— В этот раз я не собираюсь заниматься с тобой любовью, — мой голос хриплый. Она спускает с меня штаны, её язык прижат к верхней губе. Я прикусываю её язык и придвигаюсь ртом к ее уху.
— Я собираюсь оттрахать тебя, — она замирает или, лучше сказать, застывает. Я снимаю штаны и перешагиваю через них. Она смотрит на меня взглядом, полным животной страсти.
Потом ложится на спину, её волосы свисают со стола, такие длинные, что касаются пола. Ноги согнуты в коленях, каблуки стоят на краю стола — как будто она пришла прямо из эротической фантазии. И как только мне начинает казаться, что я заставил её подчиниться, она облизывает губы и произносит:
— Быстро и жестко, Дрэйк. Пусть это длиться дольше, чем в прошлый раз.
После всего этого мы лежим на полу её кабинета. Я перевернулся на спину, убрав одну руку за голову, а другой обнимаю её за талию. Она лежит у меня на груди в сексуальной позе. Примерно в середине нашего жесткого секса мы начали заниматься любовью. Мы не могли этого избежать. Все, что касается нас, обычно связано с эмоциями, даже если мы стараемся их не показывать. Я проигрываю в голове каждую горячую секунду произошедшего.
— Я думаю, что сексуально зависим от тебя.
— Просто это все в новинку,— отвечает она,— потому что раньше мы этого не делали.
— Почему ты всегда пытаешься принизить мои чувства к тебе?
— Я им не доверяю,— признается она через минуту.— Ты утверждаешь, что любишь меня, но, между тем, любил другую.
— Ты оттолкнула меня, Герцогиня. Я человек. И пытался найти кого-то, кто заменит тебя.
— А как же Лия? Ты ведь женился на ней.
Я вздыхаю.
— Виноват. Я втянул её в это, она влюбилась в меня, а потом я солгал про амнезию. И чувствовал, что единственный шанс всё исправить — жениться на ней.
|
|
Она неподвижно лежит в моих объятиях. Жаль, что я не вижу её лица, но мне хочется дать ей немного личного пространства, чтобы подумать над моими словами.
Мое сердце. Если бы у него были колени, то они бы подкосились от боли. Убираю руку из-за головы и тру глаза.
— Оливия... — мой голос ломается.
Я хочу, чтобы она потребовала рассказать всю историю, заставила меня заново пережить те секунды, которые изменили наши жизни, но она целует меня. Потом находит мою руку и сжимает её, и я забываю обо всем, кроме нас.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Прошлое
Когда я приехал, дверь была приоткрыта. Уже собирался постучать, но она распахнулась, и оттуда вышел человек с мешком мусора. Я отступил назад, не в силах что-либо сказать. Мои мысли понеслись сразу в нескольких направлениях. Он был не её типом. Я собирался убить его. Но почему он выносил мусор? Часто ли он тут ночует? Я ждал, пока он обратит на меня внимание, полагая, что каждый заслуживает возможность объясниться, прежде чем я начну выбивать из него дерьмо.
Он слегка удивился, когда заметил, что я стою перед ним. Огляделся, чтобы понять, есть ли со мной кто-то еще, и затем спросил:
— Вам помочь?
Он не закрыл дверь в номер Оливии, и мне удалось заглянуть внутрь.
Пусто.
Я почувствовал, как воздух выходит из легких. Закрыл глаза, запрокинув голову назад. Нет, нет, нет.
Я отошел и, запустив руки в волосы, начал расхаживать кругами, пока сотрудник мотеля с любопытством смотрел на меня. Из-за ревности я даже не заметил его униформу и имя на бэйджике. Почему я бросил её? Почему просто не остался? Я знал, что она так сделает. Она всегда сбегает, когда напугана. Я думал… о чем я думал? Что смогу удержать её, потому что мы занялись любовью? Что её демоны не найдут её в апельсиновой роще, где я бы продал душу, чтобы быть с ней?
|
|
Я посмотрел на бэйджик на его рубашке.
— Мигель, — голос звучал грубо даже для меня самого. Мигель поднял брови, пока наблюдал, как я борюсь с предложением. — Когда она... как давно?
— Этот номер пустует 24 часа,— ответил он, указывая на помещение за своей спиной. — У нас есть лист ожидания, чтобы успеть подготовить номера для следующих клиентов.
Двадцать четыре часа? Куда она отправилась? Что-то спугнуло её?
Провожу рукой по волосам. Я оставил её всего на два дня, чтобы уладить свои дела. Танцевал с ней на парковке, прежде чем ушел. Она пыталась рассказать мне правду, но я остановил её. Узнав про амнезию, она обдумала каждую возможную причину, чтобы сбежать от меня. Я планировал запереться в её квартире, заниматься с ней любовью снова и снова и заставить поверить, что мы сможем быть вместе. Но сначала мне нужно было кое с чем разобраться.
Я оставил Оливию и поехал к дому Лии. Когда она открыла дверь, я уже знал, что слез не избежать. Мне понадобилось тридцать минут, чтобы разбить ей сердце. И мне тоже было больно. Она не заслужила того, чтобы с ней так поступили. Я сказал, что встретил кое-кого. Она не спросила кого, хотя, думаю, ей это было известно, когда неделю назад она начала следить за квартирой Оливии. Прежде, чем уйти, я поцеловал ее в лоб. Но не стал рассказывать про амнезию. Не хотел ранить ее еще больше.
|
|
Потом поехал к себе. Стоя под душем, я вспоминал нашу совместно проведенную неделю. Думал об апельсиновой роще, о том, какова она на вкус, о её коже, подобной холодному атласу. А вспомнив момент, когда впервые вошел в неё, когда её глаза широко распахнулись, а губы приоткрылись, был вынужден окатить себя холодной водой.
Она отдала мне всё, что скрывала до этого. Она стала другой. Но в то же время осталась прежней. Упрямой, дерзкой... полной лжи.
Раньше я пытался её изменить. Но сейчас она была нужна мне такой, какая есть. Я хотел каждый прекрасный недостаток. Каждую остроумную фразу и холодность, которую лишь я знал, как растопить. Хотел ссор, и придирок, и примирительного секса. Хотел, чтобы каждое утро она просыпалась в моей постели. Чтобы ужасно готовила и поражала меня своим прекрасным, запутанным разумом.
Я отвернулся от всего, во что верил, лишь бы быть с ней. Наплевал на правду. Я так боялся, что она забудет обо мне, что солгал, лишь бы вернуться в ее жизнь. Теперь у меня есть бесчисленное количество объяснений тому, что сделал.
Я посмотрел на Мигеля. Внезапно он стал для меня последним напоминанием о ней.
— Она оставила что-нибудь? Записку... хоть что-то?
Мигель потер шею.
— Нет.
— Она сказала, куда собирается?
Он облизнул зубы.
— Я всего лишь служащий. Они не дают мне обратного адреса, — он огляделся, чтобы убедиться, что мы одни. — Но если она что-то оставила, это, скорее всего, лежит в мусорном мешке, который я могу оставить прямо здесь, пока пойду убирать номер.
Он бросил мешок на пол и посмотрел на меня, прежде чем войти в помещение, а потом закрыл за собой дверь.
Я поднял его, взвешивая в руке. Легкий. Оставила ли она что-то, объясняющее, куда собралась? Может, вернулся Джим и спугнул её? Он рассказал ей? Я присел на колени и вывернул мешок на бетон. Мои руки вспотели, и к ним прилипал мусор, пока я пытался там что-то отыскать. Порванная бумага, разбитое стекло, лепестки... что я искал? Письмо? Оливия никогда бы не написала мне письмо. Это было не в её стиле. В ее стиле было уехать, не оставив послания, бросив меня прямо в огонь. Я завязал мешок. Половина сердца была разбита, другая половина горела от злости. Когда мешок упал на землю, я услышал тихий звон чего-то, ударяющегося о пол. Мои глаза сканировали бетон, отчаянно пытаясь найти что-то, что приведет меня к ней.
И нашел это у моих ног.
Пенни.
Она оставила его для меня или просто так? Я подобрал его, зажав между пальцев. Одна блестящая поверхность стала зеленоватой, медь старела. Это было её прощанием? Я почувствовал злость, даже замешательство. Что я наделал? Апельсиновая роща, поцелуй на парковке, прежде чем уйти. Я был настолько уверен в своих чувствах к ней… и в её чувствах ко мне. Не было ни малейшего шанса, что Оливия отдалась бы мне, если бы была не уверена в нас. Тогда почему? ПОЧЕМУ?
Я пошёл к парковке и поднял кулак с зажатым в нем пенни.
«Выкинь его», — приказал я себе. Мускулы напряглись.
И не смог сделать этого. Рука опустилась. Я положил пенни в карман и поехал домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Настоящее
Она отвозит меня до моей машины, как только начинает всходить солнце. Мы оба не хотели уходить, но боялись, что Берни решит заглянуть в офис в субботу.
— Чуть позже ты впадешь в депрессию,— говорю я ей, когда мы подъезжаем к парковке.— Ты возненавидишь себя и хорошенько проревешься, а затем пойдешь в магазин и купишь мороженого. Не надо.
Она смотрит на меня большими глазами, и я уже вижу, как начинает закрадываться вина.
— Я не знаю, чего хочу,— признается она.— Но это было неправильно и несправедливо по отношению к Ною.
— Он бросил тебя.
— Да.
— Потому что ты хотела ребенка, а он нет.
— Да,— повторяет она.
— А до того, как уйти, он часто был рядом?
Долгое время она молчит.
— В его понимании таким был брак. Ты была дома, когда это было удобно для него, но он никогда не был там для тебя.
— Прекрати.
Я хватаю её за запястье и сжимаю.
— Почему он не вернулся, когда Добсон сбежал из тюрьмы?
— Он сказал, что они поймают его. Сказал ждать и довериться полиции.
— Именно. Он должен был защищать тебя. Это его работа. Он должен был сесть на самолет, как только узнал об этом.
— Это несправедливо, — отвечает она, покачивая головой. — Он знает, что я сильная. И могу позаботиться о себе.
Я почти рычу от отвращения. Это грустно.
— Послушай меня, — говорю я, поворачивая её лицо ко мне, — я понимаю, что ты не знаешь этого, потому что твой отец был бесполезным дерьмом и никогда не показывал, что за тебя нужно бороться. Но ты достойна лучшего, и любой мужчина в твоей жизни должен бросить всё, чтобы защитить тебя. Не нужно показывать свою силу, потому что тогда никто не останется с тобой. Твой отец не смог объяснить тебе этого. Ной не смог. Я не повторю их ошибок.
Целую её в лоб, а по её щеке катится одинокая слеза.
— Раунд за раундом мы движемся, Оливия. Это касается тебя и меня, а не тебя и Ноя. Всего несколько недель. Проведи время со мной. Никаких решений, пока не найдешь справедливого.
— Справедливое решение — то, когда делаешь все правильно…
Я перебиваю её.
— Для тебя. Да, то, что правильно для тебя. Дай мне время, чтобы я показал тебе.
Она открывает рот, чтобы снова стрельнуть в меня ядом.
— Шшш, — продолжаю я. — Собери вещи на одну ночь. Я хочу отвезти тебя в одно местечко.
— Я не могу просто взять и уехать с тобой! У меня есть работа!
— Я знаю, что ты взяла отгул. Берни мне сказала.
Оливия выглядит ошеломленной.
— Берни? Когда ты успел поговорить с ней?
— Я наткнулся на неё в магазине. Она волновалась за тебя.
Её рот открывается. Она качает головой, словно сама идея о том, что кто-то может волноваться за неё, кажется нелепой.
— Я в порядке,— строго говорит она.
Я беру её за запястье и притягиваю в свои объятья, целуя в макушку.
— Нет. Я твоя вторая половинка. И единственный, кто знает, как исцелить тебя.
Она отталкивает меня, и когда я вместо того, чтобы отстраниться, остаюсь на месте, она зарывается лицом мне в грудь, словно хочет похоронить себя во мне. Я обнимаю её, стараясь не смеяться.
— Да ладно тебе, Герцогиня, поехали. Это что-то вроде путешествия с палатками.
— Да, так и будет, — бубнит она. — За исключением того, что ты не будешь лгать о своей амнезии, а я не буду притворяться, будто не знаю тебя, и твоя рыжая стервозная подружка не будет разносить мою квартиру, когда мы уедем.
Я обнимаю её ещё крепче. Меня тошнит от мысли, что Лия так сделала. Она творила по-настоящему безумные вещи, чтобы разлучить нас с Оливией. Почти такие же безумные, какие творил я, чтобы быть с ней. Я морщусь и беру её за плечи, чтобы посмотреть в глаза.
— Ну, так что ты скажешь? Согласна?
— Как долго нас не будет?
Я раздумываю.
— Четыре дня.
Она качает головой.
— Два.
— Три, — подсчитываю я. — Один день мы тратим на дорогу.
Она кивает и смотрит на меня.
— Мы же не пойдем в поход? Потому что каждый раз, когда мы туда собираемся, у нас случается эмоциональный кризис, а я не уверена, что смогу вынести...
Я прикрываю ей рот рукой.
— Никаких походов. Возьми с собой что-нибудь нарядное. Я заберу тебя завтра в восемь утра.
— Хорошо, — она пытается сделать вид, что ей все равно, но я точно знаю, что она взволнована.
Я целую её в лоб.
— Пока, Герцогиня. Скоро увидимся.
Я ухожу, не оборачиваясь, чтобы взглянуть на неё. Понятия не имею, куда её повезу, и совру, если скажу, что идея с походом не приходила мне в голову. Но как только она напомнила, что оба наших похода закончились печально, я отбросил эту идею. Нужно, чтобы она вспомнила, как хорошо нам вместе. Сев в машину, достаю телефон. Я знаю идеальное место, и до него ехать всего несколько часов.
Без пятнадцати восемь я стучусь в дверь её квартиры.
— Как всегда, рано, — жалуется она, открывая дверь. У неё в руках сумка. Я беру её и заглядываю внутрь. Она одета в выцветшие джинсы и облегающую футболку «Marlins» (Прим. «Майами Марлинс» – профессиональная бейсбольная команда, основанная в 1993 году). Волосы влажные и спадают на лицо.
Она замечает, что я рассматриваю футболку, и пожимает плечами.
— Я ходила на игру, — объясняет она. Чувствую, что она оправдывается, и ухмыляюсь.
— Что? — спрашивает она, шлепая меня по руке. — Я люблю спорт.
— Ты ненавидишь спорт и всё, что с ним связано. Помню, однажды ты сказала мне, что профессиональные спортсмены просто зря занимают место.
Уголок её губ опускается, и она хмурится.
— Ною нравится бейсбол. Я просто поддерживала его.
— А.
Я чувствую ревность, поэтому отворачиваюсь и иду к лифту, пока она закрывает дверь.
Мы молча едем вниз, стоим так близко, что наши руки соприкасаются. Когда дверь распахивается, мы не сразу выходим.
— Как долго туда ехать? — интересуется она, залезая в машину.
— Мы не поедем на машине, — отвечаю я.
Она качает головой, приподняв одну бровь.
— Увидишь. Просто сядь и расслабься. Мы скоро будем там.
Она яростно на меня смотрит и включает радио. Я протягиваю ей мой iPod, и она просматривает плейлист, пока не находит Coldplay.
— Ты чокнутая, и сумасбродная, и грубая, но я никогда не жаловался на твой музыкальный вкус.
— Извини, — говорит она, кладет плеер и смотрит на меня. — Разве ты не должен быть очаровательным в эти выходные?
Я хватаю её за колено и сжимаю.
— Я это и делаю, Герцогиня. Комплимент с оскорблением. Всё, как ты любишь.
Она, улыбаясь, отталкивает мою руку.
Поездка занимает двадцать минут. Когда я останавливаюсь в порту, Оливия выглядит смущенной. Я выхожу из машины и достаю её вещи из багажника.
— Что это?
— Гавань. Здесь стоит моя лодка.
— Твоя лодка?
— Да, любимая.
Она идет за мной. Я забираюсь первым, и, поставив наши сумки на небольшую галеру, возвращаюсь за ней.
— Питер Пэн, — произносит она, не отрывая взгляда от лодки. — Ты назвал её «Питер Пэн».
— Ну, когда я её только купил, то назвал «Большие надежды», но потом изменил на «Питер Пэн». Не хотел накликать несчастье.
Её ноздри раздуваются. Затем она смотрит на меня большими глазами.
— Я никогда не была на лодке. На корабле да, но они гораздо больше... и выглядят безопаснее.
Я протягиваю руку и помогаю ей взобраться. С минуту она колеблется. Затем бежит к кабине и садится на сиденье, вцепившись в него двумя руками. Она такая задира, что порой я забываю, насколько мало она по-настоящему жила. Я улыбаюсь и подготавливаю лодку к путешествию.
Когда мы отправляемся, лодка начинает раскачиваться на волнах, она быстро бежит ко мне и садится на скамейку. Я поднимаю руку и обнимаю её. Не могу даже улыбнуться. Чувствую такое сильное эмоциональное напряжение, что полчаса веду лодку не в том направлении. Когда я осознаю свою ошибку, вокруг нас одна вода, я выключаю мотор и смотрю на неё.
— Я чувствую себя такой уязвимой, — признается она. — Сколько наград я собрала за все эти годы, адвокатскую степень, деньги, каменное сердце. Но здесь ничего этого нет, и я чувствую себя голой.
— Твое сердце не каменное, — возражаю я, глядя на воду. — Ты просто притворяешься.
Краем глаза я вижу, как она смотрит на меня.
— Ты единственный, кто так говорит. Остальные обычно верят мне.
— Я единственный, кто знает тебя.
— Тогда почему ты всегда так легко от меня отказываешься? Разве ты не знаешь, что я хочу, чтобы за меня боролись?
Я вздыхаю. Вот она. Правда.
— Мне понадобилось много времени, чтобы понять, о чем ты говоришь. И каждый раз, когда мы сходились, казалось, что мы не были готовы. Но десять лет спустя я здесь. Сражаюсь. Хочется думать, что я выучился на своих ошибках. И надеюсь, что мы, наконец, готовы быть вместе.
Она не отвечает, но я знаю, что у неё в голове. Может, наконец-то пришло наше время. Может быть.
Я завожу мотор.
Около часа дня мы подъезжаем к Тампа-Бэй. Я оставляю лодку у пристани и вызываю такси, чтобы доехать до проката машин. Доступен только минивен. Оливия ворчит, когда мы залезаем внутрь.
— Что? — спрашиваю я. — Мне нравится.
— Нет, — серьезно отвечает она. — Не говори так. Иначе я потеряю к тебе всякое уважение.
Я ухмыляюсь и везу нас в отель. Мы выгружаем сумки, и Оливия осматривает номер, пока я проверяю нашу бронь.
— Пойдем, пообедаем, — предлагаю я. Она достает косметичку, но я отнимаю её.
— Просто будь сегодня обнаженной, и это касается эмоций и лица.
Улыбка появляется на её губах, но она её подавляет. Хотя по её глазам и так все видно. И для меня этого достаточно.
Мы идем в маленький ресторан, где подают только что пойманную рыбу. Он расположен прямо на воде. У Оливии загорел нос, и я замечаю веснушки, проступающие на носу и щеках. Она заказывает «Маргариту» и клянется, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.
После второго бокала она становится болтливой. Мы идем по магазинам, и она рассказывает мне про жизнь в Техасе.
— Южные красавицы, — заверяет она меня,— самые смертоносные создания, созданные Богом. Если ты им не нравишься, то они даже не посмотрят на тебя, когда ты будешь с ними разговаривать. И одарят тебя комплиментом со скрытым оскорблением.
Я рассмеялся.
— Как ты с этим справляешься?
— Не очень хорошо. Отбрасываю комплимент и просто оскорбляю их.
— Мне становится некомфортно, когда я думаю об этом, — признаюсь я. Когда Оливия сыпет оскорблениями, такое ощущение, словно в тебя стреляют. Очень неприятное чувство.
Она морщится.
— Кэмми говорит, что я антитехаска. Она хотела, чтобы я уехала оттуда, потому что нарушаю саму его суть.
— Ох, Кэмми.
Она широко улыбается. Я знаю, как она ценит лучшую подругу. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, как Кэмми старалась держать меня подальше от неё. Это не важно. Я никогда не расскажу ей.
Мы разглядываем глупые футболки, когда она внезапно произносит:
— У меня все ещё есть свитер с «Кошками и Джорджией».
— У меня тоже. Давай купим вот эти. У нас будет целый гардероб украденных вещей.
Она выбирает две футболки с пальмами самого ужасного бирюзового оттенка, который я когда-либо видел, с надписью «Сердца в Тампа-Бэй».
Я рычу.
— Посмотри на эти, они лучше, — я указываю на футболки, которые можно носить в обществе, и она кривится.
— Какое же в этом веселье? — она идет в ванную и надевает обновку, затем заставляет меня сделать то же самое. Через пять минут мы идем, держась за руки, по брусчатке в похожих дурацких футболках.
И мне безумно это нравится.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Прошлое
После выпускного Кэмми вернулась в Техас. Её было невероятно легко найти: потребовалось просто отследить её передвижение в социальных сетях. Она проигнорировала мои первые пять смс, но на шестую попытку, ответила коротким сообщением:
«Какого черта, Калеб.
Она хочет, чтобы её оставили в покое.
ОТВАЛИ!
К тебе вернулась память?
К черту. Мне плевать».
Другими словами, Кэмми не собиралась мне помогать. Я подумывал о том, чтобы полететь в Техас, но не имел ни малейшего понятия, где она живет. Её страница была скрыта, плюс она меня заблокировала. Я чувствовал себя сталкером. Потом попробовал найти её через колледж, но даже мои связи в администрации не помогли: Оливия не оставила им обратного адреса. Я обдумал и другие варианты: можно было нанять частного детектива... или просто оставить её в покое. В конце концов, именно этого она и хотела. Она не стала бы убегать, если бы на этот раз всё не было кончено.
Это больно. Больнее, чем в первый раз. Тогда я злился. Весь первый год злость убеждала меня в своей правоте. На второй год я чувствовал оцепенение.
На третий год я поставил всё под сомнение. В этот раз все было по-другому. Все ощущалось более реальным, словно что бы мы ни делали, нам никогда не суждено быть вместе. Может, после секса она осознала, что больше не влюблена в меня. Может, я был слишком самонадеянным, раз думал, что у неё вообще были ко мне чувства. Я же любил её еще сильнее, если такое вообще возможно. И мне нужно найти её. Еще раз. Последний.
Спустя один фэйковый профиль на Facebook'е, я стал одним из постоянных виртуальных друзей Кэмми. Все ееё фотографии можно было посмотреть одним кликом, но я пялился в монитор компьютера добрых 15 минут, чтобы изучить всё. Я боялся увидеть жизнь Оливии, то, как легко она двигается дальше без меня. Но все равно искал, пытаясь разглядеть её в бесконечном потоке фотографий с вечеринок. У Оливии был особый дар избегать камеры. Порой мне казалось, что я заметил её волосы в углу снимка или на размытом кадре, но я настолько был ею опьянен, что, возможно, видел то, чего на самом деле не было. И узнал только то, что Оливия была на Шри-Ланке с Корпусом Мира. На Шри-Ланке, правда, есть Корпус Мира?
Черт.
Кэмми жила в Грейпвайне. Я бы поехал туда, чтобы поговорить. Может, она сказала бы мне, где Оливия. Ведь она бы не захлопнула передо мной дверь, увидев на пороге. Я провел рукой по лицу. Кого я обманываю? Это же Кэмми. Даже перекрасившись в блондинку, она могла выглядеть воинственно. Я выждал месяц, борясь с мыслью, что Оливия хочет побыть одна, и моей необходимостью убедить её в том, что на самом деле она этого не хочет.
В конце концов, я попросил у Стива отгул. Сначала он не соглашался, потому что из-за своей амнезии я и так отсутствовал четыре месяца. Но когда объяснил ему, что дело касается Оливии, он смягчился.
Я поехал. Одна тысяча двести девяносто миль Coldplay, Keane и Nine Inch Nails. По пути, я остановился в закусочной. В одном из тех мест, где официанток зовут Джуди и Нэнси, и начес никогда не выходит из моды. Но мне это нравилось. Флорида нуждалась в смене имиджа. Все это мне подходило: претенциозность, жара, отсутствие Оливии. Может, ощущение дома присутствовало там, где была она. Появилось чувство, что ей бы понравились Нэнси и Джуди. Если она в Грэйпвайне, и мне удастся уговорить её поехать домой со мной, я бы завез её сюда. Заставил бы съесть жареную курицу и макароны с сыром за столом, на котором так много следов от чашек с кофе, что это больше походит на особый дизайн. Мы бы поглощали еду до тех пор, пока не впали в жировую кому, затем нашли бы дешевый мотель и стали спорить, где заняться сексом, потому что она бы не одобрила чистоту простыней. Я бы целовал её, пока она не забыла о простынях, и мы были бы счастливы. Наконец-то счастливы.
Я пересек границу штата Техас и решил остановиться в мотеле, прежде чем ехать к Кэмми. Мне нужно было побриться... принять душ. Выглядеть презентабельно. Затем я подумал: к черту все. Кэмми может увидеть меня таким, какой я есть: грязным и отчаявшимся. Я отправился дальше к её дому и остановился на подъездной дорожке как раз в тот момент, когда взошло солнце. Дом был кремового цвета, с каменной облицовкой. На окнах стояли горшки с цветами, в основном, лаванда. Слишком мило для Кэмми. Я решил подождать несколько часов и позавтракать, прежде чем постучаться. Кэмми печально известна своими поздними подъемами. В конце концов, я решил застать её врасплох. Так она расскажет мне больше.
Я припарковался и пошел к её входной двери. Уже собирался позвонить, когда из-за угла появилась машина и поехала прямо к тому месту, где стоял я. Я остановился посмотреть, кто это, и у меня появилось жуткое ощущение, что машина направлялась к дому Кэмми. У меня было два варианта... Можно было вернуться к своей машине или спрятаться с другой стороны дома и ждать. Я выбрал второй вариант. Обогнул дом и прижался к стене, лицом к забору. У соседей был йоркширский терьер. Я видел, как он обнюхивает забор.
Йорки очень громко лают. Если он учует меня, то, без сомнения, поднимет шум, и кто-то из соседей выйдет посмотреть, что случилось.
Машина повернула на подъездную дорожку, как я и предполагал. Я слышал, как закрываются двери, и шуршание ног, когда они поднимались к двери. Скорей всего, это Кэмми. Вернулась от какого-то парня, с которым провела ночь. Но это была не Кэмми. Я слышал два голоса. Один из них принадлежал Оливии, другой — какому-то мужчине. Я едва ли не бросился к ней, но открылась входная дверь, и я услышал визг Кэмми.
— Ребята, да у вас был секс! — воскликнула она.
Оливия неестественно рассмеялась. Ублюдок — кем бы он ни был — засмеялся вместе с Кэмми.
— Тебя это не касается, — огрызнулась Оливия. — А теперь отойди. Мне нужно готовиться к занятиям.
Занятия! Я почувствовал, как начинаю сползать по стене. Конечно. Она училась в юридической школе. И встретила парня. Уже. Она даже не думала обо мне, а я проехал тысячи миль, чтобы вернуть её.
Что за издевательство.
Должно быть, Кэмми вернулась в дом, потому что мне было слышно, как Оливия обернулась и поблагодарила его.
— Увидимся вечером, — сказала она. — Спасибо за прошлую ночь. Мне это было необходимо.
Я услышал отчетливый звук поцелуя, затем он направился к машине и уехал. Я стоял там ещё пять минут, частично раздраженный, частично раненый, частично ощущающий себя полным придурком, прежде чем постучал в дверь.
Кэмми распахнула дверь, одетая лишь в футболку с изображением Джона Уэйна. Она держала кофейную кружку, но, увидев меня, чуть её не выронила. Я забрал кружку и сделал глоток.
— О. Мой. Бог.
Она вышла наружу, закрывая за собой дверь.
— Я хочу увидеть её. Сейчас.
— Ты чокнутый? Вот так взять и появиться здесь?
— Позови её, — произнес я, возвращая ей кофе, и она уставилась на меня так, словно я попросил её отдать какой-нибудь свой орган.
— Нет, — наконец, ответила она. — Я не позволю тебе снова сделать это.
— Сделать что?
— Обдурить её, — выдохнула она. — Она в порядке. И счастлива. Она должна побыть одна.
— Она нуждается во мне, Кэмми. Она связана со мной.
На минуту мне показалось, что она собиралась меня ударить. Но вместо этого просто недовольно хлебнула кофе.
— Угу, — она подняла палец и указала на меня. — Ты лживый мешок дерьма. Она достойна лучшего.
Мысленно я отступил. Это было правдой. Но я мог стать лучше для неё. Стать тем, кем она захочет, потому что люблю её.
— Никто не может любить её так, как я, — сказал я. — Теперь отойди, или придется тебя отодвинуть. Потому что я собираюсь войти...
На мгновение она засомневалась, но отступила.
— Ладно.
Я открыл дверь, вошел в прихожую...
Слева от меня была кухня и что-то похожее на гостиную, справа — лестница. Я направился к ней. Поднялся на три ступеньки, когда услышал голос Кэмми позади меня.
— Знаешь, она ведь была беременна.
Я остановился.
— Что?
— После вашего рандеву под лунным светом.
Я оглянулся на неё, мое сердце бешено стучало в груди. Мои мысли перенеслись в ту ночь. Я не пользовался презервативом. И теперь ощутил покалывание по всему телу. Она была беременна. Была... была... была...
— Была?
Кэмми сжала губы и подняла брови. Что она имела в виду? Я почувствовал, как боль начинается в груди и выливается наружу. Почему она…? Как она могла?
— Даже к лучшему, что ты оставил её, — сказала она. — Под твоим мостом не только вода, там еще и личинки мух, и дерьмо, и трупы. А теперь, нафиг, убирайся из моего дома, пока я не вызвала полицию.
Ей не пришлось повторять дважды. С меня хватит. Все кончено. Раз и навсегда.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Настоящее
Мы возвращаемся в отель и готовимся к ужину. Она моется первая, а пока я в душе, делает макияж и укладку. Мы до сих пор не целовались. Только подержались за руки. Я стою на балконе, ожидая, пока она оденется. А когда выходит, чтобы сказать, что готова, я оцениваю её взглядом.