Уже закончился рабочий день. Придя домой, с порога подошёл к звонящему телефону. Главный геолог сообщил, что надо срочно собрать комиссию и ехать на прииск Победа, там не подтвердились разведанные запасы.
Я не возражал, но напомнил, что сегодня все уже дома после работы и меня пошлют, вполне законно, куда подальше, да и с транспортом у нас всё решается только утром.
Пётр Михайлович осознал, что погорячился и согласился, что в самом деле ночью нас на полигоне ждать не будут.
Поздно вечером, рассуждая сам с собой, я усомнился в том, что претензии прииска обоснованные. Главный геолог прииска человек опытный и дотошный, он поднял бы шум ещё на стадии подготовки месторождения к отработке. А здесь полностью отработали (а отрабатывали целое лето) и тишина до сегодняшнего вечера. Даже днём и намека не было на беду. Получалось, мы обманули бедных золотодобытчиков, они переработали cтолько горной массы, что терпят убытки. На Владимира Ильича Сосновского это не похоже. Мы с ним встречались буквально на днях.
Утром я доложил о своих сомнениях главному геологу, через полчаса комиссия уже ехала на Бурустах.
На месте нас встретил Сосновский. Развернули планы и журналы, начали разбираться. Топограф Геннадий Абрамов поставил теодолит и тоже углубился в работу.
Прошла половина дня в дотошном выявлении причин, приведших к таким серьёзным претензиям. Хотя тот, кто их должен был предъявлять, выглядел очень неуверено.
Сосновский ушёл к опробщикам, мы остались одни. Геннадий Тимофеевич отошёл от теодолита и, смущённо вертя журнал в руках, сообщил:
— Они по всей площади геологического блока отработали слой атмосферы толщиной семьдесят сантиметров!
Мы не поверили своим ушам, всё стало ясно. Подошёл Сосновский и сказал, что он примерно это и предполагал. Маркшейдер приписал объём горной массы на сравнительно малую площадь. Хотя наверняка, этот объём велено было раскидать по всему прииску, и тогда три-четыре, ну максимум пять сантиметров, никто бы даже не подумал искать. Маркшейдерская служба подчиняется директору. На прииске Победа тяжба между главным геологом и директором шла давно. Руководство, с помощью грамотных действий маркшейдеров, решало свои задачи и не ставило в известность главного геолога. Он догадывался, что не всё чисто, но проверить не мог. Но вот случилось, что эту деликатную задачу поручили малоопытному и не объяснили, что в этом деле концы надо спрятать.
Мы уехали, в комбинате обещали всех виновных наказать.
Иван Егорович Покидов, разведывавший это месторождение, по дороге домой периодически восхищался человеческим гением:
— Надо же! Семьдесят сантиметров воздуха! С брусникой промыли! Никогда бы не додумался до такого!
Через некоторое время, перемножив в голове кубы воздуха и стоимость приписанной горной массы, сообщил, во что это обошлось в рублях.
ПОЛЕВЫЕ СОСЕДИ
На Мунычанском субвулкане мы с трудом установили палатки на крупноглыбовом развале, лишённом растительности.
Когда мы прилетели, день был в разгаре. Каменные глыбы жгли ноги через резиновые сапоги, как раскалённая сковорода. К вечеру жар спал и вот у нас гости — пришли пищухи[28], или как их ещё называют, сеноставки. По-видимому, когда мы ставили палатки, они спрятались от солнца.
Разместившись на разных камнях, они возмущенно свистели. Присмотревшись, мы поняли, что разместились в их угодьях, они нас не боялись, бегали, где хотели, и наше появление их явно не обрадовало.
Обеденный стол, под открытым небом, мы соорудили из чертёжной доски уложенной на плоскую каменную глыбу. Для пищух наш стол был совершенно доступен. Привыкнув к нам и поняв, что мы не собираемся покидать их территорию, они начали всё обследовать, и в первую очередь стол.
День на жаре нас измотал, и мы решили лечь спать пораньше. За палаткой пищухи выясняли отношения, слышно было, что события развиваются на столе, звякали ложки и кружки.
Утром мы обнаружили, что наши зверьки, нахохлившись, сидят на разных камнях.
Оказалось, что их трое и живут они все на этом участке, просто один из них очень осторожный.
Пищух очень заинтересовал чёрный перец горошком, они его из перевёрнутой баночки натаскали под камень, ну и попробовали. Жгучий вкус привел их в возбуждение, и они затеяли драку. Утром мы их, обессиленных, и застали.
Несколько раз мы забывали убрать перец подальше, и каждый раз пищухи его ели и устраивали побоище. В обычном же состоянии это были милые создания, они собирали бумажки, окурки, и прочую мелочь и складировали под камнями.
На следующей стоянке нам очень не хватало этих зверьков.
АРИФМОМЕТР
В наш посёлок многие элементарные вещи никогда не доезжали. Причины обычные для Крайнего Севера, основные из них: отдалённость, малый срок хранения, боязнь холода и сложные пути сообщения с промежуточными перегрузами и хранением.
Но уж если что завозили, это было масштабно. Например, как-то завёзли чугунные сковороды, идеальный груз и нужный, но, судя по всему, это был пятилетний план какого-то металлургического гиганта на Урале.
В другой раз завезли чудо счётной механической отечественной техники — арифмометр «Феликс»[29]. Вес у этого аппарата не менее пяти-шести килограммов. Когда считаешь стоит металлический треск, лишнее крутнул — звонок, как у трамвая. В это время в нашем отдалённом углу давно уже на электронные калькуляторы перешли. «Феликсы» где-то в пути отлёживались. Получился казус, мало того, что их время прошло, так ещё и количество их было таково, что на каждого жителя нашего района их хватило бы как минимум по два. Вывозить — сплошные убытки, да и куда вывозить? Всю партию уценили, на один советский рубль давали два арифмометра, чтоб удобно было нести — с одним равновесие держать трудно.
Мне пришла мысль, что это обилие дешёвой и сложной техники, с огромным количеством винтиков, гаечек и пружинок, можно направить в нужное русло.
Раз в неделю, я заходил в магазин и брал на рубль арифмометров. Использование было простое и очень полезное: мой малолетний сын разбирал их до последнего винтика. У ребёнка развивалась моторика и соображалка, он с каждым новым арифмометром уверенней держал в руках инструменты, научился по форме и размеру раскладывать детали в коробочки.
Имеющие детей коллеги заинтересовались моим опытом, новация пошла в жизнь.
МАНДАРИНОВОЕ РАЗДОЛЬЕ
Однажды всё сложилось так, что нежный продукт вопреки сложившимся транспортным обычаям, прибыл в наш район быстро и без потерь. Это были мандарины и было их много. Настолько много, что хватило бы на несколько районов, как Оймяконский. Как это получилось не берусь судить. Корифеи снабжения из продснаба в местной газете — «Северной заре» — не смогли точно объяснить, что и где не так сработало.
Мандаринов быстро все наелись, они стали портиться. Надо было спасать положение. По инициативе партийных и местных властей организации закупили часть фруктов и в качестве спонсорской помощи передали в детский дом, школы и детсады.
Но, эта мера никак не решила проблему. Убытки, и не малые, были неизбежны.
Однако в чью-то светлую продснабовскую голову пришла спасительная мысль. Было решено переработать злополучные мандарины в продукт повышенного спроса. Таким продуктом всегда у нас были винно-водочные изделия. Но снова столкнулись с проблемой — отродясь на Полюсе Холода не было соответствующих этому процессу емкостей, да ещё в таком количестве. Но, зато оказалось, что есть огромные чаны для квашения капусты. Их хорошо промыли, загрузили мандаринами и сахаром и запустили процесс.
Вскоре продукт созрел и поступил в продажу. Первый же день показал, что ему реклама не нужна. Посёлок забурлил и оживился.
Во-первых, можно было брать хоть в бидон, хоть в ведро, хоть в полиэтиленовый пакет.
Во-вторых, цена был настолько демократичная, что все недостатки, вроде запаха квашеной капусты, казались пикантной особенностью, как сыр с плесенью.
В целом, этот продукт вином назывался условно, на самом деле это была брага с мандариновокапустным ароматом.
Появились народные названия такие как: «Оймяконское Игристое», «Мандариновка», а в нашем коллективе —«Напиток Чапая»— уже в честь нашего коллеги.
Но всему приходит конец, кончилось и мандариновое раздолье.
На следующий год мандарины были только в детских новогодних подарках, да воспоминаниях поклонников экзотического напитка.
В продснабе, по словам сведущих людей, опыт с местным виноделием принёс приличную прибыль, и если бы мандарины росли как капуста, на агробазе их бы начали выращивать.
ПЕНЗЕНСКОЕ ПОТРЯСЕНИЕ
Мне предстояло ехать в столичную командировку. Коллеги мгновенно сообразили, что есть шанс приобрести компьютеры. Они только начали приходить в нашу жизнь. Очень быстро передо мной оказалась стопка конвертов с фамилиями владельцев денег.
Время в командировке летело стремительно, его не хватало, и каждый раз я откладывал поездку в Пензу, где изготавливали компьютеры «БК0001». Наконец, к концу командировки, я полетел за «бэкашками». Аэропорт встретил транспарантом сообщающим, что «пензяки» нас приветствуют. До этого мне казалось, что они «пензенцы». Таким образом, прямо в аэропорту, был ликвидирован пробел образования. Из аэропорта поехал в магазин завода-изготовителя, где выяснилось, что «бэкашки» я приобрету, а вот с мониторами проблема — только два в наличии.
Выйдя из магазина, я прикинул, что сегодня улететь в Москву не успею. Поехал к бывшему сослуживцу— Александру Ивановичу Кикте.
Сидим, беседуем, рассказываю, что происходит в Нере, по телевизору начались вечерние новости. Диктор сообщает, что партия и правительство, в целях особой заботы о трудящихся, с завтрашнего дня выводит пятидесяти и ста рублевые купюры из оборота, а те, что есть на руках, в ограниченных суммах обменят по месту работы.
Дальше я уже ничего не слышал, руки и ноги похолодели, сознание спуталось.
Своих денег у меня почти не было, только на дорожные расходы. А вот денег коллег было немало, и я даже не знал в каких купюрах они лежали в конвертах.
Придя в себя, достал всю наличность из портфеля и убедился, что крупных купюр много. Позвонил в Москву друзьям, они немного успокоили, утром первым самолётом был в Москве, бывшие сослуживцы быстро нашли людей в Центргеологии без денег, и с их согласия обменяли мои деньги как свои.
В Усть-Неру прилетел с «бэкашками» и оставшимися деньгами. Коллеги узнав, что всё так закончилось, были рады, отсутствие мониторов на этом фоне никого не расстроило.
Эта реформа потом стала называться Павловской.
ДОРОЖКА ИЗ ЧЕРВОНЦЕВ
Перестройка была в разгаре. Народ активничал, старался заработать, где только можно. Заработанные на Севере деньги можно только копить. Вкладывать было некуда.
Наш сосед по лестничной площадке работал на дальних рейсах, домой приезжал измотанный. Отдохнув, снова уезжал. Жена тоже работала, росли дети. Цель была простая — заработать на жильё в родных краях, и если получится на машину.
Деньги собирала жена. После Павловской реформы народ стал настороженно-недоверчивым. Все деньги, что попадали в семью, она старалась поменять на красные червонцы с Лениным без кепки. Логика простая, как бы не самые мелкие купюры, но и не мелкие, это, во-первых, а во-вторых, как ни крути, на червонце значилось, что это банковский билет обеспеченный всем достоянием страны. На купюрах меньшего достоинства никто ничего не обеспечивал, и билеты числились как казначейские. Время текло быстро, начали часто меняться и обесцениваться деньги, а вот накапливались они медленно.
Наконец наши соседи решили, что пора грузить контейнер. Соседка начала трясти свои запасы-припасы в кладовой. Хозяйка она была запасливая, в вёдрах и огромных кастрюлях, ёмкостью до четырёх вёдер, у неё был припасен широкий ассортимент круп. Много банок, кульков, мешков. Выяснилось, что от долгого хранения многие продукты прямо из кладовки должны отправиться на мусорку.
В очередной субботний день раздался дикий вопль, сменившийся тишиной. За тишиной посыпался мат из репертуара советской стройплощадки.
Выскочившие из квартир соседи застали трагикомичную картину. Возле двери наших соседей стоит огромная кастрюля с какой то крупой, в руках и на полу пачки червонцев, от которых мы уже отвыкли. Это были деньги, о которых она начисто забыла.
Проверив другую посуду, она нашла ещё немало. Погоревав и поняв, что все эти деньги безвозвратно потеряны, она всю огромную кучу червонцев отдала пятилетней дочери.
Иришка была рада такому количеству красивых бумажек. Она, от двери квартиры на втором этаже, выложила метровой ширины дорожку на улицу.
Вернувшийся через несколько дней из рейса муж, конечно огорчился.
Посидели мы с ним на лестничной площадке, поговорили, делать нечего — надо идти отдыхать, через два дня снова в рейс, а деньги — были бы руки!
ДИМЕТИФТАЛАТ
Проверяющий Александр Теплов решил посетить нашу партию. Прилетел попутным вертолётом на горный участок.
Я по рации распорядился всё ему показать и обещал прислать за ним лошадей.
Проверяющего повели смотреть канавы, пройденные на каменном гребне. Раскалённые камни и обжигающий воздух, лишённый малейшего движения, лишали сил и разума.
Проходчики работали по ночам, благо светло. Но, проверяющему не покажешь участок, когда идут горные работы, ему нужна выработка, а не работы.
После осмотра участка геолог и горный мастер повели проверяющего на базу, в тень деревьев. Спустившись со склона и придя к палаткам, наш проверяющий увидел стоящие возле дерева две трёхлитровые банки, закрытые пластмассовыми крышками. Банки были наполнены кристально чистой прозрачной жидкостью.
Что кроме воды может быть в банке?!
Александр Константинович взял банку и жадно втянул два глотка, на третьем понял, что это не вода.
Начальник участка и горный мастер бросились оказывать помощь. Промыли и выдавили из него все, что он выпил и вообще всё, что в нём было. По рации спросили, что делать дальше. Я ответил: «Ждать борт», и вызвал санрейс. Инспекторская проверка закончилась. В конечном счёте, всё закончилось не так уж и плохо. Диметилфталат — жидкость от комаров — стали прятать.
ГЛУБОКИЕ ЗНАНИЯ
Вначале восьмидесятых начальники в экспедиции стали меняться часто. Разные они побывали на берегах Индигирки. Естественно, они старались привезти своих. Таким банальным образом появился зам начальника экспедиции, трудившийся до этого в других местах, судя по всему, на должностях не требующих конкретных знаний.
Внешность вполне представительная, но при общении с ним чувствовалось, что он не до конца понимает предмет, а порой и вообще не понимает о чём речь. Как в таких случаях бывает, человек всего боится и из боязни ошибиться препятствует разумным действиям. Придя к нему надо было долго объяснять, зачем это нужно и почему он должен это подписать. Особенно сложно шло списание отработавших и использованных материалов и ресурсов.
Например, специально для наших работ изготавливалась дранка, мы её использовали как пикеты в местах отбора проб или специальных наблюдений. На наше несчастье она называется — «строительная», а раз так наш зам требовал использовать её по назначению — на стройке или уж если нам так надо, всю по осени собирать и возвращать на склад.
Справедливости ради надо сказать, что он иногда выслушав аргументы, заявлял, что это им в техникуме говорили, или в Хандыге тоже так делали.
Завхозы партий часто не знали, как используются специфические ресурсы, и начальникам приходилось самим идти к заму. Оценив деловые качества и отсутствие чувства юмора у нового шефа, начальники партий и отрядов начали розыгрыши. В кабинет заходило человек пять, садились на стулья вдоль стола, и по очереди клали на стол заму бумаги.
Один пришёл списать всякие мелочи и включил в список портяночное сукно, израсходованное сверх бесплатных норм. Зам упёрся и правильно упёрся. Но в ход пошли аргументы, которые он не смог игнорировать. Суть развесистой клюквы была в том, что эта ткань пошла на обивку шлиховочных лотков, мол, золото очень мелкое и по-другому его не удержать. Про мелкое золото и про лоток зам слышал — бумага была подписана.
Другой решил списать мешок каменной соли для буровых работ, смеху ради. Соль скормили лошадям, а буровых работ в партии не было. На вопрос зама, где соль, последовал ответ:
— Мы канавы проходим? Проходим!
— Ну, проходите, наверное.
— Взрывчатку куда закладываем?
—???
— В бурки! А их ломом бурим. В вечной мерзлоте лом прихватывает!
— А!!! Да, у нас в Хандыге на буровые тоже соль завозили. Давай бумагу.
Выйдя из кабинета, участники этих списаний шли работать с весёлым настроением.
Начались новые административные подвижки, и наш начальник поехал на повышение, а зам туда не нужен был, но он не пропал. Его непостижимым образом назначили директором одного из дальневосточных санаториев.
Ещё один был зам, он числился в обойме местной, районной, номенклатуры. До прихода к нам он был и директором хлебозавода и начальником строительно-монтажного управления и ещё много, много чем руководил. Многогранный был руководитель.
СПЕЦОВКА ДЛЯ СТУДЕНТА
Перед вылетом на полевые работы студент у завхоза получил всё, что ему положено бесплатно для счастья в тайге. В числе прочего, рабочий костюм, на котором болтались бирки с полной характеристикой изделия. Крупно напечатан размер, именно тот, что просил студент.
Поизносив свою одежду, студент вспомнил, что у него есть спецовка. Утром, перед маршрутом, вытащил из-под спальника и попробовал примерить брюки. Результат превзошел ожидания — студент поместился в одной штанине. Он оторопело вертел дивное изделие — на бирке нужный размер. В маршрут пришлось идти в старых штанах.
Из эфирных переговоров выяснилось, что с такой же проблемой столкнулась студентка из другого отряда, но она оказалась рукодельницей и быстро все перешила. Ещё и всякую всячину смастерила из остатков. А наш студент всё лето латал старые штаны.
Позже, из тележурнала «Фитиль», мы узнали, что в нашей стране спецодеждой занималось аж семнадцать отраслевых НИИ!
Спецодежды хватало, но была она, мягко говоря, страшная и не удобная, а если жёстче сказать, уродовала человека.
С другой стороны, кто этого студента в тайге видит? Он же не стюард рейса Москва—Париж.
ШУТНИК, ОДНАКО
Геолог Николай Малоедов с двумя каюрами и лошадьми длинным переходом продвигался в сторону своей базы. Непредвиденные задержки привели к тому, что продукты были на исходе. Жёсткая экономия привела к потере сил. Вся надежда была на таёжный лабаз[30] коневодов, главное не пройти мимо него в широкой долине рек Большого и Малого Тарынов.
К счастью, из обилия таёжных троп, пересекающих таёжное пространство, выбранная оказалась именно той, что вела к лабазу.
Лабаз был многолетним и большим, запасы всё время пополнялись. По таёжным законам заимствования были обычным явлением, и существовал ряд неписаных законов позволяющих эти заимствования.
Малоедов взял необходимые продукты, и в соответствии с таёжным этикетом, оставил вещи интересные для коневодов — капроновую верёвку, кое-что из конской упряжи и малокалиберные патроны. По значимости и стоимости обмен был для коневодов более чем выгодный. К оставляемому прилагалась записка с перечнем — что взял, что оставил, и подпись.
Спустя некоторое время наши геологи встретились с коневодами.
Те после приветствий поинтересовались:
— Знаете геолога Николая?
Наши парни ответили, что Николаев у нас много, какой именно интересует?
— Он у нас на лабазе продукты брал! Хорошую верёвку оставил, однако! Но, однако, шутник ваш Николай! Подписался Малоедов, а продуктов на обжору взял, однако!
РАДИОЛА РОЗОВАЯ
На восточном склоне Тас-Кыстабыта Сергей Гордеев нашёл золотой корень, или иначе радиолу розовую. Как житель Алтая, он её прекрасно знал, принёс только корневище, верхнюю часть описал нам устно.
Наша публика заинтересовалась, из маршрутов стали приносить всякую траву, было всё что угодно но, только не радиола розовая. Оказалось, это растение такое, что, сколько ни описывай, всегда найдется что-то другое, что подойдёт под описание, — его надо один раз увидеть. Наконец Гордеев принёс всё растение, и стало ясно, что надо искать. Каждому хотелось соприкоснуться c легендарным растением, кому-то достаточно было посмотреть на него, а кто-то хотел сделать целебный эликсир, — как, например, Тамара Корнеева.
Она настояла на корне бутылку водки, получилась ароматная настойка тёмно-вишневого цвета. Хранила заветную бутылку Тамара во вьючном ящике, и знали о ней очень немногие.
Однажды Тамара стала интересоваться, какая должна быть порция, что бы был тонизирующий эффект. Как обычно, все разговоры происходят возле костра и рано или поздно все узнают обо всём. Итак, бутылка была засвечена.
Некоторое время спустя бригада горняков по дороге на базу попала под дождь с ветром. Сразу пошли в баню, уже сидя в своих палатках трое самых активных вспомнили о тамариной настойке. В планы Тамары не входило расставаться с бутылкой.
Но, в конечном счёте, её уговорили. Она предупредила, что можно всего тридцать капель, больше будет плохо. Эти предупреждения можно было и не делать. Разве можно напугать тридцатью каплями ребят которые уже выпили не одну бочку всяких спиртосодержащих продуктов, в том числе и не предназначенных для питья. Придя в палатку, разлили настойку по кружкам, одним махом хряпнули, чтобы спать крепче после трудового дня. Полежали — сон не идёт. Покурили, пошли попили чаю, а сон всё не идёт — наоборот: прилив энергии. Спать захотелось, когда каюры в своих палатка зашевелились и лошади пришли за порцией соли. Рабочий день сорвался — попросили выходной, весь день ползали как мухи, пытались поспать — сон не шёл.
Вечером, когда Тамара пришла из маршрута заявили ей, что её настойка полное дерьмо, а она пыталась им напомнить, что предупреждала их, говорила про тридцать капель. Но для них всякий лечебный эффект начинался с полулитра и заканчивался, когда из стеклотары уже не выжать ни капли.
Правда некий положительный результат всё-таки от этой настойки был — всякое спиртное стало легче выводить из круга внимания нашей публики, стоило лишь сказать, что там есть золотой корень.
КОМ ТЕСТА
Геолог Александр Аксёнов пошёл в маршрут по правому борту ручья Аид. До этого он уже был здесь и крайне удивился, когда со склона, далеко в русле ручья, увидел огромную белую глыбу. Это мог быть только кварц. Но вообразить, как он здесь появился, он не мог и то, что он не заметил его в прошлый раз, тоже невероятно. У Александра была репутация добросовестного и грамотного специалиста. Забыв всё на свете, он быстро скатился по склону. Его возбуждение было понятно, кварц в наших условиях и спутник и носитель благородных металлов, и пройти такую глыбу опытному геологу не допустимо. Спустившись вниз, Александр понял, что произошло, его репутация тут не причём.
Наша завхоз Катя, по совместительству пекарь, спустила в ручей бочку неудавшегося теста. Огромный ком теста, выброшенный из деревянной кадки ёмкостью сто литров, весил, наверное, килограмм восемьдесят. Он прокатился три километра в бурном потоке Аида и застрял между валунами. Там его и нашёл Аксёнов.
Катя долго не могла ответить, зачем она тесто выбросила в ручей, ведь каюры могли его скормить лошадям вместе с комбикормом. Потом выяснилось, что горняки её напугали, сказали, что если узнает начальник партии, то вычтет стоимость хлеба в тройном размере. Это примерно рублей сто, а у неё оклад меньше ста рублей. А здесь эти орлы рассказывают, как были случаи — у пекарей за лето образовывался такой долг, что вся зарплата уходила на его погашение.
Случилось так, что у нас не было пекаря, а вернее он был, но этот старый прохиндей уже давно расстался с совестью, и как только к нему попадали дрожжи, они шли на брагу. Горная бригада вместо работы пьянствовала. Естественно Ивана Семёновича к пекарне лучше не допускать, хотя хлеб он пёк отменный. Был он и хорошим каюром, вот в этом деле от него убытков не было. Поиски нового пекаря завершились согласием Кати совмещать эту работу. Мастер-класс провёл Иван Семёныч. под неусыпным контролем общественности в лице Тамары Лукьянчиковой.
Тот злополучный ком теста должен был стать третьей выпечкой, но случилось все по-другому. Тесто поднялось и неожиданно упало, все попытки Кати его реанимировать были тщетны.
РЕВНОСТЬ
Завхоз Катя приехала этой весной к мужу Игорю, который работал у нас уже год. Он был взрывником. Катя была белокожей, пышнотелой украинкой, впервые выехавшей за пределы Украины, говорила она только по-украински. Таёжная жизнь была совершенно чужда её существу. Одни комары чего стоили — она привлекала их как никто другой, и доводили до беспамятства. Эта жизнь в тайге, на берегу бурного потока, среди заветренных загорелых и шумных людей, часто разыгрывающих её, была за гранью её понимания.
Игорь ещё до женитьбы бывал в Сибири — взрывники везде нужны. И сибирские просторы манили его, здесь и работа и простор. Здесь можно удовлетворить свою страсть к охоте.
Когда женился и родился ребёнок, появилось много проблем, которые надо было решать.
Посоветовались и решили, что Игорь на годик съездит поработать в Якутии, о которой знакомые хлопцы чудеса рассказывали. Кстати, так на север очень много народа попало.
Через год Катя оставила ребёнка маме и поехала к Игорю. И вот они в геологической партии.
Всё бы ничего, но одной из особенностей Кати была патологическая ревность, вдобавок в партии много девиц, и как казалось Кате, все так и норовили понравиться Игорю. А то, что в партии ещё много было парней, Катя в расчёт не брала, и вообще партия была молодёжная.
Сцены ревности стали нормой. Игорь уже боялся голову повернуть в ту сторону, где могла оказаться какая-либо девица.
Невзыскательную публику из горного отряда это веселило, и при случае они Катю старались завести.
Однажды случился большой переполох. У Игоря пропало ружьё — великолепная вертикалка сделанная в Туле по заказу. Стоило такое ружьё немалые деньги. Украсть его в тайге, из которой выбраться можно только вертолётом ни один дурак не решится. Оружие в тайге вне зоны внимания становится источником опасности. Обыскали все, не опросили только лошадей.
В конечном счёте, сопоставив все обстоятельства, я подумал, что пропажа эта связана с Катей. Она хоть и говорила, что они понесли большие убытки, ружьё-то дорогое, но как-то вяло без присущего ей запала.
Попросил пригласить её ко мне. Пришли они с Игорем, после долгих разбирательств.
Катя расплакалась и призналась, что она ружьё закопала в землю, в палатке, чтобы Игорь не ходил на охоту. Оказывается, горняки ей сказали, что он под видом охоты и к девкам может пойти.
Игорь бросился выкапывать ружье, оно в насыщенной водой земле за две недели приобрело жалкий вид. Потрясённый случившимся Игорь готов был расплакаться.
Держа в руках ружьё, с которого сползала мокрая грязь, Игорь заявил, что разводится.
Катюха плакала, ушла в свою палатку и в этот день её не видели. Игорь забрал свои вещи и перенёс их в палатку для сушки проб.
На следующий день Игорь переехал обратно в палатку к Кате.
БИРКА В УХЕ
Студент Андрюша был очень спокойным и неазартным парнем, даже внешне он производил впечатление человека, для которого идеальным местом обитания должен быть читальный зал, или ещё что-либо, столь же спокойное и неспешное. Однако это впечатление было ошибочным. Всякая живность, попадавшая ему в поле зрения, пробуждала в нём азартного охотника.
Присущие ему грузность и мешковатость сразу пропадали, он ловко мог подобраться к зверьку или птичке на близкое расстояние. Настоящей охоты у студентов не могло быть по многим причинам. Но перво-наперво, летом не охотятся, исключение составляла добыча зверя для котлового питания[31] по лицензии.
Но, в студенте дикая природа пробудила охотника, в прошлой его жизни не было охоты или рыбалки, и вообще это было его первое соприкосновение с дикой природой.
Наши студенты знали и о котловом питании и о лицензиях из разговоров между геологами. Это подогревало охотничьи страсти.
Маршрутная пара, в которой работал Андрей, опробовала верховье ручья Кортик. Место невероятно глухое и мрачное, настоящий каменный мешок.
Геолог углубился в изучение взаимоотношений горных пород, а студент отбирал пробы по указанной схеме.
Расстояние между ними достигало ста метров, хотя они и оставались всё время в поле зрения друг друга. Вдруг геолог услышал выстрел. Оказалось, на студента вышел олень. Парень мгновенно всё сопоставил и решил, что его охотничий час пробил. Но, при ближайшем рассмотрении геолог в ухе животного обнаружил большую желтую пластиковую бирку. Скандал! На стоянку предстояло идти через перевал, на котором стояли оленеводы.
Разделали оленя, не бросать же воронам, и отправились на стоянку. Зашли к оленеводам покаяться. Оказалось, этот олень ещё прошлым летом отбился, и стихийный отстрел был оценен положительно.
После этого случая со студентами провели разъяснительную работу, думать об охоте запретили.
Уже в конце лета, с лицензией на руках, ждали случая добыть лося. Неожиданно он сам пришёл попастись вблизи нашей стоянки. К поверженному зверю первыми прибежали собаки и студенты. Когда Подошёл геолог, стрелявший в лося, он увидел, что студенты пытаются повернуть голову с огромными рогами, чтобы рассмотреть ухо, скрытое в траве — бирки не было. Эту бирку потом вспоминали даже когда готовили зайца.
НЕСЪЕДЕНАЯ КАРТА
В верховье Арга-Салы, из-за того что не хватало рабочих, я ходил в маршруты один. Чтобы работа была полноценной, брал в маршруты большого ленивого мерина. С ним было легко работать, он был флегматичный и, кроме еды, его ничего не интересовало. Снаряжался он просто, за кавалерийским седлом я подвешивал кирзовые подсумки. С виду они маленькие, а на самом деле проб входило до сорока килограмм. В целом работа шла нормально. Правда мерин иногда упрямился и не хотел идти, это значило, что в поле зрения ему попал какой-либо лошадиный деликатес. Отпустив повод, я давал ему съесть его, и мы продолжали путь.
В один из дней я пришёл со своим мерином в долину небольшого ручья, где планировалось построить стратиграфический разрез. В этом месте у меня работы было на несколько дней. Мерину место понравилось, вдоль ручья росла сочная растительность, ветерок продувал узкую долину, и не было назойливых оводов, что донимали в это время внизу, в долине Арга-Салы. Выбрав удобное место, я разложил в рядок всё, что нужно для работы: полевой дневник, мешочки для проб, этикетки, горный компас и прочее.
Приступил к работе. Стреноженный четвероногий друг поглощал зелёную массу. Передвигаясь вдоль коренного обрыва, я предварительно намечал интервалы для описания и поисков палеофауны. Находясь в восьмидесяти метрах от своих вещей, я обернулся и увидел, что мерин бросил щипать траву и жует что-то белое возле моего рюкзака. Это могли быть только топокарты на тканевой подложке или аэроснимки.
Топокарты с грифом «Секретно»! В глазах потемнело. Пружиной меня швырнуло к этому обжоре, но не успел — всё, что он жевал, провалилось в его утробу. Ситуация совершенно безнадёжная, никто не поверит, что лошадь съела карту, и ни чем я не докажу, что не потерял её. Да и враг не дремлет — могли украсть. Доказывай потом, что он не прячется за каждым кустом. Надежды на спасение никакой. Оставалось одно: убить мерина.
Но что толку от бумаги с тряпкой и травой, пережёванных лошадью и побывавших в её желудке. В отчаянии я сидел на камне и думал, что мне делать.
Решил, что будет, то и будет, взял полевую сумку и полез за «Беломором». В следующий миг оторопел, мои глаза и руки отказывались верить — карта и снимки лежали в сумке. Что было сильней, отчаяние или счастье, сказать трудно.
Всегда придя на точку наблюдения, я первым делом доставал снимки и карту, уточнял место нахождения, затем клал на землю, придавливал камнем и после занимался другими делами. Впервые я нарушил это правило. Не знаю почему, может быть побоялся, что ветер в ручей сдует бумагу.
А прожорливый мерин сожрал белоснежные ситцевые мешочки для проб, которые я положил стопкой, на то место, куда обычно клал карту. Этот случай изменил мои привычки, теперь карты и аэроснимки покидали полевую сумку только на очень короткое время.
ТРУСЛИВАЯ ДУША
Вышедших из заключения, милиция часто направляла в организации района для трудоустройства. Перед самым вылетом на полевые работы позвонили из отдела кадров и предложили взять на работу такого подопечного органов правопорядка.
Им оказался только что вышедший из тюрьмы некий Юра. На момент нашей встречи, в отделе кадров, у него кроме выходной справки из заключения ничего не было.
Отсидел он восемнадцать лет, за что и как, я не спрашивал, но судя по статье он душегуб.
Радовало, что у него были добрые намерения начать новую жизнь, и чувствовалось, что эти намерения искренние. С другой стороны он не производил впечатления злого человека. В конечном счёте, подобных ребят у нас хватало и мы не задумывались об их прошлом. Подписал заявление и определил маршрутным рабочим, так как никакой другой специальности у него не было.
Выехали в поле, начали работать, особых нареканий в адрес маршрутного рабочего Юрия не было.
С открытых высокогорных пространств спустились в зону тайги. Природа здесь побогаче, живности побольше, часто стали попадаться звери и их следы. Вот здесь-то и начались жалобы на Юру. Любой медвежий след, даже очень старый, повергал его в панику, а свежая развороченная гнилая коряга парализовала. Работала с ним Татьяна Курбатова, постоянные срывы работы её не устраивали. Прикинув как исправить ситуацию, я поставил его в пару геологу мужчине. Но это не помогло, страх у Юрия перед дикой природой рос с каждым днём. Сходил с ним сам пару раз, убедился что, в самом деле, человек от страха каменеет.
В конечном счёте, возле стоянки, наш «бывший» душегуб наткнулся на очень старый след, Как ни пытались ему объяснить, что этот медведь здесь был даже не в этом году, а следы на плотной глине сохраняются долго, его не переставало трясти. Бледный и дрожащий он пришёл ко мне и протянул клок бумаги, это было заявление с просьбой уволить его. Но, по правилам МВД, это было невозможно, и отдел кадров перевел его на какие-то хозработы в населённом пункте.
СМЕШНАЯ ФАМИЛИЯ
В камеральном помещении мы работали вчетвером. К нам в комнату часто заходили разные люди, это были члены общества охотников и рыболовов экспедиции.
Александр Иванович Кикта был председателем этого общества, он вёл учёт, принимал взносы, и выполнял прочие обязанности, связанные с охотничьими делами. Мы привыкли и не замечали его посетителей. Однажды когда из нашей комнаты вышел очередной посетитель, Александр Иванович проронил, что надо же, какая у человека смешная фамилия! Мы знали фамилию вышедшего человека, но спросили о ком речь, мало ли что имел в виду Александр Иванович. Для достоверности он открыл учётную карту охотника и сказал:
— Представляете?! Кукса! Надо же придумать такую фамилию!
Пришёл наш черед хохотать — кто бы говорил! Нам и Кикта и Кукса почти одно и то же, а что смешней, так вообще трудно сразу сказать.
РУЧЕЙ ГРОБ
На необозримых пространствах Восточной Якутии львиная доля ручьёв не имеет названий,