Все эти числа говорят нам о том, что отставные бюрократы Строительного и Транспортного министерств, которые управляют дорожной корпорацией, аккуратно забрали прибыль дорожного управления из бюджета дорожной корпорации и направили ее в собственные карманы. Каждый раз корпорация строит новое шоссе, покрывает общественные платежи, несет высокие потери, беря на себя бремя долга Саито, в то время как бюрократы получают прибыль от нового сервиса или стоянки. Поэтому обязательно надо строить еще больше дорог!
Всюду, куда Вы смотрите, Вы находите тоненькие сосуды, которые питаются от потока денег Саито. Любимая техника – «марунаж», «переброс», когда агентство на половине пути в пищевой цепочке получает контракт от правительства и затем перебрасывает проект на субподрядчика. Агентство получает здоровенные взносы несмотря на то, что не сделало никакой работы.
Пример марунажа - New Development Materials Company, предприятие от Министерства Почты и телекоммуникаций (MПТ). Любой, с кем заключается контракт, чтобы построить новое почтовое отделение, должен заказать материалы через эту компанию, хотя ее бизнес полностью марунаж – это просто канал, приказывающий поставщикам, чтобы строитель использовал эти материалы. Подрядчики, которые проектируют новые почтовые отделения, особенно не возражают, поскольку есть только четыре таких компании, и фондам, служащим MПТ принадлежит большая часть их акций. У MПТ есть десятки других выгодных марунаж филиалов, таких как Почтовый Транспорт Японии, чьи субдоговоры - работа по собиранию писем из почтовых ящиков и доставка их к почтовым отделениям. Это объясняет, почему почтовое отделение взимает самые высокие сборы за пересылку почты в мире. В последние годы стоимость пересылки по почте повысилась настолько круто, что люди посылают письма в Гонконг оптом, а потом оттуда отправляют их в Японию по одному по адресам. Международная авиапочта из Гонконга намного дешевле, чем внутренняя почта Японии.
Мошенничество продолжается. Так же, как Министерство финансов нашло способ через заимствования Саито забрать большую часть бюджета из Парламента, отдельные министерства нашли способы зарабатывать деньги на собственном счете, обходя таким образом Министерство финансов. Устанавливается игорные места, от которых министерства берут долю доходов через коеки ходзин. Таким образом, у Транспортного Министерства есть ¥6,6 миллиардов в его распоряжении, заработанные на лодочных гонках, а Министерство Торговли загребает ¥16 миллиардов от гонок на автомобилях и велосипедах. Полиция, тем временем, делает суммы, которые затмевают все другие министерства, на залах патинко.
То, что происходит со всеми этими деньгами, является тайной. В случае Министерства Торговли филиалы, которые обращаются с игорным доходом, не афишируют названия агентств, которым они распределяют деньги. Официальная причина состоит в том, что Соединенные Штаты могли бы предъявить иск Японии во Всемирной торговой организации, если бы узнали, что Министерство торговли субсидировало определенные отрасли промышленности. Настоящая же причина - то, что большая часть денег течет к амакудари, таким как Индустриальный Исследовательский центр, получающий примерно $1 миллиона в год на каждого из своих двадцати трех амакудари служащих за работу, которой никто не видел. Раздраженный чиновник Министерства финансов заметил: «[Мчащиеся деньги], непроверяемые Министерством финансов. Это - карманные деньги Министерства торговли. Это - теплая кровать привилегии, которую Министерство торговли будет охранять до смерти».
В день падения Бастилии в 1789 году, Луи XVI отправился на охоту и у него был прекрасный день; новости о падении Крепости для него ничего особенного не значили. Сейчас мы знаем, что это было одно из важнейших событий во Всемирной истории, и что оно стоило королю его головы. Но в тот день, охота была приоритетнее всего, и вечером король написал в своем дневнике: «Aujourd'hui rien», то есть «Сегодня ничего».
Японская бюрократия не понимает, что Крепость пала. Когда репортер от «Nikkei Weekly» указал на то, что ценность имущественного залога, под который банки предоставили свои невыгодные займы, понизилась до такой степени, что банки никогда не могут вернуть свой капитал, высшее должностное лицо в Банковском Бюро, насмехаясь, сказал, что «в конце концов, это только имущественный залог». Он продолжил: «У большинства компаний существует достаточный поток наличности, чтобы сделать платежи по этим ссудам, особенно с текущими низкими процентными ставками».
Как мы видели, коррупция в Министерстве финансов широко распространена и хорошо документируется. Скандалы в 1997 и в начале 1998 года привели к публичному обыску офисов Министерства финансов полицейскими следователями и двум самоубийствам, не говоря уже о всплывшем большом количестве непристойных деталей о «Шабу - шабу без штанов». Все же, в интервью для «Daily News Mainichi» в феврале 1997 года относительно скандала о взяточничестве Накадзимы Иосио, получившем несколькими годами ранее 600 000$ от «EIE Corporation», Сакакибара Еисуке (тогда вице-министр Министерства финансов) ответил, что это было «эмоционально преувеличено». В феврале 1999 года, когда правительство собиралось влить ¥7 триллионов в падающую банковскую систему, он утверждал, что финансовый кризис закончится «через неделю или две». Это несмотря на то, что невыгодные займы (тогда) составляли ¥49 триллионов, сумму, семикратную правительственному вливанию.
Увы, кризис не закончился через неделю или две, потому что мир изменился. Для Министерства финансов ничто как в былые времена не спасет подавленный фондовый рынок Японии, несостоятельные пенсионные фонды, банки, погруженные в убыточность – и не погасит государственный долг, который является самым высоким в мире. Основные проблемы окружают также и другие министерства. И все же бюрократы все еще не привлечены к ответу. Когда чиновник в Агентстве по охране окружающей среды заметил, «Даже если грунтовая вода в Кобэ загрязнена химикатами, немного людей пьют воду», он по существу отвечал, "Rien" («ничего!»). Диоксин в грунтовых водах? Не волноваться. Что касается разрушения последних больших болот Японии в Исахайя, что ж, как сказал руководитель Министерства сельского хозяйства, Лесоводства и Рыболовства: «Текущая экосистема может исчезнуть, но природа создаст новую».
Для тех, кто смотрит, что ждет Японию в течение следующих нескольких десятилетий, ответ "Rien" является важным, чтобы это понять. Ничего. Причина проста: копилка Саито – это все еще поток средств из почтовых сбережений. Никакая сила на земле не сможет остановить передовой марш бюрократии Японии по простой причине - есть вполне достаточно денег, чтобы поддержать ее.
«Rien» относится не только просто к бизнесу. Как мы видели ранее из Закона Бюрократической Инерции, это означает ускорение: еще больше бизнеса и еще быстрее. Большинство читателей знакомо с музыкой Дюка для «Ученика Волшебника», который был показан в известном мультфильме Уолта Диснея. История такая - волшебник просит, чтобы его ученик натаскал воды, пока он отсутствует, но мальчик слишком ленив, чтобы сделать это сам. Он использует волшебное заклинание, подсмотренное у его учителя, которое заставляет метлу приносить воду за него. Некоторое время все идет как надо. Темп музыки увеличивается. Вода продолжает накапливаться, и ученик понимает, что не знает, как заставить метлу остановиться. Количество метл увеличивается. Скоро сотни метел льют потоки воды. Музыка подходит к кульминационному моменту – наводнение исчезает – наконец вернулся волшебник, метлы и вода немедленно отступают.
Та же история с бюрократией Японии. Перед Второй мировой войной бюрократы уже пришли к власти, но должны были делить ее с вооруженными силами и крупными дзайбатсу деловыми картелями. После войны, с дискредитированными армией и дзайбатсу, политические деятели, пресса и общественность вложили свою судьбу в руки бюрократам, наделяя их почти диктаторскими полномочиями и не задавая вопросов. Некоторое время система работала разумно и хорошо. Но в 1970-ых годах, вещи начали выходить из-под контроля. Правительственные учреждения начали хоронить города и сельскую местность в соответствии с агрессивными строительными схемами, строя дамбу на дамбе и закапывая мусор в мусор. Темп музыки увеличился. Агентства начали размножаться. Сначала были токусю ходзин, затем коеки ходзин и наконец, такие компании как Друзья Рек – все ради строительства большего количества дамб, большего количества дорог, большего количества музеев, большего количества мусорных островов в гаванях, большего количества аэропортов для овощей. К концу 1990-ых годов тысячи метел таскали воду, большую часть в убыток.
В случае Японии, в отличие от того ученика волшебника, нет никаких волшебников, которые знают заклинание, чтобы остановить метлы. Масштаб общественных работ в планах на следующие два или три десятилетия является ошеломляющим: 500 дамб запланировано помимо 2 800, уже построенных; 6 000 километров скоростных автомагистралей к 6 000, которыми уже управляет дорожная корпорация; еще 150 000 километров горных дорог сверх 130 000 километров уже построенных Бюро Лесоводства. Дамба Нагара, которая привела к трем забетонированным большим речным системам, была для новичков. «Почему бы не пойти дальше и не соединить эти системы с Озером Бива?» - говорит Такасю Хиденобу, председатель Государственной корпорации Водных ресурсов. Для еще более острых ощущений Лавкравтовских ужасов требуется только посмотреть на карту Японии, чтобы увидеть, что он предлагает – не что иное как разрушение горной цепи, поскольку Озеро Бива расположено на противоположной стороне в абсолютно другой префектуре от речной системы Дамбы Нагара. Тем временем у Префектуры Осаки есть планы засыпать весь залив Осаки глубиной до пятнадцати метров. Музыка переходит к крещендо (бурному темпу).
Процесс навязчиво напоминает Японию в войне 1930-ых годов. Иноз Наоки пишет:
«В настоящее время наши граждане снова ждут "Конца войны". Перед Второй мировой войной, когда Япония продвинулась глубоко в континент, имея растущий безнадежный долг [как сегодня] и была неспособна иметь дело с последствиями, мы погрузились в войну с Соединенными Штатами. Мы должны были быть в состоянии остановиться на некоторой стадии, и даже при том, что мы готовились для бедствия, никто не смог предотвратить его. С этой точки зрения, не имея «Имперского Декрета», мы абсолютно ничего не можем сделать, чтобы остановить то, что происходит».
Старые города
Киото и туризм
Быть счастливым дома - окончательный результат всех стремлений.
– Доктор Сэмюэль Джонсон, Бродяга (1750)
В вводной сцене пьесы Кабуки «Акоя» куртизанка Акоя печально идет вдоль Ханамати, проходит по проходу через зал на сцену, где она предстает перед судом. Певцы описывают ее пленяющую красоту как «увядший пион в бамбуковой вазе, уже неспособный тянуть воду стеблем, чтобы ожить». Этот стих четко напоминает иронию современной Японии: контраст между ее подавленными внутренними условиями и богатством индустриального капитала и культурного наследия. В изобилии есть вода, но что-то в системе препятствует тому, чтобы она помогла ожить цветку.
Мой друг однажды заметил: «Что есть модернизм? Это не город, а то, как Вы живете в городе. Это не фабрика, а то, как Вы управляете ей и как содержите фабрику». Технология включает в себя намного больше, чем продукт, движущийся конвейер или программное обеспечение. Она может быть определена как наука о должном руководстве. Как проектировать музейную выставку, как управлять зоопарком, как отремонтировать старое здание, как построить и управлять курортом отдыха – все это требует очень сложных методов и поддержки от многомиллиардных отраслей промышленности в Европе и Соединенных Штатах. Ни один из этих методов не применяется в Японии сегодня (разве что в самой примитивной форме).
Все же главная вещь состоит в том, что традиционная Япония встала на путь, который приводит фактически любую культуру мира к позору. Чайная церемония, например, ни что иное, как интенсивный курс руководящих инструкций об искусстве. Способ поднять или поставить пиалу учитывает много различных факторов: гармоничный угол, под которым чашка ставится на татами, чтобы приносить удовольствие к глазу; движение чашки является символическим ритуалом, который соединяет нас с глубокими культурными корнями; когда ставится чашка, движения ладони, локтя и руки крайне, даже безжалостно, важны. Что хорошо и важно для двадцатого века, Япония усовершенствовала контроль качества на конвейерах и построила самые большие в мире и самые эффективные городские системы общественного транспорта. Забота о деталях и преданности работе, конечно, отличительная черта Японии – у нее есть все компоненты, необходимые для того, чтобы стать в высшей степени современной страной в мире. Но все же это не произошло.
Причина того, что цветок не способен тянуть воду стеблем, состоит в том, что Япония сопротивляется изменениям; а модернизм, по определению, требует новых идей и новых способов делать многие вещи, не отставая от постоянно меняющегося мира. Холодная серая рука бюрократии, завещанная стране в середине 1960-ых годов, как способ развития Японии, заморозила модернизм. Контроль качества в производстве и общественном транспорте продолжал развиваться, но Япония проигнорировала многие из радикальных изменений, которые охватили остальную часть мира в течение десятилетий.
Давайте посмотрим на технологию ремонта старых зданий. Недавно, я прочитал статью Филипа Лэнгдона в Йельском Журнале Выпускников за ноябрь 1998 года, описывающую реконструкцию Линсли-Читтенден Холла, одного из наиболее старых зданий Йельского университета. Реконструкция за $22 миллиона включала подъем крыши, чтобы достроить новые аудитории; монтаж устройств на основе высоких технологий в подвале; пристройку нового фасада к главному входу с удобным и доступным для инвалидов скатом; лекционный зал, расположенный ярусами, с портами данных, электрическими входами для каждого рабочего места и новейшей системой звука и системой освещения. В то же самое время университет предусмотрел, чтобы реконструкция сохранила «традиционный архитектурный характер учебного места студента».
С этой целью большинство технологических усовершенствований убрано из виду в стены и потолки, в то время как старые классные доски - которые были демонтированы, отреставрированы и затем повторно установлены на свои места - обеспечивают ощущение, что характер классных комнат остается неповрежденным. Там, где были построены новые прихожие или были расширены старые коридоры, их новый, обшитый панелями из дубовой фанеры фасад, выглядит фактически идентичным твердому дубу оригинальных залов. Там, где были заменены окна, новые стекла вставлены в рамы, подобные старым.
То, что Йельский университет сделал со зданием – по стоимости $1 миллиарда за двадцатилетний период – очень сложный технологический процесс. Университетский библиотекарь читального зала Мемориальной Библиотеки Стерлинга, Скотт Беннетт говорит: «Мы буквально оторвали внешнюю кожу здания». Действительно, Йельский университет удалил каменную поверхность, установил современные влагостойкие системы, а затем снова прикрепил камень.
Вот как реконструкция делается по японскому пути: сначала, приблизительно в 1990 году, богатая наследница по имени Накахара Киико купила восемь замков во Франции. Она и ее муж лишили замки их внутреннего художественного оформления, после чего они увезли статуи и мраморные бассейны из садов и срубили деревья, оставляя поместья в руинах. Самым печальным случаем был Шато де Лувесиенн в пригороде Парижа, где Мадам дю Барри однажды развлекала Короля Луи XV. Нью-Йорк Таймс сообщила:
«Сегодня знаменитая столовая куртизанки с резными дубовыми панелями является остовом из кирпичей и штукатурки, лишенным обшивки. В салонах и спальнях мраморные камины вырваны из стен, являя большие черные пустоты. Трехэтажный замок кажется теперь местом привидений со ставнями, колеблющимися на ветру и темными лужами на деревянных обломках, когда дождь капает через крышу».
В январе 1996 года французские власти заключили в тюрьму Накахару по обвинению в «ограблении национального наследия». Испугавшись отрицательного воздействия на имидж Японии в Европе, японская пресса пригвоздила ее к позорному столбу за ее грубую нечувствительность к истории и культурному наследию.
Однако, можно было утверждать, что Накахару осудили незаконно. То, что она сделала с замками во Франции, является ничем иным, как общепринятой практикой в Японии. Это в точности то, что фирмы, домовладельцы и гражданские чиновники сделали и все еще делают в Киото, Наре и любом городе и в десятке тысяч больших зданий и храмов по всей стране. В вырубке старых деревьев и демонтаже исторических зданий Накахара только следовала традициям ее родины.
В поиске корней действий Накахары лучшим местом, чтобы начать, является город Киото. Профессор Таяма Реиши университета Буккё в Киото написал:
«Как Киото должен представляться тому, кто никогда не был здесь? Прохожие, одетые в кимоно, идущие туда и сюда вдоль тихих узких улиц между храмами, рядами зданий с черными деревянными решетками, бросая взгляд на черепичные крыши и на горы, покрытые вишневыми расцветами, ручейки, струящиеся под ногами. Но, даже если мы не верим, что такой город действительно существует, никто не может помочь вообразить город, который собираешься посетить впервые. Ожидания путешественника должны быть высокими – до момента, когда он выходит из Сверхскоростного пассажирского экспресса.
Он покидает станцию, его первый взгляд ловит Башню Киото, и на этом рушатся все мечты. Отель Киото закрывает вид холмов Хигашияма, а большие знаки на дешевых магазинах одежды скрывают Гору Дэймонджи. Красные торговые автоматы выстроены в линию перед храмами, трезвон у замка Нидзё с записанными на пленку объявлениями, туристические автобусы припаркованы прямо перед главными залами храмов. Это тот же самый несчастный пейзаж, который Вы видите всюду в Японии и те же самые люди, не обращающие внимания на все это. И таким образом, путешественник проводит свой день в Киото, окруженный скукой».
Это не всегда было несчастным и скучным пейзажем. Фактически, город мечты путешественника всего тридцать лет назад был еще в значительной степени не поврежден. Когда я спросил коллекционера произведений искусства Дэвида Кида, почему он захотел жить в Японии, он рассказывал мне историю своего приезда в Киото в 1952 году: «был Сочельник, и снег падал на черепичные крыши и узкие улицы, огороженные решетчатыми заборами, с магазинами и зданиями. Это был сказочный вечер, тихий: сюжет рисунка тушью. Киото околдовал своим волшебством. Это волшебство очаровывало паломников в течение многих столетий и прославлялось в свитках и изображениях, печатных изданиях и глиняной посуде, песнях и поэзии». Поэт хайку Басё вздыхал: «Даже когда я в Киото, я жажду Киото». С его усовершенствованной архитектурой, сформированной чайной церемонией и благородством суда, его многими ремеслами плетения, бумажным и лакировочным производством и прочими, Киото был признан людьми во всем мире культурным городом наравне с Флоренцией или Римом.
Во время Второй мировой войны Американская военная команда решила вычеркнуть Киото из списка воздушных налетов. Хоть Киото и был главным центром сосредоточения населения некоторого стратегического значения, государственный департамент утверждал, что это был больше чем просто японский город - это было сокровище мира. В результате старый Киото выжил после войны, вместе с деревянными зданиями и его улицами, с бамбуковыми заборами. Первой вещью, которую видел прибывающий на поезде посетитель, была широкая крыша храма Хигэши Хонгэнджи, словно большая волна, возвышающаяся над морем черепичных крыш.
Для глаз городских властей, однако, это море черепичных крыш было препятствием, знаком для остального мира, что Киото стал старым и бедным. Они чувствовали потребность доказать всему миру, что город "современен", и чтобы сделать это, во время Олимпийских Игр в Токио в 1964 году, городское правительство начало строительство Башни Киото, иглообразного, резкого, красно-белого здания, установленного около железнодорожной станции. Сотни тысяч жителей подали прошение против этого здания, но городское правительство пропихнуло проект. Это был символический кол в сердце.
История Киото с тех пор стала одним долгим усилием избавиться от прошлого. Тридцать пять лет спустя большинство его старых деревянных зданий было снесено и заменено блестящей плиткой и алюминием. Я видел выровненные древние сады, исторические гостиницы, разбитые на крупные куски и особняки, столь же «великолепные» как любой из снесенных французских замков. Город Киото узаконил только самую примитивную защиту старых окрестностей, и национальное налоговое бюро не дает стимулов для того, чтобы защитить исторические места. Разрушение продолжается и в то время, как пишутся эти слова. Торговец произведениями искусства Киото Моримото Ясуиоши говорит мне, что, когда он берет кофе в магазине на углу улиц Кита-Оджи и Коарамакхи, он видит, как почти ежедневно едут грузовики, загруженные щебнем из уничтоженных старых зданий.
В июне 1997 года мы с моим другом Мэйсоном Флоренсом (автором Городского Гида Киото) взяли неделю отпуска, чтобы отвести один из таких грузовиков самостоятельно, загруженный древесными породами периода Эдо из сердца старого города. Его владельцы снесли склад, чтобы заменить его новым домом, и они отдали деревянные конструкции мне и моему другу. Мы взяли их и отвезли в Долину Ийя на остров Сикоку, где они хранятся сейчас; однажды мы собираемся восстановить конструкцию рядом с сельским домом, который принадлежит мне и Мэйсону. В 1998 году Мэйсон спас другой нагруженный грузовик красивых старых балок и раздвижных дверей от разрушения одной из крупнейших традиционных гостиниц Киото. Но материал из этих старых зданий, спасенный Мейсоном - исключение, поскольку, вообще говоря, владельцы старых конструкций в Киото просто отказываются от материалов этих древних зданий и гостиниц как от мусора. На аукционах старинных вещей старые кабинеты и лакированные двери продают так дешево (или чаще не продают вообще), что дилеры скапливают их снаружи на дожде, не утруждая себя занести их в закрытое помещение для сохранения.
Читателей можно простить за недоумение, что ситуация настолько плоха, так как разрушение Японией ее городов и зданий почти не имело огласки в прессе за границей. Можно было бы подумать, что книга «Япония» Эзры Фогель, как писателя Номер Один о Японии, примет эти проблемы во внимание, и будучи "первым номером", затронет качество сельской и городской окружающей среды.
Все же одна из главных загадок Западных экспертов, пишущих о современной Японии – то, что они спокойно прощают все те обстоятельства, которые они никогда не одобрили бы в собственных странах. Они вряд ли видят разрушение Парижа, Рима или Сан-Франциско столь же достойным похвалы или одобряют бюрократов, «элитных» государственных служащих, планирующих реконструкцию, имея «долгосрочные виды».
Может быть, что в сердцах они все еще видят, как странные японские уроженцы борются с бедностью, с технически сложным качеством жизни, которое считается само собой разумеющимся на Западе?
Сердца иностранцев подвержены наложению двух противоречивых изображений Японии: в то время когда они хвалят нацию за ее экономический успех, они смотрят на Японию жалостливыми глазами, как на борющуюся, «развивающуюся» страну. Это - естественная ошибка, учитывая что Япония - по сути, постиндустриальное государство с доиндустриальными целями. Жители Запада чувствуют некоторую вину и сочувствие к опустошению Японии в конце войны, но факт, что экономическая система Японии формируется в пользу промышленности, а не в пользу улучшения жизни граждан, так что в итоге ее города и сельская местность действительно кажутся отсталыми и потертыми по Западным стандартам. Но Япония не может одновременно быть и «номером один» и бедной «развивающейся» страной. Если Япония - действительно продвинутое общество или даже, как некоторые предполагают, самое продвинутое общество в мире и модель для подражания - тогда здесь не должно происходить разрушение своего наследия и окружающей среды, подобно действиям новых развивающихся стран.
Срыв старого Киото не был ограничен 1950-ыми и 1960-ыми годами, когда почти каждый город в мире сделал подобную ошибку. Разрушение города действительно набрало скорость в 1990-ых годах, когда Япония была «зрелой» экономикой с доходом на душу населения, превышающим доходы в Соединенных Штатах. Согласно данным международного общества по спасению Киото, больше сорока тысяч старых деревянных домов исчезли из старых районов города Киото за одно десятилетие. То, что осталось - храмы, запечатленные на художественных открытках, сохраненные вдоль предместий Киото. В городе, где живут и работают люди, исчезли бамбуковые решетки и лес. Без руководящих принципов гармоничности нового строительства со старыми постройками, владельцы грубо заменили деревянные здания оловом и пластмассой, и когда люди сталкиваются с проблемой сохранить старый дом, они находят себя погруженными в болото электрических проводов, светящихся табло и патинко. Профессор Таяма университета Буккё в Киото описывает, как можно покончить с красотой старого города:
«В своем масштабе и из-за своей естественной красоты, этот город [Киото] был близок к идеальной окружающей среде. Теперь давайте посмотрим, что мы можем сделать, чтобы разрушить эту окружающую среду: Сначала давайте нарубим мягкую линию холмов высокими жилыми домами со стираным бельем, свисающим с их террас. Что касается мест, где мы ничего не можем построить, чтобы не волноваться, мы можем затемнить небо, натягивая паутину телефонных проводов и электрических линий. Пусть автомобили проезжают мимо Храма Дайтокудзи. Давайте возьмем Гору Хиэй, место рождения японского Буддизма, и превратим ее в автостоянку, а на ее пике построим парк развлечения... построим бензозаправки, пусть городские автобусы несут электронный шум под названием "музыка"... и давайте разрисуем автобусы детскими граффити. Удостоверимся, что все здания ярко покрашены, это будет очень эффективно... И в завершение этого, давайте заполним город людьми, которые счастливо вынесли эту неприятность. Этот Киото, который я описал, является фактическим портретом будущего».
В начале 1990-ых годов, существовало популярное движение против перестройки Отеля Киото. Здание муниципалитета по соседству отказалось от ограничений по высоте, поэтому перестроенный отель, равно как и Башня Киото двадцатью пятью годами ранее, установил прецедент для строительства более высоких зданий в сердце города. Несмотря на решительное сопротивление группы граждан и храмов, таких как Храм Киёмидзу, отель поднялся – и к общему удивлению, это мрачное гранитное здание, совершенно противоречащее традиционному масштабу города, не выглядело особенно неуместным. К тому времени город изменился: мрачное гранитное здание отлично вписалось в него.
Отель Киото был только легкой вводной музыкой для триумфального марша, который прибыл в форме Новой Станции Киото, законченной в 1997 году. Это строение - один из самых грандиозных современных памятников Японии, построенных за ¥150 миллиардов ($1,3 миллиарда), затмевает все, что было прежде. Расположилось оно между железнодорожными путями почти на полмили, с его массивными серыми башнями. Для верного послевоенной традиции Киото, оно настойчиво опровергает историю места, почти крича опровержение миру. Местный архитектор, Мори Катсутоси, с сожалением говорит: «В историческом городе как этот, Вы должны думать о качестве дизайна. Киото уже почти похож на склад или тюрьму».
Кроме того, конечно, есть еще и прикосновение «Собак и Демонов». Безвкусная искусственная "культура" заменяет реальные вещи. Как сообщалось в «Far Eastern Economic Review»: «Посетители могут наслаждаться классическим изображением Киото - лепестков вишневого цвета – не выходя наружу: кафе показывает световое шоу, которое подражает эффекту падения лепестков. «Театр 1200» превращает 1200 летнюю историю Киото в мюзикл, который обещает «первоклассное высокотехнологичное развлечение». Впоследствии посетители могут пообедать в итальянском ресторане с фресками, одна из которых - копия ' Афинской Школы' Рафаэля».
Женщина по имени Като Сидзю, пишет в ее сотый день рождения в "Джэпэн Таймс", жалуясь: «Должно быть много иностранцев, приезжающих в Японию, видевших пейзаж страны во сне под впечатлением Лафкадио Еарна, удивлены и расстроены при виде японцев, так бессердечно разрушающих их собственное красивое и беспрецедентное культурное наследство». К сожалению, г-жа Като не права. В иностранных СМИ не выражается ни удивления, ни беспокойства о том, что происходит с Киото.