Я подмигиваю ей. Что было бы, если она сказала мне, что беременна, вместо того, чтобы делать аборт? У нас бы уже был десятилетний ребенок.
Я притягиваю её к себе и целую. Она никогда не сопротивляется, никогда не ведет себя так, словно не хочет меня. Я веду её на диван, и наши тосты подгорают.
Позже я сижу в открытом кафе ниже по улице, попивая эспрессо. Джесс вызвали на работу. Мой телефон пищит, сигнализируя о входящем сообщения.
О: Ну?
Я улыбаюсь и допиваю кофе, после чего уже отвечаю.
К: Что «Ну»?
Следует долгая пауза. Она думает, как вытащить из меня информацию и не показать, что её это волнует.
О: Не надо играть в игры!
К: Я помню прошлый раз, когда ты просила меня не делать этого. Кажется, мы были в апельсиновой роще.
О: Иди к черту. Что думаешь о Ное?
К: Милый.
Что ты думаешь о Джесс?
О: Все та же глупая потаскушка.
Я смеюсь до слез. Другие посетители кафе оглядываются на меня, чтобы понять, над чем я смеюсь.
Я собираю вещи и ухожу. Она всегда прямолинейна. Я почти дохожу до своей машины, когда мой телефон снова сигнализирует о входящем сообщении.
О: Не влюбляйся в нее.
Я долгое время смотрю на это сообщение. Минуту, две, три… Чего она хочет от меня? Я не отвечаю. Чувствую себя так, словно она ударила меня.
И это все. Я не слышал от нее больше ничего на протяжении всего следующего года.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Прошлое
Первый раз, когда я увидел её — Боже мой — был таким, будто я никогда прежде не встречал женщин. Мне бросилось в глаза, как она прошла мимо меня. Она двигалась, словно вода: плавно и непреклонно. Все остальное было укутано туманом, и я видел только её. Единственную среди всего этого мрака. Я улыбнулся, когда она остановилась под нелепо переплетенным старым деревом, бросив на него единственный взгляд, грязный взгляд, самым грязный из всех, что я когда-либо видел. Признаться, я никогда раньше не видел этого дерева, поэтому у меня сейчас был один из тех моментов, когда вы, наконец-то, что-то замечаете и не можете понять, как же раньше вы упускали это из виду. Один из моих приятелей ударил меня по руке, чтобы привлечь внимание. Мы разговаривали о баскетболе. Тренер отстранил до конца сезона половину команды за курение травки, и теперь мы должны были сыграть последние игры без участия наших лучших игроков. Но для меня разговор закончился в ту минуту, когда я увидел её. Они проследили за моим взглядом, после чего понимающе кивнули. У меня была определенная репутация в отношении женщин. Ребята все ещё обсуждали изменения, когда я направился к дереву. Она стояла спиной ко мне. У неё были темные и непослушные, длиной по пояс, волосы, в которые так и хочется запустить руки. Моими первыми словами должны были стать: «Выйдешь за меня?», но вместо этого я сказал:
|
|
— Почему ты злишься на дерево?
Она повернулась настолько быстро, что я невольно отступил назад. Она выбила меня из колеи, заставив сомневаться в себе и чувствовать себя неуверенно. С подобными чувствами я был не очень хорошо знаком.
— Это всего лишь вопрос, Солнце, не нападай, — черт возьми, она враждебно настроена.
— Могу я тебе чем-нибудь помочь? — отрезала она.
— Мне было интересно, чем это дерево вызвало твою злость, — это звучало неубедительно, но что ещё, черт побери, я мог сказать? Может, у нее был плохой день, а может быть, она всегда такая, но, так или иначе, я должен был стоять в тени кроны и разговаривать с ней.
|
|
Внезапно, она приобрела скучающий вид.
— Ты пытаешься заигрывать со мной?
Черт. Это знакомство превратилось в одну из самых странных встреч с девушкой за всю мою жизнь. Я представился.
— Прости, что?
— Меня зовут... — я протянул ей руку. Мне просто хотелось прикоснуться к ней. Рука была ледяная. Казалось, будто её личность просачивается сквозь кожу. Она слишком быстро убрала свою маленькую ручку.
— Да, я пытался заигрывать с тобой, пока ты не пристрелила меня своим рукопожатием, — не думал, что останусь в живых и смогу дышать после рукопожатия с девушкой, которую желал. Неловкое рукопожатие. Для неё тоже. Нахмурив брови, она оглядела парковку, словно желая отыскать взглядом кого-нибудь, кто сможет спасти её.
— Послушай, мне очень хотелось бы стоять здесь и болтать с твоим эго, но мне уже пора идти.
Болтать с моим эго? Она только что использовала это словосочетание, чтобы оскорбить меня. Господи. Кто, черт возьми, эта девушка? Если бы мне удалось побороть ее враждебность по отношению ко мне, какой бы она стала? Она уже начала уходить. Мне срочно нужно что-нибудь сделать или сказать, чтобы она запомнила меня. Мне не пришло в голову ничего лучше, чем оскорбить её в ответ.
— Если бы ты родилась животным, то ты бы была ламой, — крикнул я ей вслед. И это было правдой. Мне очень нравятся ламы. Они могут постоять за себя и от их вони всегда режет глаза. Если ты их разозлишь, они без промедления плюнут в тебя. Однажды я видел, как подобное произошло с моим братом в зоопарке. Вот тогда-то ламы и стали моими любимыми животными. Но она этого не знала. Она знала, что я сравнил её с животным. И это её разозлило.
|
|
— Ещё увидимся, — сказал я и отвернулся. И я действительно планировал с ней увидеться. Я решил преследовать эту холодную, грубую девушку. Я последую за ней до её ледяного дворца и разрушу его, если придется. Я привык, что женщины хотят меня; она же не хотела иметь со мной ничего общего — даже имени своего мне не назвала! Наблюдая за тем, как она уходит, я осознал две вещи: я хотел её и мне придется потрудиться, чтобы её добиться.
Никто не знал, кто она такая, и я был обескуражен этим. Мне казалось, любой парень в кампусе опознает её по моему описанию — непослушные темные волосы, буравящие глаза и настолько тонкая талия, что её можно обхватить ладонями так, что пальцы соприкоснутся. Я воспользовался своими связями, пытаясь разузнать что-нибудь о незнакомке от сидящей в приемной девушки, с которой, к слову, я встречался в средней школе и которая до сих пор была от меня без ума.
— Калеб, мне нельзя этого делать, — сказала она, наклоняясь над столом. Я проигнорировал её попытку соблазнения.
— Всего лишь один раз, Рэй.
— Хорошо, какой корпус?
— Я видел, как она заходила в Коннерс.
— В Коннерсе около пятисот девушек. Опиши ее поподробнее.
— Второкурсница, — предположил я.
Она вбила эту информацию в поисковик базы, быстро пробегая пальцами по клавиатуре. — Отлично, осталось две сотни.
Я напряг свою память, пытаясь вспомнить что-нибудь еще. Голубые джинсы, белая рубашка, черный лак для ногтей. Надо подумать, что она изучает.
— Попробуй философию или юриспруденцию, — сказал я. Она была боевой девушкой, а такие обычно специализируются на юриспруденции. Но, в тоже время она смотрела на дерево, погрузившись глубоко в себя...
Рэй оглянулась по сторонам и быстро повернула ко мне монитор. Я просмотрел фотографии. По тридцать штук на каждой странице. Она прокручивала, а мои глаза искали.
— Поторапливайся, Казанова. У меня могут быть из-за тебя неприятности.
— Её здесь нет, — сказал я, спустя несколько секунд и принял равнодушный вид. — Ну, в этот раз не повезло. Но все равно, спасибо.
Рэй открыла рот, чтобы что-то сказать, но я помахал ей рукой и выбежал из приемной. Фотография незнакомки была там. Третья сверху. Я не хотел, чтобы Рэй узнала об этом, потому что у неё есть одна очень плохая привычка — она распространяет сплетни о девушках, которые мне нравятся.
Оливия Каспен. Яивило. Какое прекрасное маленькое имя, для прекрасной маленькой снобки. Я улыбался всю дорогу до общежития.
Я искал её повсюду. Она не ходила в зал. Она никогда не появлялась в столовой или на домашних играх. Я не раз приходил к тому месту, где впервые увидел её, и обходил кругами кампус. Ничего. Либо она была первоклассным отшельником, либо я все это выдумал. Оливия Каспен. Помесь Белоснежки и Злой Королевы. Я должен найти её.
Спустя неделю я уже отчаялся её найти. Поиски не приносили никаких результатов, пока я совершенно случайно не заметил её на трибунах во время одной из последних игр сезона. Мы вышли в плэй-офф, но противники вели в счете на десять очков. Я отвлекся от игры, заметив её, сидящую на трибуне с пластиковым стаканом в руке. Одно было ясно — она смотрела не на меня. Не знаю, что заставило меня подумать, что у меня получится произвести на неё впечатление игрой, но я старался. Команда гостей опережала нас по очкам, которые ещё можно было успеть отыграть. Игра была напряженная. Я стоял на линии штрафного броска, готовый отыграть недостающие очки. Но до сегодняшнего дня я не могу понять, что заставило меня тогда совершить поступок, который стоил нам победы. Я подбежал к тренеру. Обычно подобное стоило вылета из команды, но я был БПНК (большим парнем на кампусе), кроме того, мне повезло, что тренер был хорошим другом моей семьи.
— Я не могу сфокусироваться, пока не позабочусь кое о чем, — сказал я ему.
— Калеб, ты, должно быть, издеваешься надо мной.
— Тренер, — сказал я спокойно, — дайте мне две минуты.
Он прищурился и уставился на меня поверх очков.
— Это из-за той девчонки...?
Кровь застыла в жилах. Тренер был проницательным парнем, но чтоб настолько...
— … которая пропала? — закончил он.
Я посмотрел на него. Лаура? Мы встречались, но это было давно и не серьезно. Интересно, мои родители рассказали ему об этом? Моя мать дружила с её матерью. Она была очень рада, когда мы начали встречаться, но Лаура оказалась красивой снаружи и пустой внутри. Мы почти сразу разошлись. Прежде чем я успел его поправить, он сказал:
— Иди. Только поторопись.
Он объявил тайм-аут и собрал команду.
Я поднимался на трибуны, шагая через две ступеньки. Чем ближе я приближался, тем бледнее она становилась, и, к слову, ей очень шла эта бледность. Когда я присел перед ней, её глаза широко раскрылись, и она была уже готова подняться со своего места, чтобы убежать.
— Оливия, — произнес я. — Оливия Каспен.
На мгновение она выглядела потрясенной, но потом быстро взяла себя в руки. Она пробежалась глазами по моему лицу, затем наклонилась ко мне поближе и сказала:
— Браво, ты узнал мое имя, — а затем прошептала, — так какого черта ты вытворяешь?
— Ты — загадка университетского городка, — сказал я, оглядывая контур её губ. Я никогда не видел таких чувственных губ.
— Ты собираешься зарабатывать победные очки для команды или будешь и дальше затягивать игру, чтобы похвастаться своими детективными навыками?
О… мой… Бог. Как я мог не рассмеяться над этим? Мне хотелось прям там предложить ей выйти за меня, но я был абсолютно уверен, что получу пощечину за такое предложение. Я решил подключить свое обаяние. С другими девчонками это срабатывает. Но, черт подери, если она меня отошьет...
— Если я забью этот мяч, ты пойдешь со мной на свидание?
Она закатила глаза. На ее лице отразилось абсолютное отвращение. Затем она украла мою фразу и назвала меня павлином.
— И тебе потребовалась целая неделя, чтобы придумать это? — сказал я, ухмыляясь. Я был уверен, что её трудно будет заполучить.
— Конечно, — сказала она, пожимая плечами.
— Ну, тогда справедливо будет сказать, что ты думала обо мне всю неделю?
Когда я был маленьким, то я чертовски много смотрел «Шоу Луни Тюнза» (Прим.: The Looney Tunes Show — американский анимационный телесериал, сюжет которого крутится вокруг двух главных персонажей — Багза Банни и Даффи Дака). Дым всегда выходил из ноздрей героев, когда они злились. Обычно от этого они поднимались над землей. Выражение на лице Оливии было таким, как будто вот-вот из её ноздрей повалит дым.
— Нет... и... нет, я не пойду никуда с тобой, — больше она на меня не смотрела. Так хотелось схватить её за подбородок и повернуть к себе.
— Почему нет? — первым желанием было сказать: «Какого черта нет?»
— Поскольку я лама, а ты павлин — МЫпросто не совместимы.
— Хорошо, — выдохнул я. — Так что ж мне сделать?
Я был не в своей тарелке. Мне пришлось практически умолять девчонку сходить со мной на свидание. Это дерьмово.
— Промахнись.
Я посмотрел в её холодные, голубые глаза и понял, что встретился с одной из таких девушек, о которых пишут в книгах. Она не похожа ни на кого.
— Промахнись, — повторила она, — и я пойду с тобой на свидание.
Я больше ничего не сказал. Я был в шоке. Когда я возвращался на линию броска, мой разум разрывался от противоречивых мыслей. Мне казалось, я умру от взрыва мозга прежде, чем успею совершить бросок. Я не собирался этого делать. Это было безумие. Она была безумна. Черт. Что. За. Дерьмо.
Но стоя на штрафной линии с мячом в руках, я на пару секунд погрузился в размышления. Я был зол. Мне нужно было сделать то, что будет естественным, а именно выиграть игру, но я продолжал видеть её лицо перед собой. Я видел снова и снова, как она просмотрела на меня и произнесла: «Промахнись». В её глазах было что-то такое, из-за чего я не мог выбросить её из головы. Она попросила меня сделать невозможное. Она высоко подняла планку и ожидала, что я провалюсь.
Я поднял мяч, обхватив его ладонями, словно он являлся продолжением моего тела. Сколько часов я проводил каждую неделю, играя в баскетбол? Двадцать... тридцать? Для меня ничего не стоит забросить этот мяч — я могу сделать это даже с закрытыми глазами. Но что-то в её взгляде привязало невидимую нить к моим запястьям, от чего я ещё сильнее сжал мяч. Я мог разглядеть грустную победу на её лице, словно она смирилась со всеми мужчинами, которые её разочаровывали. Она ошибалась, думая, что сможет предсказать мой поступок. Если я хотел её...
Я хотел её.
Я промахнулся.
Я был для себя вне понимания.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошлое
Я промахнулся. Окружающие смотрели на меня так, словно я расстрелял целый спортзал людей, вместо того, чтобы попасть мячом в корзину. Моя мать всегда дразнила меня, говоря, что я ничего не воспринимаю всерьез. В моей семье даже существовала шутка про отсутствие у меня преданности чему-либо. Я был хорош во всем, чем занимался, но при этом ничего из этого не любил. Ни игру в баскетбол, ни катание на лодке, ни деньги, которые так легко появлялись в моей семье. И это заставляло меня чувствовать себя опустошенным. Мои друзья — те, с которыми я рос — тратили все свое время и деньги на билеты на бейсбольные, футбольные и баскетбольные матчи. Я тоже ходил на эти чертовы игры и даже наслаждался ими, но в конце дня понимал, что чего-то во мне не хватает. Я начал читать книги по философии. На втором курсе даже посетил несколько занятий. И мне это нравилось. Философия давала мне веру. Но затем в мою жизнь без предупреждения ворвалась Оливия Каспен, и я впервые испытал чувство преданности. Её философии. Её мимике. Я воспринимал её всерьез. Все её пять футов и два дюйма. И хотя Оливия была напыщенной и никогда не улыбалась, она мне нравилась. Мне хотелось сделать для неё что-нибудь. Поэтому я промахнулся.
— Это правда?
Я оторвался от своей тарелки с блинчиками. Дезире — одна из членов группы поддержки — приземлилась за мой столик, сев прямо напротив меня. Она до сих пор не смыла вечерний макияж и была одета в кофту моего приятеля, Кайла. И почему девчонкам так нравится носить кофты парней? Еризед.
— Ты о чем?
— О том, что ты промахнулся из-за девчонки?
— Где ты это услышала? — я отодвинул тарелку и сделал глоток чая.
— Все об этом говорят, — она усмехнулась и оторвала кусочек блинчика.
Я посмотрел на неё, слегка прищурившись. Мне было трудно проделать этот очаровательный трюк, учитывая, что у меня вспотели ладони от напряжения.
— И для кого же, по их словам, я сделал это? — если люди узнают, что я промахнулся ради Оливии, то происходящее приобретет для неё неприятный поворот.
Дезире облизнула пальцы.
— Ой, это всего лишь слухи. Кто знает, правда ли это? Ты ведь сам прекрасно понимаешь, какими могут быть люди.
Я пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным.
— Ну же, рассмеши меня, Дез.
Она сжала губы и наклонилась вперед.
— Никто не знает, кто она. Но кое-кто говорит, что видел, как ты болтал с ней до того, как промахнулся.
— Возможно, меня просто подвела игра, — сказал я, ставя кружку и вставая.
Дезире улыбнулась мне.
— Все возможно. Но твоя игра никогда тебя не подводила. Если ты спросишь меня, то я думаю, что это очень романтично.
— Романтично? — повторил я.
— Ага. Должно быть, она очень горячая штучка.
Я наклонился до тех пор, пока наши с Дезире глаза не оказались на одном уровне.
— Неужели похоже, что я мог сделать нечто подобное, Дез?
Она с минуту смотрела на меня, а затем покачала головой.
— Вообще-то, нет.
— Ну, вот ты и получила ответ на свой вопрос.
Я встаю, вытирая руки о штаны. Сколько людей видело, как я разговаривал с Оливией? Возможно, это и было глупо... даже немного нелепо, но тогда я не ожидал, что она бросит мне вызов. Если бы все пошло по моему плану, то она пошла бы со мной на свидание, если бы я забил. Как ни крути, а все хотят встречаться с победителями, и подобное желание с их стороны сделало бы меня победителем.
Я не мог ничего с собой поделать, но улыбка не покидала моего лица, пока я сбегал вниз по ступенькам перед обеденным залом. Девчонки редко удивляли меня, поэтому я бы пятьсот раз промахнулся ради свидания с ней.
Я никогда не западал ни на кого так, как на неё.
Оливия пылала. Когда она входила в комнату, можно было почувствовать жар её огня, который волнами расходился в разные стороны. Она была сердитой, невероятно страстной и бесстрашной. Она была настолько горячей, что заставляла окружающих держаться от неё подальше. Отличный трюк, если не считать того, что я играл с огнем.
Пиф-паф, и она меня пристрелила одной фразой.
«…. МЫпросто не совместимы».
Она боялась меня. Я понял это ещё в тот момент, когда мы встретились взглядами, стоя под деревом, в день нашего знакомства. Возможно, она ещё не понимала, какой тип парней ей нравится, но я уже знал, каков он. Я практически смеялся. Она бросила мне в лицо эти слова неуверенным, хриплым голосом, в то время как её глаза путешествовали повсюду, избегая моего лица.
Мы отправились на наше первое свидание через неделю. Я практически силком вытащил её туда, отправив ей посылку, в которой лежал сдутый баскетбольный мяч — тот самый, который я использовал, чтобы заполучить это свидание, вместе с запиской, в которой говорилось о необходимости увидеться в библиотеке. Признаться, встреча в библиотеке прошла отлично. Она надела черную кружевную рубашку с длинным рукавом, которая так сильно облегала её тело, что я видел каждый изгиб, не говоря уже о том, как прекрасно просвечивалась её кожа цвета слоновой кости сквозь просветы в кружевах. Мне хотелось поцеловать её прямо там, у стеллажей. Я бы с удовольствием затащил ее в отдел Диккенса, если бы не боялся, что спугну. Она неохотно согласилась пойти со мной на свидание. Я повел её в «Jaxson’s..», мое любимое кафе-мороженое. В начале вечера она была довольно сдержанной, но потом начала открываться мне и рассказала о своем прошлом. Я думал, все идет прекрасно. Пока...
— Просто я не думаю, что мы совместимы.
— Но мне так не кажется, — сказал я. Наша химия была приятной. Оливия либо все отрицала, либо врала напропалую. Держу пари, что врала.
Она моргнула, причем настолько быстро, насколько птица махает крыльями.
— Прости меня. Просто мне кажется, что мы находимся на разных волнах, — она вымолвила «на разных волнах» так, словно не была уверена, правильно ли употребляет эту фразу. На самом деле мы были на одной волне — я хотел её, она хотела меня. Просто она об этом ещё не знала.
— Это не совсем то, что я имел в виду. Я знаю, что нравлюсь тебе также сильно, как и ты мне. Но это твой выбор, да и я джентльмен. Раз уж ты хочешь, чтобы я отступил — хорошо. Прощай, Оливия.
И прежде, чем я успел схватить её в охапку и хорошенько встряхнуть, чтобы высвободить её чувства, я ушёл.
«Только не оборачивайся! Борись с собой!».
Вот, о чём я думал, уходя. Последнее, чего мне хотелось, это гоняться за человеком, который не хотел меня... или ещё не знал, что хотел.
Я вернулся в свою комнату в общежитии и выпил теплого пива. Быть отвергнутым первый раз в своей жизни — не самое приятное чувство. По правде говоря, очень поганое чувство. По крайней мере, мне тогда так казалось. Я делал все, о чем она меня просила. Мои товарищи по команде практически не разговаривали со мной, тренер на время отстранил меня от игры, и вдобавок ко всему мне разбили сердце. Вдребезги. Как я вообще мог испытывать подобные чувства по отношению к человеку, которого только что встретил?
Я делаю глоток пива, достаю учебник по статистике и около тридцати минут тупо таращусь на страницы, абсолютно ничего не видя. Хотя нет, это не правда. Я вижу Оливию Каспен.
Я видел её повсюду, безуспешно притворяясь, что не видел. Я убеждал себя, что она была самой обычной девчонкой, а не девушкой, которую я так сильно хотел. Мои друзья считали, что я так маниакально хотел её, потому что не мог заполучить. Я не стал их переубеждать. Возможно, так оно и есть. Они подбадривали меня, похлопывая по плечу и указывая на случайных девчонок в университете, которые с удовольствием переспали бы со мной. Ребята называли это секс-терапией. Я пробовал обращаться к ней раз, а может и два, но не было никакого эффекта. Я был выжат, отвергнут и опьянен девчонкой, которую всего лишь однажды поцеловал. Когда кто-то упомянул, что, возможно, она просто лесбиянка, я зацепился за эту идею. Но потом, спустя примерно месяц после того, как Оливия сказала мне, что мы не подходим друг другу, она начала встречаться с самым большим придурком на свете. Я ненавидел их. Поэтому я решил двигаться дальше, убедив себя в том, что она оказалась не такой, какой я себе её представлял.
И тогда я встретил Джессику. Первым, что она сказала, было: «Черт, не могу понять, чего я хочу больше: облизать тебя или выйти за тебя замуж».
На что я ответил: «А что скажешь насчет и того, и другого?».
С этого все и началось. Мы были вместе. Джессика Александр была сексуальной, доброй и взбалмошной. Как раз мой тип. В тоже время она была очень умная, но вы никогда бы этого не поняли, особенно если бы услышали, с каким ажиотажем она обсуждает такие темы, как одежда и фильмы. Мне нравилось быть с ней. Мне нравилось заниматься с ней сексом. Она заполнила ту пустоту, которая образовалась внутри меня. Оливия постепенно отодвинулась на задний план. Спустя некоторое время я уже мог спокойно отшучиваться о ней. Оглядываясь назад, мне становилось смешно от того, что я был одержим девчонкой, которую едва знал. Потом, будучи уже счастлив в новых отношениях, я узнал, что Джессика беременна и сделала аборт у меня за спиной, даже не сообщив мне о том, что ждала ребенка. Меня убивал тот факт, что она приняла решение без меня. Это был мой ребенок. Мой. Я хотел этого ребенка. Я забрал бы его, даже если бы Джессика не захотела заниматься его воспитанием. Я ударил кулаком по стволу дерева, вывихнул запястье и решил завязать со знакомствами и свиданиями.
Когда мои родители развелись, мама хотела переехать в Америку. Она родилась в Мичигане. Ее отец — мой дедушка — познакомился с бабушкой в Кембридже, где учился по обмену. Когда они поженились, то вернулись ненадолго в Соединенные Штаты, и у них родилась моя мама. Но, когда бабушка заболела, дедушка продал землю с домом и переехал ради неё в Англию. Мои родители вращались в одних и тех же социальных кругах, благодаря чему сблизились, и произошло то, что и должно было произойти. Она отвергла имена Сэм, Альфред и Чарльз и дала нам с братом американские имена. Когда она поймала отца на измене в третий раз, то собрала вещи, забрала нас и переехала в Америку. Я переживал переезд сложнее, чем брат. Я долгое время винил во всем свою мать, пока не побывал на четвертой свадьбе отца. Когда я увидел его зачитывающим клятву в четвертый раз, то всё понял. Я даже не знал, как зовут его жену. Элизабет? Виктория? Я был уверен, что её имя созвучно имени одной из Английских Королев. Но, я точно знал, что не верю в разводы. Нельзя давать клятвы, а потом вот так просто нарушать их. Если я женюсь на женщине, то это будет один раз и на всю жизнь. Я не буду воспринимать брак, как аренду. Никогда.
Я хотел жениться на Джессике. Это не значит, что я уже купил ей кольцо, просто я видел, как она врывается в мой мир. Она нравилась моей матери и любила меня. Это было так просто. Но, когда я узнал, что она сделала аборт, даже не сказав мне, что была беременна, я порвал с ней. Не мог простить, что она избавилась от моего ребенка.
И тогда вернулась Оливия. Она ворвалась в мою жизнь танцующей сиреной. Я точно знал, что она не случайно появилась в доме моего братства той ночью и пальцем поманила меня на танцпол. Если бы она не пришла ко мне, я бы сам отправился за ней. «Забудь все, что знаешь, — сказал я себе. — Ты связан лишь с ней одной». Не знаю, с чего я это взял. Возможно, наши души соприкоснулись под тем деревом. Возможно, я сам решил, что люблю её. А может быть, эта любовь не была нашим выбором. Но когда я смотрел на эту женщину, я видел себя с другой стороны. Не с лучшей стороны. Ничто не могло удержать меня вдали от неё. Подобное заставляет человека совершать поступки, на которые, как ему казалось, он не способен. Те чувства, которые я испытывал к ней, пугали меня. Они напоминали всепоглощающую одержимость.
По правде говоря, на тот момент я только прикоснулся к одержимости. Она поглотила меня гораздо позднее.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Настоящее
— Передай масло, пожалуйста.
Черт.
Я передаю ей масло, осознавая всю значительность этой просьбы. Ведь, если ты через весь стол передаешь женщине масло, то между вами уже происходит нечто серьезное. Я хватаю её загорелую руку и целую запястье, от которого пахнет кондиционером для белья. Она улыбается мне — она всегда улыбается. У неё есть ямочки на щеках, и чем сильнее она улыбается, тем глубже они проявляются. Мы с Джессикой ещё не живем вместе, но периодически ночуем друг у друга. В основном у меня, потому что я люблю свою кровать. Сейчас я наблюдаю за тем, как она намазывает масло на тост, одновременно играя в свой iPad. Нам хорошо вместе. Я все ещё чувствую пустоту внутри себя, но она постепенно её заполняет.
— Передай, пожалуйста, соль, — теперь уже я её проверяю. Хочу почувствовать, каково это. Она передает солонку не глядя на меня, и я хмурюсь. Все знают, что нельзя передавать соль без перца. Они пара. И, даже если просят что-то одно, нужно передавать и то, и другое. Теперь мне придется расстаться с ней.
Шучу.
Собравшись на работу, мы целуемся в фойе около лифта.
— Калеб, — говорит она, когда я начинаю уходить.
— Да?
— Я люблю тебя.
Вау. Окей.
— Джесс, — начинаю я, — я….
— Не нужно ничего говорить, — улыбается она, — я просто хочу, чтобы ты знал.
— Океееееей, — медленно говорю я. — Увидимся вечером, да?
Она кивает.
Чуть больше восьми месяцев прошло с тех пор, как она впервые осталась у меня на ночь. Акиссежд — не так легко срывается с языка, как многие другие имена, переделанные мною. Её утреннее признание кажется мне странным, но я не могу понять почему. Может быть, нам уже пора начать жить вместе. Я сажусь в машину и включаю кондиционер на полную мощность. Ей нравится моя щетина. Лия терпеть не могла, когда я не брился. Она постоянно говорила, что щетина раздражает кожу на её лице. Когда она произносила слово «раздражает», мне хотелось развестись с ней. Или, возможно, мне просто всегда хотелось с ней развестись. Меня тошнит, когда я думаю о Лии, но не из-за неё — у Лии всегда было очень мало власти надо мной — а из-за той маленькой девочки.
Я отгоняю подальше от себя подобные мысли. Когда я приезжаю на работу, то встречаю в офисе свою мать, которая пришла навестить Стива.
— Он практически не появляется дома, да и ты очень редко навещаешь нас, — говорит она, обнимая меня. — Поэтому мне приходится приезжать сюда, чтобы увидеться со своими двумя мальчиками.
Она не упоминает моего брата. Она все ещё злится на него, в общем-то, как и я, за то, что он переспал с моей бывшей женой. Лия сбросила на меня эту маленькую бомбочку в ту самую ночь, когда сказала мне, что не я являюсь отцом её ребенка. Я бы солгал, если бы сказал, что никогда думал о том, что Эстелла может оказаться его дочерью. И это ранит больше всего.
— Как Джессика? — спрашивает мама.
Я слегка улыбаюсь, перебирая бумаги на столе. Моя мать сидит в кресле в моем кабинете, и я точно знаю, что она пришла сюда поболтать. И она не уйдет отсюда, пока я не дам ей того, что она хочет.
— Этим утром она призналась, что любит меня.