В романе «Братья Карамазовы» есть весьма примечательный диалог братьев, ученого Ивана и послушника Алеши, о религии, который в дальнейшей литературной истории в некотором роде повторяет рассказ «Один день из жизни Ивана Денисовича», причем собеседники снова – главный герой Иван и баптист Алеша. Только теперь разговор происходит в лагере для заключенных. Логично, Иван ведь собирался пройти через страдания, вот и пострадал, пусть и в новой инкарнации.
И еще интересный момент, Иван у Достоевского разговаривает с чертом, в чем отчасти видится грядущее явление в Москву Воланда, описанное Булгаковым в «Мастере и Маргарите». Уместно вспомнить и появившегося до всех этих событий «Фауста», с которым у Ивана так же есть сходство: они оба – люди науки, о чем Фауст свидетельствует так:
Я богословьем овладел,
Над философией корпел,
Юриспруденцию долбил
И медицину изучил.
Иван «очень скоро, чуть не в младенчестве, стал обнаруживать какие-то необыкновенные и блестящие способности к учению». Тем не менее, как и Фаусту, наука не приносит Ивану истинного удовлетворения, он только впадает в «тоску нестерпимую». «Тоска до тошноты, а определить не в силах, чего хочу. Не думать разве…». «Не в тоске была странность, а в том, что Иван Федорович не мог определить, в чем эта тоска состояла».
В работе «Достоевский и его христианское миропонимание» Н.О. Лосский видит причину этого чувства в том, что герой не может признать Бога: «Уныние наступает тогда, когда человек, стоящий на ложном пути и испытавший ряд разочарований, утрачивает любовь и к личным, и к неличным ценностям, отсюда следует утрата эмоционального переживания ценностей, утрата всех целей жизни и крайнее опустошение души. Это – смертный грех удаления от Бога, от всех живых существ, от всякого добра. Грех этот сам в себе заключает также и свое наказание – безысходную тоску богооставленности».
|
|
Что же касается образа черта, свое исследование этого вопроса провел Р.Л. Бэлнеп. Он считал, что черт заимствован Достоевским из романа «Лихо» Д.В. Аверкиева (1836-1905), приятеля Федора Михайловича, где так описано появление темной силы:
«Иван чувствовал, что нездоров, но из какой-то боязни вполне ясно сказать себе, что болен, отвернувшись от света, старался уснуть. Сон его был тяжел и прерывист; он беспрестанно просыпался, беспокойно метался на постели и опять засыпал на минутку.
Проснувшись в который-то раз, Иван подумал, что больше не заснет. Он хотел встать. Голова была как свинцовая; в руках и ногах какая-то тупая боль. Через силу присел он на постели, упершись спиной в угол комнаты. Он сидел то безо всякой мысли, то в голове у него просыпалось смутное и затуманенное сознание, что ему плохо. Посидит, скажет: „А ведь плохо мне“, и опять бессмысленно уставится глазами в противоположный угол чулана. Вдруг ему показалось, будто там кто-то шевелится. Он – вглядываться. И точно, что-то, словно через силу, выползая из щели угла, неловко закопошилось и стало расти. То было какое-то подобие человека…»[64].
А вот о том же Достоевский: «[Иван] сидел на диване и чувствовал головокружение. Он чувствовал, что болен и бессилен. Стал было засыпать, но в беспокойстве встал и прошелся по комнате, чтобы прогнать сон. Минутами мерещилось ему, что как будто он бредит. Но не болезнь занимала его всего более; усевшись опять, он начал изредка оглядываться кругом, как будто что-то высматривая. Так было несколько раз. Наконец взгляд его пристально направился в одну точку. <…> Он долго сидел на своем месте, крепко подперев обеими руками голову и все-таки кося глазами на прежнюю точку, на стоявший у противоположной стены диван. Его, видимо, что-то там раздражало, какой-то предмет, беспокоило, мучило.
|
|
Он знал, что нездоров, но ему с отвращением не хотелось быть больным в это время… <…> Итак, он сидел теперь, почти сознавая сам, что в бреду <…> и приглядывался к какому-то предмету у противоположной стены на диване. Там вдруг оказался сидящим некто…».
То есть оба автора описывают болезненное состояние, в котором Иван Аверкиева увидел нечто, что вскоре пропало, а Иван Достоевского получил видение, которое никуда не делось.
Прототип Ракитина – журналист и публицист Григорий Захарович Елисеев (25 января (6 февраля) 1821, село Спасское, Томская губерния – 18 (30) января 1891, Санкт-Петербург), которого Федор Михайлович прекрасно знал по журналу «Современник».
Григорий Захарович родился в семье сельского священника и какое-то время готовился принять сан. Во всяком случае, он окончил духовное училище, затем Тобольскую духовную семинарию, после Московскую духовную академию, по окончании которой стал бакалавром, а позже профессором Казанской духовной академии.
Впрочем, тут как раз и выяснилось, что никакой постриг он не примет, а лучше приложит полученные знания на благо истории и литературы. Так и вышло. Начал с того, что опубликовал несколько работ по истории распространения христианства в Казанском крае. Потом познакомился с работами Герцена и Белинского, под воздействием которых покинул Духовную академию и стал искать применения себе в светской службе.
|
|
Занимал пост окружного начальника, был советником губернского правления в городе Тобольске. Но затем в 1858 г. оставил службу и переехал в Санкт-Петербург, где сразу же влился в литературную среду. Занимался журналистикой и публицистикой. После успешного дебюта в журнале «Современник» статьей «О Сибири» (1858, № 12) сблизился с Н.Г. Чернышевским, и тот пригласил его занять место одного из редакторов.
В 1859-1863 гг. Григорий Захарович – постоянный сотрудник и член редакции сатирического журнала «Искра», редактировал газеты «Век» (1862) и «Очерки» (1863). Позже, уже при Некрасове в 1868-1881 гг., – один из редакторов «Отечественных записок», возглавлял в журнале отдел публицистики. Завещал свое немалое состояние – свыше 50 000 рублей – Литературному фонду.
Алексей Толстой
«КНЯЗЬ СЕРЕБРЯНЫЙ. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕН ИОАННА ГРОЗНОГО»
Ни один государь нашей древней истории не отличался такою охотою и таким уменьем поговорить, поспорить, устно или письменно, на площади народной, на церковном соборе, с отъехавшим боярином или с послами иностранными, отчего получил прозвание в словесной премудрости ритора.
С.М. Соловьев
Иван IV Васильевич, прозванный Грозным, по прямому имени Тит и Смарагд (изумруд), присутствует в романепод своим настоящим именем. Кроме того, Иван Грозный является персонажем множества произведений в прозе, драматургии, кинематографии.
Иоанн Васильевич родился 25 августа 1530 г. в селе Коломенское под Москвой и умер 18 (28) марта 1584 г. в Москве, перед смертью принял монашеский постриг с именем Иона.
Государь, великий князь Московский и всея Руси с 1533 г., первый царь всея Руси с 1547 г. (кроме 1575-1576 гг., когда «великим князем всея Руси» номинально был Симеон Бекбулатович). Он – старший сын великого князя Московского Василия III и Елены Глинской. По отцовской линии происходил из московской ветви династии Рюриковичей, по материнской – от Мамая, считавшегося родоначальником литовских князей Глинских. Внук Софии Палеолог – из рода византийских императоров.
Номинально Иван стал правителем в три года, то есть считался таковым. Страной управляла Избранная рада на правах регентов при малолетнем правителе.
При Иване IV начался созыв Земских соборов, составлен Судебник 1550 г. Проведены реформы военной службы, судебной системы и государственного управления. Что немаловажно, внедрены элементы самоуправления на местном уровне (губная, земская и другие реформы). Были покорены Казанское и Астраханское ханства, присоединены Западная Сибирь, Область войска Донского, Башкирия, земли Ногайской орды. Иными словами, прирост территории Руси составил почти 100 % – с 2,8 млн км2 до 5,4 млн км2, к завершению его царствования Русское государство стало размером больше всей остальной Европы[65].
В 1560 г. Иван IV берет власть в свои руки, рада упразднена, многие входившие в нее бояре подверглись опале. В общей сложности Иван Грозный правил 50 лет и 105 дней – дольше любого из когда-либо стоявших во главе Российского государства правителей. Что же так привлекает в образе Ивана IV, или Ивана Грозного? Он был одним из самых образованных людей своего времени[66], обладал феноменальной памятью, богословской эрудицией. Сохранились его послания к Курбскому, Елизавете I (к ней он сватался), Стефану Баторию, Юхану III, Василию Грязному, Яну Ходкевичу, Яну Роките, князю Полубенскому, в Кирилло-Белозерский монастырь.
По его повелению, созван Стоглавый собор, своими решениями обязавший духовных лиц организовывать во всех городах школы для детей на «учение грамоте, и на учение книжного письма и церковного пения псалтырного». Этот же собор утвердил повсеместное употребление многоголосного пения. По распоряжению царя создан уникальный памятник литературы – Лицевой летописный свод. Он организовал книгопечатание в Москве. Некоторые историки считают, что царь Иван унаследовал от бабки Софьи Палеолог ценнейшую библиотеку морейских деспотов, в которую входили древние греческие рукописи; куда она делась, неизвестно до сих пор. Поиски библиотеки Ивана Грозного (Ивановой либереи) до сих пор ведутся в подземельях Москвы, их история отражена в романе Б. Акунина «Приключение магистра. Алтын-толобас».
Теперь о прозвище «Грозный». Считается, что царь Иван IV – злобный, подозрительный и недоверчивый, точнее, стал таковым в результате постоянных заговоров, дворцовых интриг, и главное, после того как была отравлена его супруга. «Он так склонен к гневу, что, находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных, – пишет посол Даниил Принц из Бухова. – Жестокость, которую он часто совершает на своих, имеет ли начало в природе его, или в низости (malitia) подданных, я не могу сказать» (Б. Акунин).
«Не произнесет историк слово оправдания такому человеку; он может произнести только слово сожаления, если, вглядываясь внимательно в страшный образ, под мрачными чертами мучителя подмечает скорбные черты жертвы; ибо и здесь, как везде, историк обязан указать на связь явлений: своекорыстием, презрением общего блага, презрением жизни и чести ближнего сеяли Шуйские с товарищами – вырос Грозный»[67].
Эмиль Золя
«НАНА»
Прототипом главной героини послужила Бланш д’Антиньи (9 мая 1840, Мартизе, Эндр – 30 июня 1874, Париж) – французская куртизанка, натурщица, певица и актриса. Должно быть, характер этой дочери церковного ризничего стал полным сюрпризом для набожных родителей. Бланш отличалась авантюрным складом. Рано созрев и почувствовав силу своего женского обаяния, в 14 лет она сбежала из дома с любовником в Бухарест, но там произошла размолвка, и девочка стала кочевать с цыганами, где научилась петь и танцевать.
Так что после возвращения в Париж девушка выступала в цирке, танцевальных залах, работала моделью (в том числе для картины Поля Бодри «Раскаявшаяся Магдалина», 1859).
Далее она очаровала управляющего III Отделением шефа российских жандармов генерал-адъютанта Н.В. Мезенцова и переехала с ним в Россию. Здесь слыла красивой женщиной, но вела себя слишком вызывающе, и вскоре по личному распоряжению императрицы ее выслали из России в Висбаден.
На новом месте Бланш стала звездой оперетты, поэтому в поклонниках не было недостатка. Вернувшись в Париж, она блестяще выступала в операх-буфф Флоримона Эрве «Хильперик» (1868) и «Маленький Фауст» (1869), пародии на «Фауста» Гете и Гуно. В 1870-1873 гг. она исполняла ведущие роли в опереттах Оффенбаха. Казалось бы, жизнь наладилась, но Бланш умудрилась так поссориться с одним из своих высокопоставленных любовников, что сама сочла за благо убраться из Парижа, на этот раз она отправилась в Египет.
В Каире, естественно, был свой театр, там она сумела завлечь в свои сети местного хедива. Кроме новых впечатлений и любовников, в Египте Бланш приобрела брюшной тиф, вернулась в Париж в надежде излечиться, но.... Некогда богатая и красивая женщина умерла в полной нищете.
Александр Островский
«ВОЛКИ И ОВЦЫ»
Главная героиня пьесы – Меропия Давыдовна Мурзавецкая – также имела своего прототипа. Им послужила игуменья Митрофания, в миру баронесса Прасковья Григорьевна Розен (15 ноября 1825, Москва – 12 августа 1899, Москва). Островского заинтересовала не столько сама игуменья, сколько уголовное дело, связанное с нею. Мы поступим точно так же и, обойдя подробности частной жизни игуменьи, сразу приступим к разразившемуся вокруг нее скандалу.
Итак, Прасковья ушла в монастырь в 26 лет и уже в 35 возглавляла Введенский Владычный монастырь в Серпухове. Молодая, сильная, трудолюбивая, она добилась того, что руководимый ею монастырь расцвел, а сама игуменья Митрофания сделалась весьма влиятельным и уважаемым человеком. Это она создала общины сестер милосердия в Санкт-Петербурге, Пскове и Москве, это она находила деньги для всех этих общин и обителей, убеждая знать и купечество вкладывать средства в дела церкви.
Тем не менее именно эта всеми уважаемая женщина в 1873 г. попадет под суд за попытку мошеннически завладеть чужим имуществом. При этом лично на свои нужды Митрофания, скорее всего, не взяла бы из общих денег ни копейки, она старалась на пользу монастыря и общины. Судил игуменью суд присяжных и приговорил к 14 годам ссылки в Енисейскую губернию. Но потом нашлись смягчающие обстоятельства, позволившие отправить ее в монастырь Нижегородской губернии. По окончании ссылки Митрофания несколько раз ездила в Иерусалим.
Разумеется, это дело было более чем резонансным, и неудивительно, что Островский решил написать пьесу, в которой, однако, он не доводит дело до суда. Упоминания о Митрофании можно найти в различных произведениях Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Генрик Сенкевич
«ОГНЕМ И МЕЧОМ»
Прототипом главного персонажа исторического романа польского писателя Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» Яна Скшетуского послужил военачальник Речи Посполитой Николай (Миколай) Скшетуский (ок. 1610, с. Рожново (ныне – гмины Оборники), Оборницкий повят, Великопольское воеводство, Польша – 1673).
Пан Скшетуский происходил из бедной шляхетской семьи. Служил в войске Речи Посполитой, на территории современной Украины. Во время восстания Хмельницкого (1648-1657 гг.) сражался в отряде крылатых гусар под командованием ротмистра Марка Гдешинского.
Однажды, переодевшись простым крестьянином, сумел пробрался сквозь казацко-татарское окружение из осажденного Збаража к королю Яну Казимиру и доставить донесение. Это событие произошло в 1649 г.
В 1651 г. участвовал в Берестецкой битве. В 1658 г. – подпоручик татарской хоругви старосты осекского Адама Чарнковского. Во главе этого подразделения под командованием Стефана Чарнецкого, а позже Яна III Собеского принимал участие в Русско-польской войне (1654-1667 гг.) и сражениях с крымско-татарскими ордами.
Исторические документы повествуют о грабежах и насилиях, чинимых Скшетуским и его подчиненными, в частности, в 1664 г., будучи полковником, он силой пытался заставить выйти за него замуж Софию Завадскую.
Артур Конан Дойл
ШЕРЛОК ХОЛМС
Прототипом знаменитого сыщика Шерлока Холмса считается потомственный врач Джозеф Белл, сослуживец Конан Дойла, работавший в Эдинбургском королевском госпитале. Мистер Белл обладал уникальной способностью угадывать характер и прошлое человека по мельчайшим деталям. К примеру, развлекался тем, что определял профессию и характер своих пациентов еще до того, как те представлялись ему, и практически никогда не ошибался в предположениях. К примеру, по прорехе на брюках определял, что его пациент левша, или по запаху догадывался, что перед ним лакировщик.
С проницательным доктором время от времени консультировался Скотланд-Ярд. В частности, он принимал участие в поисках небезызвестного Джека Потрошителя в 1888 г., после того как маньяк убил свою четвертую жертву в Лондоне.
Известно, что как врач Джозеф Белл не отказывал в помощи людям с невысоким достатком, за что его очень любили. Начав преподавать, Белл объяснял своим студентам основы своего метода, рекомендуя им не забывать во время осмотра пациента «пользоваться глазами, слухом, обонянием в той же мере, что и мозгом».
Белл – высок ростом, обладал жилистым телом, густыми и темными волосами, имел резкий голос, и он курил трубку. Кроме того, Шерлок Холмс унаследовал от своего прототипа страсть к химическим опытам.
Артур Конан Дойл познакомился с Беллом в 1877 г. Учился у него, потом сделался аспирантом в Эдинбургской клинике, где работал Белл, и, таким образом, имел возможность изучить прототип досконально.
Когда Беллу исполнилось пятьдесят, Конан Дойл издал первый рассказ про Шерлока Холмса и преподнес его своему учителю. Известно, что Шерлока Белл принял с восторгом и потом много раз подчеркивал, что лично знаком со знаменитым писателем и даже имеет некоторое отношение к его популярности. Хотя, что касается личности Шерлока Холмса, считал, что в создании персонажа в равной степени поучаствовали два прототипа – он сам и его автор Конан Дойл. «Вы и есть подлинный Шерлок!» – писал Джозеф Белл его автору. К слову, Конан Дойл так же время от времени помогал полиции. Правда, его выручала не столько дедукция, сколько хрустальный шар медиума. Конан Дойл вызывал духов, и, возможно, именно по этой причине время от времени играющий на скрипке Шерлок не исполняет то или иное конкретное произведение, как сделал бы любой другой музыкант, а производит жуткие звуки. Под такую, с позволения сказать, музыку, сыщику, а может быть, и медиуму лучше думается. А может быть, он не столько думает, сколько призывает к себе духов-помощников, потому как обычно читатель не в силах проследить за хитросплетениями сюжета и пройти той же дорогой, что и гениальный Холмс. Быть может, это как раз и объясняется тем, что Шерлок Холмс пользуется подсказками высших сил, недоступных восприятию простых людей.
Образ Шерлока Холмса неоднократно использовался в самых разных литературных произведениях, к примеру в романе Г.Л. Олди «Шерлок Холмс против марсиан». На данный момент насчитывается около 210 кинофильмов, сериалов, анимационных фильмов с участием сыщика Шерлока Холмса, перечислять которые в этой книге считаю нецелесообразным ввиду их поистине фантастического числа.
Джером К. Джером
«ТРОЕ В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ»
Я ас было четверо – Джордж, Уильям Сэмюэль Гаррис, я и Монморанси» – так начинается знаменитая книга Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Джером К. Джером повествует о совершенно реальных приключениях, происходивших с тремя друзьями – им самим, Карлом Хенчелем и Джорджем Уингрейвом. В то время собаки у них не было. «Монморанси я извлек из глубин собственного сознания», – признавался Джером; но даже Монморанси позже «материализовался» – собака была подарена Джерому через много лет после выхода книги в России, в Санкт-Петербурге.
Молодые люди обожали путешествовать на лодке по Темзе и на велосипедах по всей Европе, и именно их приключения легли в основу знаменитой книги. Собака же появилась для дополнительного забавного эффекта.
Оскар Уайльд
«ПОРТРЕТ ДОРИАНА ГРЕЯ»
Роман о необыкновенно красивом молодом человеке, портрет которого в начале истории пишет художник Бэзил Холлуорд. Портрет и Дориан Грей являются некоторой магической парой – Дориана не касается старость, год за годом он остается таким же красавцем, каким был в тот день, когда писался его волшебный портрет, в то время как его изображение стареет за него.
Прототипом Дориана Грея послужил любовник писателя, пустоголовый красавец Джон Грей, который ушел от него, едва поняв, что служит для Уайльда источником вдохновения. Служить он не хотел, вот если бы ему поклонялись – другое дело.
Расставшись с Уайльдом, Грей встретил свою новую любовь, им оказался поэт и выходец из России Андре Раффалович. Вместе они приняли католичество, затем Грей и вовсе стал священником в церкви Святого Патрика в Эдинбурге.
Эдмон Ростан
«ДАЛЕКАЯ ПРИНЦЕССА (ПРИНЦЕССА-ГРЕЗА)»
СМюжет позаимствован Э. Ростаном из «Жизнеописания трубадуров». Легенда о Джауфре Рюделе, провансальском трубадуре (ок. 1113, Блай – ок. 1170), и его даме вдохновила Эдмона Ростана на создание поэтической драмы «Далекая принцесса» (1895; в переводе Т. Щепкиной-Куперник – «Принцесса-греза»). На этот сюжет создано мозаичное панно М. Врубеля, находящееся на фасаде московской гостиницы «Метрополь». Кайя Саариахо на либретто Амина Маалуфа написала оперу «Любовь издалека» (другое название – «Далекая любовь», 2000); также ей принадлежит произведение «Lonh» («Издалека»; написано в 1996) для сопрано и электроники на стихи Д. Рюделя. Кроме того, Джауфре Рюдель стал прообразом Абдулы, персонажа романа Умберто Эко «Баудолино».
Используется легенда его любви к Мелиссине Триполийской, которую он полюбил по песням, сложенным о ее красоте, добродетели и благородстве. Принц (синьор) де Блаи участвовал во втором крестовом походе, но только с целью увидеть свою даму. Крестоносцы должны были сделать остановку в Триполи, но во время морского путешествия Джауфре заболел и скончался на руках графини. Она приказала похоронить трубадура с почестями в соборе триполитанского ордена тамплиеров, а сама в тот же день постриглась в монахини.
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК»
Это может показаться странным, но и Сирано де Бержерак жил когда-то на этой земле. Звали его, правда, немного длиннее – Эркюль Савиньен Сирано де Бержерак, родился 6 марта 1619 г. в Париже и умер 28 июля 1655 в Саннуа, то есть прожил всего 36 лет. Кстати, «Сирано» – название его родового имения, это дополнительное имя наш герой добавил к уже имеющимся в 1639 г. Он был философом, поэтом, прозаиком и даже драматургом.
Де Бержерак учился в колледже Бове, потом проходил учебные занятия с философом Гассенди, возможно, именно у него подружился с Мольером. Потом де Бержерак поступил на военную службу и в составе королевской гвардии участвовал в осаде Музона (1639) и в осаде Арраса (1640), был ранен и спустя 15 лет умер от последствий этой раны. В 1645 г. из-за проблем со здоровьем оставил военную службу.
Уйдя в отставку, он не сидел без дел, и в 1646 г. состоялась театральная премьера его пьесы «Проученный педант» – это одна из первых комедийных пьес на французском языке. Два эпизода «Проученного педанта» позже заимствовал Мольер в «Проделках Скапена». Далее, в 1653 г., поставлена трагедия Бержерака «Смерть Агриппины», после чего церковь обвинила автора в атеизме, и в результате покровитель Сирано, герцог д’Арпажон, прекратил с ним всяческие отношения.
Произведения Сирано де Бержерака, которые сделали его знаменитым, опубликовали уже после смерти автора, и назывались они «Иной свет, или Государства и империи Луны» и «Иной свет, или Государства и империи Солнца». Это фантастические и одновременно философские произведения, в которых Сирано от первого лица описывает путешествия на Луну и Солнце и жизненный уклад тамошних аборигенов.
При жизни Сирано слыл поэтом и отъявленным дуэлянтом. Говорили, будто бы однажды он дрался с сотней противников и выиграл этот бой. Ростан использовал эту легенду, а также, без сомнения, он читал «Иной свет», потому как его персонаж говорит о том, что он упал с Луны.
Кроме пьесы Ростана, Сирано стал главным героем книги Луи Галле «Капитан Сатана, или Приключения Сирано де Бержерака». А Умберто Эко в своем романе «Остров Накануне» представляет Сирано под именем Сен-Савена. Последнее угадывается уже по тому, что писатель вкладывает в уста своего персонажа многие изречения из подлинного произведения Сирано де Бержерака.
Филип Фармер в серии книг «Мир реки» упоминает Сирано.
Также Бержерак – один из героев научно-фантастического романа-трилогии Александра Казанцева «Клокочущая пустота».
Кроме того, есть подозрение, что Роберт Хайнлайн использовал образ Сирано для создания своего безымянного фехтовальщика в «Дороге доблести» и «Дороге славы».
Антон Чехов
«СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ»
Александр Иванович Бабухин (14 (26) марта 1827 – 23 мая (4 июня) 1891) – русский гистолог, физиолог и эмбриолог. Профессор (1865), основатель московской гистологической школы, действительный статский советник (с 1881). Для нас же он более интересен тем, что А.П. Чехов написал с него главного героя своей повести «Скучная история» Николая Степановича. Будучи студентом, Чехов слушал лекции Бабухина и прекрасно запомнил его.
«ПОПРЫГУНЬЯ»
Прототипом главной героини рассказа А.П. Чехова «Попрыгунья» Ольги Ивановны послужила Софья Петровна Кувшинникова (урожд. Сафонова; 1847-1907) – русская художница XIX в., ученица и возлюбленная художника Исаака Левитана.
«Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки, с вьющимися темными волосами… и с великолепной фигурой. – Она была очень известна в Москве, да и была „выдающейся личностью“, как было принято тогда выражаться…», – писала о ней Т.Л. Щепкина-Куперник.
Софья получила домашнее воспитание, занималась музыкой, живописью, участвовала в любительских спектаклях. Замуж вышла за полицейского врача Дмитрия Павловича Кувшинникова, он изображен на картине Перова «Охотники на привале» в образе рассказчика. Кувшинников и в жизни был замечательным рассказчиком, дома у них собиралось артистическое общество. «В скромной казенной квартире, находящейся под самой каланчой одной из московских пожарных команд, она устроила литературный и художественный салон, довольно популярный в Москве в 1880-1890 годах. Сюда по вечерам съезжались очень интересные люди. Часто бывали А.П. Чехов и его брат Михаил Павлович, писатели Е.П. Гославский, С.С. Голоушев (С. Глаголь), Т.Л. Щепкина-Куперник, артисты М.Н. Ермолова, А.П. Ленский, Л.Н. Ленская, А.И. Сумбатов-Южин, Е.Д. Турчанинова, К.С. Лошивский (Шиловский), Л.Д. Донской, композитор Ю.С. Сахновский. Из художников – А.С. Степанов, Н.В. Досекин, Ф.И. Рерберг, А.Л. Ржевская, Д.А. Щербиновский, М.О. Микешин <…> Живописец А.А. Волков вспоминал, что „когда приезжал в Москву И.Е. Репин, то непременно посещал салон Кувшинниковой"»[68].
Она не отличалась необыкновенной красотой, но была весьма привлекательной: «Софья Петровна была чудесно сложена. С фигурой Афродиты, темноглазая, смуглая мулатка, она привлекала общее внимание неповторимой своей оригинальностью. Цветы, написанные Кувшинниковой, покупал Третьяков, ее игрой на фортепьяно заслушивались общепризнанные московские пианисты-виртуозы. Софья Петровна любила охоту не меньше, чем искусство, и, подолгу пропадая в подмосковных лесах, одна, одетая по-мужски, возвращалась с полным ягдташем. Софья Петровна говорила, повелевая, словно имела над своими собеседниками такую же неограниченную власть, как над мужем, избалованная его терпением, молчаливостью, большим сердцем и глубокой затаенной нежностью. Кувшинникова была горда и смела, презирая всякие сплетни о себе. <…> Софья Петровна была очень даровита. Из кусков и лоскутков дешевой материи она шила себе прекрасные костюмы. Она умела придать красоту любому жилью, самому захудалому и унылому, простой сарай преображая в кокетливый будуар. Четыре небольшие комнаты своей квартиры с необыкновенно высокими, как в нежилом помещении, потолками, Софья Петровна убрала по своему вкусу. Искусной женщине недоставало средств, но она не унывала и так ловко изворачивалась с самыми скромными деньгами, что украшенное ею гнездо Кувшинниковых казалось роскошно меблированным»[69].
Неудивительно, что такой женщиной увлекся и художник Левитан: «Знаешь, в твоих пейзажах появилась улыбка!» – говорил Чехов Левитану, привезшему много картин и этюдов, написанных на Волге. «И неудивительно – это было самое счастливое время в жизни Левитана. Он любит и любим, окружен заботой. Чувствует поддержку в творческих начинаниях…», – пишет искусствовед Н.М. Яновский-Максимов в своей книге о великих русских живописцах «Сквозь магический кристалл…».
Софья тоже увлеклась Левитаном – сначала как художником, у которого было чему поучиться: «Восемь лет мне довелось быть ученицей, товарищем по охоте и другом Левитана. Восемь лет, посвященных практическому изучению природы под руководством Левитана, – это выше всякой школы» (С.П. Кувшинникова).
Выход рассказа «Попрыгунья», в котором Чехов вывел Дмитрия Кувшинникова, Софью Петровну и Левитана, и прототипы и общество восприняли как явный пасквиль. Говорили, будто бы Чехов также был влюблен и ревновал Софью к Левитану. «Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в Саввинскую слободу около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Левитан уехал на Волгу и… с ним вместе отправилась туда и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица. Среди наших друзей и знакомых уже стали определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Стало казаться, что муж догадывался и молча переносил свои страдания. По-видимому, и Антон Павлович осуждал в душе Софью Петровну. В конце концов он не удержался и написал рассказ „Попрыгунья“, в котором вывел всех перечисленных лиц. Смерть Дымова в этом произведении, конечно, придумана. (Дымов имел своим прототипом Д. Кувшинникова, мужа Софьи, который здравствовал во время написания и выхода рассказа. – Ю. А.). Появление этого рассказа в печати подняло большие толки среди знакомых», – писал об этой истории Михаил Чехов.