История Кэрол может послужить иллюстрацией к третьей проблеме развития: нам нужно научиться жить под бременем падшего мира, зная, что вселенная столь же греховна, несовершенна, ущербна, как и мы. Мир отнюдь не идеален, порой он даже враждебен, но другого у нас нет.
Почему конфликт идеала с реальностью оборачивается проблемой? Если бы не случилось грехопадения, не существовало бы и проблемы. Человек не был предназначен для соприкосновения со злом, для укрощения зла. Первоначальный план предусматривал совсем другое: мы должны были жить в постоянной любви, получая удовлетворение от целенаправленной деятельности. Но в силу ряда причин эта идеальная для нас жизнь не состоялась.
Если вам случалось когда–либо видеть лицо ребенка, впервые обиженного другим малышом, вы представляете себе, насколько ошеломляет человека первая встреча со злом. Я видел лицо годовалой девочки, которую оттолкнули во время совместной игры. Прежде всего на ее лице проступило изумление — она еще не готова была понять чужую агрессию, в ее сознании не было соответствующей схемы. Потом она испытала отчаяние человека, которого обидели, предали, и только затем верх взяла ярость, и родителям пришлось разнимать детей.
Мы сталкиваемся со злом как вне, так и внутри себя самих. На нас обрушиваются тяжкие последствия грехопадения: грех, утраты, несправедливость. Мы живем в несовершенном мире, и это действует разрушительно. Сравните нежную кожицу младенца с увядшей кожей восьмидесятилетнего старика, на которую жизнь наложила свой отпечаток. Всем нам понятен созданный Павлом образ мира — страдающей роженицы: «Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Римлянам 8:22). Эта боль в той и иной форме затрагивает всех нас.
Но ею проблема не ограничивается. Жить в падшем мире нелегко, и эта трудность еще усугубляется нашим знанием добра и зла. Мы имеем некоторое представление о том, каким должен быть совершенный, идеальный мир. Невероятно сложно перенести контраст между этим идеалом и реальностью.
Нам всем случалось пережить моменты истинного блаженства, внезапную, словно дар, радость глубокой, нежной и искренней любви, удовлетворение от проделанной работы, когда «день был хорош, ужин готов, Бог в небесах, и все хорошо в мире». И все же эти неожиданные моменты удовольствия и удовлетворения не компенсируют неудачи, потери и боль реального мира. Когда мы подводим баланс, нам часто кажется, что мы оказались в проигрыше.
Однако это сопоставление вообще не должно было иметь места. Вот почему Бог хотел установить лишь один предел полной свободе Адама:
«И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь»
(Бытие 2:16–17).
Бог не хотел давать нам возможность судить о добре и зле, потому что Он желал ради нашего же блага избавить нас от познания зла, защитить нас от того, что могло нанести нам тяжкие раны, как это и происходит теперь.
Зло само по себе настолько заразно, что лишь Бог может иметь с ним дело, не становясь при этом дурным. Наша тварная природа сделала нас податливыми злу. Я думаю, что, изгоняя прародителей из Эдема, Господь опять–таки заботился об их благе: если б Адам остался и съел плод с древа жизни, он сделался бы бессмертным и навеки оказался бы изолированным от Бога и других:
«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят»
(Бытие 3:22–23).
В каком–то смысле райский сад всегда остается с нами. В воспоминаниях о прекрасных моментах жизни и в желании самим стать лучше и исправить окружающий мир отражается отблеск того идеала. Иногда идеал придает нам сил, а порой превращается в орудие пытки, например, когда мы твердим себе: «Как я мог допустить такой промах, ведь я же знал, что из этого получится! Как же это снова вышло?!»
Потрясающее основы столкновение с несовершенством мира и личный опыт добра и зла порождает в нас дилемму, которую можно сформулировать примерно так. Человек хочет быть идеальным и жить в идеальном мире, он даже способен представить себе это состояние. Что же ему делать со злом, которое он видит в себе и в мире, как уживаться с несправедливостью, неудачами, несовершенством, разочарованиями?
Для некоторых людей, в частности, для перфекционистов и разочарованных идеалистов, это превращается в затмевающую все проблему, в основе которой лежит страх, как бы зло не взяло верх над добром или не «заразило» его. «Одного яблока хватило, чтобы лишить нас рая», — рассуждает идеалист. Это признак нарушения развития: человек не представляет себе добро иначе, чем «в чистом виде».
Одна моя знакомая устроила себе замечательно красивую свадьбу. Вся церемония — от первого гимна до заключительного танца в вестибюле церкви — была прекрасным свидетельством ликования новобрачных перед Богом и множеством собравшихся. Однако невеста призналась мне, что в течение нескольких месяцев она не могла наслаждаться приятными воспоминаниями о бракосочетании, потому что ей мешал один маленький эпизод, навеки отпечатавшийся в ее памяти: ее свекровь поспорила с распорядительницей церемонии о том, быстро или медленно невеста должна пройти мимо ряда скамей. Эта женщина не могла получить удовольствие от замечательно устроенной свадьбы, поскольку не умела закрыть глаза на один «плохой» момент. Ее перфекционизм не допускал этого.
В плену такой проблемы оказалась и Кэрол, искавшая «идеального» мужа, «идеальную» семью и работу. Она не могла смириться с какими–то изъянами и несовершенством и превратила свою жизнь в бесконечное путешествие в сказочную страну, где бы ее избавили от разочарования в любви и работе. «Достаточно хорошее» оказывалось недостаточно хорошим на фоне идеалистической мечты Кэрол.