Чеканка, наполненный варом котел и под ним костер;
Тюки хлопка, крюк грузчика, пила и козлы пильщика, изложница литейщика, нож мясника, ледяной плуг и все ледовые работы;
Инструменты такелажника, парусного мастера, изготовщика гаков и блоков;
Изделия из гуттаперчи, папье-маше, краски, кисти, изготовление кистей, инструменты стекольщика;
Обклейка фанерой и горшок с клеем, кондитерские украшения, графин и стаканы, ножницы, утюг,
Шило и ремень, мера пинты и кварты, стойка и табуретка, перо гусиное или стальное, изготовление всех острых инструментов;
Пивоварня, пивоварение, солод, чаны, работа пивоваров, виноделов, уксусников;
Выделка кож, изготовление экипажей, котлов, плетенье веревок, перегонка, раскраска вывесок, гашение извести, уборка хлопка, гальванопластика, электротипия, стереотипия;
Станок для клепки, строгальный станок, жнейки, плуги, молотилки, паровозы;
Повозка возчика, омнибус, ломовой фургон;
Пиротехника, разноцветный фейерверк ночью, причудливые фигуры и струи;
Мясо на прилавке, бойня, мясник в кровавой одежде;
Загон для свиней, молоток для убоя, крюк, лохань для ошпаривания, потрошение, большой нож для разделки, молоток упаковщика, кропотливая зимняя заготовка свинины;
Помол пшеницы, ржи, кукурузы, риса, мешки муки в баррел, в пол и четверть баррела, груженые баржи, высокие груды на пристанях и набережных;
Люди и труд людской на паромах, железных дорогах, каналах, каботажных судах, рыбачьих баркасах;
Ежечасный обычный порядок вашей или другой человеческой жизни, магазин, склад, депо, фабрика;
Все это вблизи тебя днем и ночью, о рабочий, кто б ты ни был, показывает твою ежедневную жизнь;
В этом, в них тяжелейшая весомость гораздо больше, чем ты считаешь, и гораздо меньше;
В них подлинная сущность, в них поэмы для тебя и для меня.
В них, не только в тебе — ты и твоя душа объемлет все вещи, независимо от оценки;
В них развитие к лучшему, в них все темы, намеки, возможности.
Я не утверждаю, что видимое вами вокруг — бесполезно, я не советую вам остановиться,
Я не отрицаю значения того, что вы считаете значительным,
Но я говорю, что ничто не ведет к более великому так, как ведет все это.
Вы ищете где-то вдали? Вы наверное назад вернетесь,
В самых знакомых вещах находя самое лучшее или только хорошее,
В людях, самых близких к вам, находя самое нежное, сильное, дорогое;
Счастье и знанье не где-то в другом месте, а здесь, не в другое время, а сейчас;
Мужчина — в том, кого вы видите и касаетесь, всегда в друге, брате, ближнем соседе, женщина — в матери, в любимой, в жене;
Народные вкусы и труд первенствуют в поэмах и во всем.
Вы, рабочие и работницы наших Штатов, владеете чудесной и мощной жизнью,
И все остальное уступает место людям, таким, как вы.
Если б псалом пел вместо певца,
Если б проповедь проповедовала вместо проповедника,
Если б кафедра, поднимаясь, двигалась вместо резчика, украсившего ее резьбой,
Если б я касался тела книг ночью или днем и они прикасалась к моему телу,
Если б университетский курс убеждал, как спящая женщина и ребенок,
Если б позолота свода улыбалась, как дочь ночного сторожа,
Если б акты ручательств отдыхали в креслах напротив, как мои друзья,
То тогда б я протянул им руку и прославил их так же, как мужчин и женщин, подобных вам,
ПЕСНЯ ВРАЩАЮЩЕЙСЯ ЗЕМЛИ
Это песнь вращающейся земли и слов ей под стать,
Вы принимаете за слова эти крестики и кружочки, эти палочки и запятые?
Нет, это лишь тени слов, настоящие слова в земле и в море,
Они в воздухе, они в вас.
Вы принимаете за слова эти прелестные звуки, что льются с губ ваших друзей?
Нет, это лишь отзвуки слов, настоящие слова еще прекраснее этих.
Человеческие тела, слова, сонмы слов.
(Величайшими из величайших поэм предстают тела мужчин и тела женщин, стройные, вольные, гордые,
Каждый мускул могуч, полон мощи и сил, не зная стыда, не нуждаясь в стыде.)
Воздух, земля, вода, огонь — вот слова.
И я такое же слово, в одном ряду с ними, плоть от плоти их, хоть имя мое пустой звук,
Пусть повторяют его три тысячи языков, что воздух, земля, вода и огонь узнают о моем имени?
Здоровый румянец, жест приветствия и жест команды — вот это слова, восклицания, вопросы,
Сияющие, исполненные очарования взгляды мужчин и взгляды женщин — тоже слова, восклицанья, вопросы.
Искусство все из безмолвной речи земли,
Художник внимает безмолвным речам земли и сам вторит им.
И прогресс такое же слово земли,
Земля не спешит и не медлит,
В ней все ресурсы, все силы, вся энергия роста,
Ее красота безупречна, далее бугры и ямы кажутся нам совершенством.
Щедрость земли безгранична, она ничего не таит,
Истины земли доступны всем, они постоянно ждут, пока мы постигнем их,
Они неколебимы, вечны и неуловимы словами,
Они замкнуты, хотя все вокруг изливают душу охотно,
Изливают чувства и чаянья, и я следую их примеру,
Я не говорю, но если я не услышан вами, какой во мне смысл для вас?
Что я могу улучшить, если не обладаю истинами земли?
(Рожай! рожайте!
Вы хотите сгноить в себе свой собственный плод?
Вы хотите зарыться в нору и задохнуться там?)
Земля ни с кем не спорит
И ни с кем не соглашается, патетика ей чужда,
Она не торопит и не убеждает, не призывает и не сулит,
Не подавляет и не угнетает, для нее не существует неудач,
Ни провалов, ни поражений, ничего недоступного
И ничего невозможного, ни сил, ни свершений, ни ситуаций.
Земля не выставляет себя напоказ, но предстает перед всеми, безмолвно властвуя в глубине,
В глубине, где все мнимые звуки: величавые речи героев, стенанья рабов,
Стоны любовников, проклятья и хрипы умирающих, смех юных и брань торговцев,
Там, в глубине, эти первозданные слова, не подвластные смерти.
Для ее детей слова красноречивой немой праматери звучат вечно,
Истинные слова вечны, так же как движение и мышление вечны,
Так же как день и ночь вечны, так же как наше странствие вечно.
В кругу бессмертных сестер,
В бесконечном хороводе сестер,
Среди близких и далеких сестер, среди старших и младших сестер,
Прекраснейшая сестра кружится вместе со всеми.
Повернувшись к нам своей широкой спиной,
Исполненная очарования юности и не меньшего очарования зрелости,
Сидит она, любимая мной, как и всеми, сидит покойно и величаво,
Держа в руке подобие зеркала, но не глядя в него,
Сидит, никого не зовущая и никого не отвергающая,
Держа зеркало день и ночь без отдыха и без устали перед своим лицом.
Видимая вблизи или видимая на расстоянии,
Исправно появляется перед публикой двадцать четыре раза каждый день,
Исправно появляется и проходит со своими спутниками или спутником,
Не имеющими собственных лиц, но с лицами тех, кто рядом,
С детскими лицами или лицами мужчин и женщин,
С открытыми лицами животных или вещей,
С изменчивыми лицами пейзажей и вод и прихотливыми ликами неба,
С нашими лицами, моими и вашими, честно отражая их,
Каждый день появляется перед публикой, точно без пропуска, но никогда дважды с теми же спутниками.
Увлекая с собой людей, увлекая с собой все, неотвратимо свершая свои триста шестьдесят пять оборотов вокруг Солнца,
Увлекая с собой всех и вся, поддерживая и утешая, цепочкой следуют друг за другом триста шестьдесят пять близнецов-первенцев.
В лучах неумолимого солнца,
В шторм, в жару, и холод, все вынося на себе, все выдерживая, все преодолевая,
Наследуя воплощения и превращения души,
Пронизанный всепроникающим дыханием пустоты,
Ни перед чем не останавливаясь и нигде не вставая на якорь,
Стремительный, блаженный, беспечальный,
На все способный и ко всему готовый,
Божественный корабль пересекает божественный океан.
Кто бы ты ни был! прогресс и познание существуют именно для тебя!
Божественный корабль пересекает божественный океан именно для тебя!
Кто бы ты ни был! будь ты он или она, для кого земля твердь или хлябь,
Будь ты он или она, для кого солнце или луна светят в небе,
Именно для тебя существует прошлое и настоящее,
Именно для тебя существует бессмертие.
Каждый мужчина для самого себя и каждая женщина для самой себя есть слово прошедшего и настоящего и верное слово бессмертия.
Никто не может достичь за другого — никто.
Никто не может расти за другого — никто.
Песня для певца и возвращается назад именно к нему,
Учение для учителя и возвращается назад именно к нему,
Убийство для убийцы и возвращается назад именно к нему,
Воровство для вора и возвращается назад именно к нему,
Любовь для любовника и возвращается назад именно к нему,
Подарок для дарителя и возвращается назад именно к нему, — и нет исключений,
Речь для оратора, актерство для актера или актрисы, а не для публики,
И никому недоступно никакое добро и никакое величие, кроме тех, что он несет в самом себе.
Я клянусь, земля будет прочна и тверда лишь для того, кто сам прочен и тверд,
Земля останется шаткой и ненадежной для того, кто сам шаток и ненадежен.
Я клянусь, нет величия или могущества, способных соперничать с величием земли,
Не может быть создана ни одна теория, если она не подкрепляет теорию земли,
Никакой политики, песни, религии, деяния, если они не стремятся сравниться с размахом земли,
Если они не воплощают честность, стойкость, справедливость, прямоту земли,
Я клянусь, я начинаю познавать любовь, дарящую трепет более сладостный, чем трепет взаимной любви,
Эта любовь довольствуется сама собой и никого не призывает и не отвергает.
Я клянусь, я начинаю видеть мало или совсем ничего в известных словах,
Все сливается воедино в безмолвном знанье земли,
В речи того, кто поет песнь тела и правду земли,
В твореньях того, кто составляет словари слов, не претворимых в шрифт.
Я клянусь, я узнаю нечто более прекрасное, чем говорить о прекрасном,
Это оставить прекраснейшее невысказанным.
Когда я хочу говорить о прекрасном, я не могу,
Мой язык каменеет между зубами,
Мое дыхание замирает в гортани,
И я немею.
Прекраснейшее земли не может быть высказано, все или ничего есть прекрасное,
Оно не такое, как вы ожидали, оно доступнее, проще, ближе,
Вещи не покидают своих мест, все остается по-прежнему,
Земля все так же прочна и реальна, как раньше,
Факты, религии, политика, движения и союзы так же реальны, как раньше,
Но и душа тоже реальна, весома и вещна,
Не рассуждения и теории породили ее,
Неотвратимый рост породил ее.
Эти речи звучат в унисон с речью души,
(Если они не вторят речи души, что же они тогда?
Если они не относятся именно к вам, что же они тогда?)
Я клянусь, что впредь я буду творить только с верой в то,
Что всегда прекраснейшее останется нерассказанным.
Ораторствуйте, ораторы! Пойте, певцы!
Рыхлите почву! слагайте слова земли!
Работайте столетие за столетием, ничто не должно пропасть!
Возможно, придется ждать долго, но семя взойдет обязательно!
Когда собраны камни для кладки, зодчие могут явиться.
Я клянусь тебе, что здания появятся непременно,
Я клянусь тебе, что зодчие поймут тебя и оправдают тебя,
Величайшим из них будет тот, кто лучше узнает тебя, кто заключит в себе всех и
будет верен всем, Он не забудет тебя, и остальные не забудут тебя, они убедят тебя, что ты ни на йоту не ниже их,
Ты обретешь в них вечную славу.
МОЛОДОСТЬ, ДЕНЬ, СТАРОСТЬ И НОЧЬ
Молодость, щедрая, страстная, любвеобильная — молодость, полная сил, красоты, обаянья,
Знаешь ли ты, что и старость придет столь же красива, сильна, обаятельна?
День, горячий, роскошный, сияющий — день с великолепным солнцем, полный движенья, стремлений, смеха,
За тобой идет ночь, у ней миллионы солнц, и сон, и живительный сумрак.
ПЕРЕЛЁТНЫЕ ПТИЦЫ
ВСЕМИРНАЯ ПЕСНЯ
— Спой мне,— сказала Муза,—
Спой песню, каких не пел ни один поэт,
Спой всемирную песню.
В нашей огромной земле,
Среди безмерной грязи и шлака,
В самом сердце земли, в тепле и покое
Гнездится зерно совершенства.
Каждое существо дало ему, что могло,
Никто и ничто не родился и не родилось, кроме него, тайное или явное, зерно ждет своего дня.
Смотри! Пристальная вознесшаяся наука
Точно с высокой горы взирает на современность,
Один за другим издает непререкаемые законы.
И все же — смотри!—душа выше всякой науки:
Для нее история скорлупой покрывает земной шар,
Для нее мириады звезд совершают свой путь по небу.
По спиральным путям, с долгими отклонениями
(Точно в море корабль, меняющий галсы),
Для нее частное направляется к целому,
Для нее реальное устремляется к идеальному.
Для нее таинственная эволюция,
Оправдание не одного добра, но и того, что зовется злом.
Из былых личин, не важно, каких,
Из огромных гниющих тел, из обмана, подлости, слез
Да возникнут здоровье и радость, всемирная радость.
Из жира, болезней и пустоты,
Из бессчетных ходячих суждений и лжи человека и государства,
Электризующее, целебное, хлынет вечным потоком всемирное
Добро, ибо только добро всемирно.
Над горными кручами скорбь и болезнь,
Птица непойманная парит, парит
Высоко в чистом счастливом небе.
Из пасмурной тучи несовершенства
Всегда вырывается луч совершенного света,
Вспышка небесной славы.
Наперекор моде, обычаям,
Вавилонскому столпотворению, грому оргий
Доносится с дальнего берега еле слышный
Последний напев, утишающий всякую боль.
Благословенны те очи, счастливы те сердца,
Что видят и ведают тонкую путеводную нить
В чудовищном лабиринте.
А ты, Америка,
Завершение замысла, мысль и ее воплощение,
Для мира (не для себя) ты явилась на свет.
Ты так же объемлешь все,
Обнимаешь, приветствуешь и несешь всех по дорогам широким и новым,
Стремясь к идеалу.
Измеримая вера других народов, величие прошлого
Не для тебя, для тебя твое собственное величие,
Вера небесная и безмерная, поглощающая и сознающая все,
Все отдающая всем.
Все, все для бессмертия,
Любовь, словно свет, молча объемлет все,
Природа преображенная благословляет все,
Цветы и плоды веков, сады святые и несомненные,
Камни, растения, звери, люди созревают в них до полной духовности.
Дай мне, о Боже, сил воспеть эту мысль,
Дай мне, тому или той, кого я люблю, негасимую веру
В Твое творение и тайное не утаи от нас,
Дай нам веру в Твой замысел, вложенный в Место и Время,
Дай здоровье, мир и всемирное искупление.
Что это, сон?
Нет, отсутствие этого — сон,
И когда нет веры, жизнь и богатство — сон,
И весь мир — сон.
ПИОНЕРЫ! О ПИОНЕРЫ!
Дети мои загорелые,
Стройно, шагом, друг за другом, приготовьте ваши ружья,
С вами ли ваши пистолеты и острые топоры?
Пионеры! о пионеры!
Дольше мешкать нам нельзя,
Нам идти в поход, мои любимые, туда, где бой всего опасней,
Мы молодые, мускулистые, и весь мир без нас погибнет,
Пионеры! о пионеры!
Ты, западная молодежь,
Ты неустанная, горячая, полная гордости и дружбы.
Ясно вижу я тебя, ты идешь с передовыми,
Пионеры! о пионеры!
Что же старые народы?
Утомились, ослабели, и их урок пришел к концу, там, за дальними морями?
Мы их ношу поднимаем, их работу и их урок,
Пионеры! о пионеры!
Старое осталось сзади,
Новый, краше и сильнее, свежий мир, могучий мир,
Мы в этот мир ворвемся с боем, в мир похода и труда!
Пионеры! о пионеры!
Мы бросаемся отрядами
По перевалам и над кручами, по дорогам неизведанным,
Напролом, в атаку, грудью завоевать и сокрушить.
Пионеры! о пионеры!
Мы валим древние деревья,
Мы запруживаем реки, мы шахтами пронзаем землю,
Прерии мы измеряем, мы распахиваем нови,
Пионеры! о пионеры!
Мы родились в Колорадо,
Мы с гигантских горных пиков, мы с сиерр, с плато высоких,
Мы из рудников, из рытвин, мы с лесных звериных троп,
Пионеры! о пионеры!
Из Небраски, из Арканзаса,
Мы из штатов серединных, мы с Миссури, в нас кровь заморских наших предков,
Мы с товарищами за руку, мы северяне, мы южане,
Пионеры! о пионеры!
Все смести, снести с пути!
О любимые, о милые! Грудь от нежности болит!
Я и радуюсь и плачу, от любви я обезумел,
Пионеры! о пионеры!
С нами знамя, наше знамя,
Поднимите наше знамя, многозвездную владычицу все склонитесь перед нею,
Боевая наша матерь, грозная, во всеоружии, ее ничто не сокрушит,
Пионеры! о пионеры!
Дети мои, оглянитесь.
Ради этих миллионов, уходящих в даль столетий, напирающих на нас,
Нам невозможно отступить или на миг остановиться,
Пионеры! о пионеры!
Дальше сжатыми рядами!
Убыль мы всегда пополним, мертвых заместят живые,
Через бой, через разгром, но вперед, без остановки,
Пионеры! о пионеры!
Все живые пульсы мира
Влиты в наши, бьются с нашими, с западными, заодно,
В одиночку или вместе, направляясь неустанно в первые ряды для нас,
Пионеры! о пионеры!
Многоцветной жизни зрелища,
Все видения, все формы, все рабочие в работе,
Все моряки и сухопутные, все рабы и господа,
Пионеры! о пионеры!
Все несчастные влюбленные,
Все заключенные в темницах, все неправые и правые,
Все веселые, все скорбные, все живые, умирающие
Пионеры! о пионеры!
Я, моя душа и тело,
Мы, удивительное трио, вместе бродим по дороге,
Средь теней идем по берегу, и вокруг теснятся призраки,
Пионеры! о пионеры!
Шар земной летит, кружится,
И кругом планеты-сестры, гроздья солнц и планет,
Все сверкающие дни, все таинственные ночи, переполненные снами,
Пионеры! о пионеры!
Это наше и для нас,
Расчищаем мы дорогу для зародышей во чреве,
Те, что еще не родились, ждут, чтобы идти за нами,
Пионеры! о пионеры!
И вы, западные женщины!
Старые и молодые! Наши матери и жены!
Вы идете вместе с нами нераздельными рядами,
Пионеры! о пионеры!
Вы, будущие менестрели,
Затаившиеся в прериях, скоро вы примкнете к нам, нам споете ваши песни.
(А певцы былого века лягте в гроб и отдохните, вы свою работу сделали.)
Пионеры! о пионеры!
Не услады и уюты,
Не подушки и не туфли, не ученость, не комфорт,
Не постылое богатство, не нужны нам эти дряблости,
Пионеры! о пионеры!
Что? Обжираются обжоры?
Спят толстобрюхие сонливцы? И двери их наглухо закрыты?
Все же скудной будет наша пища, и спать мы будем на земле,
Пионеры! о пионеры!
Что? уже спустилась ночь?
А дорога все труднее? и мы устали, приуныли и засыпаем на ходу?
Ладно, прилягте, где идете, и отдохните до трубы,
Пионеры! о пионеры!
Вот она уже трубит!
Там, далеко, на заре — слышите, какая звонкая?
Ну, скорее по местам — снова в первые ряды,
Пионеры! о пионеры!
ТЕБЕ
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен, уйдет у тебя из-под ног и под руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье твое, и твой дом, и одежда твоя, и слова, и дела, и тревоги, и веселья твои, и безумства — все ниспадает с тебя,
И тело твое, и душа отныне встают предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли-продажи, от фермы твоей и от лавки, от того, что ты ешь, что ты пьешь, как ты мучаешься и как умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы ты стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
«Многих женщин и многих мужчин я любил, но тебя я люблю больше всех».
Долго я мешкал вдали от тебя, долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить, тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе, ты и сам не был справедлив к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания, я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни господина, ни бога: над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом.
Живописцы писали кишащие толпы людей и меж ними одного — посредине,
И одна только голова была в золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от мужских и от женских голов вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о твоих величавых и славных делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья — чем обернулись они?)
Но посмешище это — не ты,
Там, в глубине, под спудом затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и привычные будни, и конторка, и дерзкий твой взгляд скрывают тебя от других и от самого себя,— от меня они не скроют тебя,
Бритые щеки, нечистая кожа, бегающий, уклончивый взгляд пусть с толку сбивают других — но меня не собьют,
Пошлый наряд, безобразную позу, и пьянство, и жадность, и раннюю смерть — я все отметаю прочь.
Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у тебя,
Ни такой красоты, ни такой доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья такого, какие есть у тебя
И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя.
Никому ничего я не дам, если столько же не дам и тебе,
Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, пока не прославлю тебя.
Кто бы ты ни был! иди напролом и требуй!
Эта пышность Востока и Запада — безделица рядом с тобой,
Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные — безмерен, безбрежен и ты, как они,
Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти — ты тот, кто над ними владыка,
Ты по праву владыка над природой, над болью, над страстью, над каждой стихией, над смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что все хорошо, Стар или молод, мужчина или женщина, грубый, отверженный, низкий, твое основное и главное громко провозглашает себя,
Через рожденье и жизнь, через смерть и могилу,— все тут есть, ничего не забыто!
Через гнев, утраты, честолюбье, невежество, скуку твое Я пробивает свой путь.
ФРАНЦИЯ (18-й год наших Штатов)
Великое время и место,
Резкий, пронзительный крик новорожденного! который так волнует материнское сердце.
Я бродил по берегу Атлантического океана
И услышал над волнами детский голос,
Я увидел чудесного младенца, он проснулся с жалобным плачем от рева пушек, от криков, проклятий, грохота рушимых зданий.
Но я не устрашился ни крови, струящейся по канавам, ни трупов, то брошенных, то собранных в кучи, то увозимых в телегах,
Не отчаялся при виде разгула смерти, не убоялся ни ружейной пальбы, ни канонады.
Бледный, в суровом молчании, что мог я сказать об этом взрыве давнего гнева?
Мог я желать, чтоб человек был иным?
Мог я желать, чтоб народ был из дерева или из камня?
Чтобы не было справедливого воздаяния времен и судьбы?
О Свобода! Подруга моя! Здесь тоже патроны, картечь и топор припрятаны до грядущего часа,
Здесь тоже долго подавляемое нельзя задушить,
Здесь тоже могут восстать наконец, убивая и руша,
Здесь тоже могут собрать недоимки возмездья.
Потому я шлю этот привет через море
И не отрекаюсь от этих страшных родов и кровавых крестин,
Но, вспомнив тоненький плач над волнами, буду ждать терпеливо, с надеждой,
И отныне, задумчивый, но убежденный, я сохраню это великое наследство для всех стран мира.
С любовью обращаю эти слова к Парижу,
Где, надеюсь, найдутся певцы, что поймут их,
Ведь должна быть жива во Франции музыка тех лет.
О, я слышу, как настраивают инструменты, скоро звук их заглушит враждебные голоса,
Я надеюсь, что ветер с востока принесет к нам торжественный марш свободы.
Он достигнет сюда, и, от радости обезумев,
Я побегу перелагать его в слова, воздать ему славу,—
И еще пропою тебе песню, подруга моя.
Я И ПОДОБНЫЕ МНЕ
Я и подобные мне упражняемся вечно:
Переносить холод и зной, метко стрелять из ружья, ходить под парусом, объезжать лошадей, зачинать прекрасных детей,
Говорить сразу и открыто, запросто быть между простыми людьми,
Не отступать, не сдаваться во всех переделках на суше и на море.
Не ради вышиванья
(Всегда будут в избытке вышивальщики, им тоже привет от меня),
А ради суровой нити вещей и прирожденного человеку — женщине и мужчине.
Не ради узорной резьбы,
А ради того, чтобы вольно и мощно ваять головы и фигуры изобильных великих богов,— да предстанут они перед миром в движенье и речи.
Я выберу свой путь,
Пусть другие провозглашают законы, мне нет никакого дела до законов,
Пусть другие прославляют возвышенных людей и поддерживают спокойствие, я
поддерживаю только волнение и борьбу, Я не восхваляю возвышенного человека, я противопоставляю ему просто
стоящего.
(Кто вы и в чем постыдная тайна вашей жизни?
Неужели вы будете всю жизнь уклоняться? надрываться и трепаться всю жизнь?
Кто вы, сыплющие наизусть вызубренными датами и цитатами, именами и страницами,—
Вы, слова не умеющие сказать в простоте?)
Пусть другие отделывают свои образцы, я никогда не отделываю свои образцы,
Я творю их по неистощимым законам, как сама Природа, всегда наново и набело.
Я ничего не вменяю в обязанность,
То, что другие вменяют в обязанность, я называю влеченьями жизни
(Неужели я стану сердцу вменять в обязанность биться?).
Пусть другие избавляются от вопросов, я не избавлюсь ни от чего, я ставлю новые неразрешимые вопросы.
Кто эти существа, которых я вижу и осязаю, и в чем их цель?
В чем цель этих похожих на меня, так притягивающих к себе своим участием или безразличием?
Я призываю всех не доверять тому, что говорят обо мне друзья, но прислушаться к моим врагам, ибо так поступал и я,
Я наказываю на вечные времена отвергать истолковывающих меня, ибо я и сам не умею истолковывать себя,