– Мы выслушали твои требования и хотим узнать, что же ты предлагаешь, – сказал один из торговцев, и Кефрия про себя восхитилась, как ловко он обошел возражение Келтера. Однако потом невольно спросила себя: а чем, собственно, они тут занимались? Чего ради задавали все эти вопросы?
Все равно ни у кого из присутствующих не было права принять решение, которое обязало бы всех.
– Мы, – снова заговорил Малявка Келтер, – готовы предоставить честный труд, помноженный на нашу силу и знания. И от других просим того же. Мы просто хотим со всеми на равных возрождать наш город. И защищать его, если придется. Причем не только от пиратов или калсидийцев, но и от джамелийского флота и войск. Не думаете же вы в самом деле, что Жемчужный Трон позволит вам вот так запросто выскочить из ошейника и даже ни словечком не попрекнет?
Его речи внезапно раскрыли Кефрии глаза на истинную значимость обсуждавшихся вопросов.
– Так мы что, – спросила она, – говорим о том, чтобы полностью отпасть от Джамелии? Чтобы в одиночку, без всякой поддержки, стоять между Джамелией и Калсидой?
– А почему бы и нет? – отозвался торговец Дивушет. – Об этом и прежде не раз заговаривали, торговец Вестрит. Твой отец не единожды высказывал такую мысль в частных беседах. А лучшая возможность, нежели теперь, нам вряд ли скоро представится. Сатрап-то – к худу или к добру – скончался, Жемчужный Трон опустел. Письма из Джамелии повествуют о сплошных беспорядках в столице. У них там то войско бунтует, требуя задержанной платы, то рабы восстают. Даже столичный храм Са высказал осуждение государству. Сатрапия прогнила насквозь! А когда они, ко всему прочему, проведают о смерти сатрапа – вельможи передерутся из-за верховной власти и им будет очень не до того, чтобы еще и нашими делами заниматься. Они, кстати, никогда не относились к нам как к равным. Так почему бы не воспользоваться случаем и не порвать с ними совсем? Давайте сделаем Удачный городом свободы, городом, где всякий сможет начать жизнь заново, городом, где все мужчины будут равны.
|
|
– И женщины тоже, – проговорила девушка, сидевшая подле Келтера. «Точно, дочь, – решила Кефрия. – Даже голос похож!»
Дивушет удивленно глянул на говорившую. Потом мягко поправился:
– Это я просто так выразился, Экки.
– Способ выражения мыслей отражается и на самих мыслях, – подняла подбородок рыбачка. – Я здесь сижу не просто как дочь господина Келтера. У меня есть свои собственные лодки и сети. И если наши разговоры вправду до дела дойдут, я хочу, чтобы и у меня завелся земельный надел. Мы, люди Трех Кораблей, очень хорошо знаем: то, что у человека в голове, гораздо важней того, что у него… промеж ног. А посему женщины нашего народа не согласятся отойти за спины мужчин просто ради того, чтобы стать частью Удачного. И я хочу, чтобы все это поняли.
– В этих словах немало здравого смысла, – немедленно поддержал Грэйг Тенира. Тепло улыбнулся молодой рыбачке и добавил: – Оглядите этот стол, господа мои! Посмотрите, кто за ним говорит! Женщины Удачного всегда были сильны и разумны. На том стоим! Некоторых из этих сильных женщин я вижу здесь, в этой комнате. Такую добрую традицию нельзя нарушать!
Экки Келтер ответила на улыбку Грэйга, откинулась на спинку кресла и произнесла:
– Я лишь хотела, чтобы эти слова еще раз были сказаны вслух.
|
|
Она кивнула Грэйгу, и Кефрия на миг задумалась, не было ли между молодыми людьми некоего особого понимания. Уж не потому ли Экки надумала взять слово, что знала заранее: Грэйг ее непременно поддержит? И вправду ли Грэйг Тенира причислял к сильным и разумным женщинам и ее, Кефрию? Однако мгновенно вспыхнувший интерес столь же быстро угас, и вслух Кефрия сказала о том, что ее тревожило больше:
– Чем мы здесь заняты, не понимаю… Мы рассуждаем о соглашениях, но кто их скрепит? Кто здесь обладает достаточной властью, чтобы нашим решениям подчинился весь город?
Ей возразила ее собственная мать.
– Власть в нынешнем Удачном у всех примерно одинаковая, – сказала Роника. – И у нас ее уж всяко побольше, чем, например, у Совета торговцев, – хотя бы потому, что мы не боимся ее применять. Они-то ведь даже собраться не смеют без того, чтобы прежде у Сериллы изволения не попросить! А та его дает не иначе как прежде оглянувшись на Керна. – И Роника хмуро улыбнулась, глядя на дочь. – Каждый здесь не просто высказывает свое личное мнение, Кефрия. За любым стоят очень и очень многие. Нам просто пришлось ограничить круг осведомленных об этой встрече, чтобы не привлекать излишнего внимания. Один из предводителей Совета – на нашей стороне, он-то и рассказал нам о тайном собрании. Если все пойдет как надо, глядишь, не далее как завтра мы сможем собираться открыто. А еще наша сила – в нашей несхожести. Те из нас, кто побывал в рабстве, вооружены детальным знанием «новых купчиков», их жилищ и домашнего уклада. «Новые», кстати, надеются удержать захваченное при помощи людей, которым сами же нанесли на лица татуировки. Но если татуированные будут объявлены свободными, станут ли они драться за своих прежних хозяев? Сомневаюсь, однако. Стоит «новым» лишиться рабов – и они сразу перестанут быть силой. Да и что им здесь защищать? Семьи и дома, как нам самим? Отнюдь. Их дома и законные семьи не здесь, а в Джамелии. Они не взяли с собой жен и законных наследников, приехав покорять «ужасные и опасные» Про́клятые берега с любовницами и внебрачными отпрысками. И помощи из столицы они навряд ли дождутся: там сейчас, все говорят, своих хлопот полон рот. Так что как бы наши «новые» еще до драки не сбежали обратно в Джамелию – тут не до жиру, тут наследные бы владения отстоять. Да, и еще следует упомянуть о пиратах. Рано или поздно Джамелия может прислать войско, чтобы принудить нас к покорности. Но этому войску придется для начала пробиться сквозь Пиратские острова. А нам с тобой, Кефрия, даже слишком хорошо известно, насколько опасным в наши дни может стать подобное предприятие.
|
|
Янни Хупрус недоверчиво осведомилась:
– Ты хочешь сказать, что «новые купчики» больше не представляют для Удачного серьезной угрозы?
– Во всяком случае, намного меньшую, чем кое-кто хотел бы заставить нас поверить, – горько улыбнулась Роника. – Гораздо опаснее те из нас, кто подстрекает торговцев забыть о долге и чести. Надеюсь, сегодня мы сумеем их победить. После этого перед нами останется одно привычное пугало: Калсида. Пока в Джамелии грызутся за власть, наши давние недруги вполне могут предпринять захватнический поход на Удачный – и преуспеть, если мы тут будем гоняться друг за дружкой по улицам с абордажными саблями. – И Роника в который раз обвела взглядом сидящих за столом. – Но если мы соберемся все вместе, мы от них отобьемся пинками. У нас много торговых кораблей, в том числе живых, которых они так боятся, и маломерный флот Трех Кораблей. А уж свои воды мы знаем так, как им и не снилось!
– Ты по-прежнему рассуждаешь о нас как о независимом городе-государстве, в одиночку противостоящем всей мощи Калсиды, а то и Джамелии, – заговорил еще один торговец из старинной семьи. – Должно быть, сколько-то мы и в самом деле продержимся. Но с течением времени они нам перекроют всю торговлю и просто задушат нас голодом. Мы никогда полностью не обеспечивали себя съестным. Да и рынки нам необходимы, чтобы продавать то, что имеем. – И он покачал головой. – По-моему, нам не стоит совсем отрекаться от Джамелии. Даже если для этого и придется пойти с «новыми купчиками» на компромисс.
– Какой-то компромисс с «новыми» обязательно будет, как же без этого, – согласилась Роника. – Хотя бы потому, что уедут наверняка не все. Так почему бы нам не настоять на торговых договоренностях с Джамелией, касающихся открытой и честной купли-продажи? Пусть будет компромисс, но на наших условиях, не на их! Никаких больше таможен, таможенных чиновников и непомерных поборов!
И она огляделась, рассчитывая на поддержку.
– С «новыми купчиками» не компромиссы искать надо, а принять их в наш союз, – прозвучал голос. Изумленные взгляды обратились… на Кефрию. Правду сказать, она сама едва верила, что решилась вот так выступить. Она знала только, что в ее словах есть смысл. – Нужно пригласить их вместе с нами прийти на сегодняшнюю тайную встречу Сериллы с главами Совета. – Кефрия набрала полную грудь воздуха и словно прыгнула в холодную воду. – Нужно смело и напрямую предложить им порвать с Джамелией, встать на нашу сторону и принять наш уклад. Если Удачный собирается быть единым, так пускай он и становится таковым – прямо сейчас! И вот что. Нужно послать весть тому приятелю Давада Рестара… как его звали? Ах да! Мингслей. Он, помнится, обладал среди своих определенным влиянием. – И Кефрия твердым голосом докончила: – Единство Удачного – наш единственный козырь против Джамелии и Калсиды. Других союзников у нас нет!
Ее слова сопроводило озадаченное молчание. Все даже вздрогнули, когда в тишине прозвучал тонкий голосок Сельдена:
– А может, нам драконица сумеет помочь?
Все повернулись к самому младшему из Вестритов. Сельден как мог выпрямился на стуле. Он добавил, не глядя ни на кого в отдельности:
– С драконицей нам ни Джамелия не страшна, ни Калсида.
Люди за столом молчали, не зная, что и сказать. Рэйн заговорил первым.
– Драконице нет до нас никакого дела, Сельден, – выговорил он тяжело. – Она это вполне доказала, когда бросила Малту умирать. Так что лучше забудь о ней. Или вспоминай эту тварь – но с презрением!
– Что-что это там о драконах? – осведомился Малявка Келтер.
Нарья Тенира ответила извиняющимся голосом:
– Понимаешь, юному Сельдену пришлось столько перенести…
Но Сельден оказался готов сам за себя постоять.
– Не сомневайтесь во мне, – сказал он твердо. – И в ней не сомневайтесь. Я летел по воздуху, зажатый у нее в когтях, и смотрел сверху на землю. Знаете, какие мы на самом деле маленькие? Какими ничтожными кажутся оттуда даже величайшие наши постройки? А еще я чувствовал, как совсем рядом стучит ее сердце. И когда она прикоснулась ко мне, я понял: может быть что-то и за пределами наших понятий о добре или зле. Она просто… превыше… – Сельден смотрел куда-то вдаль, явно ничего не видя перед собой. – Стоит мне заснуть – и я снова лечу вместе с нею!
Тишина длилась. Взрослые переглядывались. Кефрия видела: кого-то позабавили эти речи, показавшиеся детским лепетом, кто-то был раздражен подобным вмешательством в серьезную беседу. Кефрию возмутило, что с ее сыном так обращаются. А то мало ему выпало на долю всяких испытаний!
– Драконица существует на самом деле, – во всеуслышание заявила она. – Мы все ее видели. И я полностью согласна с тем, что сказал мой сын. Присутствие драконицы могло бы переменить все!
Ее слова наверняка показались им безумными, но взгляд, который бросил на нее Сельден, поистине того стоил. Кефрия припомнить не могла, когда у него последний раз так сияли глаза!
– Да я как бы и не сомневаюсь, что драконы существуют, – поспешно поправился Келтер. – Я сам видел несколько штук. Несколько лет назад, когда ходил в северные воды. Они летели там, в вышине, и переливались на солнце, как драгоценные камни. Это Баккип призвал их на помощь против людей Внешних островов.
– Этой истории сто лет в обед, – пробормотал кто-то.
Келтер ответил злым взглядом.
– Драконица, о которой мы говорим, – последняя в своем роду. Она вылупилась в обреченных руинах города Старших за мгновения перед тем, как их окончательно поглотило болото, – заявил Рэйн. – Только нам она не союзница. Себялюбивая тварь, которая дает слово и не держит его.
Кефрия поняла по лицам, что многие все равно не поверили. Экки Келтер порозовела до корней волос и предложила:
– Может, все-таки вернемся к обсуждению «новых купчиков»?
– Нет уж! – Ее папаша прихлопнул по столу увесистой ладонью. – Сдается мне, надо нам сперва выслушать от начала и до конца обо всем, что случилось в Дождевых чащобах! Мы, например, вообще даже толком не знаем, что там находится, в верховьях реки. Нам никогда ни о чем не рассказывали! Тут много говорилось об открытости – ну так и сделайте первый шаг нам навстречу, коли уж мы союзники. Расскажите нам все про дракона. И что там как получилось с сатрапом и Малтой Вестрит!
Молчание, последовавшее за его словами, сделалось тягостным. Рэйн и его мать обратили друг к дружке укутанные вуалями головы. Остальные торговцы сидели молча, храня наследную тайну. Кефрия вдруг поняла, какую ошибку они совершали. Увы, даже зная об этом, она мало что могла предпринять. Выбор оставался за жителями Чащоб – то ли прятаться дальше, то ли открыто заявить о себе.
И они сделали выбор. Рэйн откинулся в кресле, скрестив руки на груди.
– Ясненько, – мрачно протянул Малявка Келтер.
Его широченные красные пятерни вновь легли на столешницу, а кресло со скрипом поехало назад. Могучий рыбак намеревался встать и уйти.
Сельден успел раньше. Быстро стиснув под столом руку матери, мальчик проворно вскочил на ноги. И при всей малости его лет выражение лица у него было такое, что все взгляды поневоле обратились к нему.
– Все началось, – прозвенел его голосок, – с того, что я рассказал Малте о забытом лазе в подземный город Старших.
Никто не перебивал его, рассвирепевший было Келтер тихо опустился обратно в кресло, и Сельден решил пояснить:
– Это ведь и моя тоже история. Торговцы Удачного и торговцы из Дождевых чащоб – родня, так? И потом, я там был и все видел! – И мальчик с вызовом глянул на Рэйна. – Она не только твоя драконица. Она и моя. Просто ты ожесточился против нее, а я нет. Она нам обоим жизнь спасла!
Сельден обвел взглядом обращенные к нему лица. И в это время Рэйн неожиданным движением сдернул капюшон, сорвал вуаль и, тряхнув головой, отбросил назад гриву вьющихся темных волос. Его глаза горели яркой медью. Он обратил их на каждого по очереди, как бы приглашая обозреть тонкую кайму чешуи кругом глаз и рта и бугристый гребень на лбу вдоль границы волос. Когда же Рэйн повернулся к Сельдену, в его глазах было уважение.
– На самом деле все началось много раньше, нежели мой юный родственник способен припомнить, – начал он негромко, очень спокойно. – Думается, мне было вполовину меньше лет, чем ему, когда мой отец впервые повел меня глубоко под землю, в чертог Коронованного Петуха, где пребывала драконица.
Глава 14
Делипай
– Я просто не уверен… – Брэшен стоял на баке подле нее. Туман, сгустившийся к вечеру, успел вымочить ему волосы, заставляя их свиваться кольцами, и серебряными бисеринами оседал на одежде. – Все успело здорово измениться. И дело не в тумане. Тут и уровень воды, и очертания леса, да и сама линия берега. Перед глазами одно, а помню совершенно другое!
Его руки лежали на поручнях. Совсем рядом. Но не касаясь. Альтии очень хотелось притронуться к нему, но она справлялась с искушением. И была очень этим горда.
– Можно просто обождать где-нибудь здесь, – предложила она. Говорила она негромко, но голос странно отдавался в тумане, все время казалось, что его неестественно далеко слышно. – Отчего не подождать, пока другое какое-нибудь судно пойдет туда или оттуда?
Брэшен медленно покачал головой.
– Еще не хватало, – сказал он, – чтобы кто-нибудь подошел осведомиться, кто мы такие, или сразу ринулся на абордаж. Это и так с нами вполне может случиться, когда доберемся до Делипая, но тыкаться наподобие слепого котенка – нет уж! Если мы хотим чего-то достичь, мы должны войти к ним в гавань по-щегольски, даже нахально и бросить якорь с таким видом, будто полностью уверены в радушном приеме! Чем более самоуверенным и хвастливым придурком я буду выглядеть в их глазах, тем и лучше. Все меньше насторожатся… – И он усмехнулся в потемках уголком рта. – Тем более, чтобы изобразить такого придурка, мне особо и притворяться не понадобится, а?
«Совершенный» стоял на якоре у болотистого берега, густо поросшего лесом. Зимние дожди превратили каждую мелкую речушку в сущий поток, переполненные болота разлились в озера, во время высоких приливов уподоблявшиеся морским лагунам, и чего больше было под килем у корабля – соленой воды или торфяного болотного стока, – разобраться было невозможно. В сгущавшейся темноте живые деревья и мертвые коряги приобретали странные очертания. Иногда туман разрывало ветерком, и тогда взору представало густое сплетение ветвей, перевитых лианами, украшенных пышными бородами мхов. Лес, не зря называемый Дождевыми чащобами, стоял по колено в воде. Брэшену и Альтии пришлось наблюдать долго и тщательно, прежде чем они заметили в сплошной стене зелени несколько нешироких разрывов. Каждый из этих разрывов с равной вероятностью мог оказаться устьем длинной извилистой реки, по которой можно было добраться до сонной лагуны, приютившей пиратскую столицу Делипай.
Брэшен в очередной раз прищурился на видавший виды обрывок парусины у себя в руке. Это был его изначальный набросок, сделанный тайно и второпях в те времена, когда он плавал старпомом на «Кануне весны».
– Кажется, вот тут обозначены плотные заросли водяной травы, показывающиеся в отлив. – И вновь огляделся кругом, чтобы после тихо сознаться: – Не знаю. Просто не знаю.
– А если выбрать способом тыка? – подала голос Альтия. – Худшее, что может случиться, – просто зря время потратим.
– Потратить время – это лучшее, а не худшее из возможного, – поправил Брэшен. – А худшее… как бы тебе сказать. Допустим, мы увязнем в какой-нибудь забитой илом протоке. Начнется отлив – и мы застрянем уже насмерть. – Нарисовав эту радужную картину, капитан довершил: – Только, чует моя душенька, придется мне сделать выбор да и положиться на удачу.
На корабле было очень тихо. По сугубому распоряжению Брэшена команда ходила чуть не на цыпочках и переговаривалась исключительно шепотом. Никаких огней не зажигали, ни ходовых, ни стояночных. И сам Совершенный как мог старался приглушить постукивания и поскрипывания, производимые частями его деревянного тела, а все паруса были спущены и плотно увязаны. Известно же, как далеко и отчетливо разносятся звуки в тумане. Вот и пускай другое судно, которому случится приблизиться, первым выдаст себя. А мы будем сидеть тихо и слушать.
Янтарь подошла неслышно, как призрак, и молча остановилась рядом с Альтией и капитаном.
– Может, нам повезет и поутру туман хоть немного рассеется, – проговорила Альтия с надеждой.
– Запросто может и гуще стать, – вздохнул Брэшен. – Зато, по крайней мере, будет светло. Вон там! – Он вытянул руку, и Альтия посмотрела в указанном направлении. – Думаю, что это и есть устье реки. С рассветом посмотрим, куда оно нас приведет.
– Так ты не уверен? – шепотом ужаснулась Янтарь.
– Грош была бы цена Делипаю как пиратской столице, если бы его вот так запросто можно было найти, – заметил молодой капитан. – Вся штука как раз в том, что нужно знать, где искать, а без этого ни о чем даже не заподозришь!
– А что, если… – начала Янтарь неуверенно. – А что, если посоветоваться с кем-нибудь из бывших рабов? Некоторых из них на Пиратских островах захватили…
Брэшен качнул головой:
– Я уже спрашивал. Все поголовно клянутся, что даже слыхом не слыхивали о Делипае. И уж подавно – что никогда не пиратствовали. Сама попробуй с любым из них потолковать. Каждый назовется сыном беглых рабов, осевших здесь на островах в попытке начать новую жизнь. Однажды появились охотники на рабов либо из Джамелии, либо из Калсиды, поймали парня, зататуировали и продали на рынке Джамелии. А новый хозяин его в Удачный привез. Такая история.
Янтарь поинтересовалась:
– Она кажется тебе мало похожей на правду?
– Отнюдь, – усмехнулся Брэшен. – Куда уж правдоподобней. Вот только людям, знаешь ли, свойственно хотя бы в общих чертах запоминать места, где выпало жить. Особенно в детстве. А эти ребята уж до того истово клянутся, будто ничегошеньки припомнить не могут, что я начинаю до некоторой степени сомневаться.
– При всем при том они отменные моряки, – добавила Альтия. – Когда их переставили в мою вахту, я ждала, что придется глотку срывать, а они работают – залюбуешься. Стараются не хуже, чем когда впервые пробрались на борт и начали тайно помогать. Хотели, правда, держаться своим кружком, но я не позволила, и никто не стал возмущаться. И еще Харгу, как мне кажется, недостает былого командирства над остальными, потому что в моей вахте все работают наравне. В общем, очень хорошие матросы. Я бы сказала, даже слишком хорошие для своего якобы первого плавания!
– Честно признаться, – вздохнула Янтарь, – когда я предложила взять их на борт и за честный труд предоставить им возможность вернуться домой, мне и в голову не приходило, что их верность придется однажды поставить под сомнение. И вот до чего дошло.
– Ничто так не ослепляет, как желание сделать ближнему добро, – заметила Альтия и с улыбкой подтолкнула Янтарь. Янтарь тоже вспомнила их давнюю беседу и понимающе улыбнулась в ответ, и отчего-то Альтия на мгновение испытала неловкость.
Янтарь же тихо спросила:
– Решусь ли предложить в нынешних обстоятельствах призвать на помощь Лавоя?
Брэшен промолчал, Альтия же тряхнула головой:
– Ну уж нет. Надо обойтись картами Брэшена. Что, прямо скажем, непросто, если учесть смену времен года. И ту изменчивость, которой подвержены сами острова.
– Если честно, – утешил их Брэшен, – временами я вообще сомневаюсь, в тот ли угол здешних болот мы забрались и в том ли проливе пытаемся что-то найти.
– Это тот угол, – едва слышно прогудел Совершенный. – И устье ты указал правильное. Я еще много часов назад мог бы это подтвердить, да вот не спрашивали!
Трое людей замерли и умолкли, как если бы речь или движение могли непоправимо нарушить некие чары. У Альтии же начало оформляться некое очень давнее, тайное и темное подозрение.
– Ты не ошиблась, Альтия, – ответил Совершенный на ее так и не высказанные слова. – Мне доводилось здесь прежде бывать. Я столько раз входил в Делипай и выходил из него, что мог уже пробраться туда в самую что ни на есть черную ночь и вне всякой зависимости от прилива-отлива. – Он негромко рассмеялся басовитым, рокочущим смехом. – А поскольку я лишился глаз намного раньше, чем впервые попал в эти места, то какая разница, что там я вижу, чего не вижу?
Янтарь первая решилась нарушить молчание:
– Но откуда тебе знать, где мы находимся? Раньше ты говорил мне, как страшно тебе слепому в открытом море. Куда же теперь подевался твой страх?
Совершенный хихикнул.
– Открытое море и устье реки – две большие разницы, как говорят в Удачном, – пояснил он снисходительно. – А кроме того, у меня помимо зрения и других чувств хватает. Вы что, правда не чуете делипайской вонищи? Очаги дымят, отхожие места полны дерьма, в яме для кремаций опять сожгли мертвеца. А чего мне не доносит ветер, о том рассказывает река. В ней полным-полно делипайской кислятины. Я каждой своей досочкой осязаю воду из лагуны – густую, зеленую, мерзкую. Попробуешь разок – не скоро забудешь! Точно такая же слизь, как и в те годы, когда здесь правил Игрот.
– И ты мог бы нас доставить туда? – осторожно спросил Брэшен. – Даже посреди темной ночи?
– Сказал смогу, – был ответ, – значит смогу.
Альтия молча ждала. Убояться Совершенного или довериться ему? Вручить ему свои жизни или дожидаться утра и ощупью пробираться в тумане? Ей показалось, что корабль испытывал их своим предложением. Как все-таки хорошо, что капитаном был Брэшен! Решение было из тех, которые ей очень не хотелось бы принимать.
Было уже так темно, что она едва видела профиль Брэшена. Она заметила, как он повел плечами, набирая полную грудь воздуха.
– Так ты доставишь нас туда, Совершенный?
– Да. Доставлю.
* * *
Они работали в темноте. Ставили паруса и выбирали якорь, не зажигая никаких фонарей. Ему нравилось, что они возились ощупью, почти такие же слепые, как и он сам. Матросы молча крутили кабестан – лишь поскрипывали шестерни да рокотала цепь. Совершенный устремил свое восприятие в ночь…
– Право руля. Чуть-чуть, – приказал он тихо, как только ветер коснулся парусов и начал подталкивать его вперед.
Команду передали шепотом из уст в уста по всей палубе до кормы.
Брэшен сам стоял у штурвала. Славно было ощущать на руле его уверенные ладони. Даже приятнее, чем самому выбирать курс и чувствовать, как стремительно отзываются матросы на каждое твое слово. Ладно, пускай ощутят на собственной шкуре, каково это – доверить свою жизнь тому, кого боишься. Сейчас они все боялись его. Даже Лавой. Лавой складно болтал о дружбе, которой-де не помеха ни время, ни различие облика. А сам в глубине души боялся корабля много больше, чем кто-либо другой на борту.
«И хорошо, что боятся, – думал Совершенный с удовлетворением. – А если бы они догадались о моей истинной природе – ну как есть уписались бы со страху. Или, пуще того, с воплями попрыгали бы в море топиться да еще и считали бы, что обрели быстрый и милосердный конец!»
Совершенный широко распахнул руки, развел пальцы. Жалкое сравнение, конечно. Сырой и зловонный (для его обоняния) бриз в парусах, несший его к устью речушки, мало напоминал хрустальный воздух высот, однако душе было довольно. У него больше не было глаз, не было крыльев, но оставалась душа.
И она по-прежнему была душою дракона.
– Как красиво, – сказала Янтарь, и он вздрогнул.
В отличие от других она была для него загадкой, оставаясь не то чтобы непроницаемой – скорее наоборот, неосязаемой до прозрачности. Она была единственной, в ком он не ощущал страха перед собой. Иногда он улавливал отзвуки ее чувств, но подозревал – это удавалось ему лишь оттого, что она позволяла. И не было речи о том, чтобы читать ее мысли. Поэтому речи Янтарь зачастую ставили его в тупик. На борту не было другого человека, который умудрился бы солгать ему. А она смогла бы, если бы захотела.
Вот сейчас, например, – говорила ли она правду?
– Что, красиво? – поинтересовался он тихо.
Янтарь не ответила, и Совершенный обратился мыслями к более насущным делам. Брэшен хотел, чтобы они прошли вверх по реке как можно тише. Пусть, сказал он, Делипай назавтра проснется и обнаружит их стоящими на якоре в своем порту! Эта идея понравилась кораблю. Пусть тамошние жители орут и размахивают руками на пристани: ну как же, мертвый вернулся!
Если только там найдется хоть кто-нибудь, кто сумеет вспомнить его.
– Ночь красивая, говорю, – наконец отозвалась Янтарь. – И мы в ней – тоже. В небо вышла луна, и туман переливается серебром. Вот натянутая снасть, а на ней – капли, как бусы светящегося серебра. А вот туман рвется, и я вижу лунную дорожку на реке впереди. Ты идешь так тихо, так замечательно плавно… Слышишь? Вода у тебя под форштевнем мурлычет, словно котенок, а ветер что-то нашептывает парусам. Река здесь очень узкая, мы словно бы движемся прямо по лесу, раздвигая перед собою деревья. Слышишь, как шелестят листья? Я, оказывается, очень давно не слыхала шороха листвы, не обоняла запахов земли и леса. Я словно бы сплю и вижу серебряный сон, сон о волшебном корабле.
Совершенный ощутил, что улыбается. Он сказал:
– А я и есть волшебный корабль.
– Я знаю, – проговорила она. – О, я очень хорошо знаю, какое ты чудо. В ночь вроде нынешней, когда ты так тихо и стремительно скользишь в темноте, мне все время кажется, будто ты вот-вот распахнешь крылья и взлетишь к самому небу. А ты ничего подобного не чувствуешь, Совершенный?
Еще бы ему было не чувствовать! Настораживало лишь то, что то же самое почувствовала и она. Да еще и выразила словами.
Он не собирался с ней ничего обсуждать.
– Я чувствую, – буркнул он, – что по правому борту фарватер глубже. Надо будет чуть-чуть подправить курс. Я скажу когда.
На палубе появился Лавой. И прямым ходом направился к Брэшену, стоявшему у штурвала. В его походке сквозила злоба и внутренняя готовность напасть. «Быть может, „это“ должно произойти нынешней ночью?» – подумалось Совершенному, и он ощутил укол любопытства. Чего доброго, сейчас двое человеческих самцов наконец-то сойдутся один на один, будут долго кружиться, потом примутся обмениваться ударами – пока не потечет кровь и кто-то не останется лежать без движения.
Он напряг слух, чтобы не пропустить, что скажет Лавой.
Однако первым заговорил Брэшен. Он произносил слова тихо и холодно, но низкий голос хорошо передавался по дереву палубы.
– Зачем ты вышел, Лавой?
Старпом отозвался не сразу. Был ли причиной страх? Или неуверенность? Или он преследовал какую-то цель? Совершенный не мог бы точно сказать.
– Я думал, мы всю ночь на якоре простоим, – донеслось наконец. – А мы двинулись, вот я и проснулся.
– Ну и как? – поинтересовался Брэшен. – Все рассмотрел, что происходит?
– Сумасшествие происходит, вот что, – ответил Лавой. – В любой миг на что-нибудь налететь можно, и тогда только ленивый нас не обчистит. Хоть сейчас, что ли, остановиться и до утра подождать!
Брэшен хмыкнул:
– Неужели ты не доверяешь кораблю, который взялся сам вести нас, Лавой?
Старпом что-то сказал капитану, понизив голос до совсем уже неразличимого шепота. Совершенный почувствовал, что начинает сердиться. Он ведь понял: Лавой шептал потому, что желал скрыть от корабля свое истинное мнение о нем. И о его водительстве.
Брэшен, наоборот, говорил очень ясно и четко. Догадывался ли он, как чутко прислушивается Совершенный к каждому слову?
– А я с тобой не согласен, Лавой. Верно, я вручил ему свою жизнь. Но именно это я и делал с первого дня нашего плавания. Есть дружба, которой очень мало дела и до сумасшествия, и до здравого смысла. А теперь, коль скоро ты высказал свое мнение об умственных способностях своего капитана и о надежности его корабля, иди-ка ты досыпай, пока не началась твоя вахта! Назавтра у меня будет для тебя особое поручение, и оно вряд ли покажется тебе легким. Спокойной ночи!