Эта же проблема возникает и в процессе развития маленького ребенка. Сначала малыш приобретает понятие о привязанности (первая стадия), затем об отделенности (вторая фаза), а после этого он знакомится с еще одним принципом — с существованием добра и зла. Как часто довольный агукающий младенец, только что сосавший материнскую грудь, превращается в яростно вопящее существо, лишь только его сажают в манеж, и тут же вновь переходит к блаженству, если встревоженная мать поспешно берет его на руки.
Младенец еще недостаточно умен, чтобы разобраться в действиях матери. Он знает, что мать была «хорошей», когда держала его на руках, а когда его засунули в манеж, все хорошее кончилось и вместо хорошей матери явилась «плохая», не исполняющая его желания. Ничего страшного — через мгновение явилась «хорошая» мать и «спасла» его. Младенец еще не видит, что любящая, обнимающая его мать и строгая, отбирающая у него то, чего он хочет, — один и тот же человек.
Малыш не может справиться с этим раздвоением: тот самый человек, которого он любит, подчас вызывает у него ярость. Это происходит потому, что после грехопадения все мы рождаемся в состоянии греха, без благодати и любви. От утробы матери в сердцах наших царит пустота, страх и гнев. В этот период нет никакого противоядия «злу», поскольку младенец еще не успел получить достаточно благодати, чтобы прощать «плохое».
Мать тратит много времени и сил, выводя младенца из тревожного состояния. Она дает ему ощущение устойчивости и строит каркас любви, она должна давать ребенку достаточно «хорошего», чтобы он не утрачивал эмоциональный образ «хорошей матери», когда ему приходится сталкиваться с отсрочкой удовлетворения. С какого–то момента ребенок сможет понять, что «противная тетка», намылившая ему голову, — это та же самая чудесная мама, которая вечером играла с ним. Зло перестает вытеснять добро.
Над этой проблемой, только не по отношению к матери, а по отношению к самому себе, бился апостол Павел. Он тяжко страдал от реальности греха в своей душе:
«Ибо не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр. А потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть, в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю»
(Римлянам 7:15–19).
Столетиями христиане находили утешение в этом горестном вопле апостола, говоря себе: «Он понимает, с чем мне приходится жить». Этот текст может применить к себе и человек, страдающий от навязчивых состояний «дурного поведения», постоянно движущийся по порочному кругу: он жаждет добра, но увяз во зле. Павел осознавал внутренний конфликт, отчуждение, разрушительное расщепление души на плохую и хорошую. Он знал, каким ему следует быть, но и понимал, каков он есть на самом деле.
Ложные решения
Люди, не получившие достаточно благодати, чтобы справиться с проблемой зла, живут в постоянном страхе, они все время бегут и скрываются от своего стыда или от разочарования при виде чужих промахов, или от того и другого. Если человек получает 95 баллов из 100 возможных, проходя трудный тест, и считает это провалом, он, как правило, начинает мечтать о мире, где все люди набирают только 100 баллов. Это временное и неадекватное разрешение конфликта между идеалом и реальностью вызывает по крайней мере частичное расщепление добра и зла. Человек старается удержать их по отдельности, изолировав зло, вместо того чтобы реально осознать его и решить проблему с помощью прощения, получаемого от Бога и людей.
Типичным примером такого временного решения является нетерпимость к своим недостаткам. Джефф обратился за помощью после того, как жена обнаружила у него порнографические открытки. Его браку был нанесен страшный ущерб, Джефф не знал, куда деваться оттого, что его «дурная сторона» была разоблачена. Постепенно на терапевтических сеансах удалось выяснить, откуда у Джеффа взялось это пристрастие.
Эта зависимость сложилась у Джеффа давно, еще в отрочестве, и служила весьма важным с психологической точки зрения целям. «Я всегда был звездой, — рассказывал Джефф. — В моей семье не было места посредственности». Родителям Джеффа требовался вундеркинд, который заполнил бы пустоту в их сердцах. Его способности как нельзя лучше годились для этого. Все давалось мальчику легко: учеба, спортивные достижения, лидерство в классе.
Но довольно рано Джефф стал замечать, что чувствует себя каким–то «нереальным». Он блестяще проводил молодежные семинары при церкви, но при этом у него возникало чувство, что это не он, а какой–то похожий на него актер. Иногда ему казалось, что он наблюдает за самим собой из–за кулис, наслаждаясь этим спектаклем. Несколько лет детства и отрочества почти полностью выпали из памяти Джеффа. «Как я могу что–то вспомнить? — возмущался он. — Меня там не было, это был актер».
Найдя в кладовке у отца порнографические открытки, Джефф испытал соблазн гораздо более глубокий, чем просто сексуальное возбуждение. Эти картинки открывали ему дверь в фантазийный мир, где он мог быть импульсивным, зависимым, чувственным, то есть, по понятиям Джеффа, «плохим». Порнография сделалась прибежищем всех нелюбимых, несовершенных, с точки зрения родных Джеффа, частей его души.
Зацикленность на добре и нежелание видеть зло могут привести к тому или иному виду наркотической зависимости или к самообожанию; они всегда уводят прочь от любви. Любовь не отказывается видеть дурное, она прощает его, «не радуется неправде, а сорадуется истине» (1 Коринфянам 13:6). Любовь не отрицает ни позитивную, ни негативную истину.
Джефф понял, что желал признавать относительно себя только позитивные истины. Точно двойной агент, он был расщеплен надвое: на идеальное совершенное «я» с обожающим его кругом семьи и друзей по церкви — и на тайное, «плохое», зато живое «я». Тем не менее эту часть себя Джефф ненавидел. «Я все время думал о людях, с которыми я связан: как бы они были обижены, разочарованы, если бы правда выплыла наружу».
Джефф решил проблему зла в себе таким образом: отвел ему место, изолированное от своей остальной жизни. Он до смерти боялся собственного унижения и всеобщего разочарования, которое испытают окружающие, узнав о его греховности.
На сеансе групповой терапии Джефф впервые признался другим людям в своей проблеме и страшно удивился, когда вместо того, чтобы обрушить на него непосильное бремя позора, многие члены группы заплакали, услышав, как мучительно боролся Джефф, пытаясь всегда быть «замечательным». Впервые дурное «я» Джеффа ощутило благодать милосердия. «Я думал, это дурное «я» должно быть наказано, а не прощено и любимо». По мере того как Джефф расставался с завышенными требованиями к себе, ослабевала и его зависимость от порнографии.
Был ли его собственный грех причиной проблем, от которых страдал Джефф? Да, разумеется. Однако не следует путать корни и плоды. Его дурные наклонности нужно рассматривать как следствие или симптом более глубинной проблемы — неспособности интегрировать хорошие и дурные части своей личности. Иисус учил, что необходимо заботиться о корнях, уходящих глубоко в сердце, не позволяя внешним проявлениям ввести нас в заблуждение:
«Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека; ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Все это зло извнутрь исходит, и оскверняет человека»
(Марка 7:20–23).
Случалось ли вам иметь дело с желающими вам добра христианами из числа «поборников греха»? Они с готовностью берутся решить проблемы, подобные проблемам Джеффа, не обращая внимания на то, что Иисус назвал «осквернением извнутрь». Чтобы решить такую проблему, нужно было сперва выявить мучительную борьбу Джеффа с собственной порочностью.
«Поборники греха» тоже оказывают нам помощь, поскольку они подталкивают нас к ситуации, в которой мы сможем исповедать свою борьбу перед Богом и людьми. Но завершать эту борьбу наставлением «больше не веди себя плохо» — это значит повторять известную ошибку фарисеев, «очищающих внешность чаши»:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их»
(Матфея 23:25–26).
Омывание внешней стороны чаши, замазывание ошибок ни к чему не приводят, так как не обнаруживается источник проблемы. Эта часть души ждет и разбухает, чувствуя себя все более нелюбимой и непрощеной, пока вновь не даст знать о себе.
Другим неправильным или временным решением становится нетерпимость к чужим недостаткам. Потребность отталкивать все «плохое» в поисках идеала коренилась в душе Кэрол со времен ее бурного детства: родители постоянно ссорились и дома, и на людях, используя детей как оружие в этой войне. На потребности детей никто не обращал внимания.
Спасаясь от сложной ситуации в семье, Кэрол создала в своем воображении идеальный фантазийный мир, где «все хорошо», где никто не критиковал и не обижал ее. В этом мире ее окружали исполненные сочувствия или восхищения люди, понимавшие Кэрол с полуслова, работа всегда приносила хорошие результаты, радовала, была наполнена смыслом и абсолютно избавлена от рутины. В своих мечтах Кэрол должна была выйти замуж за идеального человека, исполненного совершенной любви к ней, всегда заботящегося о ней.
Естественно, к середине жизни Кэрол подошла, оставив за собой шлейф разочарований как в области отношений, так и в области карьеры. Малейшее замечание, даже морщинка на лице кого–нибудь из окружающих — и Кэрол снова вспоминала свое мрачное, безблагодатное детство. Для этого хватало даже пустякового замечания, неудачной реплики, произнесенной кем–нибудь из лучших побуждений.
Однажды ближайшая подруга Кэрол, женщина несколько старше ее, попыталась сделать ей комплимент: «Ты в прекрасной форме для человека средних лет, я хотела бы брать с тебя пример». Кэрол была просто уничтожена. Ей исполнилось сорок четыре года, но она отнюдь не относила себя к поколению, достигшему «средних лет». Состояние безблагодатности, постоянное ощущение себя «плохой», «нелюбимой» сделали Кэрол гиперчувствительной, и, если друзья говорили ей не совсем то, чего она ожидала, она чувствовала себя непонятой или обиженной.
Нередко единственным способом обращения с неприятными аспектами своей души становится отрицание. Укрывая какие–то эмоции, мысли или воспоминания от сознания, человек ухитряется как–то избавиться от стыда или чувства, что он не любим, которое связано с этими сторонами души. Беда в том, что отрицание не помогает. Можно пытаться похоронить свои эмоции, но хоронить их приходится заживо.
Библейское решение
Поскольку никто из нас не находится в том надежном состоянии, в каком мы могли бы быть, все люди нуждаются в помощи, чтобы разрешить конфликт со своими «плохими сторонами». Бог предлагает нам иное решение: не перфекционизм и не расщепление, а нечто противоположное — прощение.
Любовь или закон
В Библии противоядием против того дурного, что есть в наших сердцах, названы отнюдь не хорошие наши качества — такое противопоставление было бы законничеством или самооправданием. «Но, если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатию» (Римлянам 11:6). Противоядием должна служить любовь.
Вот что совершил Иисус, приняв распятие: Его смерть перенесла проблемы морали из сферы закона в сферу любви. Мы не должны более страшиться того, что наши недостатки лишат нас близости к Богу или к другим людям. Да, мы «очень плохие», мы никогда не будем соответствовать идеалу, не «заслужим» любовь. Все мы грешим и недостойны славы Божьей, но и мы найдены и выкуплены из тьмы и одиночества Отцом, Который никогда не отречется от обета любить нас без всяких условий.
Если человек не понимает этого, он либо пытается как–то сгладить свои несовершенства, либо яростно отрицает их. Каждая ошибка для него словно дамоклов меч. Такой человек находится в постоянном страхе перед неотвратимым наказанием, он знает, что в какой–то момент нить оборвется, его слабости станут явными, навлекут на него стыд, отвержение, изоляцию от Бога или людей.
Но Библия говорит нам, что мы освящаемся, когда эти несовершенные стороны нашей личности раскрываются в отношениях с другими, когда мы признаемся в своих проблемах людям, которые могут позаботиться о нас, простить и поддержать. Этот процесс Библия называет исповедью.
Исповедь
Исповедаться — значит признать истину о самом себе. О чем бы ни шла речь — о скрываемых дурных наклонностях, постыдном воспоминании, нелюбимом аспекте своего «я» — мы должны принять это перед Богом и людьми: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться» (Иакова 5:16).
Исповедь перед Богом и людьми не ведет к осуждению, она открывает путь к решению проблемы. Процесс исцеления начинается с того, что человек признает реальность и свою ранимость.
Христиане зачастую неправильно понимают назначение исповеди. Суть ее не в том, что таким образом «снимается вина», как полагают некоторые. Мы несем свою вину, но подзаконная вина разрешилась Крестом: «явлением Спасителя нашего Иисуса Христа, разрушившего смерть и явившего жизнь и нетление чрез благовестие» (2 Тимофею 1:10). Прежняя подзаконная вина становится ничтожной, поскольку мы находимся в союзе с Богом. Для верующего нет осуждения, а потому нет и необходимости в исповеди ради прощения — эта проблема уже решена.
Цель исповеди заключается в том, чтобы подставить нелюбимые, ненавистные, дурные части себя свету Божьей благодати и получить ясное наставление Его истины. Части, нуждающиеся в прощении, вовлекаются в отношения, устраняется все заражающий яд греха, который больше не может распространяться по всему организму души. Любовь сводит проблему вины к ее сути: наша дурная часть в том и состоит, что какие–то наши потребности не удается — или кажется, что не удается, — удовлетворить согласно предписаниям Библии.
Когда Джефф получил возможность откровенно обсудить с членами группы свое пристрастие к порнографии, произошло нечто удивительное: изменилась интонация, с которой он говорил. Сначала Джефф мямлил и заикался, был глубоко смущен, в каждом его слове чувствовалось мучительное напряжение, когда он рассказывал, как вел себя под воздействием своей мании. Но потом в его душу начали проникать и доброе расположение других членов группы, и их собственные откровенные признания, и спустя какое–то время исповедь стала для Джеффа чем–то естественным. У него, как и у всех людей, была своя проблема, которую требовалось решить. Другие члены группы также мучились из–за конфликтов, связанных с нарушением границ, и тому подобного.
Мы, можно сказать, видели, как «дурные» аспекты Джеффа интегрируются с остальными частями его личности, так что он мог взять на себя ответственность за них и позаботиться, чтобы и эту сторону его натуры окружающие его люди могли понять и полюбить.