Что ты сказала ему?
О: Что мне нужно подумать. То же самое, что сказала тебе.
Нет
О: Нет?
Нет
Я провожу рукой по лицу и пишу:
У тебя было десять лет на раздумье.
О: Все не так просто. Он мой муж.
Он подал на развод! И не хочет от тебя детей.
О: Он сказал, что хочет усыновить ребенка.
Я потираю нос и стискиваю зубы.
То, что я делал, было неправильным. Я должен позволить им быть вместе, всё исправить, но я не могу.
О: Калеб, дай мне время. Я уже не тот человек, которого ты знал. Мне нужно поступить правильно.
Тогда оставайся с ним. Это правильно. Но я тот, кто тебе нужен.
После этого она не отвечает.
Я долго сижу в раздумьях и не способен сейчас работать. Когда мой отчим заходит в кабинет, он поднимает брови в изумлении.
— Только две вещи могут вызвать у тебя такое выражение на лице,— он садится напротив меня и кладет руки на колени.
— И что же? — я люблю отчима. Он самый проницательный человек их всех, кого я знаю.
— Лия... и Оливия.
Я корчу рожу на первом имени и хмурюсь на втором.
— О,— говорит он, улыбаясь.— Вижу, маленькая мегера с волосами цвета вороного крыла вернулась?
Я вожу большим пальцем по губе туда и сюда, туда и сюда.
— Слушай, Калеб... Я прекрасно знаю, что твоя мать думает о ней. Но я больше не мог с ней спорить.
Я удивленно смотрю на него. Он очень редко не соглашается с моей матерью, но когда делает это, то обычно оказывается прав. И он никогда не делится своим мнением, если только его об это не просят. Тот факт, что это происходит сейчас, заставляет меня выпрямиться на стуле.
— Я знаю, что она привела тебя в чувства, когда вы впервые встретились. У меня была такая любовь.
Я приковываю взгляд к его лицу. Раньше он никогда не говорил о жизни до моей матери. Они женаты пятнадцать лет. До этого он уже один раз был в браке, но…
— Твоя мать,— говорит он, ухмыляясь.— Она ужасная, правда. Я никогда не встречал кого-то столь же беспощадного. Но она ведь хорошая. В ней уживаются две стороны. Думаю, когда она впервые встретила Оливию, то распознала в ней родственную душу и захотела защитить тебя.
В голове всплывает воспоминание о первом ужине. Я привел Оливию домой, чтобы познакомить с семьей, и моя мать, разумеется, создала самую неуютную обстановку. В конечном итоге, я ушел посреди ужина, так злясь на мою мать, что не был уверен, что когда-либо заговорю с ней снова.
— Многие мужчины любят опасность. Нет ничего слаще, чем опасная женщина,— говорит он. — Мы становимся чуть более отважными, чтобы иметь право называть их своими.
Скорее всего... он прав. Я потерял интерес к нормальным женщинам сразу после того, как встретил Оливию. Это проклятие. После неё я редко встречал женщин, которые вызывали у меня интерес. Мне нравится её мрачность, постоянный сарказм, то, что приходится зарабатывать каждую улыбку, каждый поцелуй. Мне нравится то, какая она сильная, как она борется за все. Мне нравится, что со мной она слабая. Возможно, я её единственная слабость. Оливия из тех женщин, о которых мужчины поют в песнях. У меня на iPodе около пятидесяти таких песен, и каждая заставляет думать о ней.
— Она свободна?
Я вздыхаю и потираю затылок.
— Она одна. Но он снова появился несколько дней назад.
— А,— он поглаживает бороду и смотрит на меня с улыбкой.
Он единственный в семье знает о том, что я сделал. После того, как Оливия бросила меня, ушел в запой и попал за решетку. Я позвонил ему и попросил меня забрать. Он не рассказал моей матери, даже когда я признался о фальшивой амнезии. Он ни разу не осудил меня. Только подтвердил, что люди совершают сумасшедшие поступки, когда дело касается любви.
— Что мне делать, Стив?
— Я не могу сказать тебе, что делать, сынок. Она — всё хорошее и плохое, что есть в тебе.
Так и есть, но слышать это очень больно.
— Ты рассказал ей о своих чувствах?
Я киваю.
— Тогда тебе остается только ждать.
— Что, если она не выберет меня?
Он ухмыляется и откидывается в кресле.
— Ну, тогда у тебя всегда есть Лия...
Я смеюсь от души.
— Худшая шутка на свете, Стив... худшая.
И как всегда, как только все начинается, она возвращается к Ною. Я знаю это, потому что она не звонит. Не пишет. Она продолжает жить дальше, а мне остается только существовать.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Прошлое
Я в ярости. Хочу убить его медленно, своими собственными руками.
Джим... он почти... не хотелось даже думать о том, что он практически сделал. Что если бы меня не было рядом? Кому бы она позвонила? Пришлось напомнить себе, что она три года жила без меня. Три года сама вытирала слезы и колкими фразами отшивала всяких придурков. Она прекрасно обходилась без меня и даже стала сильнее. Не знал, что чувствовать по этому поводу, — облегчение или сожаление. Я был слишком горд, чтобы признать свою вину в нашем разрыве. Многого не рассказывая и не борясь за неё изо всех сил, я позволил ей поверить, что это была её вина. Но это не так. Её единственной проблемой был её внутренний разлом. Неумение показать свои чувства. Оливия сама была своим самым злейшим врагом. Она вбивала что-то себе в голову, а потом тем самым разрушала свое собственное счастье. Ей нужна была такая любовь, которая выживет несмотря ни на что. Ей нужно было видеть, что я никогда в ней не разочаруюсь. Черт, я ненавидел себя. Но я был молод. Мне даровали сокровище, а я не знал, как о нем позаботиться. И до сих пор не уверен, что понял это. Но одно точно — я убил бы любого, кто посмел к ней прикоснуться. И я собирался убить его. Наверстать то время, когда меня не было рядом, чтобы защитить её.
Я спокойно шел к своей машине, потому что она наблюдала. Но исчезнув из её поля зрения, сразу рванул с места. Она спала у меня на груди, прижимаясь ко мне как ребенок. А я всю ночь не мог заснуть, разрываясь между желанием защитить её и выбить из него все дерьмо. Когда взошло солнце, я уложил её в постель и отправился в гостиную, чтобы обзвонить несколько мотелей. Когда она проснулась, сказал ей, что он освободил номер прошлой ночью и покинул город. Но все было не так. Пьяный мудак вернулся к себе и, должно быть, отсыпается с похмелья.
Я нашел его в шестом по счету мотеле. Он ездил на том же Мустанге 1967 года, что и в колледже. Я помнил его с тех времен. Тощий пацан. Один из тех эмоциональных двуполых парней, что носят обтягивающие джинсы, подводят карандашом глаза и любят поболтать о любимых группах. Никогда не понимал, что Оливия нашла в нем. Она могла бы заполучить любого. Его Мустанг припаркован прямо напротив 78 комнаты. Я увидел свое отражение в нем, когда проходил мимо. Потом постучал в дверь. И только после этого подумал, что это мог быть не его номер. Но услышал бормотание и звук, как будто что-то упало. Джим с разъяренным видом открыл дверь. От него несло алкоголем. Когда он увидел меня, выражение его лица изменилось с удивленного на любопытное... затем на испуганное.
— Что за...
Я оттолкнул его и закрыл за собой дверь. В комнате воняло.
Сняв часы с запястья, отбросил их на кровать. А потом ударил его.
Он упал, ударившись о комод и свернув лампу. Но не успел подняться, а я уже возвышался над ним. Схватив за рубашку, поднял его, и он пытался ногами нащупать пол.
Я поставил его и ударил снова.
— Калеб,— умолял он, одной рукой прикрывая нос, из которого кровь лилась ручьем, а другую вытянув вперед, стараясь закрыться от меня. — Я был пьян, чувак… Мне так жаль…
— Тебе жаль? Да мне вообще плевать на твои сожаления.
Он покачал головой.
— Дерьмо, — выругался он. — Дерьмо.
Потом он согнулся пополам, положив руки на колени, и начал смеяться.
Я изо всех сил стиснул зубы.
— Ты врал ей о своей амнезии, — он так сильно хохотал, что едва мог говорить. Я толкнул его.
Он отшатнулся, но смеяться не перестал.
— Ты такой же гавнюк, как и я. Вы двое, притворяющиеся, что не знаете друг друга, это как...
Я схватил его за футболку и швырнул на кровать. Он смеялся так сильно, что держался за живот. Возмущенный, я снова пошел к нему.
И прежде чем он успел что-то сказать, схватил его и прижал к стене.
— Ты ничего не знаешь о нас.
— Не знаю? — прошипел он. — А кто, по-твоему, был с ней, когда ты предал её и бросил?
— Я этого не делал,— произнес я сквозь зубы. Мне не обязательно что-то объяснять этому куску дерьма. — Если ты снова с ней заговоришь, я убью тебя. Снова посмотришь на неё — убью. Подышишь в её направлении…
— Ты убьешь меня,— закончил он.
Он толкнул меня, но этот парень наполовину состоял из алкоголя, так что я даже не шевельнулся.
— Ты убиваешь её с первого дня вашей встречи,— огрызнулся он. Меня это сильно задело. Я подумал о том дне, когда встретил её в музыкальном магазине, о ее взгляде, в котором не было искорки.— Почему ты вернулся? Ты должен был оставить её в покое.
Кровь прилила к его лицу, а грязные волосы стояли дыбом. Я смотрел на него безо всяких эмоций.
— Ты подумал, что сможешь быть с ней, если у меня не получится?
Мои слова задели его. Он начал быстро дышать и отвел взгляд. Он, что, тоже был влюблен в неё? Я засмеялся, и это сильно его разозлило. Он попытался вырваться, а его лицо стало липким и красным.
— Она моя,— заявил я ему.
— Пошел ты,— огрызнулся он.
И я снова его ударил.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Настоящее
Я ничего не слышал о ней. Сколько времени прошло? Когда ты страдаешь, оно тянется ужасно медленно. Я настолько поглощен мыслями о ней, что когда коллеги приглашают меня выпить, соглашаюсь, просто чтобы отвлечься. Среди них есть девушка из бухгалтерии, которая постоянно со мной флиртует. Стив удивленно поднимает брови, когда видит, что я ухожу с ними.
— Небольшой совет,— говорит он, когда я захожу к нему в кабинет, чтобы попрощаться.— Когда ты влюблен в женщину, не стоит увлекаться другой.
— Учту,— отвечаю я.— Хотя стоит добавить, что пока мы разговариваем, она, скорее всего, спит с другим.
— Всё ещё думаешь, что она вернется к тебе?
— Да.
Почему?
— Потому что она всегда так делает.
Он кивает, как будто это всё объясняет.
Мы останавливаем выбор на престижном мартини-баре в Форт Лодердейле. Я оставляю пиджак в машине и расстегиваю несколько пуговиц на рубашке. По дороге в бар одна из девушек мне улыбается. Если не ошибаюсь, её зовут Эйжа.
— Твоя задница прекрасно смотрится в штанах в тонкую полоску,— заявляет она. Мой приятель Райан похлопывает меня по плечу. Я знаю его с колледжа. По моей просьбе Стив дал ему работу после выпуска, и оказалось, что он очень хорош в своем деле. Райан смотрит на Эйжу с притворным сочувствием.
— Этот парень,— ухмыляется он,— не собирается спать с тобой.
Эйжа улыбается.
— Это будет для меня новым опытом.
Я смеюсь и впервые по-настоящему присматриваюсь к ней. Она напоминает мне Кэмми.
— Разбитое сердце? — спрашивает она, игнорируя Райана, который пытается вклиниться между нами.
— Что-то вроде.
— В этом я профессионал, — она подмигивает мне, чем сразу напоминает Лию. И я непроизвольно вздрагиваю. Не хочу вспоминать о Лие.
— Я выросла с разбитым сердцем. И думаю, что смогу с этим помочь.
Я открываю дверь перед девушками, которые заходят по очереди. Эйжа ждет меня с другой стороны, и я мысленно издаю стон. Не хотелось бы провести ночь, отбиваясь от советов женщины, которая мне даже не нравится. С другой стороны, можно даже не стараться, чтобы завоевать её. Но я это не люблю. У женщин в руках вся власть. Они должны использовать её как кнут, а не приносить в жертву.
Я не ходил по барам с компанией с тех пор, как мне было двадцать. Покупаю всем по первому напитку, надеясь, что это позволит мне скрыться от общей компании и пить в одиночестве.
Эйжа прикончила свой мартини за два глотка и выбрала меня своей единственной жертвой на ночь. Она объединилась с Лорен из бухгалтерии. Последние десять минут я пытался вести с ними взрослый разговор, но как только начинал рассказывать о чем-то, кроме офисных сплетен и фильмов, их взгляд потухал. Эйжа предложила поехать к ней.
«Кнут», — мысленно подсказываю ей. — «Используй как кнут».
— Чувак,— говорит мне Райан, когда они по третьему разу опрокидывают шоты. — Ты мог бы переспать с обеими, если бы захотел. Расслабься, парень. Каждый раз, когда Оливия рядом, ты становишься убежденным холостяком.
Мне нравится Райан, но прямо сейчас очень хочется ударить его кулаком в челюсть. Я встаю и оглядываюсь в поисках уборной.
— Я ничего такого не имел в виду,— оправдывается он, заметив выражение на моем лице. Киваю ему в ответ и, проходя мимо, хлопаю по плечу.
Моим друзьям никогда не нравилась Оливия. Никто из них не мог понять, как я превратился из парня, который переспал с каждой девушкой в кампусе, в того, который ждал два года, чтобы переспать с Оливией.
Райан постоянно пытался склонить меня к измене, и в какой-то момент я просто перестал с ним тусоваться.
Мои друзья были того же мнения.
— Она дразнит тебя. Есть много других девчонок, похожих на неё.
Большинство из этого было правдой. Она не специально дразнила меня, но при этом почти девяносто процентов времени, когда я был с ней, у меня болели яйца. Были девушки, похожие на неё, но никто не двигался как Оливия. Она словно была водой. Преодолевала все преграды, неважно, насколько это было сложно. Если происходило то, что она не могла контролировать, она просто обтекала это и двигалась дальше.
Брызгаю на лицо водой из-под крана и смотрю на себя в зеркало. Она стоит у меня перед глазами.
Чувствую себя неловко, тусуясь в клубе, как какой-то подросток. Так что вытираю лицо и выхожу. Я собираюсь попрощаться, вызвать такси и перестать вести себя, словно двадцатилетний придурок. Пробираюсь сквозь толпу у барной стойки, как вдруг замечаю что-то краем глаза. Изумрудное платье на поразительно хорошей заднице. Её волосы заколоты наверху, и отдельные пряди спадают на лицо, словно черные змеи, от чего она выглядит как ходячий секс. И происходят две вещи: я мгновенно завожусь и одновременно прихожу в бешенство. Где этот чертов Ной? Взглядом ищу в толпе его темную голову, но не нахожу. Может, он пошел в туалет. Меня передергивает от мысли, что мы могли встретиться у писсуара. Я подожду его здесь, затем вызову такси и уеду, прежде чем они успеют меня заметить. В течение пяти минут я не двигаюсь с места.
Оливия. Я должен был знать, что она придет. Когда её жизнь рушится, она прячется на танцполе. И меня это беспокоит. Девушка знает, как надо двигаться, чтобы каждый мужчина, находящийся рядом, обратил на не внимание. Я смотрю, как она поднимает руки вверх и раскачивается из стороны в сторону. Замечаю светлую голову Кэмми рядом с ней и стискиваю зубы. Бросаю взгляд в сторону бара, где пьет моя компания, а потом снова на Оливию. Поддавшись порыву, я направляюсь к ней. Меня трясет от злости. Хочу добраться до нее, прежде чем она...
Она подходит к микрофону. Я замираю. Теперь она в своей стихии, и все смотрят на неё. Даже я. Если то, что сейчас творится у меня штанах, происходит со всеми мужчинами в зале... Я должен забрать её, прежде чем убью кого-нибудь. Где же, черт возьми, Ной? Если он когда-нибудь видел, как она танцует, то не должен был отпускать её одну. Может, у них не срослось. Это мысль меня приободряет. Она танцует так соблазнительно, что какой-то парень пытается подобраться к ней. Кэмми похлопывает его по спине и что-то кричит Оливии, которая наклоняется к ней, чтобы расслышать получше. Её платье достаточно открытое, чтобы я мог заменить ложбинку между её грудей.
Отталкиваю кого-то в сторону и пробираюсь через толпу её воздыхателей. Оказавшись у микрофона, хватаю парня за воротник рубашки и прежде, чем он успевает сообразить, толкаю его влево. Кэмми оборачивается, чтобы посмотреть, что происходит, и при виде меня её глаза расширяются. Она поворачивается к Оливии, которая до сих пор ничего не замечает. Всё, что я могу видеть, это её ноги — загорелые, длинные. Обхватываю её руками за талию и спускаю вниз. Она открывает рот. Опуская её, прикасаюсь к ней всем своим телом.
Она матерится и бьет меня в грудь. Крепко прижимаю её к себе, чтобы она в полной мере ощутила то, что я собираюсь сказать.
— Ты чувствуешь это?— шепчу я ей на ухо. Она смотрит на меня.— Вот что ты творишь с каждым мужчиной в этом зале.
Тут ужасно темно, но я вижу, как мои слова повлияли на неё. Ей не нравится быть объектом сексуальных фантазий — маленькая ханжа. Я поворачиваюсь к Кэмми, которая одними губами произносит: «Убери её отсюда».
Я киваю. Она выпила слишком много, иначе бы уже поругалась со мной. В баре полно народу, и очень сложно пройти вдвоем через толпу. Я прижимаю её спиной к себе и обхватываю руками. Мы идем так, пока не оказываемся у дверей. Мои губы крепко сжаты, потому что одно из её достоинств снова и снова прижимается ко мне. Выйдя на свежий воздух, она молчит, и я беру её за руку.
— Где твоя машина?
— У офиса. Меня подвезла Кэмми.
Из меня вырывается ругательство. Её офис примерно в восьми кварталах отсюда.
Я веду её по тротуару, она громко стучит каблуками, стараясь вырваться.
— Куда мы идем?
— К твоей машине.
— Нет! — она вырывает руку.— Я не проведу с тобой ни часа.
Я поворачиваюсь к ней, беру в ладони её лицо, и целую прямо в губы. И не отрываюсь от неё.
— Нет, черт возьми. Я не пущу тебя туда, чтобы к тебе приставали.
Она сердито смотрит на меня и раздувает ноздри.
— Что? — спрашиваю я.— Какой язвительный комментарий ты собираешься отпустить? Закрой рот и пошли.
Мы проходим два квартала, прежде чем она начинает жаловаться на свои туфли. Я завожу её в магазинчик на углу и снимаю пару резиновых шлепок с крючка над автоматом с мороженым. Положив их на кассу, хватаю ближайшую бутылку с ликером — это оказалась текила — и протягиваю её кассиру, который не отрывает глаз от Оливии.
Протягиваю ему карточку и смотрю, как он разглядывает Оливию. Он отдает карточку и благодарит меня, не отрывая взгляда от её тела.
Боже, я точно сегодня кого-нибудь убью.
Выйдя на улицу, наклоняюсь перед ней и расстегиваю ее туфли. Она опирается на мою спину, пока я снимаю их и надеваю шлепки.
Потом выпрямляюсь и не могу сдержать улыбку, потому что она стала совсем маленькой.
Она тянет руку к бутылке с текилой. И я отдаю её. Она открывает крышку и подносит бутылку ко рту, не отрывая от меня взгляда. Делает глоток, облизывает губы и отдает её мне. Я тоже отпиваю, и мы идем дальше.
Иногда я замедляю шаг, чтобы она шла впереди.
— Я когда-нибудь говорил, какая у тебя великолепная задница?
Она игнорирует меня.
— Правда, я видел её только один раз...
Она останавливается, забирает бутылку и делает большой глоток.
— Можешь не флиртовать со мной хотя бы пять секунд?
— Хорошо, давай поговорим о тебе и Ное.
Она рычит.
— Вы должны были работать над отношениями... или обдумывать... или...
— Так и есть!
Я наклоняю голову и, прищурившись, смотрю на неё.
— Где он?
Она выдыхает.
— Мы поссорились.
— Из-за чего?
Мы переходим дорогу и сворачиваем налево.
— Из-за тебя.
Кожу начинает покалывать. Не знаю, что и чувствовать: вину, любопытство или радость от того, что настолько важен, раз стал причиной ссоры.
— Ты сказала ему, что видела меня?
Она кивает.
— Могу представить, как ему это не понравилось.
— Он всё знает про нас. Я никогда не пыталась утаить это от него. Думала, что у нас всё закончено, и хотела быть честной с ним.
Я хватаю её за руку, заставляя остановиться.
— Оливия, он знал о твоих чувствах ко мне и всё равно на тебе женился.
Не могу сдержать недоверия в голосе. Какой мужик подпишется на такое? Я провожу рукой по вспотевшей шее.
— Не говори таким самодовольным тоном, учитывая, что ты поступил точно так же.
— Всё было по-другому. Я остался с Лией, потому что она была беременна. Мне казалось, что так будет правильно.
Оливия открывает рот.
— Лия была... — она качает головой. — Не мое дело. И ты прав — у вас все было по-другому. Ной — замечательный человек, в отличие от бессердечной стервы, на которой ты женился.
Мы останавливаемся у ее офиса. Она роется в сумочке, пытаясь найти ключи. Но вместо того, чтобы пойти к машине, открывает дверь в «Spinner & Kaspen» и вводит код на охранной системе.
— Мы были в круизе, когда он сделал мне предложение. Гуляли по палубе, а он просто повернулся ко мне и произнес: «Если бы ты не появилась в моей жизни, я был бы опустошен. И хочу, чтобы ты вышла за меня».
Я смотрю в её глаза, пытаясь понять, зачем она мне все это рассказывает.
— Он знал, что мои чувства к тебе настоящие, но был готов любить меня несмотря ни на что.
Я сглатываю. Черт. Он лучше меня.
— Я не вспоминала о тебе целый год. Ной приложил много усилий, чтобы я о тебе забыла.
Я перебиваю её, потому что не хочу этого слышать.
— Оливия…
— Заткнись, — за нами захлопывается дверь, и мы стоим в темноте в зале ожидания. Все, что я вижу, это очертания ее лица. — Я влюблена в него, Калеб.
Я стискиваю зубы.
— Но когда я выиграла дело и запаниковала, то захотела поговорить совсем не с ним, — в её голосе слышится смущение. Я вспоминаю, как она появилась у меня в квартире. — Я просто хотела тебя... и когда Добсон сбежал, мне хотелось быть с тобой. А когда у меня произошел выкидыш... — Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
— Герцогиня...
— Заткнись и дай мне закончить, — она кончиками пальцев вытирает слезы под глазами. — Когда у меня был выкидыш, мне хотелось, чтобы меня обнимал ты, — повторяет она. — Калеб, это ранило его. Я не знала, то ли мне кричать ему: «Я же говорила», то ли утопиться в океане, ведь я всегда всё порчу.
Она поворачивается и идет в кабинет. Я слепо следую за ней. Она распахивает дверь и включает настольную лампу вместо верхнего света. Потом подходит к шкафу, достает папку бумаг и протягивает её мне.
— Почему ты не сказала мне?
Мои глаза наполняются слезами, горло жжет.
— Тем вечером я собирался...
Она надувает губы.
— Она была…
— Она старый друг, ответственный за постройку дома.
— И когда я увидела вас...
— Мы обсуждали планы. Я рассказал ей, что собираюсь сделать предложение. И она захотела посмотреть на кольцо.
Она прикусывает щеку и отворачивается к стене.
— Ты собирался сделать мне предложение?
Слезы катятся по ее щекам, капая с подбородка, а я еще даже не сказал самое худшее.
— Да.
Она опускает голову и кивает.
— Что я увидела, когда вошла?
— Мы просто разговаривали. Она сказала, что у неё ко мне чувства. И я пытался убедить её, что это не взаимно.
Она упирается кулаком в бедро и обходит комнату.
— Так почему ты мне не рассказал об этом?
— Ты набросилась на меня, Герцогиня. Я едва открыл рот, а ты уже сравнила меня со своим отцом, первый раз призналась в любви и убежала. Я пошел за тобой, сначала в твою квартиру. Прождал там несколько часов, а когда ты не появилась, подумал, что ты, возможно, в отеле. К тому времени, как я добрался туда...
— Так это я виновата?
Я подхожу к ней.
— Нет, это была моя вина. Я не боролся. Мне следовало схватить тебя и заставить меня выслушать.
— Ты даже не целовал её?
— Нет, но она привлекала меня, так что я об этом думал.
— О, Боже, дай мне минуту... — она начинает расхаживать между столом и окном. Я сажусь на пол, прислонившись к стене и согнув одну ногу в колене.
Наконец она произносит:
— Ной спросил, люблю ли я ещё тебя.
Я прочищаю горло.
— Что ты ответила ему?
Она садится, покачивая ногой, сбрасывает шлепки и начинает надевать туфли. Я смотрю, как она их застегивает, а её волосы спадают через плечо. Она тянет время, пытаясь чем-то заняться, пока думает.
— Что мы ненормальные и ядовитые!
— Мы были ненормальными и ядовитыми,— поправляю я её.
Она злобно смотрит на меня и проводит руками по бедрам. У меня появляется ощущение, что она пытается избавиться от меня.
— Мы с тобой любим друг друга, малышка, — я делаю глоток текилы, которая обжигает мое горло.
— Нет... нет, — она качает головой. — Мы пьяны,— заявляет она,— а в пьяную голову приходят сумасшедшие мысли.
— Так и есть,— соглашаюсь я.— Иногда, когда я пьян, мне кажется, что любить тебя — настоящее безумие.
Она бросает в меня упаковку стикеров. Но мне удается увернуться, и они ударяются о стену. Я делаю ещё глоток текилы.
Она приходит в бешенство. Это так сексуально. Я жду, что она начнет ругаться, и через минуту получаю желаемое.
— Нет ничего чертовски хорошего в том, чтобы, нафиг, доказывать, что мы, черт возьми, подходим друг другу. Мы взрываемся как...
Я встаю, и она закрывает рот.
— Доказательства... тебе нужны доказательства, Герцогиня?
Она качает головой. Я выпил больше, чем следовало, и мои эмоции покачиваются на большой волне текилы.
— Потому что я могу показать, что тебе нужно, — я подхожу к ней, она отступает.
— Не смей, — она поднимает палец, предупреждая меня. Я отмахиваюсь и за талию притягиваю её к себе. А потом шепчу ей на ухо.
— Позволь мне делать всё, что хочу, одну ночь, и ты получишь всё доказательства.
Она смотрит на меня, а я смеюсь, наклоняясь ниже, чтобы прикоснуться к ней губами. И провожу языком по её верхней губе. Она упирается мне в грудь.
— Нет! — протестует она, пытаясь оттолкнуть меня.
— Почему нет?— я целую её в уголок рта, и она хнычет. — Питер Пэн,— шепчу я ей на ухо.
— Я боюсь.
— Чего ты боишься? — я целую другой уголок.
Её решимость тает с каждой минутой. Я целую её и закрываю глаза, чтобы прочувствовать её губы. Боже, эта женщина меня убивает.
— Того, какой ранимой ты меня делаешь.
Она открывает рот, позволяя её целовать. Но сама не отвечает на поцелуй.
— Я делаю тебя ранимой, потому что ты любишь меня. Такова цена любви, малышка.
Мы нежно целуемся, останавливаясь для разговора, но не отодвигаемся друг от друга больше чем на дюйм.
— У тебя должны быть настоящие чувства, чтобы заниматься любовью. Мы занимались любовью в апельсиновой роще.
Я подталкиваю её назад, пока она не упирается бедрами в стол.
Провожу руками по подолу её платья и начинаю скользить вверх по её ногам.
— Как часто ты думаешь об апельсиновой роще?
Она задыхается.
— Каждый день.
Я хватаю её за бедра и сажаю на стол. Встаю между её ног и снимаю платье через голову. Затем целую сначала одно плечо, потом другое.
— Я тоже.
Расстегнув её лифчик, наклоняю голову и беру в рот её сосок. Всем телом она отклоняется назад и бедрами обхватывает мою талию.
— Всё, что ты делаешь, так сексуально. Я когда-нибудь говорил тебе об этом? — перехожу к другой груди... и повторяю то же самое с другим соском до тех пор, пока она не начинает извиваться.
Она запускает руки мне в волосы, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не взять её прямо сейчас.
— Все ещё молчишь, — говорю я, возвращаясь к её губам. Её глаза зажмурены, но губы приоткрыты. — Но, Герцогиня, мы оба знаем, что есть секретный способ заставить тебя кричать во весь голос.
Она распахивает глаза. Я провожу пальцем по её шее. Она пытается придумать колкий ответ, но её тело в моих руках, и у неё ничего не получается.
Я нежно целую её в шею. Одной рукой она обнимает меня, другой сжимает бицепс. Её глаза темно-голубые. Она слушает, как я соблазняю её, с нетерпеливым выражением на лице. Провожу руками по её талии и запускаю пальцы под тонкие полоски трусиков. Она приподнимает бедра, и я снимаю их. Теперь она обнаженная сидит на краю стола в одних лишь восьмисантиметровых черных шпильках.
— Мы оставим на тебе туфли... — я раздвигаю её бедра и провожу рукой по внутренней стороне ноги. Ее взгляд прикован к моей руке. Я стараюсь оставаться серьезным, но так хочется улыбнуться из-за её очевидного ручного фетиша. Он у неё с самого колледжа. Мое дыхание прерывается, когда я дотрагиваюсь до неё.
Она полностью готова. Её губы сомкнуты, а глаза закрыты. Чувствую себя подростком, который собирается первый раз заняться сексом. Сколько минут, часов, дней я мечтал о том, чтобы так прикасаться к ней? Мне хочется сохранить это ощущение. Я играю с ней, дразню, поглаживаю, пошлепываю. Возможно, это наш последний раз, и я наслаждаюсь каждым мгновением. Я так восхищен тем, что она рядом, теми звуками, которые она издает, что с легкостью могу заниматься этим часами. Хоть каждый день. Мне хочется заниматься этим каждый день. Мы прижимаемся лбами друг к другу, наши губы соприкасаются, но не двигаются. Рукой она обнимает меня за шею. Я чувствую, как нарастает желание в ее теле. Мне нравится, что я причина ее неровного дыхания и дрожи в мышцах. Нравится, как ее тело реагирует на мои прикосновения. Когда я начинаю говорить, один мой палец все ещё внутри неё.