Поражённые путешествием,
Мои мысли идут, блуждая вокруг
Увядших полей.
– Мацуо Басё, (1694)
Начиная с прыжка в развитии, с тех пор как была построена Башня, город Киото бежал от старины и строил современный город, кажется, современный только по его собственным стандартам. Что, если Киото должен был полностью стереть свое древнее наследие? Ярый модернист сказал бы, что это оправдано, если бы это означало создать город передовой современной культуры.
Так произошло в Гонконге, где усаженная деревьями гавань, заполненная странным хламом, уступила место городскому пейзажу великолепных офисных башен, одному из чудес современного мира. То же самое может вполне произойти в Шанхае и Бангкоке, где разработчики жестоко изменили очаровательные старые центры города, но где эффектные новые здания выросли из запыленных отелей, ресторанов, офисных башен и квартир, соперничая с лучшими зданиями в Гонконге или Нью-Йорке.
Этого не происходило и не происходит в Японии. Уродливый вид с вершины Гранд отеля в Киото - последствие потери старого и результат низкого качества нового.
Ничто не могло быть более странным для Западного наблюдателя относительно Японии в течение прошлых пятидесяти лет, чем аргумент, что Япония потерпела неудачу в ее преследовании современности. Однако, это правда. Вместо продвинутой новой цивилизации, Япония имеет города арендуемых квартир и культуру дешевого индустриального барахла. Дома ограничены в пространстве и некачественно построены; общественная окружающая среда испытывает недостаток в отелях, зоопарках, парках, жилых домах, больницах и библиотеках, печально лишенная визуальных удовольствий и основных удобств, по крайней мере, по сравнению с их доступностью в других передовых странах. Этот отказ от достижения качества в новшествах является, возможно, самой большой трагедией Японии и лежит в основе ее культурного таяния сегодня.
|
|
Неожиданный результат: разрушительный бумеранг политики, в которой экономисты и социологи, которым доверяли, были самой большой силой Японии: политика «бедные люди, сильное государство»; политика низкого уровня потребления граждан и ограниченные средства для удовольствий и расслабления в личной жизни так, чтобы национальные ресурсы можно было инвестировать в неограниченное индустриальное расширение. Это происходило, и в процессе Япония лелеяла бюрократию, необразованную в современных технологиях. Несколько поколений японцев не осведомлены о том, какова истинная современность, каковы лучшие вещи современной жизни. Из этого вытекают не только культурные но и экономические последствия.
Чтобы получить некоторую картину контраста с другими странами, рассмотрим Малайзию. Когда Вы едете на автомобиле из Порт Кланг на Малаккском проливе в столицу Куала-Лумпур по шоссе, вы видите захватывающие долины скалистых утесов. Строя эту дорогу, Малайзия привлекла французскую фирму по озеленению, чтобы консультироваться по вопросам того, как сделать шоссе красивым, включая то, как обрабатывать утесы, через которые проходит шоссе. Результат их усилий оправдан: не было никаких ненужных разрушений, никакого бетона в поле зрения, а утесы кажутся естественными. Это классический пример современной технологии в дорожном строительстве, в истинном значении слова. Такого шоссе не существует нигде в Японии, для нее привлечение иностранных консультантов было бы невероятным, и технологии дорожного строительства застряли приблизительно в 1970 годах.
|
|
Непосредственно в центре города Куала-Лумпур высотные здания присутствуют всюду, но город производит гладкое, изящное впечатление, которое также присутствует в Гонконге, Сингапуре, Джакарте и частях Бангкока, но крайне редко в загроможденном Токио. Приглядевшись, можно различить детали, которые имеют значение.
Одна деталь - нет барахла на крышах. В Японии электрические машины и кондиционеры, кажется, были прикреплены на крыши как запоздалые мысли. Можно было бы поместить неприглядные механические устройства во внутренних перегородках здания и объединить их архитектурно, но в Японии стандарты, датирующиеся 1950 и никогда не изменяемые, наказывают строителя за использование внутреннего пространства для такой техники, отбирающей пространство у допустимой общей площади.
В Японии нет никаких стандартов, ограничивающих рекламные щиты; фактически, ее строительные законы активно поощряют рекламные щиты наверху зданий из-за других стандартов относительно пределов по высоте. Строители могут увеличить высоту своих зданий на этаж или два, если добавленная высота - просто пустые коробки на крышах. Естественно, следующим шагом устанавливаются огромные эмблемы и рекламные объявления на этих коробках. В Куала-Лумпуре, Вы не увидите много таких знаков, а большинство из тех, которые Вы все же увидите, принадлежат японским фирмам и были разработаны японскими архитектурными фирмами, которые не знают других путей. Выглядывая из окна моей квартиры в Бангкоке, я могу видеть десятки небоскребов, только один из которых с большим рекламным щитом на крыше – Хитачи. Понимание контроля за вывесками в Японии таково, что Хитачи даже заключил сделку с Культурным Агентством, чтобы поместить рекламные объявления около всех зданий, определяемых как Национальные Сокровища или Важные Культурные ценности. В Киото Вы увидите множество металлических табличек Хитачи, броско помещенных в сады Дзэн и перед воротами каждого исторического храма и павильона. Короткая прогулка через территорию Дайтокудзи, источник искусств Дзэн, приводит к встрече с не менее чем двадцатью пятью вывесками Хитачи.
|
|
Другие восточноазиатские города, Сингапур, Куала-Лумпур и Гонконг, далеко от Бангкока в регулировании рекламных объявлений; Джакарта контролирует рекламные щиты Восточной Азии через налоговую политику, которая делает установку и обслуживание больших объявлений дорогими. В Японии, напротив, архитекторов не обучают принципам установки торговых знаков в их университетских курсах. В течение 1980-ых годов понятие «визуального загрязнения» получило распространение через международное сообщество дизайнеров, и привлекло внимание наблюдением, что яркие сигнальные огни нарушают мир жилых окрестностей, резкие светящиеся вывески понижают престиж пятизвездочных отелей, люминесцентные лампы разрушают романтику парков в ночное время, а высокие рекламные щиты умаляют красоту живописной сельской местности. Наука об уходе от визуального загрязнения и улучшении вида рекламы является современной технологией.
Визуальное загрязнение Японии следует из того же самого порочного круга, который мы видели в других аспектах её жизни: в случае окружающей среды строительство порождает зависимость от большего количества строек; в банковском деле обман приводит к большему обману; в городском проектировании уродство постепенно становится само собой разумеющимся, что приводит к невежеству и, таким образом, к еще большему уродству. Мой друг архитектор, Лукило Пена, помогал проектировать отель «Four Seasons» в Барселоне, в которой одним из инвесторов был японский универмаг Сого. Лукило говорит о резких обсуждениях между строителями отеля и японскими владельцами относительно вывесок, поскольку Сого хотел огромную светящуюся вывеску за пределами отеля, и казалось невозможным убедить правление Сого, что в Барселоне это считали действием, которое повредит внешний вид города и понизит престиж и владельцев универмагов и отеля. Сого сдался лишь когда его представители поняли, что Западные граждане могут обратиться с бойкотом к компании, которая презирает местные проблемы, но это стало для Сого шоком.
В Японии нет почти никаких законов о зонировании, никакой политики пошлин и никакого контроля за вывесками, чтобы регулировать городское развитие или развитие сельского хозяйства – так гигантские рекламные щиты расположились по полям риса, ряды торговых автоматов - в лобби роскошных отелей и театров Кабуки, а яркие пластмассовые вывески висят даже в самых элегантных ресторанах. Люди, которые рождаются, растут, живут и работают в такой окружающей среде, не знают ни о какой альтернативе; и результат состоит в том, что широкая публика, так же как планировщики и архитекторы, думают, что это - врожденная часть модернизации. Таким образом, не удивительно, что Хитачи украсил бы эмблемами со своим именем Бангкокский горизонт, в то время как немногие американские, европейские, тайские или китайские корпорации чувствуют потребность сделать это.
Зонирование – политическое и социальное исследование наиболее эффективного использования различных типов земли – ключевой навык, который бюрократы Японии были не в состоянии приобрести. Различие между индустриальными, коммерческими, жилыми и сельскохозяйственными окрестностями Японии едва ли существует. По соседству с Камеокой около Киото, где я живу, пройдя приблизительно пять минут, мы увидим - справа рядом с пригородными домами и рисовым полем – партию подержанных машин, гигантский ржавый топливный бак, заполненный никто не знает чем, кусок земли, окруженный стальной стеной в двадцать футов высотой, в которой свален строительный мусор, ряды торговых автоматов с мигающими огнями, тренировочная площадка для гольфа размером в половину футбольного поля, окруженная проволочной сеткой, повешенной на гигантских опорах и освещенная ночью, огромное число табличек разных типов (прикрепленных на деревья, вкопанных на обочине) и, конечно, комната патинко, со спиральными башнями неона и вспыхивающими стробоскопами. Это типичный уровень визуального загрязнения пригорода по соседству с японским городом, и никто не считает это странным, потому что каждая структура тщательно повинуется своим правилам: допустимое отношение общей площади, доля зон обслуживания, допустимые строительные материалы, местоположение телефонных столбов и т.д. Это мир «Алисы в Зазеркалье» бюрократического управления: нет никакой надобности в регулировании, господство хаоса.
Многие инструкции существуют, лишь для того, чтобы защитить картели архитектурных фирм и строительных компаний. Другие, такие как те, которые эффективно мешают жилым домам иметь подвалы, являются покрытыми паутиной реликвиями. Их оригинальная цель потеряна во времени, но все же никто не рассматривает их изменения. Действительно, полная негибкость этих правил и норм создает большой беспорядок и давку, которые характеризуют японские города.
У Киото, например, был прекрасный случай в 1960-ых годах, когда он работал над реконструкциями для Олимпийских Игр. Если бы специалисты зонировали город по-другому – на север и на юг от вокзала (большая часть исторического центра находится к северу от станции), то старый центр, возможно, легко был защищен и спасен. На юг, где большинство зданий кроме нескольких больших храмов было бедно, некачественно построено и готово для перестройки, Киото, возможно, создал бы новый спутниковый город – как Ла Дефан, суперсовременный пригород Парижа. Но конечно этого не произошло. Вместо этого бюрократы обратились к твердым допустимым отношениям общей площади и ограничениям по высоте всюду, что привело к циклу возрастающих цен на землю, высоким налогам на наследство и разрушениям в центре города, и в то же самое время это предотвратило развитие хорошей новой архитектуры. Вместо того, чтобы иметь действительно новый город на юге и красивый старый город на севере, Киото сегодня не имеет ни нового, ни старого, но имеет смесь, где все выглядит одинаково потертым.
Два регламента, которые имели самый разрушительный эффект на города Японии, являются закон о налогах на наследство и так называемый «Закон о Солнечном свете». Налог на наследство Японии - один из самых высоких в мире; поскольку цены на землю непрерывно повышались в течение половины столетия, наследники старых зданий почти неизменно должны продать их, чтобы заплатить налог. Для покупателей эти цены настолько высоки, что неэкономно оставлять одноэтажные старые деревянные строения, таким образом, они ломают их и строят многоквартирные дома. Налоговый Офис предоставляет очень немного льгот для зданий в исторических окрестностях, и налоговые руководящие принципы, определенные центральным правительством, являются несгибаемыми, так, чтобы местные органы власти не могли легко структурировать свои собственные системы соседства. Столкнувшись с законами как этот, Киото потерял все шансы.
Закон о Солнечном свете был принят в 1960-ых годах из лучших побуждений, чтобы ограничить высокие здания, которые закрывают соседние здания тенью. Это создало формулу, согласно которой здания должны находиться в пределах диагональной «теневой линии», это означает, что чем выше они вырастают, тем более узкими они должны быть. Это обуславливает пирамидальный вид большинства японских зданий. Американцы сделали подобную ошибку в 1960-ых и 1970-ых годах, когда «уличная неудача» стало магической фразой. Тысяча американских городов ощутили катастрофические последствия, поскольку здания, которые доходят прямо до тротуара, создают тесноту, которая приводит к нехватке структур. Нью-Йорк изучил это на своей шкуре, когда закон зонирования поощрял бесплодные офисные башни на Авеню, которые задерживают проход с улиц.
Закон Японии о Солнечном свете также ограничивает здания, потому что на данном земельном участке более высокая структура часто не может использовать в полной мере ресурсы, позволенные местными правилами о «допустимом отношении общей площади» (ООП). В результате у Токио среднее число ООП колеблется от 2 до 1, самый низкий показатель для любой мировой столицы, включая Париж и Рим. «Низкая плотность» кажется привлекательной – пока каждый не поймет, что это означает для жителей столицы с 30 миллионами человек: самые высокие цены на землю в мире, ограниченные квартиры и дома (миллионы жителей Токио живут в местах, меньших чем официальный минимум в пятьдесят квадратных метров), непомерные коммерческие арендные платы и переполненные пригородные поезда, которые должны транспортировать людей несколько часов до их домов с работы. С дефицитом земли под постройку в Токио, дорогом и тесном, Министерство Строительства настоятельно рекомендует крупным строительным компаниям строить гигантское городское подполье. Оно воображает, что жители быстро будут перемещаться из подземных квартир на метро в подземные офисные здания. Закон о Солнечном свете столь эффективен, что будущие домовладельцы в Токио никогда не будут выходить на свет.
Япония - единственная в мире развитая страна, которая не закапывает телефонные кабели и электрические линии. В то время как горстка окрестностей, таких как центральный деловой район Маруноути Токио, заложил в землю кабели, они, главным образом, являются дорогими яркими примерами. Даже самые продвинутые новые жилые районы обычно не закапывают кабели, это я обнаружил, когда я работал над проектом «Sumitomo Trust Bank/Trammell Crow» на острове Рокко в Кобэ в 1987 году. Город Кобэ рекламировал совершенно новое захоранивание мусора в гавани – как суперсовременное, футуристическое соседство. С телефонными столбами. В сельской местности «приоритетная политика» диктует, что, пока большой город не закопал свои линии электропередач (Строительное Министерство поощряет не делать этого), никакой сельский район не может сделать этого без поддержки со стороны центрального правительства.
Здесь, короче говоря, видна японская бюрократическая динамика в работе. Первая стадия, отправная точка после поражения Японии во Второй мировой войне – это принцип «бедные люди, сильное государство». Главные планировщики посчитали дополнительные усилия и расходы, требуемые для таких вещей, как закапывание кабелей, роскошными и расточительными, забирающими необходимые ресурсы у промышленности.
Вторая стадия - политика замораживания - стартовала в начале 1970-ых годов. Непривычные к закапыванию кабелей, бюрократы Японии полагали, что страна не должна, и более того, не может закапывать их. Они придумали оправдания, такие как усиление опасности в случае землетрясений. (Фактически же, страна, у которой, вероятно, будут частые землетрясения, просто обязана закопать линии, как стало ясно после землетрясения Кобэ в 1995 году. Упавшие столбы, несущие оголенные провода, были одной из самых больших опасностей, блокировавших движение и наносящих ущерб усилиям по спасению). Другим аргументом было то, что у Японии уникально влажная почва, что делает закапывание линий тяжелее, чем в других странах. (Так философская школа «Специальный Снег» стала известной, когда участники торговых переговоров в 1980-ых годах утверждали, что «японский снег не подходит к иностранным лыжам»). Внутренняя логика - это то, что уникальность Японии запрещает ей закапывать кабели. Начиная с захоронения кабелей все, чего не делает Япония, является неяпонским.
Третья стадия - привычка. Создание бетонных и стальных опор стало выгодным, объединенным в картель бизнесом; в то же время у предприятий коммунального обслуживания были свободны руки, чтобы планировать энергосистемы, не принимая во внимание вид городских или сельских окрестностей, где неудобно расположенные столбы торчат на узких дорогах или что-либо подобное. И поскольку энергетические компании не изучали технологий эффективных, безопасных и хорошо спроектированных кабельных конструкций и никогда не имели дела с фактором затрат, сегодня они просто не могут представить их. Тем временем Строительное Министерство, которое несет идеологию «уникально влажной почвы», передало под мандат подземный кабель на юге с защитным покрытием, достаточно сильным, чтобы пережить апокалипсис, делая его самым дорогим в мире.
Мой друг Моримото Ясуиоси недавно переехал на Сэнджо-Стрит в сердце исторического Киото. Когда люди по соседству собрались, чтобы обсудить восстановление этой известной, но ныне потертой улицы, он предложил попросить город убрать беспорядок наземных проводов и линий и закопать их. Тогда он узнал, что это практически невозможно из-за правила, которое говорит, что когда улица решает закопать свои линии, собственники утрачивают свое право на несколько квадратных футов пространства на мостовой за счет электрических коробок каждые пятьдесят метров или около этого. (Почему коробки должны быть так близко друг к другу и над землей - не ясно. В конце концов, основная идея состоит в том, чтобы поместить всю аппаратуру в подполье. Это, кажется, возникло из бюрократического сопротивления самой идее закопать провода. Что-то ведь должно быть наземным!) Стоимость земли Японии является таковой, что никто не может позволить себе подарить те драгоценные квадратные футы.
Умеренная привычка приводит к абсолютной привычке, когда Япония заканчивает тем, что полагается на технологии, которые фактически требуют существования столбов. В 1990-ых годах Япония начала продвигать сотовую компанию PHS как своего крупного кандидата в бизнесе мобильной связи. В отличие от других новых систем, которые являются действительно мобильными и спутниковыми радиосистемами, PHS посылает сигналы в маленькие коробки реле, которые настраиваются на несколько дюжин метров каждая, на светофорах или телефонных столбах. С полным весом бюрократического аппарата, со стандартом PHS, Япония никогда не будет закапывать свои линии электропередач и телефонные провода.
Мы достигли заключительного этапа: художественное оформление. Приблизительно с 1995 года тенденция должна была заменить старые бетонные столбы в определенных городских кварталах необычными столбами, одетыми в полированную бронзу. Демонстрируя «дизайнерский бетон» (сформированный как шестиугольник или похожий на скалы), Япония развивает ее реки и горы; теперь заметны дизайнерские телефонные столбы. Это классический подход Собак и Демонов к городскому планированию: город ощущает, что сделал что-то. Каждый столб, если посмотреть, выглядит более симпатично. Однако, улица, украшенная проводами, выглядит столь же загроможденной, как и прежде.
Объединив Закон о Солнечном свете с нормами, которые поощряют технические коробки и рекламные щиты на крышах, Вы получите хаотичный вид типичного японского городского пейзажа. Добавьте к этому отсутствие зонирования, контроля за вывесками и торговые автоматы в электрических и телефонных проводах - и Вы получите визуальный беспорядок, который является особенностью определения повседневной жизни в Японии. Японские архитекторы настолько приучены к этому, что они не могут и представить себе альтернативу. Несмотря на разнообразные доказательства обратного, в заполненных садах, аккуратно организованных старым Киото и Пекином – не говоря о Пинанге, Куала-Лумпур, Гонконге и Джакарте – японские архитекторы называют дрянные испорченные города уникально "азиатскими". Когда Баба Шозо, бывшего редактора журнала Architect Японии, спросили, можно ли несколько усовершенствовать городское планирование, например, больше парков (среднее число – 14 процентов открытого пространства для городов в Японии против 35 процентов в Европе и 40 процентов в Соединенных Штатах), он, как сообщается, ответил, «В этом абсолютно нет необходимости. Население Токио полностью удовлетворено... В конце концов мы живем в азиатском городе. Парки и открытые места не требуются. Кому нужна зеленая зона?»
Иностранные авторы о японской архитектуре снисходительно принимают эту цепь рассуждений. Кристин Хоули пишет об окрестностях Токио: «Уровень был отчетливо под- городским с архитектурным зерном, опознаваемо восточным. Конечно, присутствовало, визуальное сжатие пространства, за счет использования низких, горизонтально расположенных зданий, крытых баннерами, табло и вездесущей паутиной сервисных линий, поскольку они проходят вокруг зданий». Градостроители Сингапура и Малайзии, основные из крикливых чемпионов «азиатских ценностей», были бы удивлены, узнав, что плохо отрегулированные рекламные табло и незакопанные сервисные линии являются «опознаваемо восточными».
Хаотичность – это не вся история. Люди жаждут открытых видов и чистых городских улиц, и планировщики отвечают им монументальными «новыми городами», имеющими широкие авеню и огромные офисные башни, окруженные парками с мостовыми и незащищёнными от ветра площадями. Маятник качается в направлении полного бесплодия. Нельзя быть не пораженным полной жестокостью нового городского пейзажа на Острове Порта Кобэ или Токийских Макухари и Одайба. Гигантские офисные башни окружены пустыми подъездными путями, свободными площадями и открытыми рядами подстриженных деревьев. Нет никакой «золотой середины» в городах Японии – только две крайности - или потертые, или стерильные.
«Новой Японии не нравятся деревья», - написал Дональд Ричи во «Внутреннем Японском море» в 1971 году. Тогда эта правда была выражена в тенденции разбить на крупные куски парки и площади; в 1980-ых годах она развилась в отвращение к падающим листьям, которое обсуждалось ранее; в 1990-ых годах – в войну с ветвями. Еще совсем недавно в Токио теневые, усаженные деревьями авеню окружали парк Уено и университет Токио, но не более. Желание со стороны гражданских администраторов расширить улицы и покончить с тенью привело к новым правилам, которые требуют срезки всех ветвей, которые простираются к шоссе; эта политика была выполнена по всей стране.
Китс написал: «… деревья, / Что создают шепот вокруг храма / Дорогой, как сам храм…» – эти чувства явно не руководили умами Министерства Культуры, когда оно восстанавливало Храм Дзуйрю в городе Такаока в 1996 году. В истинном духе Накахары Киико оно спилило и искоренило рощу древнего кеаки и сосен, которые стояли в течение сотен лет во внутреннем дворе храма, и заменили их широкой площадкой битого гравия. Несмотря на то, основатель храма явно проектировал внутренний двор, чтобы вызвать в воображении рощу кипарисов из храмов Дзэн в Китае, министерство решило, что плоский гравий больше подходит к Дзэн с их точки зрения – и конечно более красив, чем те грязные старые деревья, которые портили вид.
Новая война с городскими деревьями непостижима. Я не могу понять его причины, но я могу предполагать. Неудобства, связанные с деревьями, едва сравнятся с телефонными столбами, которые занимают место с обеих сторон узких дорог, но возможно, деревья, с их непослушными ветвями, раскинувшимися во все стороны, оскорбляют порядок тенденции властей. Возможно, долгие десятилетия принесения в жертву всего ради индустриального роста произвели свой эффект: бесплодие стало частью современного японского стиля. Сейчас, если Вы путешествуете по Азии, Вы можете немедленно почувствовать прикосновение Японии в отелях и офисных зданиях отсутствием деревьев и, вместо этого, ряды низко подрезанных кустарников азалии вокруг мест, где они росли.
Любопытный аспект войны с деревьями - примитивный уровень умения, с которым она ведется. Япония - земля бонсаев и известна во всем мире своими великими садовыми традициями. Существует много различных методов обрезки и укорочения каждого прутика и постепенного обрыва ветвей год за годом или даже десятилетия, чтобы сформировать крону и ствол, подпорки чтобы поддерживать старые ветви дерева, которые свисают, обертки холстом, чтобы защитить кору от холода и насекомых и многое другое – нежные методы, развитые за столетия, о которых до недавнего времени Запад знал очень немного. Подрезка дерева в Японии сегодня - работа наемного работника. Никакой постепенной, тонкой работы, ветви просто спиливаются до основания, без церемоний, чтобы защитить от насекомых и гнили. «Что беспокоит меня больше всего», - говорит Мэйсон Флоренс,- «жестокость всего этого. Деревья похожи на животных, искалеченных, с содранной живьем кожей ради медицинских экспериментов».
Мир традиционных навыков в искусстве строительства домов и городов испарился, когда послевоенная Япония ограбила свои собственные старые окрестности. Разрушение произошло настолько быстро, что у прикладных искусств не было шансов приспособиться к современной японской жизни, и сегодня они, кажется, потеряли уместность. Тихие, сдержанные удобства, невероятное изящество найденных деталей, например, в старых гостиницах Японии, принадлежит цивилизации, полностью отличной от солнечных Бакелитовых интерьеров новых отелей Киото. Точно так, как за несколько десятилетий японская техника работы в саду дошла до зверских способов наемных работ.
Существенный элемент в сравнении продвинутого городского планирования Сингапура, (Гарден-Сити), и Японии - это обработка деревьев. Путь из Аэропорта Чанги в центр города Сингапура является одним из прекраснейших удовольствий современного мира. Вы движетесь вдоль шоссе под навесом распростертых деревьев – посаженных за прошлые несколько десятилетий – и под мостами, от которых тянутся цветущие виноградные лозы. Юго-восточный азиатский эксперт по садам Уильям Уоррен в своей книге про Сингапур включил это шоссе и аэропорт непосредственно как примеры великих садов Азии. Он сказал мне: «Я был удивлен преданностью штата садовников в Сингапуре. Они - образованные профессионалы, которые любят, действительно любят свою работу». В Японии Вы не найдете профессионализма, и конечно ничего похожего на любовь среди тех, кто ухаживает за городскими улицами. Рабочие бригады отпиливают сучья в центре города согласно программе, составленной бюрократами. Кроме нескольких ярких примеров, как улица моды Токио Омотесандо, Вам трудно будет найти аллею деревьев по дороге даже в небольшом провинциальном городе, и если Вы все таки её найдете, то Вам надлежит наслаждаться ею: сфотографируйте ее и дорожите этим, потому что, вероятно, её не будет там в следующий раз, когда Вы еще раз придете. Спиливание аллей - законодательство страны.
Все же «Токио - это курорт!» пишет Сано Тадакатсю, генеральный директор Международных Экономических Дел в Министерстве Торговли. Это из-за зимнего солнца, так печально недостающего в североевропейских городах; нехватка солнечного света заставляет европейцев проводить летние каникулы в своих прекрасных загородных домах отдыха. Напротив, залитый солнцем Токио настолько изумителен, что «даже иностранцы, живущие в Японии, не хотят иметь загородных домов», и в любом случае, «дети, родившиеся в эту эру высокого роста, не видят ничего плохого в бетонных зданиях».
Сано прав. Что происходит с людьми, живущими в таких городах, как Токио? Они привыкают к ним. «Много людей моего поколения чувствуют себя рассерженными», - говорит Игараси Тэкайоси, автор бестселлера о расточительных общественных работах. «У нас есть понимание того, каковой должна быть природа, но у молодого поколения его нет. Студенты не взволнованы видом разрушенной окружающей среды так, как я – они привыкли к нему с детства». Недавно Эндрю Мэеркл, шестнадцатилетний сын американцев в Осаке, его родители и я ехали на восток от Кобэ, через Осаку и вниз на побережье Внутреннего Японского моря в город Изуми-Оцу, около Нового Аэропорта Кансай. В течение многих часов мы вели машину по скоростным автомагистралям, постоянно наблюдая на горизонте вид невыносимого индустриального ужаса. В этом холодном пейзаже мы видели миллионы живых людей, в унылых рядах квартир, едва отличающихся от фабрик вокруг них. Эндрю пристально глядел на вспыхивающие рекламные щиты, высокие опоры для высоковольтных проводов, пылающие дымовые трубы, беспорядочно стоящие здания, простирающиеся к горизонту без деревьев или парков, и прокомментировал: «Я читал много японских комиксов манга в школе и всегда впечатлялся их взглядом на будущее. Апокалиптичное. Теперь я вижу, откуда этот взгляд».
Так же, как люди постепенно привыкают к холодным городским пейзажам, они начинают любить дома из дешевых индустриальных материалов. Эксперт по искусству Киото Дэвид Кид однажды сказал мне: - «Японцы настолько привыкли к проживанию рядом с поддельным лесом, что они не могут найти различий между ним и реальным лесом. Они думают, что это одно и то же». Хорошим примером этого беспорядка в работе является Музей Фарфора в Арите, в северном Кюсю, посвященный традиционному ремеслу ручной эмалированной керамики Имари. Здание, разработанное в рококо стиле, построено из бетона, покрытого штукатуркой, похожей на камень; обеденные столы сделаны из пластмассы с рисунком под дерево - это в музее, построенном за большие деньги, чтобы прославлять ручное мастерство!
Никто не ожидал, что это «понимание» материалов и «любовь к материалам» является одним из главных возвышенных принципов традиционного японского искусства – с его нетронутым лесом, грубыми каменными поверхностями и неглазурованной глиняной посудой. И все же современная Япония известна своим постоянным использованием плохо обработанной пластмассы, хрома, чрезвычайно прозрачной плитки, алюминия и бетона. Эти дешевые индустриальные материалы всюду. На недавнем шоу в Музее Идемитсю, знаменитом как самый большой музей азиатской керамики в Токио, был бонсай у входа – в оранжевом пластмассовом горшке.
Как могла страна, у которой когда-то было, казалось, врожденное понимание естественного материала, попасть в ситуацию с использованием индустриального барахла? Разрушение её сельской местности, не может быть объяснено упрощенными аргументами о "Европеизации" и об уникально "азиатских" ценностях. Может случиться так, что сама традиция использования простых материалов, без обработки, лежит в основе бесхитростного использования Японией пластмассы и алюминия сегодня; японские строители просто берут то, что они находят в их среде и используют это. Другим фактором может быть традиционная «любовь к рефлексивным поверхностям», когда-то свидетельствуемая золотыми щитами, покрытыми лаком, и вспышкой полированных мечей. Но более простое, вероятно, более правильное объяснение состоит в том, что Япония подхватила старомодную идею модернизма, в котором эти яркие солнечные поверхности показывают, что каждый богат и технологически продвинут, а тихая, сдержанная окружающая среда олицетворяет отсталость. В любом случае ключевым словом является "блестящее". Япония поймана на том, что её видение будущего получено из научно-фантастических фильмов 1960-ых годов.
Политика «Бедные люди, сильное государство» более или менее была в действии с 1868 года, только с несколькими десятилетиями застоя (очень короткий культурный Ренессанс в 1920-ых и в 1960-ых годах). В течение большей части прошлого столетия лидеры Японии целеустремленно нацеливались на иностранное расширение, и это исказило современное национальное развитие. В течение сотен лет во время периода Эдо (фактически, большую часть его зарегистрированной истории), Япония не стремилась завоевывать своих соседей, ни в военном отношении, ни в экономическом; вместо этого она применяла свою энергию на себя и результатом не была экономическая бедность или культурный застой, как можно было бы предположить. Вместо этого Япония процветала, так что к началу девятнадцатого века была, безусловно, самой богатой азиатской страной и имела несколько самых красивых городов в мире, буквально миллионы великолепно обработанных традиционных домов и невероятно богатую культурную традицию, которая с тех пор оказала сильное влияние на остальную часть мира.
Прибытие коммодора Перри в 1854 году создало ударные волны, воздействие которых можно все еще чувствовать сегодня. Япония сначала намеревалась в отчаянном усилии сопротивляться, а позже бросить вызов Западу, и в то время как Япония добилась эффектного успеха, она нанесла серьезный ущерб своему собственному культурному наследству. Сегодня, красивых городов не стало, как и великолепно отделанных домов, и мировой культуры, создававшейся людьми эпохи Эдо. Ничто не могло быть более ироничным: преследование иностранной выгоды любой ценой закончилось тем, что обеднило страну.
Парадигма, установленная в конце девятнадцатого века под влиянием европейского национализма, была одним из военных завоеваний, и она действительно никогда не изменялась: бюрократические лидеры Японии все еще думают о подъеме экономики с точки зрения войны. Военные метафоры изобилуют в бизнесе, правительстве и прессе. Карел ван Волферен описывает систему Японии как «военную экономику, работающую в мирное время», и ключевая роль этой экономики - принцип «бедные люди, сильное государство». Вооруженные силы всегда ненавидели роскошь, поскольку она делает людей ленивыми и мягкими, и с этой точки зрения «бедные люди, сильное государство» - классический военный подход к управлению, как мы знаем из истории древнего королевства Спарты.
Плутарх сообщает, что Ликург, проектируя законы Спарты, начал с проектов домов. Ликург постановил, чтобы потолки были выровнены по оси, ворота и двери просто выпилены пилой. «Роскошь и дома подобного вида не могли быть хорошими компаньонами», - комментирует Плутарх.
В Японии, аналогично, политика «бедные люди, сильное государство» опирается на тесное и плохо построенное жилье. Мэттиас Ли, немецкий фотограф, обосновавшийся в Токио, сказал мне, что однажды, когда он вез немецкого издателя из Аэропорта Осаки в Киото, издатель, глядя на окрестности в предместьях города, типичный хаос бетонных коробок и электрических проводов, спросил невинно: «Это место, где живут бедные люди?» Ответ на его вопрос был, к сожалению: «нет, это место, где живут все».