«Этого не должно было случиться! Это не должно было кончиться так!»
Умирать было не страшно. Страшно было отходить, так и не доведя до конца порученного ему дела, страшно было уходить из жизни, зная, что мальчик, который составлял весь смысл его существования, тоже совсем скоро погибнет - и смерть эта будет пустой, и убийца не будет наказан, и зло так и не будет побеждено... Боль от раны была невыносимой - но еще невыносимее было осознавать, что он - последний, кто может указать верный путь этому мальчику - его сыну - и совсем скоро этот последний шанс будет потерян...
Но сын был здесь. Снейп просто знал это, так же, как и много раз до этого, потому что за все прошедшие годы его не удавалось обмануть ни плащом-невидимкой, ни чем-либо другим. Сейчас Гарри тоже был где-то поблизости - и чувствуя это, Северус из последних сил пытался продолжить последние минуты своей жизни, зажимая пальцами рану, которая кровоточила, неумолимо приближая конец.
Он уже не имел сил на то, чтобы звать мальчика - к тому же, такое напряжение могло только усилить кровотечение. Поэтому все свои усилия он направил на то, чтобы докричаться до него с помощью только одной отчаянной мысли - совсем как той черной зимней ночи в Диновом Лесу.
«Подойди ко мне! Пожалуйста, подойди!» - Снейп упорно посылал к Гарри одну и ту же мольбу, понимая, что его шанс быть услышанным - мизерный, что вряд ли этот безмолвный крик прорвется сквозь существующую между ними стену, - но больше ничего ему не оставалось.
И произошло чудо. Человек, который сейчас был ему нужен более всего, Мальчик, Который Выжил, появился почти рядом с ним, освободившись от защиты плаща-невидимки. Он имел перепуганный и одновременно растерянный вид - так, будто он и сам не понимал, зачем он это делает, зачем подходит к умирающему - но сейчас его глаза не пылали ненавистью - и это было счастье.
Северус попытался заговорить с Гарри - но тщетно: голос уже отказывался ему служить; кровь лилась из горла с новой силой. Он в отчаянии подумал, что парень сейчас просто развернется и уйдет, оставив его умирать в одиночестве - так, как обычно и поступают с поверженными врагами. Но тот вместо этого наклонился ближе к Снейпу, словно стремясь все же услышать его последние слова.
Оставалась только одна возможность - и ее нельзя было терять. Окровавленными пальцами Северус крепко схватил сына за мантию, подтянул к себе, и, не отрывая взгляда страшно расширенных глаз от его лица, выпустил на волю все то, что хотел ему сказать - все воспоминания, которым нельзя было дать умереть вместе с их владельцем.
- Возьми... это... - еле слышно шептали его губы, - возьми... это...
Он не видел, как возникшая неизвестно откуда Гермиона Грейнджер бросает в руки Гарри пустую колбу. Он не видел, как тот кончиком волшебной палочки заталкивает в нее драгоценное серебристое вещество. Затуманенный агонией мозг уже не в силах был замечать что-то вокруг или выделять отдельные детали склоненного над ним лица. В последние мгновения своей безрадостной жизни Снейп видел только общие черты: длинные черные волосы, обрамлявшие болезненно бледное, с заостренными скулами и впалыми щеками лицо, на котором горели зеленые глаза. Ее глаза. И это было то, что он хотел видеть, потому что перед ним было не лицо Джеймса Поттера, а лицо его родного сына, чьи глаза - не жестокая насмешка судьбы, а доказательство того, что, несмотря ни на что, Лили Эванс и Северус Снейп были неразрывно связаны между собой навеки.
В этих удивительных глазах не было ненависти - и смотреть в них можно было бесконечно... до самой смерти...
- Посмотри... на... меня... - прошептал Снейп.
В момент, когда черные глаза отца встретились с зелеными глазами сына, пришло осознание: окончательное и необратимое. Неожиданно сами собой пришли слова, которых он никогда не говорил, чувство, которого он никогда не знал... и сумасшедшее, безудержное желание жить. Но последний удар сердца Принца-полукровки положил конец этому запоздалому желанию.
... Черные глаза уже ничего не видели, а Гарри Поттер все еще стоял на коленях рядом с телом и смотрел на него, не зная, свидетелем чьей смерти ему только пришлось стать, и чья кровь застывает на его груди…
…Гарри бежал, не останавливаясь, прижимая к груди колбу с последними мыслями Снейпа, пока не оказался перед каменными горгульями, охранявшими кабинет директора.
- Пароль? – проскрипело одно из изваяний.
- Дамблдор! – крикнул, не задумываясь, Гарри – и дверь, к его изумлению, открылась.
Бегство в чужую память могло принести Гарри благословенное облегчение – что бы ни оставил ему Снейп, оно не могло быть хуже его собственных мыслей. Воспоминания, вылитые в Омут памяти, забурлили – и не колеблясь, с каким-то отчаянным самоотречением, Гарри нырнул в них и начал свое путешествие в прошлое…
…Он поднялся. Сердце шальной птицей билось в клетке ребер. Пожалуй, оно знало, как мало ему осталось, возможно, хотело заблаговременно исчерпать весь запас определенных ему в этой жизни ударов.
Мир перевернулся. Черное стало белым, белое - черным. То, что казалось искренней заботой, оказалось тщательно продуманным планом. И мама... мама, которая всегда была в его глазах чуть ли не святой... даже она окружила его жизнь ложью с самого рождения. А помог ей в этом человек, которому Гарри так доверял, которой искренне был предан...
«... душой и телом».
Взгляд Гарри остановился на портрете Дамблдора, рама которого, как и рамы других директорских портретов, оставалась пустой. Ярость душила парня, желание разорвать, сокрушить, уничтожить портрет заполонило разум. Он пытался постичь всю трагичность увиденного в Омуте - и никак не мог этого сделать в полной мере. Гарри казалось, что он просто сойдет с ума, если еще хоть минуту пробудет здесь, поэтому он вылетел вон из директорского кабинета - проклятого кабинета, хранившего столько опасных тайн и видевшего столько нечеловеческих страданий. Не оглядываясь, Гарри закрыл за собой дверь, и прижался к стене, пытаясь найти в себе силы идти дальше. Но сил не было. Его мир был разрушен до основания - и на то, чтобы строить новый, он уже не имел ни времени, ни желания, ни смысла. Казалось, все живое, что было в нем, все то, что побудило его к борьбе, что придавало красок его существованию, все его надежды и стремления остались там, в Омуте, в серебристом водовороте сокровенных воспоминаний Северуса Снейпа. Его заклятого врага. Его самого родного человека.
«А вот мне показалось, что ты говорил точно как он…»
«Ты не такой, как твой отец. Для Джеймса жизнь без риска была неинтересной…»
«Ты даже не представляешь, какие муки совести грызли профессора Снейпа, когда он понял, как истолковал пророчество Волдеморт…»
«Я знаю, что Принц - мужчина, я просто чувствую это…»
Хотелось кричать. Все мысли, переживания, воспоминания сплелись в один горячий пульсирующий клубок, подступивший к горлу. Фразы, сказанные в разное время разными людьми, вдруг выплыли из глубин памяти и приобрели новое значение. Собственная жизнь прошла перед глазами в совершенно ином свете. Она началась не так, как он привык думать, и должна закончиться не так, как ему представлялось.
«Я. Скоро. Умру».
Тело последнего человека, стоявшего между ним и Смертью, остывало на ободранном полу Воющей Хижины. Больше не должно быть никого, кто отдал бы за Гарри свою жизнь - пора распрощаться со своей собственней. Сознательно и добровольно Мальчик Который Выжил, ступал навстречу своей гибели - и каждый его шаг был шагом по раскаленным углям, и пятна крови на его одежде были кровью его отца - той самой кровью, которая текла через его собственное сердце.
«Он. Мой. Отец».
Правда не просто болела - она разрывала изнутри. Умирать иногда действительно легче, чем жить - а как иначе можно жить с ЭТИМ?! Эта правда упрощала восприятие другой правды, облегчала осознание того, что семнадцать лет его жизни были только затянутым полетом в пропасть.
«Я. Скоро. Умру».
«Он. Мой. Отец».
Как странно, что эти тайны открылись ему одновременно.
Странно? Нет... все закономерно. Две правды тесно переплелись между собой, и их страшная гармония была почти безупречной.
…Лес кишел дементорами, но у Гарри уже не было сил на то, чтобы выколдовать патронуса. Несмотря ни на что, он инстинктивно хватался за каждую секунду жизни, в последний раз вдыхая запах травы, чувствуя дуновение ветерка на своем лице. Долгая игра завершилась – снитч в руках, время спускаться на землю…
Снитч! Негнущимися пальцами он нащупал его в висящем на шее мешочке и вытащил наружу.
«Я открываюсь в самом конце».
Быстро и тяжело дыша, Гарри посмотрел на него. Понимание этих пришло немедленно, опередив мысли. В самом конце - это же сейчас. Это мгновение наступило.
Он прижал золотистый металл к губам и прошептал:
- Я скоро умру.