*
У 11 симфонии уже сейчас почти изменился смысл ее пафосной направленности. Пройдет еще немного времени… Даже Мравинский… Впрочем, кто его знает...
То что в те времена слышалось революционно, теперь вдруг начинает звучать, по крайней мере, «объективно».
Жалобный гобой... Оплакивание. И вслед за ним гробовые звуки, обвалы звуков. Подтверждающие бессмысленность всего того, что наворотили в России.
«Злая революция». Мрачные ветры ненависти над Россией.
Кончается так, как и «Тихий Дон» - ничем.
Гробовым буханьем, и колокольным звоном.
Могилами, разрушением, тоскливым мятущимся чувством.
Набат. Вопль отчаяния. Надрывный вопль. Срывающийся.
*
Сейчас все советское, социальное, если не коммунистическое (этого слова по-прежнему избегают; может быть, из-за подмоченности репутации зюгановской партии), возвращается, реабилитируется.
Может быть, произойдет каким-то образом обновление интерпретации 11 и 12 симфоний ДШ. Исходя из того, что автор только транслятор и, бывает, его собственное отношение к теме почти ничего не значит. Как-то все это вырвется из-под спуда либерастского отношения.
Шостакович, 3 и 13 симфонии.
Симфонии № 3 и № 13. Поздно вечером. Почти ночью. Хоть и белой. Фестивальный концерт. В юбилейный год. Очень надо Д.Ш. любить, чтобы на такое пойти.
№ 3 Замечательно в своем роде. Гротеск, издевка, взвизги флейт, буханье литавр… Местами безумно смешно. Это же было форменным издевательством над Первомаем, демонстрациями, трудящими, энтузиазмом, митингами, речами ораторов... Театр! Можно было сразу на Соловки отправлять. Фактура музыки местами – поздние симфонии. Фирменный оркестровочный почерк.
№ 13. Все портил, конечно, Е.Е. Эта поэтическая эстрада времен оттепели. В лоб! Режет слух.
И то и другое – документы разных эпох.
Шостакович. Квартет № 5.
Молодой напор. Мысль напряженна, сильна, упруга, несокрушима. Краски – Питерские - тонки, чисты, акварельны. Это СП, который умолк. В нем молчит все, чему положено молчать. Мановением волшебной палочки. Город замер и умолк. Как в сказочном заколдованном королевстве. Только течет вода в реках и каналах, только плывут облачка в небе, вьются дымки дымовых труб и флаги на мачтах.
Альтовая соната
*
Документальный фильм «Альтовая соната».
«Это лето, лето семьдесят пятого года, было последним в жизни Дмитрий Дмитриевича Шостаковича. Он жил на даче под Москвой, завершал альтовую сонату ».
Жизненная работа. Времени осталось два-три месяца. Но была соната для альта и рояля, опус 147. Которую непременно нужно было дописать. Чтобы в заглавии и появилось это: «оп. 147». Закончить эту земную работу. Будто кто-то пообещал еще какое-то продолжение того, что сейчас. Но ведь никто не обещал! И все-таки так живут, так работают! Один на один с надвигающейся вечностью. Противостоя ей только своей работой.
И понятно всем, кто это видит, что это в самом деле серьезнейшая вещь! Сочинять альтовую сонату. Несмотря ни на что.
«Многолетняя болезнь мучила его все больше, он передвигался с трудом...»
Было бы дальше время, он бы еще отыскал у себя то, что нужно закончить.
Удивительно живут люди! У которых есть работа.
*
И еще серьезней, еще глубже. Зачем? Почему так? И до самого конца!
Только для понимания! До самого конца - эта устремленность к пониманию. Главное занятие в этом мире – понимание. У ДШ – с помощью музыки. Других причин не находишь.
Вот-вот поймешь! Пройдешь в сонате какой-то путь к некой вершине. Недостижимой. Что-то в этих звуках вроде как зацепится за понимание – за что-то, имеющее отношение к пониманию.
А потом новый заход - на приступ понимания. И так до самого конца, сколько бы ни осталось.
От попыток понимания не отказаться. Вся работа – в добыче этого драгоценного понимания. И этого мира, и человеческой жизни. Будто в понимании заключено спасение.
Все равно не понять!
Малер и Шостакович.
*
Малер. «Большой стиль». Полотна.
«Театральность» симфонии № 3.
Было еще что рассказывать об этом мире. Он еще не скукожился от бессмысленных ужасов, от непереносимости.
Всякий раз сравниваешь Малера с Д.Д.Ш. Последнему-то как раз и досталось время, о котором не поболтаешь.
*
Скромный какой-то в сравнении с Малером Д.Д.Ш. у Малера одни полотна. А Д.Д.Ш. по-умному, в общем-то, скромный, затаенный. Малер строил мир. Пытался выстроить. А Д.Д.Ш. только анализировал, раскладывал на составляющие, протравливал как кислотой...
*
Малер напророчил своею музыкой ХХ век и ушел, оставив мир самостоятельно расхлебывать напророченное.
Всегда соотносишь, ставишь в один ряд Малера и ДД.Ш. Д.Д.Ш. в постмалеровской мире.
*
Малера нельзя пропускать в концертах. Д.Д.Ш. и Малер. На их вещах можно проверять дирижеров – понимают они что-то или так просто палочкой машут.
Шостакович и 20 век.
Гнусная, хоть и антилиберальная, статья, где ДШ назван представителем дегенеративного искусства, наряду с Малевичем, Крученых и пр.
И вот слушаешь ДШ. Хоть что!
Жизнь серьезней, сложнее всех, пусть даже самых правильных, охватывающи всё и вся теорий.
И пока длится эта музыка, предполагаешь, что только люди искусства – такого искусства - способны схватывать что-то от сути этого мира, приоткрывать его подлинность.
Музыка стелется поверх всех теорий, поверх всех суетливых мыслительных идей, политики, мерзостных интересов «кланово-корпоративных группировок»... Музыка накрывает все это своим пониманием мира.
А эти авторы, называющие музыку 20 века дегенеративной, хотели бы ее запереть в классике 18, 19 веков. Это в лучшем случае! Даже не понимая, как представления о мире усложнились со времен Моцарта, Бетховена и как далеко ушло человечество в своем познании жизни «на планете Земля».
И мы теперь воспринимаем 20 век через Малера, Шостаковича, Прокофьева... Как бы это кому-то не нравилось.
Флейта.
Миядзи. «Море весной». Пьеса для флейты и фортепьяно. Концерт в детской музыкальной школе.
За хорошее поведение во время прослушивания некоторых детей наградили шоколадками.
Там есть в начале и в конце одинаковые, печальные места. Флейтистка, переводя дыхание, громко втягивала воздух. Это было похоже на всхлипы. И это очень подходило к характеру музыки. Пьеса для флейты, фортепьяно и всхлипов. Или рыданий. Ну, или плача.
Музыкальные миры.
Вагнер, Брамс, Малер, Брукнер. Творение в виду друг друга. Случалось, и буквально. Однопородные. Учитывание только себе подобных, то есть только тех, кто входит в этот узкий список. Писали друг для друга. Описывали один и тот же мир. Не замечали ничего кругом. «Мрачное величие» – одна из общих красок их творений. У их современников из других стран как бы никогда не было такого, не доходило до такой степени «мрачности» и «величия». Это как условный жанр. Игра. В него надо играть. Входить в круг этой игры. Хочешь, не хочешь. Да тебя ещё и не примут. Порода не та.
Такая же, аналогичная, - жанровая, условная величественность опер Верди. Мир опер Верди. Ничего общего с бытовой действительностью. Никакой самоиронии.
Цикл.
Пьесы Мусоргского. «Раздумья». Именно раздумья. Что-то дробящееся, маленькими циклическими мотивами. Как движение мысли. Наверчивание кругов одного и того же. Зудящая мысль…
Ценность и такой негармонической, срединной, почти служебной музыки. В ней та необходимая степень подробности нашей жизни, которая так иногда необходима.
В этом ещё и то важно, что после этого промежуточного, неокончательного звучания может больше ничего и не последовать. Это чаще всего – неспособность пробиться дальше. В что-то более существенное.
«Слеза». Действительно слеза. Фактура музыки. У слез именно эти ноты, эти темпы, интонации, тембры…
Состояние музыки.
«Всё искусство стремится к состоянию музыки», - сказал Уолтер Патер…» - это из работы Бродского «Писатель и тюрьма».
Стремятся. Но не могут того, что может музыка. Рассказать, ничего не рассказывая, проживать, не проживая… Начинаешь что-то рассказывать и становится скучно. Все эти ненужные подробности. Через них так противно пробираться. Они не имеют отношения к сути.
Может быть Тютчев с его «мыслью изреченною» о том и говорит. О тщете слов.
Гаврилин.
«Перезвоны». Повороты. Мелодические. Стихия народная. Как ручной выделки материя. Так никто теперь музыкально не думает. Гаврилин успел.
Бессилие тех, кто остается. Так на этом бессилии все и закончится. Невероятные усилия. И не пересилить.
В Большом зале «Перезвоны». И кажется чудом, что нашлось народу чуть ли не на полный зал. В то же время на Невском бред молодежных тусовок. И все они обходятся без всего этого. И мир катится куда-то. Мир и молодость.
Вечер.
«Не выносишь одиночества. Такой вечер выдался.
Не выносишь одиночества нас троих: композитора, исполнителя, слушателя. Мы каждый сам по себе. То, что нас трое, почти ничего не значит. Мы стараемся не замечать друг друга. Есть стихия музыки. И в ней мы каждый сам по себе».
Уроки музыки.
«Она ботинок может научить играть на виолончели», - это про неё с её же слов. Ну, ботинок не ботинок…
И.С. ещё не понимает. Он не понимает самого главного – того, что в этом мире не так много мест и дел. Ему сейчас – внутри детства – кажется, что мир скрывает до времени от него свои чудеса. Но вот он вырвется из этой клетки и там будет так интересно! Он не знает ещё, что музыка – это одно из лучших прибежищ в этом мире.
«Интонационное убежище».
Вот начинается какая-то полудетская пьеса, и видно, как это могло бы быть. Этого нет. Но вот сейчас, пока длится музыка, видно, как это могло бы быть.
МР3
Композиторы. Старались, старались, писали, писали… А все их творчество запихнули в несколько МР3-шных дисков. У Баха и у Моцарта побольше дисков, но все равно как-то несоответственно. Вся их многотрудная жизнь поместилась в пластиковых кружочках.
Романсы.
*
«В дымке-невидимке». Соединение Фета, Танеева, Архиповой. Каждый поучаствовал. В целом. Архипова своим чистым голосом.
*
«Заветный именем будить ночную тьму...» Этот мир на самом деле существует или нет?
*
«Не говорите мне о нем...» Цыганская песня. Или цыганский романс?
Классические романсы все же шьют из более тонкой материи.
Музыка.
*
Музыкальное обновление души. То все со своим, унылым, усталым, нечудесным… А то вот так - как отмоешься в музыке. Ее интонационный строй выстраивает тебя. И этому отдаешься с облегчением. Это благо.
*
Из всего того, что придумал человек для передачи своих впечатлений от этого мира, что верней и глубже музыки способно на это!
Вся тоска этого человеческого общежития!
Только музыкальное высказывание дает концентрированное представление об этом мире во всей его полноте. С видимым и невидимым, существенным и случайным, космических масштабов и мизерным…
*
Музыка пытается вернуть человека в то состояние, которое ему нужно в этом мире для нормального существования.
Но как часто людям не до музыки!
*
В музыке – все самое прекрасное, что уже свершило человечество.
Люди одной музыкой сказали все, что можно было сказать об этом мире.
И даже если ничего больше не будет…
Музлитература.
Как в музыкальной литературе пытаются описывать музыку? Да вот смешно: нарастание чего-то... злые силы... лирические темы добра и счастья...
Что же еще остается делать! Не хочется расставаться с музыкой, хочется спрятать ее в головные мысли. Хоть в каком-то виде.
Черный голос.
Кто скажет правду о человечестве? Говорит правду – эта орущая со сцены негритянка. Джунгли. Раса вся ушедшая в стихию такого рода музыки. Здесь они целиком. Ритм, голая экспрессия…
Как они должны презирать весь остальной мир!
Работают как молотобойцы.