Интермедия. Ночь на площади Гримо.




 

Римус Люпин одиноко сидел на кухне дома на площади Гримо, 12, перед чашкой с давно остывшим чаем. Сириус уже пошел спать, но Люпин не мог заставить себя взять с него пример. Не мог, как бы ему этого ни хотелось.
Неожиданное появление Гарри, вопрос, который тот бросил ему в лицо, разворошил в сердце Люпина воспоминание, которого он стыдился больше всего на свете, заставил его заново пережить момент, о котором он годами старался не вспоминать, будто его и не было.
Память о том дне и теперь охватывала его жгучим стыдом. От таких воспоминаний хотелось вымыть с мылом руки - а еще лучше – мозг. Это было отвратительно, это было жестоко, и что бы там они с Сириусом не объясняли Гарри, но сам Люпин осознавал: ни юный возраст, ни что-либо другое не является оправданием этого позорного поступка. Кому, как не ему было знать, как то, что для одного - лишь развлечение, может сломать жизнь другому человеку.
«Грейбэк тоже любил поразвлечься...»
Да, тогда он в конце концов поборол свою неуверенность, и все же вмешался в развлечение своих лучших друзей, зашедшее так далеко - здесь ему пригодилась должность старосты, которая обязывала его пресекать такие действия, независимо от того, кто их совершал. Но это уже не имело никакого значения - Люпин отважился на решительный поступок и заставил Джеймса опустить палочку уже после того, как...
«После того, как. Точка. Лучше просто поставить точку».
Прошло уже двадцать лет, а Люпин до сих пор не мог забыть, какие у Снейпа тогда были глаза. Он встретился с ним взглядом лишь на мгновение - но этого оказалось достаточно, чтобы понять: Снейп никогда им этого не простит. Никому из них.
В тот миг Люпин чувствовал себя соучастником убийства. Без преувеличения, потому что отчетливо увидел, что сегодня в глубине этих глаз что-то умерло - то, чего уже не вернешь.
Да, он вмешался - но поздно, слишком поздно. Непоправимый вред уже был нанесен - и это совсем не было весело, в отличие от остальных выходок Мародеров, хотя некоторые из учеников и сейчас чуть ли не катались по земле от хохота. Он понял это еще тогда, когда Снейп, неуклюже и медленно, словно калека, поднявшись с земли, поплелся к замку, не разбирая дороги, под смешки и свист учеников. Он уверился в этом, когда ни в этот вечер, ни на следующее утро Снейп не появился в Большом Зале. Он окончательно убедился в этом, когда несколько лет назад снова встретился со Снейпом в Хогвартсе - и когда увидел, каким тот стал.
Изменилось ли бы что-нибудь, если бы в тот летний день кто-нибудь догнал его, схватил за руку, искренне извинился? Римус не раз думал об этом, но не пришел ни к одному выводу - да и какое это имело значение теперь? Тем более что сам он тоже этого не сделал.
Да, приехав в Хогвартс, Люпин попытался наладить отношения со Снейпом. Конечно, он не стал бередить его старую рану, напоминая о том случае под буком - он просто улыбнулся (виновато и немного грустно - так получилось), и предложил оставить в прошлом все распри и невзгоды. Северус не отказал ему, но и не протянул ему руки, не сказал ни слова - он просто сухо и коротко кивнул, сжав губы, и всем своим видом дал понять, что не желает касаться этой темы. В течение всего учебного года он добросовестно делал для Люпина спасительное зелье, следил за тем, чтобы Люпин вовремя его употреблял, но ни словом, ни взглядом не дал понять, что готов перевернуть тяжелую страницу их отношений.
Да, Снейп не простил его. Но в течение учебного года их отношения - в первую очередь, благодаря доброжелательности и деликатности Люпина - из вооруженного нейтралитета постепенно превратились в обычный нейтралитет. Холодный – из-за неуступчивости и недоверчивости Снейпа - но мирный. И кто знает, что было бы дальше, если бы в Хогвартсе не появился Сириус...
Лежа в темной спальне, пропитавшейся запахом пыли и плесени, Сириус не мог успокоить возбужденные нервы. В отличие от Люпина, он был далек от сантиментов и самобичевания, он не страдал от чувства вины - хотя также считал свое участие в том инциденте недостойным и заслуживающей осуждения. Но сейчас его беспокоило другое: искренняя горечь, с которой мальчик говорил о...
Сириус мысленно яростно сплюнул.
...о Снейпе.
Конечно, сочувствие Гарри к нему не несет в себе ничего плохого и опасного - наоборот, характеризует его как доброго и отзывчивого человека. В свои пятнадцать он гораздо мудрее и рассудительнее, чем был сам Сириус и его оте...
Глубокий вдох.
...Джеймс.
При других обстоятельствах Сириус, наверное, очень гордился бы тем, какой у него благородный крестник, но теперь каждое слово из уст Гарри в поддержку Снейпа звучало будто насмешка судьбы, каждое проявление сочувствия холодным ножом страха терзало его сердце.
«А что, если?..»
"А что, если вдруг?..»
Ведь проклятый портрет Финеас Найджелуса никуда не делся, и в любой момент мог ляпнуть парню все, что ему заблагорассудится, несмотря на суровые наставления Дамблдора. Он уже продемонстрировал однажды, что тайны Дамблдора для него ничего не стоят, так что где гарантия, что такое не повторится снова?
Черт!
В этот вечер Сириус рано ушел к себе, под предлогом того, что очень устал...
«От чего? Ведь ты сидишь здесь без дела, целыми днями ничем не занимаешься, как любезно напомнил тебе Соплив... Снейп»
...и хочет спать. Но оставшись в душной спальне наедине со своими тяжелыми мыслями и тревогами - как это было в Азкабане - Сириус понял, что ошибся. Сейчас ему было бы лучше оставаться рядом с Люпином - с ним можно было бы еще немного повспоминать старые добрые времена, поговорить о Джеймсе, минуя неудобные и скользкие темы...
Скользкие темы. Именно поэтому Сириус и ушел из кухни, оставив Римуса одиночестве - ведь теперь говорить с ним о Джеймсе было все равно, что гулять по лезвию ножа - трудно было придерживаться привычного тона, трудно скрывать от единого живого друга то, что при иных обстоятельствах могло бы показаться нелепой шуткой.
Проклятие! Где бы ни появлялся Снейп, что бы он ни делал - от этого, казалось, всегда возникали неприятности.
«Да ну? Но если бы не он, ты бы не имел сейчас такого замечательного крестника» - пропел в голове въедливый голосок, очень напоминавший Финеаса Найджеллуса.
Сириус Блэк с ненавистью ударил кулаком по пыльной подушке.
Внизу, уронив голову на руки, тревожным сном спал Римус Люпин.

Ребенок.

 

«Старик, а ты точно уверен, что тебе стоит так спешить?» - со смехом говорил ему Сириус в тот день, когда Джеймс сообщил ему о своем намерении жениться. Ослепленный счастьем, он тогда не заметил, что глаза товарища вовсе не смеялись.
Они пошли под венец сразу после окончания Хогвартса - «еще и чернила с пальцев не смылись», как говорила на свадьбе, пуская слезу, какая-то романтически настроенная тетушка Лили. Семейная жизнь представлялась тогда бесконечным праздником - им обоим, не знавшим других отношений, кроме прогулок за руку вокруг озера, тайных встреч в ночных коридорах школы, остроумных любовных записочек и сувениров, которые приносили совы, уставшие от бесконечных перелетов между окнами девичьей и мальчишеской спален...
Джеймс и Лили были уверены, что будут жить долго и счастливо - в уютном доме, в окружении добрых соседей и верных друзей, которые по выходным будут приходить к ним на чай. Они будут гордиться своим членством в Ордене Феникса, добро, в конце концов, возобладает над злом, никто из друзей, конечно же, не пострадает, и они все вместе будут громко праздновать победу... Они воплотят в жизнь все свои планы и мечты, живя в очищенном от зла обществе, к построению которого они присоединились... А потом у них родится ребенок - может и не один – у которого будет лучшая в мире семья, и он ни в чем не будет знать нужды.
Ребенок.
Джеймс, конечно, знал о том, как беременность влияет на характер женщины, но одно дело - знать, а совсем другое - столкнуться с этим на собственном опыте, еще и тогда, когда ты совсем к этому не готов. Когда Лили сообщила ему новость во время уютного рождественского ужина, он обрадовался, но вместе с этим ужасно растерялся. Подхватив на руки разрумянившуюся жену, он радостно закружился с ней по гостиной, а в голове роились, вытесняя друг друга, мысли о том, что совсем скоро их жизнь в корне изменится, а он совершенно не представляет себе, что с этим делать...
Беременность Лили протекала на удивление легко. Не было ни утренних недомоганий, ни других неприятных симптомов, от которых обычно страдают женщины на сносях. Единственное, что ее мучило - это бессонница: она ложилась поздно, а потом долго ворочалась с боку на бок; часто вставала и уходила на кухню пить воду, а иногда просто заваривала себе травяной чай, над которым могла сидеть часами, листая старые ведьмовские журналы.
Сегодняшнее утро начиналось как обычно: Джеймс наслаждался утренним кофе с гренками, а Лили, стоя у подоконника, поливала цветы в горшках. Ее уже начавший округляться живот и обтягивающий его клетчатый передник, вместе с заплетенными в длинную косу рыжими волосами, придавал ей какой-то теплый, солнечный вид, от чего грудь Джеймса заполонила волна пронзительной нежности. Он подошел к жене, улыбаясь, и положил ладони на ее живот.
- Как он сегодня себя ведет?
- Он? - улыбнулась в ответ Лили. - А может, это она?
- Меня это вполне устроит. - Джеймс коснулся губами ее щеки. - Но я все же думаю, что это мальчик. Уже не дождусь, когда мы вместе сыграем в квиддич.
Несмотря на то, что она и сама была убеждена в том, что носит мальчика, замечание мужа почему-то разозлило Лили. Улыбка на ее лице увяла.
- А что, с девочкой нельзя играть в квиддич? - неожиданно остро поинтересовалась она.
- Конечно, можно, - примирительно сказал Джеймс. - Ты же знаешь, существуют даже целые женские команды, и они...
- Квиддич! - раздраженно закатила глаза Лили и выскользнула из рук мужа. - Господи, неужели обязательно все сводить к квиддичу?
- Но я не...
- Не надо, пожалуйста! - она громыхнула чайником о плиту, и нервно ткнула в нее палочкой – так, что из нее вырвался фонтан ядовито-фиолетовых искр. - Иди, сгоняй к Сириусу, развейся немного, заодно и о квиддиче поболтаете...
- Знаешь, может тебе самой стоит пойти куда-нибудь развеяться? – в свою очередь завелся Джеймс. - За порог не выходишь уже которую неделю, неудивительно, что тебя заносит...
- А куда мне пойти? - воскликнула Лили. - К Батильде с ее бесконечными байками о старых, добрых временах? Или к старой сплетнице Элайзе Смик, только и знающей как совать нос в чужие дела? Или к Дилонсби с их «ах-как-это-мило-вы-уже-решили-как назовете-малыша»? Да я от них скоро с ума сойду!
- А при чем здесь я?! Я тебе разве мешаю найти друзей, с которыми тебе будет интересно? Что-то тебе запрещаю?
- О, иди уже наконец! - Лили упала на стул и демонстративно отвернулась к окну.
- Ну, благодарю покорно за чудесное утро! - проворчал Джеймс и вышел, захлопнув за собой дверь.
Лили осталась один на один со своей злостью. Она была противна сама себе, поскольку понимала, что набросилась на мужа ни за что, и что если и должна на кого-то злиться - то только на себя саму. Джеймс был прекрасным мужем, нежным и заботливым, о таком, пожалуй, мечтала бы едва ли не каждая женщина - так почему же он должен вызывать у нее такое раздражение?
«В конечном счете, это не он тебя обманывает... - раздался в голове неприятный голосок совести. - Он с тобой честен, он тебе верен, он искренне любит тебя... а ты...?»
«Конечно, я его люблю!"
Голос пронзительно захихикал.
«Да ну? Тогда почему же... »
- Достаточно! - воскликнула вслух Лили.
Сорвавшись на ноги, она начала мерить шагами кухню, беспорядочно переставляя различные предметы.
«Почему же... почему же...» Но разве она сама знала? В своих кошмарных снах она видела себя вынужденной отвечать на этот вопрос Джеймсу, и это было невыносимым мучением - ведь она и сама себе не могла объяснить, что произошло в тот дождливый ноябрьский день.
Ослепительной вспышкой в памяти возникло воспоминание: длинные нервные пальцы, мокрые пряди черных волос, прилипшие к острым скулам, собственные губы, касающиеся бледной кожи... И какая-то сокровенная, темная, самая бесстыдная часть ее существа, затрепетав, снова потянулась к этому воспоминанию... а потом перед глазами вынырнула безобразная метка в виде черепа и змеи на обнаженном предплечье...
- Будь ты ПРОКЛЯТ! - яростно крикнула Лили, метнув в стену сахарницей, которая попала под ее дрожащие руки.
Ребенок под сердцем проснулся и зашевелился.

Тик-так...

 

В уютном двухэтажном домике царила полная тишина, нарушаемая только размеренным тиканьем больших часов, стоявших в гостиной.
Тик-так, тик-так...
Этот звук, привычный и незаметный, сейчас отбивался в ушах Лили гулко, как колокол. Она сидела на светлой, просторной кухне, покачиваясь в плетеном кресле-качалке, держала на руках своего маленького сына, и не сводила глаз с небольшой бутылочки, стоявшей на застеленном кремовой скатертью столе. Жидкость в ней была почти прозрачной - только немного переливалась золотистым цветом. Но такой ей оставалось быть недолго - конечно, если у Лили хватит мужества довести дело до конца.
Тик-так, тик-так...
«А вдруг что-то пойдет не так? Вдруг возникла какая-то ошибка – что тогда? "
«Глупости. Дамблдор дал полную гарантию...»
«Да, но даже гении иногда ошибаются.»
«Бред. Все будет хорошо.»
В кухню неслышно закрался гладкий черепаховый кот. Он направился к хозяйке и потерся о ее ноги, щуря большие янтарные глаза. От неожиданности Лили нервно вздрогнула. Маленький Гарри почувствовал это - проснувшись, он зашевелился у нее на руках, потянулся к лицу матери крохотными ручонками. Волна какой-то исступленной нежности накатила на Лили - она схватила одну из этих пухлых ручек, крепко прижала к губам и закрыла глаза.
Тик-так, тик-так...
- Хочешь, я расскажу тебе, как делать многосущное зелье? - прошептала ей на ухо память таким знакомым голосом.
... Им по двенадцать лет. Они неспешно идут школьным коридором, украшенным к Рождеству, и все вокруг - кажется, даже сам воздух, - пропитано радостным ожиданием праздника.
- Какое-какое зелье?
- Многосущное. - лицо Северуса сияет от осознания того, что он обладает неизвестным ей знанием. Он оглядывается вокруг и понижает голос, заставляя заинтересованную Лили склониться к нему ближе. - Это такая настойка, с помощью которой можно превратиться в другого человека.
- Ты шутишь! – пораженная, Лили даже застыла на месте.
- Отнюдь! - он победно улыбается. - Профессор Слагхорн дал мне разрешение пользоваться книгами из отдела служебной литературы. - В голосе мальчика промелькнула нескрываемая гордость. - Конечно, он просил меня быть осмотрительным, не рассказывать всем подряд прочитанного - а то каждый захочет попробовать... но тебе... это совсем другое...
Северус опустил глаза, на его лице проступил едва заметный румянец.
- Понимаешь, мне нечего подарить тебе на Рождество, поэтому я подумал...
- Это замечательный подарок! - ее глаза восторженно заблестели. - Это же в сто раз интереснее, чем конфеты от мамы с папой, или те ужасные самодельные открытки от Петунии.. - при этих словах они оба рассмеялись.
- Ты действительно так считаешь? - переспросил он, словно не веря своему счастью.
- Эванс и Снейп стоят под омелой! - вдруг закричал кто совсем рядом. - Смотрите все: ЭВАНС И СНЕЙП СТОЯТ ПОД ОМЕЛОЙ!!!
Северус и Лили подняли головы - и в следующее мгновение он отскочил в сторону, будто ужаленный, увидев пышную шапку празднично украшенной омелы. Его щеки просто пылали.
Второклассник из Хаффлпаффа помчался дальше, хохоча и продолжая по пути делиться увиденным с окружающими. По дороге ему встретился полтергейст Пивз, который с такой радостью и энтузиазмом подхватил его возгласы, что от слов «Эванс и Снейп стоят под омелой!», казалось, звенел сам воздух.
- Я ненавижу этот идиотский обычай. - тихо сказал Северус, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
- Не обращай внимания, - ободряюще улыбнулась Лили. - Лучше расскажи мне об этом... многосущном зелье. Неужели оно меняет лицо человека навсегда?
- Ну что ты, - он решительно покачал головой, на лицо начала возвращаться улыбка. - Только на время…
Тик-так, тик-так...
Звук часов вернул ее к реальности, напомнил о том, что время не стоит на месте. Прижимая ребенка к груди, она медленно встала, подошла к столу, откупорила бутылочку - и снова замерла в нерешительности, глядя на золотистый отблеск зелья, на несколько жестких черных волосков, выделявшихся на кремовом фоне скатерти.
Неожиданный стук в дверь заставил Лили испуганно дернуться так, что она едва не разлила драгоценную жидкость.
- Лили? - послышался со двора бодрый старческий голос. - Дорогуша, ты дома?
«Господи, Батти... как же невовремя»
Лили очень дружелюбно относилась к Батильде Бэгшот, которая была частой гостьей в их с Джеймсом доме. Конечно, они часто посмеивались за спиной у старушки над ее причудливыми рассказами и невообразимыми старомодными шляпками, однако Лили всегда рада была ее видеть. Особенно теперь, когда Джеймс так часто не бывал дома из-за дел в Ордене, и она целыми днями вынуждена была сидеть одна, ухаживая за сыном.
Но сейчас она стояла, не двигаясь, и молча молилась о том, чтобы маленький Гарри несвоевременным криком или плачем не выдал их присутствия.
- Странно, мне кажется, я ее видела... - постояв на пороге и постучав еще немного, Батильда ушла, громко топая своими забавными ботинками на деревянной подошве.
Тик-так, тик-так...
Все. Больше времени терять нельзя. Лили решительно выдернула у себя волос и бросила его в бутылочку. Добавила туда же волосы мужа и перемешала жидкость, наблюдая, как она теряет прозрачность, становясь похожей на густой бульон. Малыш на ее руках, будто что-то заподозрив, завозился и посмотрел на мать слишком серьезным для младенца взглядом – или это так показалось?
«Какого цвета у него должны были стать глаза? И какими они станут теперь?..»
- Прости меня, пожалуйста... - тихо прошептала Лили, и непонятно было в этот момент, к кому именно она обращается.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: