Переправу через Индигирку впервые я увидел из иллюминатора самолёта, когда прилетел на практику студентом пятого курса. В Усть-Неру из аэропорта, мы студенты однокурсники, поехали на автобусе. До этого, я лично, уже видел другие большие реки и мосты, но паромную переправу видел только в кино. Для нас это было совершенно ново. Впервые происходила загрузка и выгрузка автомобилей, впервые мы ощущали мощные толчки Индигирского потока в паром, видели натянутые и вибрирующие тросы.
Вечером мы снова были на этой переправе, теперь мы ехали с направлением отдела кадров в Нижне-Эльгинскую партию.
Позже, уже являясь кадровым работником экспедиции, я ближе познакомился с особенностями Индигирской переправы.
Не единожды приходилось ночевать в аэропорту потому, что приехал на попутке к переправе в час ночи. А до шести утра паромщики отдыхают. На берегу зябкий ветерок. А ещё страшней комары, вот и дожидаешься утра на жёсткой лавке аэропорта.
Можно было и вовремя прилететь, или приехать, и сидеть до утра, потому что вода высокая и несёт она деревья, смытые в верховьях. Паром стоит, прижавшись к берегу, стоит до тех пор, пока вода не спадёт. А все, кому нужно, летят с берега на берег на самолёте АН-2; стоимость билета в одну сторону — 1 рубль 50 копеек (чуть позже цена билета стала 3 рубля). Начинал самолёт летать с берега на берег, с восьми утра и летал до семи вечера.
Принцип «Кто не успел — опоздал», соблюдался чётко.
Когда же, наконец, построили мост, все быстро привыкли к тому, что больше высокая вода не помеха, не надо ждать, когда установится зимник, и наморозят переправу.
Пропал накал надежды, отчаяния и радости от того, что успел.
СИГАРЕТЫ«ШИПКА»
Как только морозы спадали так, что пять-десять минут можно было постоять на крыльце в одном пиджаке, курящая публика камералки, старалась не заходить в вонючую курилку. На крыльце кроме свежего воздуха было яркое солнышко, по которому за зиму соскучились, и красивый горный пейзаж, обрамляющий долину вокруг посёлка. Правда, на переднем плане картину портили неухоженные бараки, грязные теплицы и сараи, но это были мелочи: во-первых, к этому давно привыкли, во-вторых, надо просто смотреть поверх крыш переднего плана.
Здесь, на крыльце, обменивались новостями, высказывали мудрые мысли о геологии района и о том, что завтра в Первый привезут водку — надо не прозевать. Можно было просто постоять, помолчать, послушать других. В камералке работников набиралось под сотню, поэтому на крыльце всегда курили несколько человек, здесь же иногда происходили забавные розыгрыши и шутки.
Одним таким развлечением было наблюдать, как Владимир Яковлевич выходит покурить. Причём, эта шутка происходила хотя бы раз в день и никому не надоедала, её даже с нетерпением ждали. Исполнитель всегда оправдывал ожидание коллег.
Выйдя на крыльцо, Владимир Яковлевич становился в сторонку, и некоторое время наблюдал за собравшимися. При этом он тихо, самому себе, с закрытым ртом через нос мурчал, как кот у хозяина на руках. Постояв минуты две, он обращался к тому, кто стоял ближе:
— Ну, давай закурить!
Сосед привычно хлопал себя по карману и сообщал, что сигареты остались на рабочем столе. Продолжая мурлыкать, Владимир Яковлевич с минуту стоял, дышал свежим воздухом, затем лез в карман пиджака и вытаскивал пачку «Шипки» от братского болгарского народа. Аккуратно разминал и закуривал. Сигареты имели нежную конституцию, легко ломались, ещё легче высыпались. У них было только одно преимущество перед приличными сигаретами — вместо пятидесяти копеек они стоили всего четырнадцать. Вкус был отвратительный, но, как известно, вкусы у всех разные.
Выкурив свою «Шипку» Владимир Яковлевич шёл трудиться на благо Родины, а публика ждала повторения действа.
ПОСЫЛКА С САЛОМ
Я уже работал в экспедиции больше месяца. Это была моя первая зима на Крайнем Севере, потихоньку привыкал. Кроме писем неожиданно пришла посылка от тестя, приятно было. Несколько дней я не мог её получить. Когда приходил на почту, маленькое помещение было забито людьми до отказа и те, что были ближе к двери, сразу сообщали, что новым сказали не занимать очередь. Оставалось ждать субботу, с утра, как будто, народу не бывает.
Утром в субботу, к открытию почты, побежал за посылкой. В заснеженном посёлке— ни единого движения и полнейшая тишина. Если бы не дым, клубящийся над трубами котельных, можно было подумать, что все в мире остановилось.
На почте я был первый. Получил ящик, обшитый тканью и подписанный химическим карандашом. Вышел на улицу. Пройдя немного, понял, что здоровенный ящик по морозу под мышкой, не донесу. Зашёл в безлюдный универмаг купить верёвку. Обычно здесь не протолкнуться. Обвязал ящик и вышел на улицу. Почти сразу встретился с нашим главным геологом Богданом Григорьевичем Бычком. Поздоровались, взглянув на адрес, он сразу заявил, что там точно есть сало. Мы пошли каждый в свою сторону.
Придя в свою комнату, я открыл ящик и сразу под крышкой обнаружил записку.
Начал читать. Открылась дверь, на пороге стоял Бычок:
— Ну что? Открыл? Сало есть?
Увидев, что я читаю записку, он присел на стул, я начал разбирать посылку. Внимательно рассматривал фотографию над кроватью Кречетова. Когда же из ящика показался здоровенный пласт сала, он сразу оживился. Быстро начал говорить, что ставропольское сало не хуже кубанского, и так далее и так далее, всё о сале. Закончилась тема сала интересно:
— Ну, я надеюсь, ты отрежешь мне попробовать? Сколько не жалко. Только я буду дома пробовать, с чесночком.
Можно подумать, что я отказал бы в куске сала человеку, поющему такой гимн этому салу, и тем более, что этот человек не только мой начальник, но и выпускник того же вуза. Но в этом был весь Бычок.