзя сказать, что сопоставление обеих сфер нам так уж чуждо, ибо наш язык уже - как давно? - обладает необходимой различительной способностью для отличия высказываний о каждом от высказываний обо всех.
Моральная статистика и репрезентативные опросы могут давать достаточно достоверные сведения обо всех, о группе, о какой-то совокупности, но не о каждом отдельном человеке. Об отдельных людях они не позволяют судить, личности человека они не касаются, она не входит в сферу их рассмотрения.
I. Демоскопическое интервью
Летом 1961 года семь процентов взрослых граждан Федеративной Республики Германии заявили, что они один или несколько раз были опрошены интервьюером в ходе различных опросов населения. Таким образом, к этому времени три миллиона человек уже знали, что такое демоскопическое интервью.
Что же это такое? Это устный стандартизированный опрос людей, отобранных по статистическим принципам.
В этой формуле содержатся некоторые ключевые понятия метода опросов, которые будут разъяснены в дальнейшем.
Для процесса демоскопического интервью характерно, что его участники видят этот процесс очень по-разному. Опрашиваемые, как правило, воспринимают его как живую, частную и достаточно непринужденную в силу анонимности беседу; для интервьюера - это заранее запрограммированный до деталей опрос «по схеме»; для стоящего за интервьюером исследователя - возможно более унифицированная экспериментальная ситуация, рассчитанная на реакцию опрашиваемых.
Демоскопическое интервью, с помощью которого социолог-эмпирик собирает фактический материал, вызывает у незнакомого с ним человека весьма своеобразную реакцию: это интервью часто классифицируют как «американское», считая, что если американцы позволяют опрашивать себя таким образом, то в Германии это вряд ли возможно. В действительности же в любом районе ФРГ мож-но обратиться к ста случайно выбранным людям и в среднем только от 6-8 человек получить отказ от дачи интервью. Практически готовность к интервьюированию здесь такая же, как и в Соединенных Штатах Америки.
Анализ: беседа - и не беседа
Исследование методом опросов встретило бы большее понимание, если бы его рабочая методика не была столь обманчиво сходна с повседневными процессами и повседневным опытом.
Демоскопическое интервью кажется поразительно похожим на беседу двух людей, отличаясь только частым проявлением нетактичности. Нет ничего удивительного в том, что многие из тех, кому описывают метод опроса, не раздумывая заявляют: «Если бы пришли ко мне, я не стал бы отвечать». Интервьюер, как уличный торговец, звонит в квартиру и просит дать интервью, отнимает время у опрашиваемого, прерывает его занятия, нарушает планы проведения свободного времени. Хотя он, как правило, чужой человек, он садится за кухонный стол или за стол в гостиной и начинает задавать вопросы о сугубо личных делах, например о состоянии здоровья, о доходах, о планах на будущее, о политических взглядах, о пережитом в молодости, перескакивает с одной темы на другую, не выражает своего мнения, стрижет всех опрашиваемых под одну гребенку, всю беседу ведет «по схеме F», нарушая при этом все нормы общения между культурными людьми.
Если понимать демоскопическое интервью просто как светскую ситуацию, как беседу, если судить о нем по укоренившимся мерам ценностей и условностям, то оно действительно должно вызывать сопротивление: «Если бы пришли ко мне, я не стал бы отвечать».
Ученые, которые ввели метод опроса в Германии, сами полагали отчасти, что интервью должно как можно больше походить на обычную беседу. Согласно «нюрнбергской школе» Общества по изучению потребления, которая с 1934 года проводила в Германии опросы, считалось желательным, чтобы «корреспондентки» с целью получения достоверных сведений опрашивали своих знакомых и чтобы эти интервью проходили в виде непринужденной беседы, без опросного листа*[35], по возможности в такой форме, чтобы опрашиваемые совершенно не сознавали, что их «интервьюируют»[36].
Таким путем удалось избежать некоторых из упомянутых выше шокирующих особенностей демоскопического интервью - вторжения чужого человека в личную сферу опрашиваемого, стандартизации «по схеме F». Не только заказчики, которых, очевидно, убедили новые методы изучения рынка, но и сами ученые предполагали, что таким образом будут получены самые достоверные сведения, сообщенные с наибольшей откровенностью.
Такое предположение не подтвердилось. Анализ причин этого будет дан ниже. Кроме всего прочего, нюрнбергскую беседу-опрос не следует использовать в качестве основного источника репрезентативных данных, потому что полученные с ее помощью данные не поддаются точной статистической обработке. Здесь нельзя обеспечить ни репрезентативность группы опрашиваемых, ни однородность элементов мозаики - однородное понимание и разграничение «признаков» (например, доходы семьи, стремление к современному устройству квартиры, медицинские познания). А это значит, что некоторые условия счета и мате-матико-статистического анализа не соблюдены.
Когда речь идет о населении, от которого социолог хотел бы что-то узнать и которого, следовательно, это касается в первую очередь, то практически нет никаких оснований представлять демоскопическое интервью в виде «беседы между знакомыми». Приход чужого человека, анонимность, перескакивание с одной темы на другую, односторонний характер разговора (вопросы задает только интервьюер) - вся эта процедура принимается с необъяснимой готовностью, если были созданы некоторые предпосылки. Подробное описание их мы дадим ниже, здесь же отметим, что вся процедура демоскопического интервью, начиная с появления интервьюера и с первых же его слов, должна предусматривать для опрашиваемых мотивы, побуждающие их искренне принять этот тест. Возможно, что обеспечить такими мотивами «беседу между знакомыми» действительно труднее, не говоря уже о поводах к неот-кровенности, которые могут возникнуть при подобных беседах. В демоскопическом интервью есть нечто, освобождающее от общественного принуждения, что-то от той свободы, которой отличается беседа между двумя незнакомыми людьми в купе железнодорожного вагона.
Интервьюер и респондент - самые слабые звенья цепи
После отказа от представления об интервью, как о частной беседе или о чем-то весьма сходном с ней, можно объективно сформулировать правила «статистически-репрезентативно распределенного социологического интервью, проводимого в исследовательских целях». Их нужно выводить исключительно из задач, которые в ходе эмпирического исследования ставятся перед интервью.
Такое исследование в большинстве случаев является крупным мероприятием, в различных стадиях которого участвует много людей: заказчик или лицо, финансирующей) данное исследование, исследователь - чаще всего исследовательская группа: социологи, психологи, экономисты, статистики, математики, руководитель группы интервьюеров, интервьюеры, опрашиваемые, специалисты ло обработке данных на ЭВМ.
При этом интервью, как правило, должно представить исследованию весь фактический материал. Именно вопросы интервьюеров, ответы опрашиваемых, заметки интервьюеров о наблюдениях над опрашиваемым и его близкими создают основу для выводов исследования; на них в свою очередь базируются соображения и решения, часто выходящие зарамки данного исследования.
Действительно, чтобы понять всю важность строгого соблюдения методических правил, нужно представить себе, как много зависит от незаметного процесса беседы с глазу на глаз. В цепи участников подобного исследования добывание «сырья» выпадает на долю именно тех людей, которые - единственные - не являются специалистами в данной области: интервьюеров и опрашиваемых.
Из этого следует важное правило: при репрезентативных опросах^ как интервьюер, так и опрашиваемый должны быть свободными от всякого умственного, психологического, языкового и технического напряжения свыше минимально необходимого.
При описании методов, а тем более на практике имеется немало примеров, когда в ходе планирования исследований статистик может взять на себя основную работу по отбору опрашиваемых, а может взвалить ее на интервьюера; когда составители анкеты и специалисты по кодированию и по обработке данных могут сделать большую часть работы сами, а могут переложить ее на интервьюера и опрашиваемого. Правильным решением всегда будет возложение основной нагрузки на статистика, на составителя анкеты, на группу кодировщиков и специалистов по обработке данных. Неуклонно соблюдать этот принцип необходимо потому, что при совместной разработке исследования составителями анкеты, специалистами по обработке данных и аналитиками опрашиваемые и интервьюеры не присутствуют. Так что тенденция взвалить трудности на них существует и без того. Вопрос о том, не чрезмерными ли были предъявляемые к интервьюеру и опрашиваемому требования, в большинстве случаев остается невыясненным. Поэтому социолог может относительно спокойно и безнаказанно перегибать палку. Слишком редко встречаются такие любопытные люди, как группа ученых, которая провела опрос среди 2400 преподавателей'американских колледжей, а затем попросила социолога Дэвида Рисмэна опросить интервьюеров и преподавателей, чтобы получить критическую информацию о ходе интервью в их^основном исследовании[37].
Это было интересным решением проблемы; ведь процесс интервьюирования является важнейшей и в то же время наименее доступной контролю фазой опроса.
Резкое разграничение ролей исследователя и интервьюера
Мы снова сталкиваемся с весьма странным моментом демоскопического интервью. Считается, что интервьюер и опрашиваемый являются самыми слабыми звеньями цепи - оба они неспециалисты. Что касается опрашиваемого то это понятно, хотя нам в дальнейшем еще придется рассматривать вопрос, действительно ли нужно опрашивать каждого «встречного и поперечного»[38], вместо того чтобы обратиться к людям более компетентным.