Россия. Дебиловатая, конечно, в глазах европейцев. Ее обижали и обижают по этому поводу. Умники. «Европейцы». Как внешние, настоящие, так и внутренние, отечественные.
Россия только и остается что обижаться... Или не обижаться. Кому как нравится.
России кажется несправедливым такое к ней отношение. Европейцам из Европы и самим при их политкоректности это кажется несправедливым, но они не могут преодолеть себя. Брезгливо отстраняются, зажимают платком нос, отводят глаза. И никогда не признают Россию за равную им.
А местные «европейцы» стыдятся своей родины - «неумной и немытой». Жалости от них не дождешься.
Может быть, то что сейчас прорезалось на Украине, это внешним образом, декларативно, по крайней мере, и есть что-то вроде противостояния западников и славянофилов. Только более жесткое, чем в прежние времена. Не только на страницах литературных журналов
Новороссия-14.
«Они счастливы. Они создали – пусть и силой оружия, пусть и временный – свой мир! Мир по высшим, какие только могут быть в реальности, понятиям. Реализация потребности многих людей, которых достала бестолковость сволочных порядков, непролазная мерзость жизни по чужим правилам. Особенно на Украине. Они живут единым духом. Плохо представляют, что их ждет дальше. Но сейчас они раскрепощены, вокруг друзья, единоверцы… Они как монастырские – живут идеей. Братство по духу. Почти религиозное. Почти революционное.
Заглянуть в этот можно через Интернет. Открытый мир. Этого никогда не было! Почти присутствие в нем. Уникальность момента. Только этого почти никто не осознает. Мимо этого проходят не замечая. Это проверка всех законов борьбы добра и зла в этом мире. Развертывается на глазах. С экранов мониторов, но не сериал. Реальность в реальном времени. Сиюминутно. Если закончится война, и их всех опять загонят в привычность мерзкой обыденности, эта открытость, эта подлинность человеческая уйдет, спрячется. Может быть, они победят в первую очередь духовно. В этой открытости, откровенности противостояния. Все-таки добро есть добро, а зло есть зло. И все должно стать на свои места. Иначе грош цена всем тысячелетиям прекраснодушия и мудрости».
|
|
Жизнь идеи.
«Коммунизма ждали как второго пришествия. Вот, вот, вот-вот... И ничего, и ничего...
У коммунистической идеи - у представлений о закономерности и непременности воцарения коммунизма на земле по объективным, очень научным законам - оказалась человеческая длительность жизни. Выросла, состарилась и умерла».
«Донбасс в огне».
«А ведь молчат! И те, и другие, и третьи. Те, кому всё еще доверяют!
«Неужели мир настолько подл!»
И все ведь можно испортить неосторожно высказанным мнением. Тревожные звоночки уже есть. Вернее гробовая тишина. Молчание невмешательства. Тогда, когда надо во всю глотку, на всех углах, при любой возможности! Ведь все перечеркнется! Вся накопленная годами мудрость с юмором пополам, все золотые россыпи интонаций, все запас образованности, жизненного опыта, все прекраснодушие! У кого что - все ведь разные. И смерть детей никто не простит. Некому будет прощать. Все обессмыслится! Все превратится в простую мерзость фальши! Из жизни вынут ее основу. Останется пустая оболочка. Убийственная».
|
|
Портреты мотороловцев.
Вольные люди. Живут будто бы в новом мире. Охраняют его с оружием в руках. Пытаются его обустроить.
Мир без фальши, мир конечных и главных человеческих ценностей.
Хотят жизнь на этой земле начать с чистого листа.
На этом листе – как на бланке писем с реквизитами организации – только одно слово «Новороссия».
Восстания.
«Город мастеров». Старый, советских времен симпатичный фильм.
Народное восстание против захватчиков.
Восстание, как единственно верное средство что-то улучшить в жизни? Раньше в этом не было сомнений.
Но вот как-то отношение к «народным» восстаниям сильно подпортилось после Майдана.
Площадь Ленина.
- Всякие там Касатоновы, Делягины… У Маркса все уже написано! Читайте Маркса!
- Энгельс посильнее будет.
Что это стеб? Можно было так подумать, если бы это не был коммунистическо-нацболовский митинг.
Хотелось спросить, не тот ли это Катасонов, который сравнивал «Капитал» Маркса по степени нечитабельности с Талмудом? Хотелось… Но можно было нарваться.
Предупреждение.
ТВ. «Фильм-предупреждение». Вряд ли можно кого-то предупредить. Что-то фатальное всегда было в русской истории. Ничем не остановить, не образумить, не напугать, не уберечь…
Одни «свинцовые мерзости» сменялись другими.
Да только ли русская история! Это же всегда и везде. Просто своя история нами переживается больнее и обиднее.
Обо всех других историях мы судим хирургически – стараясь не пропускать через чувства.
Сироты.
Новороссийские республики - ДНР и ЛНР. Они как сироты в детском доме Украины. Очень стараются понравиться. Чтобы их забрали в русскую семью богатые и добрые родственники.
|
|
«Видите, какие мы выборы провели! Какой у нас был референдум! Как у нас повсюду российские флаги!»
Но они еще не знают, что это за семейка. Какие в ней порядки водятся! И все ли там будут рады!
Ватник и совок.
*
- Знаешь ты кто тогда? Ты ватник!
- Ну что же, значит, так и есть. Пусть буду ватником.
- И совком!
- И совком.
- Чего ты так легко соглашаешься?
*
Он до сих пор не может полностью, окончательно понять, как это может быть, когда кому-то одному принадлежат целые огромные дома, фабрики, танкеры, самолеты, гектары земли!
Не перестроиться никак. Может быть, поэтому его никогда не интересовало то, что называется бизнесом.
Что-то вроде пожизненно вчеканенного в сознание табу. Эта часть реальности недоступна для него, будто и не существует.
Такой вот жизненный дефект – в подарок от социалистического прошлого. Совковый дефект.
Партия.
«Законопослушность и богобоязненность». Как девиз политической партии. Как рецепт нормализации жизни в России.
Соблазны.
«Надежда? В чем она? В том, что Россия проверила на своей шкуре чистую идею - социальную утопию. Да еще и в последние двадцать пять лет – чистую идею рыночного либерализма.
Россия и это протащила через себя, и другое, и третье...
В этом надежда. Кто не испытал, тот будет еще пытаться влезть во всякое. А у России – опыт! Опыт Гражданской войны, опыт разрушения государства. Одного, другого... По разным мотивам.
Сколько же можно! В этом надежда. Вроде все варианты идейно-социальных соблазнов пережиты, пора уже головой думать! Нет?»
Бессмертный полк.
День Победы. Осмысленный праздник. Таких немного. Может быть, только один такой.
Бессмертный полк. Как с надгробий – блеклые портреты, имена, даты...
Вдруг поднялись, встали и идут тесной толпой... Смотрят сверху – с высоты шестов, к которым крепятся их портреты, оглядываются по сторонам.
Серьезные, будто ошеломленные зрелищем неузнаваемо изменившегося мира.
И чувствующие некую неловкость перед этими почти уже незнакомыми им людьми, которые их несут над головами.
Проханов лучше понял: «это крестный ход». С ликами новых святых – тех, кто жизнь положил за страну.
На кухне.
- Сатирическое отношение к советским временам. Помните анекдот про Panasonic, которому подарили новую кассету. Советский магнитофон: «Дай пожевать!»
- А Рязановская полулирическая сатира! «Мы не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем». С восторгом цитировали. И Ахеджакова из оттуда вышла со своим покаянием.
- Почему все это стало мерзко?
- Анекдот про магнитофон - это смешно. Но что-то и мерзко.
- Запустили процессы, не нужные, убийственные для страны и для людей.
- Да, отношение к перестроечным временам сменилось. Думали, это нас двадцать лет водили по пустыне как Моисей евреев, чтобы мы отвыкли от советского рабства.
- Сорок лет.
- Что сорок лет?
- Моисей.
- Не суть. Главное - все оказалось мерзким предательством. Как в 1917, так и в 1992. Что за народ! Что за страна! Водят нас, водят всякие моисеи!
- Но-но! Только без этого!
- Может быть, надо раз и навсегда отменить «революционный» подход к жизни?
....
Возмущенный голос.
«Кризис, бедность, нищета, голод... Какое-то сумасшествие! Потеряна нить смысла существования.
Чего не хватает земному человечеству для того, чтобы жить спокойно, без страданий на глобусе!
Буржуи держат планету в тонусе, не дают вздохнуть. Кризис-то чего? Кризис системы управления экономикой. Управления! Люди готовы работать, зарабатывать, что-то строить, выращивать продовольствие и так далее. Ан нет! Это по экономическим законам невыгодно, неправильно, вредно, невозможно. Что невозможно? А работать, зарабатывать себе на пропитание, хотя все для этого, слава Богу, на земле есть. Земля, Солнце, люди, орудия труда, желание… Но почему-то нельзя. Кризис!»
Государь.
Президент... государь… Император – это, конечно, слишком! А «государь» - уже без запинки.
Как ни невероятно для бывших жителей Советского Союза, можно совершенно без затруднений вообразить и такое. По сути ведь одно и то же. Нет внешнего великолепия, а так все на месте.
Горностаевой мантии нет!
Биология.
«Происхождение видов». В видовой принадлежности главное не внешние какие-то сходства или отличия, а неспособность давать здоровое потомство при спаривании представителей разных видов. Не происходит здоровый обмен генами.
Так же наверное и разные «идеологические», как бы, виды утрачивают способность к скрещиванию - к обмену идеями.
Бывают, конечно, ублюдочные варианты: «и нашим и вашим», но они нежизнеспособны.
Это дает хоть какое-то, хоть поверхностное, объяснение тому, что никакие очевидности, никакие «аргументы и факты» неспособны сблизить политических противников. Они пасутся на разных политико-идеологических и даже культурных лужайках.
Бунтовщики.
«Достоевский». Фильм Хотиненко.
Привели петрашевцев на эшафот перед «расстрелянием». Дворяне, щегольские бачки, на некоторых военные мундиры... Баре. Благородные.
«И вишь ты! Туда же! – бунтовать!»
Как переламывали шпаги над головами не показали.
Их «страшная» вина!
«Члены общества, — говорил в своём докладе Липранди, — предполагали идти путём пропаганды, действующей на массы. С этой целью в собраниях происходили рассуждения о том, как возбуждать во всех классах народа негодование против правительства, как вооружать крестьян против помещиков, чиновников против начальников, как пользоваться фанатизмом раскольников, а в прочих сословиях подрывать и разрушать всякие религиозные чувства, как действовать на Кавказе, в Сибири, в Остзейских губерниях, в Финляндии, в Польше, в Малороссии, где умы предполагались находящимися уже в брожении от семян, брошенных сочинениями Шевченки (!)» («Википедия»).
«Возбуждали», вернее собирались «возбуждать».
Нетерпеливые. Те, кто не видел возможности улучшать этот мир постепенно, по крупицам, например, продвижением, внедрением либеральных преобразований доступными, законными способами.
С тех пор мало что поменялось. По-прежнему появляются те, кому нужно все немедленно, кому некогда ждать, пока всё само собой образуется.
При Советах не было сомнений, что жизнь движется и должна двигаться вперед революционными скачками.
Теперь, по прошествии почти ста лет с 1917 года, насмотревшись на черно-белые и цветные революции, уже нет прежней уверенности в том, как надо, как правильно, – эволюционно или, напротив, сразу - одной очистительной бурей.
Кровища, хаос, братоубийство, разорение? Во имя светлой идеи?
Есть власть, которая всегда боится подрыва устоев, не желает чтобы «раскачивали лодку», даже если и ее – эту власть - не всё устраивает в их собственном царстве-государстве.
Есть и «инертная масса», «обыватели», «филистеры»... Как там еще?
Жизнь течет, люди ходят на работу, плодятся, радуются Божьему миру в меру своих возможностей...
Но находятся те, кому всё в этом устоявшемся, «застойном», мире «активно» не нравится.
В жизни, и в самом деле, всегда есть то, что неплохо бы изменить.
И появляются «бунтовщики» - те, кто, может быть, в силу своего темперамента, молодого задора, особой чувствительности к несовершенству жизнеустройства не хотят потерпеть. Им надо очень срочно.
Самая главное в них – «нетерпение». Они пришли в мир, и им некогда. Все, кто был до них, просто не понимали, как надо. Но вот пришли они...
Можно всю жизнь быть тихо недовольным начальством. И не видеть другого способа преобразования общества, кроме самосовершенствования, – как советовал Лев Николаевич.
Российская история знала всякое. Весь набор, весь спектр способов и методов...
В 19 веке одни «благородные» шли в народ, другие – самые нетерпеливые и деятельные - в бомбисты.
Здесь, наверное, все-таки главное - темперамент, какие-то психические особенности...
Как относиться к этому нетерпению, к этим нетерпеливым? Как к бесам?
Или, может быть, все же, как к героям? «Освещавшим пламенем своего сердца дорогу человечеству к новому счастливому мироустройству», вскрывавшим застарелые нарывы общества, ломавшим, взрывавшим (в прямом и в переносном смысле) старый, заскорузлый порядок...
И может быть, жизнь по-другому не движется – только качественными скачками, тектоническими сдвигами, взрывообразно, хирургически. Со всеми вытекающими... Может быть, это что-то неизбежное?
И кровь, и хаос, и братоубийство, и разорение... Во имя светлой идеи. Же.
И как можно было не «сочувствовать»! С их благородством!
«Благородные»! С двумя оттенками смысла.
Эти два смысла так и покатились рядышком. Докатились до 17-го года. До большой крови.
Их благородия с «их сочувствием»...
А сочувствовали очень многие. Как и во все времена, больше всего – студенты, профессора, гимназисты. Здесь совершенно очевидная привязка к началу жизни, к той первоначальной чистоте помыслов, с которой все начинают взросление и формирование жизненных приоритетов.
И это никак нельзя было перебить, смягчить, пустить по другому руслу.
Россия должна была это попробовать. Этим переболеть.
А переболела ли?
Нет ответа.
Одни и те же разговоры, одни и те же споры! Век спустя, полтора века, больше... Одни и те же вопросы.
Сродни вечному гамлетовскому - «быть или не быть?»
Вот и Достоевский задавал свои вопросы.
А ответа на них не было и нет до сих пор.
Может быть, их и не должно быть?
И остается только еще и еще раз мысленно переживать, проживать все эти бесчисленные судьбы, события, повороты истории, всякий раз удивляясь, или не очень удивляясь, тому, что все пошло так, а не иначе.
Божий мир.
«Все-таки ждешь, когда наступит поворот. Это все же не дьявольский, а Божий мир! Где-то у них должно быть дно их бессовестности! Мир все-таки не сгинул до сих пор, несмотря на присутствие в нем во все времена сказочных негодяев.
Вот послушайте, что говорит об этом зам. Гиви, позывной Аргон:
«Люди идут воевать за свою землю, за своих детей, за жизнь, за будущее, за... только за светлое. А вы есть темная сила, вы все умрете. Как было во всех сказках, в истории, везде. Вам всем хана».
Логика.
Либералы против социального государства. Потому что «злое, хитрое, корыстное, бессовестное животное» неспособно построить справедливое, доброе, честное общество.
Не надо и стараться.
Поэтому лучше уж иметь государство, где все эти природные качества человека можно использовать по назначению и наиболее эффективно, то есть капиталистическое государство.
Остается только один вопрос: подо что использовать?
Интернет.
Блоги о Украине. У одних просто, как любят здесь выражаться, «респект» к этой борьбе с нацистами и вообще к этому отношению к жизни...
Другие выискивают какую-то будто бы объективность. Пытаются взвешивать все на либеральных весах. Но заранее готовы к обвешиванию. Их весы всегда ошибаются в нужную им сторону.
Есть ядовитые блогеры. Мерзкие мыслишки и соображения... Это такой тип характера. Почти психиатрическая в них сидит уязвленность. Говноискательская.
Год.
*
Циолковский, «Космическая философия».
«Революцию встретили радостно. Надеялись на конец войны, на свободы».
Февральскую революцию – надо полагать.
Так же радостно воспринималась большинством граждан перестройка.
Свежий ветер перемен...
*
Новые лозунги.
«Да здравствует социализм», «Да здравствует демократическая республика», - читается на транспарантах, которые возвышаются над толпой, запечатленной на фотографии тех лет.
Этого еще не пробовали! Ринулись в это.
А через семьдесят лет - реставрация как бы прежнего мира. Только «как бы». Контрреволюция. «Сверху» - по сути.
Наличие одной партии вместо многих, спецструктур, всеобщего контроля за воспитанием, за идеологией, за поведением, за образом мысли не смогли предотвратить происшедшего.
И в 1917, и в «перестройку» - предательство элит. И новое соблазнение народа. Опять: захотелось попробовать.
«Свободы»! В том и другом случае. Соблазн свободы.
Не уберечься как-то. Впадает страна неизбежно, будто стихийно, фатально. Сыплется как карточный домик.
И опять тревожно. Ни на что нельзя понадеяться.
*
Теперь делается все очевидней: 17 год был не совсем по ленинской теории, не только от естества народных чаяний, когда «низы не хотели, а верхи не могли». Дом не сам загорелся от классовой ненависти, а его подожгли со всех сторон: немцы, англичане, революционеры, буржуины...
Эта мысль покрывает все частности борьбы политических идей. Несущественные частности.
Не история политических идей, а история вбросов политических идей.
Цельный мир разрывается на части идеями – этими абстракциями, химерами, порождаемыми людьми в стремлении понять, объяснить, исправить, спасти мир.
Те, кто правит этим миром, с удовольствием подбирают все это, взращивают, вплетают в жизнь человечества. И потом любуются плодами своего труда.
Бесы крутят сознанием, волей, чувствами людей.
И где в свете всех этих прозрений оказывается революционный романтизм, которому отдано было столько творческой энергии и энтузиазма нескольких поколений огромной страны! Известно где.
*
«1917. Слом. Из благих пожеланий. Перевернули жизнь, взболтали, перемешали, взбили сволочную пену. А дальше - бессмыслица, абсурд, страх, жестокость, деградация... Так это представлялось в интеллигентских причитаниях. Да так и было.
А стоило оно того? С учетом 1991. Да и просто так, безо всякого учета. Такая встряска русской жизни. С неисчислимыми смертями, разрушениями, с ненавистью, слезами, горем...
Политическая логика, подминающая под себя все разнообразие жизни, ломающая связи, договоренности, правила, порядки, уклад...
И потом опять и опять такое повторяется в разных частях света. И люди еще не наелись до сыта всем этим. И опять и опять взращивается в людях это радикальное отношение к существующему миропорядку. Каждый раз кажется, что это что-то непохожее на прежнее, и что вот в этом-то случае можно применить революционные средства для изменения жизни. И опять кровь, смерть, слезы, разрушения...
На очереди у радикальной мысли - несправедливое, античеловеческое финансово-олигархическое устройство мира. Как с ним бороться?»
*
«В начале было слово».
Неосторожность в словах. Мягко говоря.
«Диктатура пролетариата», «революционное насилие», «красный террор», «экспроприация», «классовая борьба»...
Дай только волю! В России всегда было важно словесно оформить действия. Раз произнесено, да еще и пропечатано – значит, все в порядке. И пошло-поехало! Натворили делов. По идейным соображениям.
*
События на Украине, начавшиеся в 2014 году, показали, как примерно это было в России 1917 года.
Показали, как с «народными порывами» все может быть неоднозначно, страшно и мерзко!
Через увеличительное стекло ТВ все увидели, какое грязное это дело – революция! Досужей публике продемонстрировали, что можно сделать с людьми и со страной, если раскрутить с помощью зазаборных профессиональных разрушителей чужих государств реалити-шоу под названием «Народный гнев».
Подготовка, подначивание, возбуждение слепых бесовских сил, которые, как бациллы страшных болезней, всегда существуют в организме общества, но которые в обычной жизни подавляются, держатся под контролем.
Украина показала, опять же в ТВ-увеличении, что такое война. Масштаб, конечно меньше, чем в Гражданскую или Отечественную, но ужас происходящего с людьми тот же: кровь, смерть, разбитые судьбы, разрушенная материальная среда...
Будто иллюстрированная хрестоматия по истории.
У потребителей СМИ появилась возможность смотреть изо дня в день бесконечный сериал «Идиоты и негодяи у власти».
И вроде бы должна быть хоть какая-то логика в этой бесконечности, которая бы объяснила публике, чего ей ждать – трагедии и ужасов или более-менее благополучного конца безумным событиям! Но пока все продолжается, и угадать, как и когда кончится, невозможно.
И вроде всякого насмотрелись, но именно из-за того, что «всякого насмотрелись», предполагаешь, что может быть и еще что-то, неожиданное и невиданное, но столь же, или еще более, мерзкое.
*
М.Л.Гаспаров, «Записки и выписки».
«Головотяпство родило революцию: Февраль начался бунтами из-за бесхлебья в очередях, а после Февраля оказалось, что хлеб в столице был. Солдаты хотели мира, потому что не было снарядов, между тем оборонная промышленность работала на зависть союзникам, и только продукцию ее никак не могли довезти до фронта. А накопилось ее столько, что хватило на три года гражданской войны (Геллер и Некрич)».
Либероиды трактуют причины февраля как «головотяпство». И Гаспаров с ними согласен. Такой дефект понимания. Либерастский.
Февральская революция – тот же оранжевый майдан. Помогли России в выборе «лучшего будущего». Тогдашние либерал-предатели, радикалы всех мастей, зарубежные партнеры...
На этом фоне большевики – это объективное оздоровление России. Они не дали сожрать Россию, что непременно бы произошло с помощью «партнеров».
Говорят о происходящих раз в сто лет попытках уничтожить Россию. Поляки, шведы, французы, немцы.
А 1917 год – это еще один вариант, кроме нашествия европейских армий, уничтожения России. Изнутри.
И помешали этому только большевики. Неожиданно для «европеоидов». Кто в начале 1917 года считал их за реальную политическую силу!
Заболевшая революцией Россия лечилась древним медицинским способом - кровопусканием. Для понижения уровня радикализации. Для умиротворения.
Наверное это же ожидет и Украину.
*
Ленин. Азартная уверенность в своей правоте, в своем понимании. Ввязался. И ввязал Россию в это свое понимание. Конечно, не предвидя таких последствий. Или предвидя, но они его не пугали.
А были ли другие варианты? Несомненно, были. И кто знает, было бы от этого России легче!
А многие вообще считают, что большевики спасли Россию.
Так или иначе, но Ленин сумел утянуть Россию именно в свое понимание. И было бы странно, если бы он уступил страну какому-то другому партийному пониманию. Такова логика политической жизни и просто жизни.
*
Их больше всего потрясло то, что тот самый народнический, некрасовский народ, народ народовольцев, над которым проливали слезы их разночинные отцы и деды, этот народ оказался таким, каким оказался. Надругался над их самыми лучшими чувствами, самыми неколебимыми представлениями о жизни России, о себе самих...
Главная беда все-таки произошла в феврале. Вот когда все было сломано. Может быть, тоже из лучших побуждений. «Долой тиранию!» «Власть народу!» «Свобода!» «Братство!»
*
50-80-е. Жизнь казалась неизменной, неколебимо устроенной. Все при деле. Партсобрания, съезды, учебники, лозунги на зданиях, ТВ, парады, доклады, праздники, кинематограф...
Такое стойкое понимание, что в 1917 году все уже окончательное в этой стране произошло – переломное, дающее основания русской жизни на необозримое будущее...
И как в 1917 году «слиняла» старая Россия почти моментально, так в несколько лет слиняла Россия Советская, коммунистическая.
*
Нынешний смертельный раздрай по политическим мотивам. В самом деле, перестают терпеть друг друга в быту, на службе, в трамвае... из-за неприятия политических взглядов друг друга. До Украины такого никогда не было. Все было терпимо, идейные битвы были где-то вдалеке от реальности...
Битвы были, но в кругах творческой интеллигенции. К примеру, журнальные войны между «деревенщиками» и либералами, между «Москвой», «Нашим современником» и прочими.
Теперь непримиримость спустилась в массы. И кажется, что никакого примирения быть не может. Нет ничего срединного, нейтрального, примиряющего.
В 17-м было как-то совсем не так. Там был навязанный революцией жесткий раздел граждан по социальному принципу на трудящихся и эксплуататоров.
Была еще интеллигенция. Революционная, творческая и просто обывательская.
У интеллигенции всегда присутствовал комплекс вины перед бедным, закабаленным царизмом народом. Это подмешивалось к непримиримости. Которая от этого становилась не такой непримиримой. Что-то покаянное, жалостливое и жертвенное.
Тут, наверное и христианство с толстовством подготовили заранее умы именно к неприятию революции, противостояния, насилия...
Бороться против народа, вовлеченного в политические битвы, до конца отдаваясь своей борьбе, совестливый интеллигент не мог. Были, конечно, и те, кто не принимал в расчет эти народнические, народолюбские соображения. Но в основной массе совестливый интеллигент не знал, куда ему податься, путался под ногами, уходил от борьбы в сторону, пытался просто пережить тяжелые времена. Или пополнял ряды эмиграции... И были те, кто отбрасывал свои сословные представления, полагаясь на мудрость народной жизни. И шел в «народную интеллигенцию».
Народ как дитя. Взалкал какой-то невиданной никогда прежде жизни в социальном государстве. Детские представления постепенно переродились, конечно, народ повзрослел. Выросла совсем новая «народная интеллигенция».
С Украиной водораздел совсем другого плана: намешано из разных сфер: тут и подлые внешние враги нападают, и фашисты в новом обличии, тут и неприятие либеральных «новоевропейских» ценностей... Почти ничего общего у либерала и патриота. И пользу родине каждый понимает по-своему. Никак не примирить!
2014.
- Играют до конца. В какую-то лицемерную, безбожную игру.
- Может быть, они точно знают, что Бога нет.
- Что это меняет! Знаешь – не знаешь... Ничего не меняется.
- Для тебя не меняется. Для нормальных людей не меняется. А для них это, может быть, главный вопрос. Вопрос жизненной стратегии.
- Да, здесь что-то другое. Нам не понять.
«При румынах».
*
Старик Курилов ребенком был в оккупации. Но в его родном селе это предпочитают называть «жить при румынах».
Это о многом говорит. «Румыны» - это такой сорт властных структур. Только и всего.
Иногда и без войны с оккупацией - изберут, положим, поганую власть и живут под ней, при ней. До следующих выборов. Пережидают.
Румыны, или какая-то другая власть, управляют территорией, на которой живут люди. И при любой власти эти люди занимаются своими привычными делами: работают ради куска хлеба, растят детей, болеют, женятся, умирают, любят, празднуют, развлекаются...
Повседневные заботы как бы заслоняют собой и высокие идеи, и политику.
По крайней мере, до тех пор, пока власть совсем уж не оборзеет!
*
То же самое было и у каких-нибудь французов с бельгийцами, которые тоже жили в оккупации - «при немцах». Были, конечно, resistants. Но основная масса притирается к новой власти.
Привыкают и живут при любом начальстве.
Одна власть более симпатичная, другая менее. Свои начальники, конечно, ближе, приятнее, но и с новыми властями можно ладить, если не высовываться. Европейцы же они все, чай! Хоть немцы, хоть не немцы!
Это то, к чему хотят подвести и Россию. Привить ей либеральные нравы. Хотят и из варварской России сделать ко всему терпимую Европу.
Перестройка.
- Восемьдесят пятый, Горбачев применил перестройку...
- Это не смешно.
- И что?
- Наверное это никогда не станет предметом анекдотов в той степени, в какой стали времена Сталина, Хрущева, Брежнева.
- Почему?
- Тоскливо сразу становится. Обратная сторона эйфории, которую испытывали все почти поголовно.
- Перестройка была тем соблазном, через который должна была пройти Россия.
- «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит!»
- Вот именно. Надо было пройти. Деться некуда было.
«Оппозиция».
«Эти... Как там их? Навальный, Собчак... Как-то же они выбрали себе занятие по душе - быть раздражителями власти! Нащупали свой путь по жизни. Политического смысла в них, конечно, нет. Шавки! Мелкие, брехливые, заливистые...»
*
«Русофоб!» Оскорбился не тем, что он русофоб, а намеком на то, что он не русский.
Спекуляция.
«Словесные», «понятийные» спекуляции. Именно что «спекуляции»! - в бытовом смысле слова. Там купил, тут же в другом месте продал с наваром дополнительного смысла. Манипуляции смыслом.
Что делать?
- Испортили историю человечества. А могла бы быть такой славной!
- Глупости! Здесь что-то другое.
- Столько злодеяний! Столько стонов, мук, проклятий!
- Все это лечится тишиной небытия.
- Скажи еще вечностью!
- И вечностью.
- Что же делать?
- Поплакать. Попросить прощения. Закрыв глаза.
- И поможет?
- Попробуй!
Коммисары.
«...комиссары в пыльных шлемах...»
А потом случилась эволюция взглядов на все это. На все то, о чем поется в песне. Как-то по-другому стали объяснять себе прошлое.
Сначала они были просто внуками тех комиссаров. Осознавали себя именно в таком политическом, историческом, идеологическом пространстве. Оглядывались по сторонам, прощупывали мысленно это пространство, давали всему имена, описания, оценки... И будто бы понимали!
Они родились в самой лучшей стране на свете. Они должны были гордиться этой страной, ее историей, ее людьми...
Потом это начало куда-то пропадать. Стало казаться слишком пафосным. Потом смешным. Потом фальшивым.
Что они все под конец жизни думали о своих «комиссарах»?
Это сейчас пытаются найти результирующую в оценке тех событий, которые прокатились по России за двадцатый век. А тогда – в 90-е - еще толком никто не успел обеспокоиться. Выбрасывали все, чем семьдесят лет жила страна, с корабля современности. Без особого сожаления.
«Ещё можно успеть».
Фильм 1974 года.
Смешение двух вещей. Не только в этом фильме. Может быть, в большинстве советских фильмов. Смешение, совмещение в одном деле законов искусства, природы творчества, потребностей кинобизнеса и т.п. – это с одной стороны. И идеологических задач, поставленных перед создателями фильма – с другой.
Киношники сочиняют истории по своим канонам, по своим внутренним правилам, в конце концов, по произволу и хотениям авторов. Вот ему хочется что-то красивое, мелодраматическое, гуманистическое... И ему дают это снимать. Надо только всю эту творческую стихию направить по идеологически правильному руслу.
И необязательно коммунистическому, советскому. По любому! Тот же расклад с любой идеологией. Мало ли мелодраматического, слезоточивого, пафосного с совершенно других позиций и идеологических предпочтений. У либерастов, у «голливудских сапожников», да просто у обыкновенных фашистов! Всякая идеология легче поглощается и усваивается в «творчески» обработанном виде.
В общем-то известное дело.
Вот и это кино... Теперь уже нельзя с полной уверенностью считать, что так оно и было на самом деле. Нельзя сказать - превратная это была картина жизни или нет.
Не злонамеренно «превратная», а из совершенно искренних - от полноты души, от совершенно невинной чистосердечности – побуждений!
Можно загореться, можно вдохновиться, можно взять за образец для подражания, можно запечатлеть в своем представлении это время именно таким, как нам показывают, и на этом строить все дальнейшие возможные рассуждения о мироздании.
Так что это совсем не невинные вещи.
Жизнь всё, конечно, расставляет по своим местам. Такие фильмы - и многие другие, не так откровенно показывающие идеологические механизмы советской жизни - они сохраняются в памяти зрителей как что-то наивное, идеалистическое, только отдаленно похожее на реальность. В полном смысле - «как в кино»!
Можно и не так, а более резко, с ненавистью, с неприятием ни в каком виде, не подслащено – так, как это было сказано в фильме 1982 года «Остановился поезд»:
«Вы своими баснями рисуете превратную картину жизни!»
От этого никуда не уйти. От «басен», от пиара, от откровенной агитации, от подгонки под нужный ответ...
И не уходят. Хоть раньше, хоть сейчас. Хоть у нас, хоть у наших «партнеров». Все понимают, что это и называется «информационной войной».
Только в России этого пока стыдятся, краснеют, мямлят, оправдываются...
Программа.
«”Весь мир насилья мы разрушим...” “Мир” и “разрушим”. Это главные слова. Это выделяется.
Жили по песне. Буквально. Программа максимум. В самом обобщенном виде. Максимум максимума.
Это как пользоваться пачкой «Беломор-канала» вместо морской штурманской карты».
Причины.
Человечество все еще не научилось жить.
И мы живем в неустроенном мире.
Он судорожно и бестолково пытается усовершенствовать себя.
Напрасно.
И настоящих причин этого еще никто не открыл.
Кто-то, может быть, знает, но его никто не будет слушать. Особенно, если он живет в специализирующемся на всезнайках учреждении. Да и мало ли кого в этом мире в разные времена не слушали!
Крым.
- Крым. Та самая «маленькая победоносная война». Да еще и бескровная!
- Крымская? Для подъема патриотических чувств! А ведь и правда!
- В исторических анекдотах к такому инструменту патриотического возбуждения масс всегда было ироническо-сатирическое отношение.
- Значит, надо как-то не так это все описывать. Другими словами.
- Как ни описывай…
- Но ведь не специально же это было! Непреднамеренно, можно сказать. Случайно. Обстоятельства так сложились.
- Ну-ну.
- В этом все дело: как в анекдот попадет эта история – как «случайная» или как «специальная»?
Демократия.
«Митинги, пикеты, шествия, петиции и другие элементы демократического давления на власть.
И все перечисленное превращается в профанацию! Весь этот демократический инструментарий научились употреблять как прикрытие для всяких мерзостей. Научились, научились! Высшая школа демократических манипуляций и подтасовок. Ловкость рук!»
Европа.
*
«Вся ненависть Европы, накопленная веками, заговорила вдруг по-русски и по-украински.
Вселилась в русских и малорусских.