- Я должен извиниться перед вами, - вдруг сказал Идрис.
- Это был тепловой удар. - Я немного повеселела. - Вы ни в чем не виноваты.
- Не за это. За свое поведение сегодня. Я с вами за целый день не разговаривал после того, как вы поведали мне свою историю. Надо было хоть что-нибудь сказать, да я просто не знал, что именно. Вы поделились со мной грустными воспоминаниями, и мне стало стыдно - вы были со мной так откровенны…
Я было подумала, что Идрис употребил не те слова, что его подвел английский, что на самом деле он хотел сказать, что ему стыдно за меня, но он вдруг стал рассказывать о себе - быстро-быстро, так что я едва успевала следить за мыслью:
- Когда у Франчески закончился контракт и она уехала, я был совершенно опустошен. Даже хотел умереть. Некоторое время думал, что это окажется лучшим выходом из тупика. Но каким-то образом все же продолжал жить - ел, пил, дышал.
И хотя превратился в жалкое подобие себя прежнего, все-таки это был я. Семья здорово помогла мне тогда. Франческа вернулась в Штаты, и мы некоторое время даже поддерживали связь. Она писала, что собирается разводиться с мужем, и спрашивала, смогу ли я уехать из Марокко и приехать к ней. Я даже сходил в их консульство, узнать насчет визы, но мне, конечно же, отказали: кто ж пустит в Штаты одинокого мусульманина, да еще из страны, откуда вышло столько разыскиваемых полицией радикальных исламистов, к тому же после теракта девятого - одиннадцатого, и едущего с непонятными целями? Я бы на их месте тоже не дал мне визы. Я, безусловно, не мог им ничего сказать о своих взаимоотношениях с Франческой: она была моим преподавателем в университете, была замужем, сведения о нашей связи вызвали бы скандал. Меня за это даже в тюрьму могли засадить, а ей навсегда запретить въезд в Марокко. Ну и вот, после всего этого я забросил учебу и стал работать в такси, полный день, даже ночью, лишь бы забыться, и вернул семье все деньги, которые они на меня потратили. Это было шесть лет назад. Вот видите, Джулия, я вовсе не презираю вас, потому что я и сам знаю, что такое разбитое сердце…
Я не знала, что сказать. Никакого шока я не испытала, но удивлена была безмерно. Идрис отнюдь не казался мне человеком, способным отдаться страсти. Он выглядел спокойным и сдержанным, способным держать себя в руках и контролировать эмоции, человеком, пребывающим в полном согласии с окружающим миром. Какой, однако, обманчивой может оказаться внешность! Я облокотилась на стол, забыв, где нахожусь, и положила ладонь на его руку. Он отпрянул, словно я его обожгла.
Теперь на нас смотрели. Конечно, одно дело поднять с земли упавшую от жары в обморок женщину, но совершенно другое - когда женщина на глазах у всех демонстрирует свою привязанность.
- Перед тем как потерять сознание, вы сказали, что намерены теперь все привести в порядок. Что вы имели в виду?
Я достала свой мобильник и положила на стол между нами.
- Надоело мне все время убегать. Есть проблемы, которыми следует наконец заняться и кое-что исправить, если это возможно.
Первое сообщение Майкла гласило:
Почему ты уехала из св. отеля? Где ты? Пжлст, позвони.
М.
Второе оказалось более отчаянным:
Надо срочно поговорить. Позвони.
Я стерла оба. Послание Анны было третьим. Мне не очень хотелось его читать, но я понимала, что это необходимо. Вздохнув и с трудом сглотнув, я открыла сообщение.
Джулия, я все знаю, но ты по-прежнему моя подруга, и мне надо тебя увидеть. Я тебе кое-что должна рассказать и кое-что показать. Позвонишь мне?
С любовью, Анна.
Из глаз брызнули слезы, и я вытерла их тыльной стороной ладони. «Я все знаю, но ты по-прежнему моя подруга… С любовью, Анна». Она все знала. Знала, что Майкл обманывал ее, и обманывал со мной. Тем не менее после всего, что я наделала, у нее хватило такта и благоразумия сказать нечто, что тронуло меня до глубины души и напомнило мне о тех девчонках, какими мы были когда-то. Я вдруг поняла, что все это время боялась вовсе не того, что Майкл бросит меня, но того, что Анна узнает, как подло я поступила по отношению к ней.
Мы с Майклом связали себя узами, что проистекали от чувства собственной вины; теперь же все, что мы натворили, стало известно, и я наконец увидела, как это было гнусно. У меня словно камень с души свалился. Я наконец почувствовала себя свободной. Несмотря на все свои заблуждения и ошибки, я осознала, что достойна человека получше, а вовсе не такого, который каждое утро и каждый вечер в течение семи долгих лет улыбается своей жене и лжет, лжет, лжет.
И тут же, немедленно, в присутствии Идриса я набрала ее номер и назначила встречу.
- Анна?
- Джулия! Боже ты мой, это действительно ты?
Я поднесла руку к хиджабу и улыбнулась:
- Действительно я. А это мой друг Идрис.
Я заметила, как расширились глаза, когда Идрис сделал шаг вперед и наклонился, чтобы поцеловать руку.
- Ravi de faire votre connaissance. Bienvenue a Rabat, madame[86], - сказал он, a потом повернулся ко мне: - Я подожду вас в баре, хорошо?
И, прошелестев своей рубахой, прошел по очень современному вестибюлю гостиницы, обменявшись краткими приветствиями по-арабски с персоналом. Выглядел он при этом почти как средневековый погонщик верблюдов. Я покачала головой и улыбнулась. Он что, со всеми тут знаком?
Анна заказала нам чай в номер.
- Английский чай, - твердо сказала она человеку за стойкой регистрации. - The anglais, без всякой там мяты. «Твайнингс Инглиш Брекфаст», если он у вас имеется.
После чего взяла меня за руку и повела наверх. Я почти ожидала встретить там Майкла, но ее номер был пуст. Хоть какое-то облегчение.
- Этот парень, который был с тобой, - сказала Анна, закрывая за нами дверь, - поразительно красив. Потрясающий профиль - прямо Нефертити, только в мужском варианте. Где ты его нашла?
- Это он меня нашел, - уклончиво ответила я. - Наступило неловкое молчание. Я заставила себя нарушить его: - Анна, понимаешь, я должна тебе сказать… Я страшно перед тобой виновата. Понимаю, что этого совершенно недостаточно после всего, что я натворила за все это время, но я действительно прошу - прости меня.
- Ну, вряд ли дело стоит того, чтобы так извиняться.
- У меня нет никаких оправданий, вообще никаких… Я понимаю, что разрушила нашу дружбу.
- Не говоря уж о моем браке.
Я лишь опустила голову.
- Джулия, мы уже все это обсудили с Майклом, так что нет никакого смысла повторяться. У вас ведь все кончено, не так ли?
Я кивнула, сжав зубы.
- Тогда не будем ворошить прошлое. Я подозревала об этом с самого начала. Говоря по правде, я и сама чувствовала себя виноватой, когда убедила Майкла жениться на мне: как будто увела его у тебя. Если бы я тогда просто отошла в сторону, вы бы вдвоем, наверное, были намного счастливее, чем мы с Майклом. - Анна грустно усмехнулась. - Но мне все же удалось спасти хоть кое-что и даже вынести из этой ситуации нечто положительное.
- Хочешь начать заново?
Она кивнула:
- Можно сказать и так. Не уверена, впрочем, что удастся многого добиться. Но видишь ли, я беременна - наконец-то, после всех этих лет. Чувствую себя отвратительно, но я действительно хочу этого ребенка, уже очень давно хочу.
Тут я вспомнила, какой у нее был вид тогда в Пензансе, на вокзале, - вся бледная, мрачная. Беременна. Майкл станет отцом.
И конечно же, у него, извечного труса, не хватило пороху сказать об этом мне. Майкл всегда терпеть не мог детей - шум, беспорядок, постоянное им внимание. Со мной он самым тщательным образом заботился о средствах предохранения, всегда проверяя презервативы на предмет возможных дефектов, а однажды чуть ли не силком спровадил меня в аптеку, когда один у нас все-таки порвался, и заставил принять пилюлю «наутро после». Гнусный внутренний голос прошептал мне: «Так тебе и надо!» Анна со своим фирменным упорством в конце концов добилась желаемого.
- Поздравляю, Анна. Отличная новость. - Я действительно была рада за нее.
- Я бросаю работу и ухожу на вольные хлеба, фрилансером. С журналом у меня уже годичный контракт, а что будет потом, кто знает? Майкл из-за этого в полной панике. Перепуган до смерти.
- А все деньги, - кратко сформулировала я причину. Анна ответила коротким скептическим смешком.
- В значительной степени.
- Вот, значит, зачем тебе понадобилась эта книжка. Полагаю. она стоит небольшого состояния, если знать, кому продать.
- Нет-нет, дело совсем не в этом… - Тут в дверь постучали, она встала и открыла. - Ох! Это вы… - сказала Анна удивленно. - Спасибо, вы очень любезны…
- Это нетрудно, - ответил Идрис, внося поднос с чайными принадлежностями. И посмотрел в мою сторону: - Я просто хотел убедиться, что у вас тут все в порядке.
Я улыбнулась - Идрис отлично сейчас смотрелся: высокий, стройный, да еще в своем тюрбане и этой роскошной рубахе. При других обстоятельствах я бы его обняла. Хорошо, что рядом была Анна.
- У нас все отлично, - сказала я.
Он поставил поднос на стол.
Боюсь, здесь имеется только «Липтон», - сообщил он Анне. - Хотя они наверняка сказали бы вам, что это «Твайнингс». - Едва заметно подмигнул мне, поклонился и вышел из номера.
Анна посмотрела ему вслед.
- Он здесь работает? - удивленно спросила она.
- Нет. - Я опять улыбнулась.
- Он, кажется, очень о тебе заботится.
- Он очень… добрый человек.
- Ты поосторожнее, Джулия. Наверняка ведь слышала все эти ужасные истории про женщин, что связались с марокканцами; им ведь только британское гражданство нужно заполучить, да еще их деньги.
- Ну, тут дело не всегда в деньгах, Анна.
Она быстро и как-то нервно мне улыбнулась.
- Я знаю. Извини. Слушай, пусть чай немного остынет. Я хочу кое-что тебе показать.
Она встала и прошла через комнату, туда, где на подставке для чемоданов у стены лежала великолепная дорожная сумка «Малберри». Она раскрыла ее, расстегнула молнию внутреннего кармана и достала небольшой сверток, завернутый в тонкую белую бумагу. Положила его на кровать.
- Когда Элисон рассказывала нам о том, что в книжке, что подарил тебе Майкл, упоминается узор с Древом познания, я припомнила одну семейную вещь, которую двоюродная бабка оставила мне в наследство вместе с домом в Саффолке. Она говорила, что эта вещь была заказана для церкви Сент-Майклз во Фрамлингеме, но так и не была закончена и никогда не использовалась. Там что-то было связано с пуританами, с их нелюбовью к изобразительному искусству и вообще ко всему, что может отвлекать внимание во время молитвы. Ну, я поехала и привезла ее…
Она развернула бумагу и вытащила длинный кусок полотна, пожелтевшего от времени, там и тут покрытого пятнами цвета осенних листьев.
У меня сердце подскочило к самому горлу. Я не могла вымолвить ни слова. Протянув руку, я благоговейно прикоснулась к нему и развернула целиком, чтобы Древо познания, вышитое руками Кэтрин, полностью предстало перед нами, старинное и совершенно неуместное на фоне яркого синтетического покрывала на гостиничной кровати. Закончена была только часть вышивки: искусно выполненный сложный бордюр, весь из переплетающихся листьев и цветов, кролик, парочка голубей и яблоко - все великолепно и очень реалистично изображено и очерчено. А над ними - само Древо, все в листьях, и Змей, обвившийся вокруг ствола и тянущийся к фигуре Евы, чью изящную белую наготу прикрывают распущенные волосы. По другую сторону от нее была неясно намечена фигура Адама, но изображение было наполовину стерто, черты лица не прорисованы. Но даже при всем при том пелена была просто великолепная. Я упала на колени, потрясенная.
- Напрестольная пелена для графини Солсбери, - едва сумела выговорить я.
- Правда? Ты уверена?
Я сунула руку в сумку и вытащила книжку Кэтрин. Отыскала сделанный ею набросок и положила книгу рядом с полотном.
Анна переводила взгляд с наброска на ткань и обратно. Потом провела пальцем по контурам фигуры Евы на наброске, потом на полотне.
- Невероятно! Значит, это действительно она. Напрестольная пелена графини Солсбери. Настоящий гобелен семнадцатого века, ручная работа.
- Это вышивка, не гобелен, - поправила ее я. - И я никак не могу поверить, что ты прилетела в Марокко с такой ценной вещью в ручном багаже!
Анна пожала плечами:
- Я ведь знала, что мне нужно будет убедить тебя кое-что для меня сделать, а это было бы затруднительно, если бы я привезла только фотографию.
Кроме того, все смешалось в такую дикую кашу и при таких странных обстоятельствах, что приходится верить во вмешательство самой судьбы…
Я посмотрела на нее:
- И что же ты хочешь, чтобы я сделала?
- У тебя есть эта книга, и это доказательство.
- Доказательство?
- Да. Доказательство аутентичности вышивки, истинного происхождения. Для Музея Виктории и Альберта[87].
Именно этого хотела бы моя двоюродная бабка Сафо. У меня есть приятельница, она работает в отделе публикаций, а у нее есть знакомые в Музее текстиля - и они очень хотят все это увидеть. Вот я и надеялась, что ты вернешься со мной и покажешь им книгу.
- Я думала, ты хочешь эту книгу продать, - медленно произнесла я. - Майкл отчаянно старался заполучить ее. Обыскал мою лондонскую квартиру, сама ведь знаешь, потом рванул следом за мной в Корнуолл, заявил, что подарил ее мне по ошибке, потом потащился сюда, в Марокко, оставил мне в риаде угрожающее послание…
- Нет, об этом я не знала. Извини, Джулия. - Она надула губки. - Как мило с его стороны! Подарил по ошибке. Очень на него похоже. Майкл убежден, что мы заработаем кучу денег за эту напрестольную пелену, если докажем, что она настоящая, а я не стала его разубеждать. В сущности, если будет доказано, что вещь настоящая, я обещала бесплатно передать ее в музей при условии, что они выставят ее вместе с полной ее историей. Майкл придет в бешенство, когда узнает об этом. - Она хихикнула, а мне вдруг пришло в голову, что баланс в отношениях супругов внезапно изменился в ее пользу и она просто наслаждается этой вновь обретенной властью.
И еще одно пришло мне тут в голову. Я внимательно посмотрела на нее:
- Анна, я всегда знала, что твоя семья вполне обеспеченная, но понимаешь… эта напрестольная пелена была передана леди Уильям Сесил, графине Солсбери…
Она рассмеялась:
- Леди Уильям Сесил, урожденная Кэтрин Хауард. Девичья фамилия мамы - Хауард. Вот какая штука.
От удивления я раскрыла рот:
- Так ты из Хауардов? Из той самой семьи, из которой Кэтрин Хауард, герцог Норфолк и все прочие?
- Да, только все это нынче давно забыто. В свое время - да, это были большие люди, но мы уже не владеем половиной восточной Англии. Все, что я унаследовала от тетки Сафо, - дом в Саффолке, немного денег и этот коттедж. Я почти уверена, что нашей семье когда-то принадлежал и Сент-Майклз-Маунт, короткое время перед тем, как его продали во время Гражданской войны. А жаль - вполне могу себе представить, как здорово жить на острове.
- Ты, значит, богата?
Она пожала плечами, ей было неловко.
- Ну, я бы так не сказала. На пристойное житье, в общем, хватает.
- Тогда почему Майкл вечно отчаянно гоняется за деньгам и?
Анна улыбнулась мне несколько растерянно.
- В нашей семье вообще-то не принято говорить о таких вещах. Это считается вульгарным. А Майкл почти ничего не знает о моих средствах.
Так. Он был женат на наследнице богатой семьи и все равно трясся над каждым пенни. Я рассмеялась:
- А меня он уверял, что у тебя туговато с деньгами.
Теперь рассмеялась Анна:
- Майкл уверен, что если у нас будет ребенок, он высосет все средства. - Она пожала плечами. - Я говорила ему, что если уж он так беспокоится на этот счет, то мог бы продать свою квартиру в Сохо.
Он был просто шокирован - даже и не подозревал, что я знаю о ее существовании. А я-то узнала все уже много лет назад. И видела вас там, как вы входили, как выходили, много раз видела… Вначале мне было от этого очень плохо, я просто с ума сходила. Я следила за ним, шпионила, если тебе так больше нравится.
Я закрыла глаза, совершенно обескураженная.
- И ты ни разу не потребовала объяснений - ни от меня, ни от него?
Анна покачала головой.
- Но ты ведь могла развестись, выйти за кого-то другого, более достойного…
Она замерла на месте.
- Да, он настоящий подонок, не так ли? Но я люблю его, Джулия. Действительно люблю, всегда любила и всегда буду любить. Ничего не могу с собой поделать - он моя ахиллесова пята, да и любовь действительно зла, не правда ли?
Я улыбнулась:
- Это точно.
И снова благоговейно погладила работу Кэтрин. Вышивка была просто прелестна, а незаконченность только усиливала впечатление. Она оставалась для меня загадкой, тайной: незавершенность терзала воображение; точно так бывает и в любви. Но при всем при том существовала еще тайна, которую мне предстояло разгадать. Я подняла глаза и снова посмотрела на Анну.
- Мне действительно необходимо выяснить, что было с Кэтрин потом, - заявила я.
Внизу, в баре, Анна заказала напитки - по бокалу белого вина мне и себе. Идрис удивил меня, попросив себе пива.
- Еще одно нарушение обычаев, - поддразнила я его, когда Анна отошла к стойке. Он виновато оглянулся:
- Да, сегодня же пятница… Надо было воды спросить.
Майкл выбрал именно этот момент, чтобы стремительно ворваться в бар. Полосатая рубашка была мокрая от пота, ему явно было жарко, и он был страшно раздражен. Его взгляд скользнул по двоим явно местным, сидевшим за столом, и остановился на собственной жене.
- Скотч, и лучше двойной! - потребовал он, видя, что Анна уже что-то заказывает; бармен, сразу же поняв, что ему невтерпеж, отставил в сторону пиво, схватил бутылку виски и плеснул в стакан хорошую порцию. - У меня сейчас ноги отвалятся. Я был во всех проклятых отелях Рабата, разыскивая эту проклятую бабу, и не обнаружил ее ни в одном…
- Привет, Майкл.
Он развернулся так резко, что половина содержимого стакана, который ему только что вручили, выплеснулась ему на туфли.
- Вот и отлично, это хорошее средство от мозолей, - насмешливо сказала я. Анна подавила смешок.
Он уставился на меня, потом на Идриса, и на его лице возникло мерзкое понимающее выражение.
- А ты не теряла даром времени, успела в настоящую туземку превратиться, а? - сварливо осведомился он.
Идрис вскочил на ноги. Тюрбан только усиливал впечатление от его высокого роста.
- Сядь, Майкл, и перестань устраивать представление, - жестко скомандовала Анна. Я вполне могла себе представить, как она таким тоном разговаривает с каким-нибудь молодым сотрудником, но то, что она так ведет себя с мужем, меня поразило. - Этого джентльмена зовут Идрис, он специалист по истории этого города.
- Идрис аль-Харкури, - звучно представился Идрис. - Рад познакомиться. - Он поклонился, потом коснулся рукой груди против сердца.
Майкл подозрительно оглядел его, потом резко и невежливо повернулся к нему спиной.
- Где книга, Джулия? Я проделал длинный путь, чтобы получить ее.
- Мы с Джулией уже обо всем договорились, - мягко сообщила ему Анна. Она передала мне бокал с вином и протянула пиво Идрису, который принял его со своим обычным «Шукран», изо всех сил продолжая разыгрывать из себя истинного бербера в роли гида.
Майкл смотрел на жену, сузив глаза:
- Что ты хочешь этим сказать - «обо всем договорились»?
- Где письма Роберта Болито, Майкл? Я не могла их найти.
- Уж не думаешь ли ты, что я оставлю их валяться в номере, чтобы мог украсть любой вор-араб? Они в сейфе отеля, а персоналу оставлено распоряжение выдать их только мне одному!
Это был совсем другой Майкл, очень отличавшийся от того, кого, как мне казалось раньше, я хорошо знала. Более мерзкий, беспокойный, озабоченный. Увидев меня вместе с Идрисом, он, несомненно, испытал укол ревности, и мысль об этом принесла мне некоторое удовлетворение, пусть это чувство и не назовешь достойным.
- Ну так сбегай за ними, - велела Анна, забирая у него стакан с виски и вытирая основание салфеткой, как вытирают пролившееся молоко с бутылочки для младенца. - Давай, давай. - Она дождалась, пока муж уйдет, и перегнулась через стол ко мне: - Вот что я предлагаю. Я отдам тебе письма, если ты дашь мне книгу, на время. Наш рейс домой - завтра, но не думаю, чтобы Майкл согласился лететь обратно без книги. Но я тебе обещаю - и Идрис будет нашим свидетелем, - что книга останется твоей собственностью и ты можешь поступать с ней, как тебе заблагорассудится. А поменяемся мы книгой и письмами потом, когда ты вернешься, когда мы вместе с тобой зайдем в Музей Виктории и Альберта и ты засвидетельствуешь подлинность напрестольной пелены. Договорились? - И она протянула мне руку.
Идрис обеспокоенно и предупреждающе посмотрел на меня, но я чуть качнула головой в ответ: «Все в порядке». И пожала протянутую Анной руку:
- Договорились.
Я наполовину опустошила бокал с вином и тут вспомнила еще про один вопрос, который намеревалась ей задать:
- Эти письма Роберта Болито - где вы их откопали?
- Они валялись на чердаке у Элисон, в Кенджи, в бывшем фермерском доме. Кто-то засунул их под обложку семейной Библии, там им самое место, как мне кажется.
- Что ты имеешь в виду?
- Видишь ли, мать Элисон - из семейства Болито. Мне всегда эта фамилия казалась странной. Мы в колледже однажды играли в такую игру - ну, ты знаешь, какое имя дать воображаемой порнозвезде, используя при этом кличку своего домашнего животного, девичью фамилию матери или еще какую-нибудь. У меня получилось Силки Певзнер. У нее - Кэнди Болито. Нам обеим понравилось. Но как бы то ни было с семейными узами, она оттуда съезжает: слишком огромный дом, чтоб жить в нем одной.
Я была поражена, даже потрясена - и по многим причинам. Живо вспомнилось, какой меня охватил ужас, когда я была там, на чердаке, в какую депрессию я тогда погрузилась. Тогда мне показалось, что это суеверие, что мне чудится присутствие духа Эндрю. Но если там было нечто иное? Я вздрогнула и вся затряслась, не желая больше об этом думать.
- И куда же теперь денется Элисон?
- Она хочет купить мой маленький коттедж в Маусхоул. Домик ей страшно понравился, она в него буквально влюбилась, и мы заключили сделку: я отдаю его ей задешево, а она отдает мне письма. - Анна кривовато мне улыбнулась. - Элисон уже переехала туда как съемщик, пока не будет оформлена купля-продажа и идет ремонт.
Прежде чем я успела спросить что-нибудь еще, явился Майкл с конвертом в руке. Выглядел он еще более взъерошенным и встревоженным, чем прежде.
- Господи, эти люди ни слова не понимают по-английски!
- Все они говорят по-французски, дорогой. Так, а теперь вот что: Джулия согласилась обменять книгу, которая нам так нужна, на письма, которые ты нашел.
Майкл удивленно посмотрел на меня:
- Вот и хорошо. - Он навис над столом, словно внезапно потерял почву под ногами, потом сел, открыл конверт и достал оттуда несколько ксерокопий плюс пачку листков, испятнанных и с разлохмаченными краями, покрытых аккуратными строчками. Даже с расстояния я узнала почерк Роберта Болито - мелкий и четкий. - Давай книгу, - сказал он, отделяя оригиналы от копий и передавая мне письма. - Давай сюда!
Анна цыкнула на мужа. Потом протянула руку, забрала у него письма, засунула листы в конверт, сложила копии и отдала их обратно Майклу. После чего протянула конверт мне.
- Какого черта?! - взревел Майкл. - Что ты делаешь?!
- Честный обмен, - нежным голосом ответила Анна. - Джулия, книгу, пожалуйста.
Сохраняя серьезное выражение лица, я сунула руку в сумку и достала «Гордость рукодельницы». Вновь ощутила в ладони ее мягкую и гладкую обложку. Потом любовно провела большим пальцем по ребрам корешка и небольшому темному пятну на задней обложке - следу того, как кузина корсарского капитана пыталась ее сжечь.
- До свидания, Кэтрин, - прошептала я.
- Пока, - сказала мне Анна.
- Итак, увидимся в Лондоне, - с улыбкой сказала я ей. - Я вернусь через несколько дней. И сразу позвоню.
Анна положила пальцы мне на ладонь:
- Непременно позвони, подруга. - И убрала руку, прижав книгу к груди, словно щит.
Я встала, собираясь уходить. Идрис протянул руку Анне, та улыбнулась ему:
- Очень рада была с вами познакомиться, Идрис. Надеюсь, мы еще увидимся.
- Enchante, madame. A la prochaine, inch’allah[88].
После чего повернулся к Майклу:
- Надеюсь, вам понравилось ваше краткое пребывание в отеле моего кузена и ваш визит в Марокко оказался весьма познавательным, - произнес он на своем отличном английском. - Наша культура гордится высоким уровнем гостеприимства, обходительностью и любезностью. Но конечно же, мы имеем право требовать урезания языка всякому, кто посмеет покуситься на нашу честь или на честь любого из нашей семьи. - На губах его чуть блеснула улыбка, но глаза смотрели холодно.
Может, так падал свет, но мне показалось, что Майкл несколько позеленел лицом.
Когда мы оказались снаружи, я, прищурившись, поглядела на Идриса:
- Это и в самом деле так? Я насчет урезания языка. Насколько я помню, в Саудовской Аравии, где всем управляют законы шариата, за воровство отрубают руку, за пьянство наказывают кнутом, а женщин за адюльтер забивают до смерти камнями. Ну, и другие ужасы там происходят. Но Марокко, как я считала, страна достаточно либеральная.
Идрис увлек меня в переулок, в тень, наклонился и поцеловал, очень быстро, но очень основательно.
- А это может мне стоить месяца тюремного заключения, - торжественно сообщил он.
Представления не имею, шутил он или нет.
ГЛАВА 28
Роб
1625 год
Лес был очень странный. У себя в Корнуолле он знал каждое дерево, каждое растение, что произрастало в рощах и живых изгородях, их названия, цветы и плоды, время цветения и урожая. Ноу тутошних деревьев кора была красноватая и грубая, с длинными вертикальными бороздами и глубокими язвами, а гладкие ветви довольно далеко отстояли одна от другой. Кроны были густыми, так что подлесок здесь рос слабо; что ж, по крайней мере местные бандиты имеют меньше возможностей устроить здесь на них засаду, думал Роберт.
Они шли гуськом. Полдня прошли без инцидентов. Поели корабельных сухарей и вяленого мяса, запили водой из ручейка и тронулись дальше, не обменявшись ни словом. Это давало Робу возможность спокойно размышлять о чем угодно, и он обнаружил, что вспоминает свой последний разговор с сэром Джоном, окончившийся на печальной ноте.
- Двоих, и это все! Привезешь кого-нибудь еще, и я сам продам их в рабство! - яростно заявил Килигру, когда он снова попытался настаивать на том, что они обязаны попытаться освободить как можно больше пленников, лишь бы те уместились на корабле.
В конце концов Роб сдался, соблюдая допустимые приличия. Что скажет народ, если он вернется домой только с Кэт и еще одной девушкой, когда увезли столь многих? Из письма с требованием выкупа он знал, что мать Кэтрин, Джейн, выжила, и чувство долга требовало, чтобы он спас эту женщину вместе со своей возлюбленной, однако эта мысль сидела у него как заноза в заднице. Роб никогда не испытывал особо нежных чувств к Джейн Триджинна.
Да и все парни в округе наверняка станут высмеивать его за то, что притащил назад вздорную тещу, которая непременно будет поносить и унижать его на каждом шагу. Но что, если Кэт откажется возвращаться без матери? Роб никогда не считал, что они особенно близки, но, как говорится, родная кровь - не водица. Он скорее предпочел бы спасти Мэтти, коль на то пошло, - добрую, тихую, скромную Мэтти. Все-таки это молодая девушка, а вот Джейн Триджинна уже высушенная жизнью старуха. Конечно, было бы гораздо более логичным вернуть на родину Мэтти, чтоб она могла долго и счастливо жить в нормальной христианской стране и дать жизнь детишкам, которых ей ниспошлет Господь. Он мысленно представил себе Джейн Триджинну - худющую, измученную, вечно всем недовольную; сравнение с Мэтти, розовощекой, с ямочками на щечках, было для нее крайне невыгодным. И Роб принял окончательное решение. Но не мог остановить воображение, уносившее его далеко вперед: несомненно, Кэт выйдет за него замуж с полным на то желанием, когда все останется позади, благодарная за те огромные усилия, что он предпринял ради нее, прямо как какой-нибудь доблестный рыцарь из романов, которые она так любила. Но совесть все равно продолжала грызть молодого человека. Безусловно, это неправильно - считать руку и сердце Кэт платой за его труды. Если он предпринял такое путешествие, рассчитывая исключительно на подобное вознаграждение, то он просто низкий и подлый человек, потому что успешное ее вызволение из рук язычников - само по себе уже достаточно высокая награда. Роба снова захватили мысли о героических деяниях: разве невозможно было представить себя в роли благородного крестоносца, истребляющего неверных во имя идеалов христианства?! Да, это именно тот пример, которому стоит следовать. Если он будет действовать как истинный богобоязненный христианин на истинном и праведном пути Господнем, то получит свою награду в раю.
Только лучше бы мне получить награду на земле, чтобы принять ее в свои объятия…
Из листвы над головой вылетела птичка, она стрекотала, словно о чем-то предупреждала, тревожно потрясая длинным хвостиком, как флажком.