Холод накрывал ее с головой, она себе не принадлежала. Закрывалась с бутылкой джина и ныряла в туман, как в ласки возлюбленного. Жила в тумане, упивалась туманом. Это был лучший любовник из всех, и она охотно падала в его объятия, словно в пышную мыльную пену, исцеляющую освежеванную, мучительно страдающую грудь. Вяло плыла сквозь дни, не думая, не чувствуя, не существуя, иначе боль съест заживо.
Просто убейте меня, просто убейте меня. Почему я не умерла?
Отец потребовал, чтобы она бросила пить. Муж поместил в реабилитационную клинику, стремясь, как всегда, научными методами излечить ее эмоциональную ущербность. Ничего не имело значения. Ей было наплевать, что они думают, наплевать, чего они хотят, наплевать, что сын превратился в мрачного, жесткого маленького мужчину, неспособного улыбаться. Ей было наплевать абсолютно на все.
Затем Харпер – ошеломленный, подавленный, трудоголик Харпер – преподнес сюрприз. Перевез их всех в Бостон, где образы Меган больше не чудились ни ей, ни Брайану. И в один решающий момент, из тех, что дарили ей веру в него и надежду на сохранение брака, Харпер привел жену взглянуть на Папину Девочку.
Патриция бросила один взгляд на Мелани – маленькую, серьезную, голубоглазую Мелани, и все в ней надломилось.
Она рухнула в любовь. Лед треснул, туман отступил. Так сильно захотела забрать эту девочку, что ощущала физическую боль. Хотела избавить бедняжку от бед, хотела заверить, что все будет хорошо. Хотела уберечь от любой, самой пустяковой опасности.
Полюбила маленькую Мелани просто за то, что та была маленькой Мелани. Полюбила за то, что малышка переживала даже за незнакомцев, что старалась вызвать у людей улыбку. Мелани была сильной. Скрытной. Серьезной. То есть именно такой, какой всегда мечтала стать Патриция, но так никогда и не стала. Мелани сделалась героиней Патриции Стоукс.
|
|
Ради Мелани Патриция взяла себя в руки. Ради Мелани снова полюбила Брайана и начала уделять ему внимание, в котором мальчик отчаянно нуждался, которое вернуло ему мать. Ради Мелани даже снова начала заниматься любовью с мужем, потому что именно тогда, когда Патриция решила, что от их брака ничего не осталось, Харпер преподнес ей этот драгоценный подарок – вторую дочь и шанс на этот раз сделать все правильно.
В ту ночь, когда Мелани привезли домой, Патриция медленно сняла с себя одежду и впервые за пять с половиной лет скользнула в объятия мужа. Харпер не оттолкнул, хотя она знала, что у него были и другие женщины, и что его сердце не совсем оттаяло к ней.
Когда недолгое соитие завершилось, она поняла, что Харпер никогда больше не будет любить ее так, как когда‑то. Не будет больше поклоняться и неотступно преследовать, как в самом начале. Никогда больше не посмотрит с былой страстью.
Он просто смирился. Заботился о ней, как и прежде. Но не простил. В Техасе прощение – женская обязанность.
Теперь Харпер изучал деловые страницы. Углубился в столичные новости. Патриция мельком глянула на лицо мужа, хотя знала, что за прошедшие десятилетия ничего не изменилось – все те же голубые глаза, квадратный подбородок, густые золотистые волосы.
Даже в свои пятьдесят восемь он выглядел тем же мужчиной, который влюбил ее в себя и увел у Джейми О'Доннелла.
Патриция запустила ложку в грейпфрут.
|
|
И вдруг нахлынули незваные воспоминания о техасских ночах, жарких и влажных, когда все трое считали, что покорят весь мир, ведь Джейми необыкновенно силен, Харпер необыкновенно очарователен, а Патриция необыкновенно красива.
У Харпера нет ничего, кроме обаяния и улыбки, детка. Он одержим имиджем, а не сутью. Тебе нужен кто‑то получше.
Он понимает меня, Джейми.
Почему? Потому что носит правильную одежду и делает маникюр? Потому что продаст родную мать за приглашение на вечеринку для избранных?
Именно, любовь моя. Именно так.
– Прости меня, Меган, – одними губами прошептала Патриция грейпфруту. – Мне очень жаль.
– Что? – оторвался от чтения Харпер.
– Я беспокоюсь о Мелани.
– Она слишком увлеченно трудилась, – серьезно заметил он, немедленно опустив газету.
Здоровье было его территорией, и Харпер всегда очень беспокоился о Мелани, особенно во время приступов мигрени.
– Ей надо научиться сбавлять темп.
– Я пыталась, – привычно откликнулась Патриция, потом легко пожала плечами – она так и не сумела заставить сбавлять темп ни дочь, ни мужа.
– Что, если мы все вместе поедем в отпуск? – предложил Харпер, словно прочитав ее мысли.
– Прости?
– Послушай, Пат, – убеждал он, склонившись вперед, – я уже несколько недель обдумываю эту идею. Я вечно обещал, что когда‑нибудь, после выхода на пенсию мы объедем весь мир. Но, черт возьми, я не становлюсь моложе. Как и ты. Может, настало время наконец поддаться порыву. Возьмем детей и рванем в кругосветный круиз. Что скажешь?
Патриция потеряла дар речи. Трясущиеся пальцы выпустили серебряную ложку. Кругосветный круиз. Вот так просто. В самых смелых мечтах муж никогда не делал подобных предложений.
|
|
Осторожно вгляделась в Харпера, выискивая нечто диковинное.
И гадала, осознает ли муж, что даже после всех этих лет она его любит, как любила всегда.
Даже тогда, когда он предпочел семье работу. Даже тогда, когда предъявлял глупые мальчишеские претензии, а затем возвращался домой и сухо целовал в щеку.
Гадала, осознает ли муж, как терпеливо и спокойно она ждала того дня, когда он объявит об увольнении и снова будет принадлежать ей одной.
Тогда, возможно, они смогут вернуть то, что так недолго разделяли в первые жаркие дни в Техасе. Тогда, возможно, они смогут наконец оставить позади взаимные ошибки, взаимные обиды и взаимные сожаления и начать все заново.
Ведь все твердят, что никогда не поздно начать новую жизнь?
– Ты… оставишь больницу?
– Ну, уйти в отпуск не значит оставить.
Патриция отвернулась, чтобы скрыть разочарование.
– И надолго? На неделю, две?
– Дольше. Месяца на четыре, даже на полгода. Черт, может, я действительно вопреки рассудку оторвусь на всю катушку.
Отпуск. Патриция снова сосредоточилась. Непонятно, то ли восторгаться, то ли насторожиться. Изо всех сил изобразила заинтересованность.
– Правда? Когда?
– Полагаю, на следующей неделе, – невозмутимо сообщил Харпер.
Патриция не сомневалась, что во внезапной воцарившейся тишине муж слышит грохот ее сердца. На следующей неделе. Харпер никогда не действовал так стремительно. Никогда не совершал подобных драматичных поступков – наплевать на карьеру и отправиться отдыхать.
Боже, дело вовсе не в Мелани и не в романтике. Он знает. Муж знает.
О записке, найденной ею в машине после встречи Анонимных Алкоголиков. Внутри ее поставленного на сигнализацию мерседеса, на сиденье водителя.
Четыре слова, вырезанные из журналов. Простых. Зловещих. Замораживающих до мозга костей.
Ты получишь по заслугам.
Оледеневшую после прочтения Патрицию, с бьющимся в груди, как пойманная птица, сердцем, охватило ужасное предчувствие, что прошлое смешивается с будущим, а она не в силах ничего остановить. «Не обижай ее, – мысленно молила она. – Не причиняй Мелани боли. На этот раз я не оплошаю. Клянусь, клянусь, что не оплошаю».
– Пат? Ну же, я‑то мечтал тебя обрадовать.
– Шесть месяцев, – прошептала она, не отрывая взгляда от стола. – Где‑то далеко‑далеко. Мелани возьмем?
– Да.
– А… а Брайана?
Харпер заколебался, потом медленно кивнул.
– Только без любовника. Я пытаюсь, Пат. Господи, я пытаюсь. Но пока не готов пойти так далеко.
– Всей семьей, – прошептала она. – Уедем. Куда подальше. Им нужно больше недели, дорогой. Слишком мало времени.
– Ха, – твердо отмахнулся Харпер, – уж если я способен бросить свою больницу, то пусть и молодежь поторопится.
– Значит, в следующую пятницу?
– Да. В следующую пятницу.
Надо надавить, подумала она. Потребовать объяснений. Но слишком боялась ответов.
– Прекрасно, дорогой, просто чудесно, – пролепетала Патриция.
– Доктор Шеффилд пришел, – сообщила появившаяся в дверях Мария.
Харпер удивился, но потом поднялся, мимолетно клюнул жену в щеку и дотронулся до пурпурных подсолнухов, поставленных утром на столик в патио.
– Все будет хорошо, – тихо заверил он. – Вот увидишь.
И ушел. Патриция осталась наедине с недоеденным грейпфрутом. Гадая, что же это такое. Импровизированный отпуск без уважительной причины. Ее собственная отчаянная готовность подыграть.
Секреты. Ее. Его. А вчера вечером она заподозрила и Мелани. Слишком много длинных пауз в речи дочери. Слишком много уклончивости в глазах. Мелани всегда чересчур многое держала в себе. Неужели она действительно думает, что родители этого не замечают?
Ты получишь по заслугам. Ты получишь по заслугам.
О, Боже, Боже.
Патриция почувствовала невероятную слабость. Еле‑еле подняла ложку и заставила себя поесть. Дыхание стало тяжелым и учащенным. Жизнь снова закручивалась по спирали. Страх нападения. В ее‑то возрасте, казалось бы, пора лучше владеть собой. Но увы…
Немедленно отправилась на поиски дочери. Достаточно просто взглянуть на Мелани, просто убедиться, что с ее девочкой все в порядке, что ее не похитили, не искалечили, не убили, и сразу полегчает. Еще бы убедить себя, что сейчас все по‑другому, что прошлое действительно кануло в Лету и давно умерло…
Но Мелани нигде не было видно. В половине одиннадцатого утра Патриция заползла в постель.
Твердя себе, что должна быть сильной. Не такой, как сегодня.
* * *
Мелани снова проспала, пришлось поспешить, чтобы собраться к десяти. Натянула через голову платье, набирая номер Энн Маргарет, которой сообщила, что сегодня не придет в донорский центр. Плохо себя чувствует. Наверное, легкий грипп. Энн Маргарет отнеслась с пониманием. «Не волнуйся, дорогая. Хорошенько отдохни, дорогая. Ты же знаешь, как мы все о тебе беспокоимся, дорогая».
Мелани спустилась по лестнице, ощущая каждый дюйм высоты. Она ненавидела ложь, а в эти дни слишком часто приходилось врать.
Распахнула передние двери в восемь минут одиннадцатого. Дэвид Риггс ждал на другой стороне улицы, опираясь на вишневое дерево, скрестив ноги, его ястребиные лицо выказывало нетерпение. Он выглядел так, будто не спал прошлой ночью, а когда заговорил, не стал скрывать скверное настроение.
– Это Уильям Шеффилд только что вошел в дом? – спросил Дэвид вместо приветствия.
– Да. У него, наверное, встреча с папой.
Мелани терзала ремешок сумочки, старательно прилаживая на плечо, но, видимо, Дэвид решил, что хватит ждать. Оттолкнулся от дерева и сразу зашагал вперед.
– Они всегда встречаются в вашем доме?
– Ну, нет, не всегда.
– Почему сегодня утром?
– Понятия не имею. Я просто уловила отрывок разговора, пока они входили в кабинет. Уильям был расстроен. Вроде бы прошлой ночью вломились в его дом.
– Вломились в его дом? – внезапно остановился Дэвид. – Как в ваш вчера вечером?
Мелани поняла, в каком направлении устремились мысли бывшего полицейского, и покачала головой.
– Уверена, что между этими инцидентами нет ничего общего. У Уильяма имеются небольшие проблемы с азартными играми, с бинго на фантики, понимаете? Наверняка он снова немного вышел за рамки, и несколько кредиторов решили помочь себе сами. Именно это проворчал папа, открывая кабинет: «Ну, Уильям, а чего ты ждал?» Кажется, злоумышленник даже оставил записку.
Дэвид схватил ее за руку. Возбуждение в его глазах застало ее врасплох.
– Записку? Какую записку?
– Я… не знаю. Мало что услышала.
– Уильям не сказал, что украли? – наседал Дэвид. – Он и правда жаловался на большой проигрыш?
Мелани честно постаралась вспомнить. Но она действительно не слишком прислушивалась.
– Кажется, он все отрицал, похвастался вчерашним выигрышем, но отец не поверил и заявил, что его репутация говорит сама за себя.
– А что про записку?
– Мельком упомянул, ну, что‑то вроде: «Если это кредитор, то почему, черт возьми, он оставил записку? Кредиторы забирают деньги, а не пишут посланий». – И, помолчав, добавила: – В общем, Уильям был расстроен, отец пытался его успокоить. Конец истории.
Дэвид все еще хмурился, но наконец отпустил ее руку.
– Хотелось бы знать, что в ней написано.
– Зачем? Что там может быть такого важного?
– Ты получишь по заслугам, – процитировал Дэвид. – Разве не это сказал Диггеру аноним?
– О…
Мелани и забыла об этом моменте. На миг задумалась, потом покачала головой.
– Уильям не имеет к нам отношения, он просто сотрудник отца. У него достаточно своих проблем.
Дэвид перестал допрашивать, и оба пустились в путь.
Утро выдалось ярким и солнечным, на небе ни облачка, на засаженной деревьями улице ни единого туриста. Мужчины в двубортных пиджаках – любители поглазеть в витрины Армани, студентки колледжей с проколотыми пупками вливались в кафе и бутики Энн Тейлор. Они с Дэвидом пробирались сквозь толпу. До отеля всего пятнадцать минут ходьбы.
Мелани, наконец, посмотрела на своего молчаливого компаньона. Дэвид оделся по такому случаю в черные брюки и спортивную куртку. «Брукс Бразерс», предположила она. Хорошо выглядит. Даже отлично.
Они прошли четыре квартала вниз по Ньюбери без единого слова, нервы Мелани не выдержали.
– Вчера приятно провели вечер?
– Как денди.
– Сегодня вы меньше хромаете.
– Повезло.
– Вы не слишком разговорчивы, да?
– Вырос среди мужчин. Даже за едой все молча жевали.
– Бьюсь об заклад. А что случилось с вашей матерью?
– Рак.
– Сожалею.
– Она стоила любых сожалений.
– Итак, у вас есть отец и… – не отставала Мелани.
– Один брат. Младший. Стивен. Сейчас уже женат, двое детей, тренер по бейсболу в Амхерсте. Хороший питчер. Так лучше?
– Достаточно длинная речь, – заверила она и подумала, что спутник мог бы и улыбнуться.
Они пересекли Бойл‑стрит, прошли мимо торгового центра, где отоваривались все Стоуксы, потом повернули к кинотеатру «Шари», где Мелани в один день просмотрела трилогию «Звездные войны». В поле зрения появился отель.
– Надеюсь, вы не звонили Диггеру? – справился Дэвид.
– Разумеется, нет…
– Хорошо. Хочу поймать его врасплох, прежде чем он получит возможность приукрасить свою историю. А ваши родители? Что вы им сказали?
– Ничего…
– А ваш брат? От него больше нет вестей?
– Нет.
– Он даже не позвонил? – удивился Дэвид. – Странно для старшего брата‑защитника.
– Брайан из тех, кому требуется личное пространство. Он позвонит, когда будет готов. Обязательно.
– Вечная дипломатка, да?
– Не вам меня осуждать, – сверкнула глазами Мелани.
– Туше, – признал он. – Туше.
Они дошли до Первой церкви Христовой, всего в квартале от отеля. Мелани полюбовалась на плескающихся и взвизгивающих детей в длинном плавательном бассейне. Боже, какой прекрасный день.
Через минуту они с Дэвидом вошли в отель «Мидтаун».
* * *
В вестибюле было немноголюдно. Мужчина в углу уткнулся в газету, измученная мамаша пыталась обуздать двоих носящихся туда‑сюда отпрысков. За стойкой маячила бойкая рыжая девица, глаза у нее загорелись при виде Дэвида. Она позвонила в номер Ларри Диггера, одновременно беспардонно строя глазки Риггсу.
Мелани решила, что ей очень не нравится крашеная нахалка.
А вот Дэвид, казалось, заигрываний просто не замечал. Войдя в отель, он немедленно сосредоточился. Лицо непроницаемое, настороженные глаза сканируют помещение. Даже встал по‑другому, опершись на пятки для равновесия. «Да он на боевом задании, – наконец осенило Мелани. – Изучает вестибюль, посетителей, выходы. Готовится к встрече с Ларри Диггером».
Рыжая закончила разговор по телефону с Диггером и махнула в коридор, одарив Дэвида последней многообещающей гримасой. Риггс отвернулся и, не оглядываясь, пошел вперед.
Диггер с самодовольной физиономией уже маячил у двери своего номера, но увидев Дэвида, тут же насторожился.
– Кто ты, черт возьми?
– Обслуживающий персонал.
Дэвид пропустил Мелани внутрь, захлопнул дверь ногой и встал у выхода, скрестив руки на груди.
– Черт, да это же тот официант, – вспомнил Диггер и набросился на Мелани. – За каким дьяволом вы его с собой притащили? Это дельце касается только нас двоих.
– Предъявляйте ваши доказательства, мистер Диггер. Мистер Риггс предложил меня сопроводить. Так что – будем разговаривать или мне уйти?
Мелани присела на край стула, давая понять, что готова подняться в любой момент.
– Не мог бы ты хотя бы обождать в коридоре? – уныло спросил Ларри у Риггса.
– Нет, – отрезал тот, опережая Мелани.
Диггер сдался и заметался по тесному номеру. Он был одет в те же брюки, что и прошлой ночью, но сменил рубашку. Никаких признаков чемодана, только потрепанный рюкзак и куча блокнотов на тумбочке. В центре кровати расположился магнитофон, крышка открыта, словно алчная пасть.
– Ну же, вперед, – подтолкнула Мелани, – если конечно вам есть, что сказать.
Диггер остановился и кинул на нее воинственный взгляд.
– О, нет, мы сыграем по моим правилам. Сначала вы должны ответить на мои вопросы. Вот так‑то.
– С какой стати? В данный момент я по‑прежнему сомневаюсь, что вы говорите правду. Может, просто навыдумывали чепухи ради денег.
– Тоже мне грех! Господи, да что вы понимаете? Живете в городском особняке, все с вами носятся, каждое желание исполняется, а что вы для этого сделали, дорогуша? Или не сделали, чтобы заслужить подобную жизнь?
Мелани сжала губы, комментарии ударили слишком близко к цели.
– Мне просто повезло, – сухо процедила она. – И пока что я гораздо счастливее, чем вы можете даже мечтать.
– Пусть так, разве это делает вас особенной? Да к вашему сведению, мне ничего конкретно от вас и не нужно. Я побеседовал с интерном, который обнаружил вас в больнице. Связался с социальными работниками, занимавшимися вашим случаем…
– Как насчет Харпера и Патриции Стоукс? – с порога напал Дэвид. – С ними ты тоже связывался?
– Пока нет, но если Мелани откажется сотрудничать…
Ларри нарочито пожал плечами, но взгляд стал проницательным. Прислонился к бюро и посмотрел на них обоих.
– Полагаю, что закончу статью до конца недели, – заявил он. – Продам за самую высокую цену, с цитатами мисс Холм или без них. Добро пожаловать в журналистику девяностых.
– Стало быть, речь о деньгах. И всю эту чушь вы наплели ради наживы. Что ж, вы ответили на мой вопрос. Прощайте, мистер Диггер, и скатертью дорога.
Мелани с отвращением покачала головой и поднялась со стула.
Диггер схватил ее за руку. Большая ошибка. Дэвид немедленно встал рядом и угрожающе процедил:
– Ты что себе позволяешь, убогий?
У Мелани волосы встопорщились на затылке. Дэвид Риггс разозлился, буквально рассвирепел, мигом превратившись в крайне опасного человека. В этот момент Мелани не сомневалась, что он вполне способен ударить и при необходимости нанести небольшие или серьезные увечья противнику.
Журналист все же не был совсем тупым, поэтому очень медленно поднял руки.
– Эй, эй, эй, мы все немного выбиты из колеи. А ведь хотим одного и того же. Уверен, мы договоримся.
Дэвид чуть расслабился, но взгляд пылал угрозой. Диггер попытался умилостивить Мелани.
– Речь не о деньгах, – мрачно заявил он. – Это не так.
– Разумеется, это так.
– Черт побери! А вам не приходило в голову, что я сыт по горло собачьим дерьмом бульварной журналистики? У меня в руках настоящая бомба, Мелани Стоукс, взорвет она ваш драгоценный маленький мирок или нет. И я намерен написать реальную историю, нравится вам это или нет.
– Правду, – коротко скомандовала Мелани. – Хоть что‑нибудь убедительное.
Диггер подошел к тумбочке и взял несколько помятых листов.
– Вот здесь ваша правда. Это история Рассела Ли Холмса и женщины, родившей от него ребенка.
– Откуда вы знаете? – наседала Мелани. – Откуда?
Диггер на минуту замолчал, словно обдумывая варианты. Возможно, жадность воевала с естественной гордостью за хорошо проделанную работу. Возможно, просто прикидывал, как убедительнее представить факты. Потом заговорил.
– У Рассела Ли Холмса была татуировка на плече. Задокументирована после его ареста. «Дрянь любит Ангела». Дрянь – прозвище Рассела Ли. Холмс не открыл, кто такая Ангел, только процедил, что он не какой‑то гребаный девственник. Но к сожалению для него, Рассел Ли иногда говорил во сне. Часто шептал имя Ангел. А иногда вел коротенькие беседы с ребенком, со своим родным ребенком. Еще до того, как его усадили на электрический стул, я начал разыскивать его жену и отпрыска. Хотел разузнать – каково это быть замужем за Расселом Ли. Вам что‑нибудь известно о растлителях детей, мисс Стоукс?
Мелани покачала головой.
– Существует несколько типов. Настоящие педофилы, охотящиеся исключительно на малолетних. А еще спонтанные – они способны напасть на ребенка, если тот по случаю подвернется под руку, но и взрослыми не побрезгуют. Улавливаете смысл?
Мелани кивнула, хотя сомневалась, что‑то подобный ужас может иметь смысл. Ларри Диггер продолжал с растущим энтузиазмом, возбужденный предметом разговора, с удовольствием хвастаясь своей осведомленностью.
– Большинство детей сталкиваются со случайными преступниками, – разглагольствовал он. – Последние делятся на четыре категории: затюканные, морально неразборчивые, сексуально озабоченные и неадекватные. Затурканный парень будет домогаться собственного ребенка, потому что нет риска нарваться на свидетелей. Он не только больной сукин сын, но в основном бесхребетный ублюдок к тому же. Морально неразборчивый, с другой стороны, это настоящий монстр, который хватает всех без разбора. Он будет насиловать своих детей, детей своего соседа, а затем в довершение всего изнасилует собственную жену и жену ближнего своего. У него вообще нет совести, и забавы с детьми для него всего лишь разновидность потехи. Теперь сексуально озабоченные. Они тоже охотятся на всех подряд, но по другой причине. У него свербит хозяйство, он любит риск и приключения. Как думаете, что хуже, Мелани? Насиловать собственных детей, потому что есть такая возможность, или любых других, потому что это увлекательное времяпрепровождение?
Он не дал ей времени ответить, что было даже хорошо. Мелани вдруг догадалась, к чему клонит репортер, и словно попала на скоростной поезд, мчащий ее прямиком в ад.
– Четвертый тип просто неполноценный, – частил Диггер. – Одиночка, вероятно, так и не дорос до нормального удовлетворения своих потребностей, и в конце концов соблазняет детей, которых знает или к которым имеет беспрепятственный доступ, потому что они не ощущают угрозы, а он понимает, что слабак и не способен на большее. Вот вам четыре типа извращенцев. Желаете сделать ставку, к какому типу относится Рассел Ли Холмс?
– Морально неразборчивый, – без колебаний отрезал Дэвид. – Ни совести, ни сожалений о содеянном. Он не покаялся, даже сидя на электрическом стуле.
Диггер одобрительно кивнул. Потом вперился в Мелани.
– Имеется еще одна определяющая характеристика морально неразборчивого преступника, этакий пустячок, который просто заледенит вам сердце. Он повернут не только на собственных детях, но на всех человеческих существах в пределах досягаемости. Считает домашних своей собственностью. Изображает из себя бога, типа «имею полное право». Вот почему я хочу найти жену Рассел Ли Холмса, чтобы порасспросить ее, каково это – осознавать, что собственный муж использовал ее для производства своей очередной жертвы. Теперь вы понимаете, – вкрадчиво произнес Диггер, – почему от вас отказалась собственная мать, мисс Холмс? Почему тайно увезла максимально далеко от Техаса? Почему никогда не предпринимала никаких попыток претендовать на вас или познакомить вас со своим прошлым? Теперь понимаете, зачем вас привели в этот мир?
Мелани задыхалась. Новый приступ мигрени давил на глаза. В голове снова закружились тени, проблески времени и места, которые она не желала видеть. Бревенчатая хижина. Маленькая девочка прижимает свою любимую игрушку и смотрит прямо на нее, еще не подозревая, какая судьба ее ждет.
– Вы по‑прежнему не предоставили никаких доказательств, – проскрипела Мелани. – Всего лишь установили, что Рассел Ли Холмс есть зло в чистом виде. Согласна. Что у его жены был мотив отдать своего ребенка на усыновление. Согласна. Однако так и не убедили, что именно я тот ребенок. Каким образом нищая женщина из Техаса доставила своего ребенка в отделение неотложной помощи бостонской больницы?
– Честно говоря, не знаю. Но я нащупал одну ниточку. Видите ли, я разыскал акушерку, которая имела честь принять некоего ребенка, причем не чьего‑то там, а именно Рассела Ли Холмса и его жены. Конечно, тогда она не знала, кто они такие. Любопытно, что Рассел Ли использовал псевдонимы для себя и жены еще до того, как приступил к своим грязным делишкам. Но когда фотографии Рассела Ли вдруг опубликовали на первых полосах газет, акушерка его узнала. А потом, пока она пыталась сообразить, должна сообщить об этом или нет, у ее дверей появился некий мужчина. И предложил ей солидную сумму, чтобы она забыла о ребенке Рассела Ли Холмса. В противном случае, если она откроет рот, пообещал неприятные последствия. Ужасающие. Короче, мужик не из тех, с кем стоит связываться. В общем, акушерка согласилась. Но денег не взяла – из мелкой гордости за свою работу и все такое… однако так никому ничего и не рассказала. Благодаря ей личность ребенка осталась в тайне. Вскоре после этого визита Холмса поджарили.
Диггер ухмыльнулся, Мелани приготовилась к удару.
– Эй, мисс Холмс, слушайте сюда, человек, посетивший акушерку – Джейми О'Доннелл. Теперь, если все это не имеет с вами ничего общего, попробуйте объяснить, почему ваш крестный позаботился о первенце Дряни? Почему появился на крыльце некоей старушки‑акушерки и угрожал лишить ее жизни, если та не сумеет сохранить свой секрет? Что скажете?
У Мелани все оборвалось внутри. У нее не было ответа.
– Вы… связывались с Джейми? Спрашивали об этом?
– С Джейми О'Доннеллом? Черт, только этого мне не хватало для полного счастья. Ради Бога, этот мужик торгует оружием. Он знаком с разными очень опасными людьми. Ни за какие коврижки я к нему и близко не подойду.
– Что?
– Леди, – изумленно моргнул на ее шокированный тон репортер, – вы вообще знаете что‑нибудь о своей семье?
Мелани ошеломленно молчала. Ее крестный отец импортировал всякие сувениры. Деревянные шкатулки из Таиланда, статуэтки. Много путешествовал. Вот и все.
– Что насчет Ангела? – вклинился Дэвид. – Ее ты нашел?
– Нет, – мотнул головой Диггер. – Как я уже сказал, женщина использовала псевдоним, и акушерка знала только вымышленное имя. Она дала описание, но слишком расплывчатое, чтобы помочь. Рассел Ли не оставил после себя никаких личных документов, и даже его адвокат помалкивает на эту тему. Привилегия отношений клиент‑адвокат – унести в могилу все это дерьмо.
Диггер снова обратился к Мелани.
– Вы ведь прожили по крайней мере несколько лет с биологической матерью. Ладно, я в курсе, что вы потеряли память, но мама есть мама. Она сидит где‑то у вас в голове. Немного гипноза, регрессионной терапии, да чего угодно, чтобы воссоединить мамочку и ребенка. Ну, как вам история? Что скажете, мисс Холмс? Хотите найти свою настоящую мать? Хотите услышать свое настоящее имя? Это будет забавно.
Раздался стук в дверь.
– Я заказал завтрак, – пояснил Диггер. – Никогда не вставайте между мужчиной и его яичницей.
Дэвид шагнул к Мелани. Ларри открыл дверь. Что‑то треснуло, два коротких звука, словно разорвало пакет с картофельными чипсами. Диггер рухнул на пол, кровь запузырилась из груди.
Мелани вдруг обнаружила, что смотрит на темноволосого мужчину в плохо сидящей гостиничной униформе с очень большим пистолетом в руке.
И этот пистолет направлен прямо на нее.
– Ложись! – взревел Дэвид, прыгнул к Мелани и протолкнулся с нею за кровать.
Еще два щелка. Пули свистели прямо над их головами.
Дэвид расстегнул свою шикарную спортивную куртку и выхватил пушку.
– ФБР! – заорал Риггс. – Бросай оружие!
Глава 12
Неожиданно загрохотал пистолет Дэвида. Последовало три выстрела, одна пуля просвистела возле самого уха Мелани. Она съежилась, пушка Дэвида взревела еще раз.
– На счет три, – приказал Риггс.
– Что? – сквозь звон в голове переспросила Мелани.
– На счет три бегите.
Бах. Бах.
– Один. Два. Три! – Дэвид вскочил, стреляя. – Быстро, быстро, быстро!
Мелани отползла на пару футов, прежде чем ощутила собственные ноги. Однако пальба с одной стороны и Риггс с другой подтолкнули, и она выскочила из‑за кровати.
Убийца бежал по коридору, прихватив заметки Диггера и оставляя за собой кровавый след.
Мелани бросилась в противоположном направлении, Дэвид – по пятам за ней.
– Всем лечь! В здании стрелок! Нажмите сигнал тревоги! Нажмите сигнал тревоги!