Мелькнула мысль: если это Торак, она найдет шрам у него на левой лодыжке. Прошлым летом ногу ему распорол кабан, и он самостоятельно, хотя и очень грубо, зашил рану, а сухожилие, которым сшивал края, вынуть потом забыл. И в конце концов Ренн пришлось делать это вместо него, и ему было очень больно, и он совсем потерял терпение, и они в итоге стукнулись лбами, а потом дружно расхохотались…
Пальцы Ренн скользнули внутрь его башмака, она пробежала пальцами по коже – ДА! Она нащупала теплую и уже довольно мягкую поверхность старого шрама.
Дрожа от облегчения, она схватила Торака за плечи и принялась трясти.
– Торак! Очнись!
Но он по‑прежнему тяжело висел у нее в руках и оставался совершенно безучастным.
Она прошипела ему прямо в ухо:
– Прекрати же, наконец, умирать! Посмотри на меня!
Да что с ним такое? Неужели его опоили каким‑то сонным зельем?
– Кто здесь? – услышала Ренн грубый женский голос и замерла на месте.
В конце туннеля показался слабый свет факела.
– Это ты, мальчик? – громко спросила женщина. – Эй, ты где? Отвечай немедленно!
Ренн тут же метнулась во тьму, не зная, где бы спрятаться, и вдруг пальцы ее нащупали каменную пластину, не слишком плотно закрывавшую одну из нор. Но оказалось, что пластина слишком тяжела для нее, не сдвинуть.
«Ищи другую нору! – велела она себе. – Быстро!»
Шаги приближались. Свет факела стал ярче.
Наконец одну из пластин Ренн все же сумела сдвинуть с места, хоть и с большим трудом, и тут же скользнула внутрь, а потом, стараясь не шуметь, задвинула пластину за собой, оставив небольшую щелку.
Сквозь щель ей была видна узкая полоска света, которая не двигалась. Значит, та женщина остановилась. Ренн затаила дыхание.
Шагов слышно не было. Пожирательница Душ стояла где‑то рядом с норой.
Ренн на всякий случай отвернулась от падавшего в щель луча света, опасаясь, что колдунья почувствует ее взгляд или заметит блеск ее глаз.
Она слепо смотрела в темноту, когда вдруг из глубины норы на нее глянула пара гневных желтых глаз.
Глава двадцать шестая
Сердце у Ренн бешено забилось, когда она увидела перед собой огромный острый клюв, который, казалось, способен был вспороть брюхо даже киту, длиннющие острые когти, обладатель которых запросто мог бы поднять в заоблачную высь детеныша северного оленя и перенести его на вершину какого‑нибудь утеса.
Вскочив на ноги, Ренн прижалась к скале. Нора была очень низкая и узкая, вдвоем они там едва помещались. Так что пользоваться оружием здесь было бы совершенно бесполезно. Ренн представила себе, как эти мощные когти с быстротой молнии разрывают в клочья ее лицо и руки, а потом Пожиратели Душ, всмотревшись в ее изуродованные останки, завершают то, что начал орел…
– Эй, мальчик! – вновь послышался голос Пожирательницы Душ.
Орел чуть приподнял свои огромные крылья, нахохлился и, не мигая, уставился на Ренн.
Было слышно, как колдунья втыкает факел в одну из трещин, затем послышался писк летучей мыши. И Ренн догадалась, что это Неф, Повелительница Летучих Мышей.
– Вот ты где! – воскликнула Неф.
Ренн замерла.
– Что с тобой, мальчик? Очнись!
– Значит, ты его все‑таки нашла, – послышался в отдалении другой женский голос, тихий и мелодичный, точно вода в ручье, журчащая по камням. У Ренн мурашки побежали по спине: она узнала хозяйку этого голоса.
– Что‑то я никак разбудить его не могу, – сказала Неф, и Ренн удивилась. В голосе Повелительницы Летучих Мышей явственно слышались огорчение и озабоченность.
– Наверное, корня слишком много съел, – насмешливо заметила вторая женщина. – Да оставь ты его! До завтрашнего дня он нам все равно не понадобится.
Орел еще шире раскрыл крылья, заставляя Ренн отступать назад. Но куда было отступать в этой узкой норе? Она и так уже вся скорчилась, пытаясь стать как можно меньше. Вдруг под ее ладонью хрустнул комок засохшего орлиного помета.
Женщины снаружи притихли. Неужели услышали?
– Что это ты делаешь? – вновь послышался тихий, вкрадчивый голос второй колдуньи.
– Хочу его перевернуть, – ответила Неф. – Нельзя же его так на спине и оставить. Если мальчишку тошнить станет, он запросто захлебнуться может.
– Ох, Неф! И к чему все эти хлопоты? Жалкий мальчишка! Он не стоит… – Та, с тихим голосом, не договорила.
– Ты что? – спросила Неф.
– По‑моему, тут кто‑то есть, – тихо ответила ее собеседница. – Я это чувствую. Я чувствую чьи‑то души – они здесь повсюду, кружат в воздухе над нами…
Воцарилась тишина. И снова Ренн услышала высокий, тонкий писк летучей мыши.
Вонь от птичьего помета была невыносимой; от нее слезились глаза, текло из носа, и Ренн отчаянно старалась не чихнуть, стряхивая с ресниц выступившие слезы.
– Твоя мышь, похоже, тоже их почуяла, – сказала та, с тихим голосом.
– Ну‑ну, моя красавица, – заворковала Неф. – А чьи это души‑то? Неужели кто‑то из будущих жертв помер?
– Нет, вряд ли. Больше похоже… Нет, это явно не будущие жертвы.
– А все ж лучше было бы проверить! – заявила Неф.
И Ренн прямо‑таки заледенела от ужаса.
– Посвети‑ка мне, – сказала Неф и, видно, двинулась дальше по туннелю, потому что голос ее зазвучал глуше.
Вскоре послышался скрежет каменной плиты – в нескольких шагах от убежища Ренн, – и раздалось свирепое шипение росомахи.
– Ну, эта тварь уж точно пока жива! – рассмеялась та, с тихим голосом.
Неф что‑то проворчала и задвинула плиту.
Потом заскрежетала очередная плита, и Ренн услышала писк выдры.
Пожирательницы Душ проверяли одну нору за другой, подходя все ближе к той, где скорчилась Ренн. Мысли ее лихорадочно метались, но пути к спасению не было. Если она выскочит, они тут же ее увидят. Если останется, ее поймают, точно попавшую в ловушку куницу. Нужно как‑то заставить их прекратить эту проверку, потому что, если они заглянут в нору орла, она погибла.
Из соседней норы донеслось тявканье песца. Они почти добрались до Ренн.
«Думай, думай!» – велела она себе.
Оставалось только одно.
Крепко зажмурившись, она крест‑накрест закрыла руками лицо и… пнула орла ногой.
Он подскочил с трескучим «клек‑клек‑клек», и Ренн ощутила холодок на запястьях, когда когтистые орлиные лапы скользнули совсем рядом с ее лицом.
Обе женщины тут же подошли к норе орла и остановились по ту сторону каменной плиты.
Орел сердито встряхнулся и стал оправлять взъерошенные перья.
Ренн опустилась на корточки, по‑прежнему закрывая руками лицо и не в силах поверить, что осталась невредима.
– А здесь можно и не проверять, – послышался голос Повелительницы Летучих Мышей. – Хотя, похоже, наша птичка опять проголодалась.
– Ох, да оставь ты ее в покое! – нетерпеливо крикнула вторая женщина. – И мальчишку этого брось, пусть себе полежит! И все остальные пусть делают что хотят! Мне нужно отдохнуть! Да и тебе, впрочем, тоже. Так что пошли отсюда!
«Да‑да, уходите!» – про себя молила их Ренн.
Но Повелительница Летучих Мышей колебалась.
– Ты права, – сказала она наконец. – Им и осталось‑то всего один день пережить.
Вскоре шаги их стали удаляться, и Ренн, совершенно лишившись сил, так и осела на пол. Она испытывала громадное облегчение. Коснувшись кончиками пальцев зигзага молнии у себя на запястьях, она словно вновь увидела перед собой круглое умное лицо Танугеак и услышала ее голос: «Мне кажется, они тебе пригодятся».
Лишь спустя некоторое время Ренн осмелилась пошевелиться, да и то потому лишь, что орел стал проявлять признаки беспокойства. Растирая онемевшие ноги, она прислонилась к плите, закрывавшей вход в нору, и вдруг поняла, что за плитой кто‑то есть.
– Можешь вылезать оттуда, – услышала она шепот Торака.
Он все никак не мог поверить, что это действительно она.
– Ренн, неужели это ты? – бормотал он.
– Хвала Великому Духу, ты очнулся!
С выкрашенными черной краской волосами Ренн казалась ему странно незнакомой, но это все же это была она: ее улыбка, остренькие мелкие зубки, ласковый взгляд. И это она так неловко и нежно поглаживала его, Торака, по груди…
– Ренн… – снова произнес он и чуть не упал. У него вдруг так закружилась голова, что пришлось зажмуриться.
Ему страшно хотелось немедленно рассказать ей все. И о том, как его блуждающая душа вселилась в белого медведя, и о том, как он угодил в ловушку и чуть не остался в теле этого медведя, и о том, что он слышал вой Волка – правда, слышал его только своим внутренним слухом. Но больше всего ему хотелось сказать ей, как это чудесно, что она рядом, как он счастлив, что ей удалось пробраться в пещеру и в кромешной тьме отыскать его.
Но едва он попытался что‑то сказать, как горькая желчь поднялась у него к самому горлу. Он успел выговорить лишь: «Меня… сейчас вырвет» – и упал на четвереньки.
Его выворачивало наизнанку, а Ренн стояла рядом с ним на коленях и поддерживала его. И убирала волосы, падавшие ему на лицо. А потом, когда это, наконец, закончилось, помогла ему подняться на ноги.
Торака шатало. Когда они вышли на освещенное факелом пространство, Ренн впервые как следует разглядела его лицо и ужаснулась:
– Торак, что с тобой? У тебя же все губы черные! И на лбу кровь!
Он вздрогнул от ее прикосновения:
– Не тронь! Я… просто испачкался!
– Неправда! Что с тобой случилось? – не успокаивалась Ренн.
Но Торак отчего‑то никак не мог заставить себя все рассказать ей. И сказал лишь:
– Я знаю, где они держат Волка. Пошли.
Но когда он, спотыкаясь, двинулся по туннелю, Ренн схватила его за руку.
– Погоди. Мне нужно кое‑что рассказать тебе. – Она помолчала. – Эти Пожиратели Душ… им не только Волк нужен. Они и тебя тоже хотят в жертву принести!
И она рассказала о том, что подслушала в каменном лесу. У Торака подкосились ноги; его снова стало тошнить.
– Это страшное колдовство. Оно способно дать им великую силу и власть. И оно защитит их от злых духов, – закончила Ренн.
Торак бессильно прислонился к стене.
– Девять Охотников… Я слышал, как они говорили об этом, но мне и в голову не приходило… – Он вдруг нахмурился и, схватив факел, решительно сказал: – Идем. У нас мало времени.
Ренн озадаченно на него посмотрела:
– Но… разве Волк не здесь, не вместе с остальными?
– Нет. Я расскажу тебе на ходу.
Охваченный волнением, Торак чувствовал, что мысли его быстро проясняются. Он уверенно вел Ренн по туннелям, вспоминая следы тех запахов, которые почуял, находясь в теле медведя. Он то и дело останавливался, проверяя, нет ли за ними погони, и постепенно рассказал Ренн почти все: рассказал о том, что некий заморский колдун посоветовал Пожирателям Душ держать Волка отдельно от прочих жертвенных животных; о том, чему сам стал свидетелем, прячась в каменном лесу; рассказал о Двери между мирами, о страшных намерениях Пожирателей Душ и об огненном опале…
Ренн вдруг резко остановилась и спросила:
– Огненный опал? Они нашли огненный опал?
Торак так и уставился на нее.
– Тебе о нем известно?
– Ну… да, я кое‑что слышала. Но не так уж много.
– Почему же ты мне никогда о нем не рассказывала?
– Но я никогда не думала… – Она колебалась. Ей очень не хотелось обижать его. – Понимаешь, в детстве ведь слышишь много всяких историй и сказок, если, конечно… растешь среди своих сородичей.
– Ладно, тогда рассказывай сейчас, что ты знаешь об этом камне.
Она придвинулась ближе, и Торак почувствовал на щеке ее дыхание.
– Огненный опал, – прошептала она, – это свет глаз Великого Зубра. Вот почему он так притягивает злых духов.
Торак посмотрел на нее; ее глаза были, как две бездонные черные пропасти, и в их глубине мерцали два крошечных отражения факела.
– Значит, тот, кто владеет этим опалом, может управлять злыми духами? – сказал он.
Ренн кивнула и прибавила:
– И пока опал не коснется ни земли, ни камня, злые духи так и останутся у него в рабстве и должны будут делать все, что прикажет им хозяин опала.
Торак вспомнил алое сияние в каменном лесу.
– Но он так прекрасен!
– Зло может быть и прекрасным, – с поразительным хладнокровием заметила Ренн. – И очень даже часто бывает именно прекрасным. Разве ты этого не знал?
/Торак был явно потрясен. Он все еще пытался совладать с собою, когда спросил:
– Насколько же он стар? И когда…
– Этого никто не знает.
– Но теперь они его нашли! – прошептал Торак.
Ренн нервно облизнула губы.
– У кого он хранится? – спросила она.
– У Эостры, Повелительницы Филинов. Но как только они отыскали ту Дверь, Эостра исчезла.
Некоторое время оба шли молча, слушая шуршание летучих мышей, далекое журчание воды и думая о том, что же еще населяет эту тьму.
Первым заговорил Торак:
– Ну вот, мы уже почти пришли.
И снова Ренн была озадачена:
– А откуда ты узнал, куда нужно идти?
Он помолчал и уклончиво ответил:
– Узнал, и все.
Они еще некоторое время шли вверх по туннелям и вскоре оказались в маленькой сырой пещерке. Посреди нее грязно‑коричневый ручеек наполнял водой небольшое углубление в скальной породе и исчезал в какой‑то в бездонной, гулкой пропасти. Рядом с этим крошечным озерцом стояла плошка из бересты и лежала плетеная сетка из древесной коры, в которой виднелись несколько кусков трески, уже успевшей покрыться плесенью. В углу они отыскали нечто вроде колодца, прикрытого грубой крышкой, сплетенной из прутьев и придавленной крупными камнями. У Торака бешено забилось сердце. Он знал – знал! – что Волк там, в этой яме!
Сунув факел Ренн, он откатил камни в сторону и сбросил плетеную крышку.
Волк действительно был там. Он лежал на дне какой‑то жуткой вонючей дыры, едва там помещаясь, и выглядел совершенно отощавшим: кости у него на крупе так и торчали острыми углами. От его шерсти, некогда роскошной, но теперь совершенно свалявшейся, исходила вонь разложения. Волк лежал на животе, положив голову на лапы, и совсем не двигался. На мгновение Тораку даже показалось, что он мертв.
– Волк! – выдохнул он.
Крупная серебристая голова вздрогнула, но выражение янтарных глаз осталось совершенно равнодушным.
– Морда, – прошептала Ренн, – посмотри на его морду!
Морда Волка была обмотана куском сыромятной кожи и туго, с невероятной жестокостью стянута.
Бешеный гнев проснулся в душе Торака.
– Сейчас я этим займусь, – сказал он сквозь зубы. – Дай мне свой нож.
Спрыгнув в яму, он разрезал кожаные ремни.
«Братец, – сказал он по‑волчьи дрожащим ворчливым тоном, чуть посвистывая носом, – это же я!»
Но волчий хвост даже не шевельнулся.
– Торак, осторожней! – сказала Ренн. Ей было не по себе.
«Брат мой». Торак настойчиво посмотрел Волку в глаза.
– Торак! – крикнула Ренн. – Вылезай оттуда!
Губы Волка раздвинулись в жуткой улыбке, и он, пошатываясь, поднялся на ноги. За мгновение до того, как он прыгнул, Торак ухватился за край колодца и, подтянувшись, вылез наверх. Ренн, ухватив его за парку, быстро оттащила его подальше от края ямы. Они как раз вовремя успели положить на место плетеную крышку и придавить ее камнями, потому что Волк, подпрыгнув, с силой ударился в нее.
Ренн в ужасе зажала рот руками.
Торак с отчаянием посмотрел на нее.
– Он меня не узнает! – только и сумел он сказать.
Глава двадцать седьмая
Собрав последние силы, Волк прыгнул на этого странного полувзрослого бесхвостого, но тут Логово вновь захлопнуло свою пасть, и он, больно ударившись, упал на камни.
Теперь боль в хвосте не давала ему ни спать, ни просто лежать. Он кружил по дну ямы до тех пор, пока задние лапы не стали дрожать от изнеможения. Пришлось все же лечь, но шкура отчего‑то казалась ему слишком жаркой и тесной; в ушах стоял гул, а голова была полна черного тумана.
Сверху доносились повизгивания и подвывания этих странных бесхвостых. Волк растерянно насторожил уши. Он явно знал эти голоса. А может, ему только показалось? Нет, голоса бесхвостых явно звучали знакомо, а вот запах у них был совсем не знакомый. Самка пахла той собакой‑рыболовом, которую бесхвостые называют выдрой, и почему‑то орлом, а полувзрослый самец – голос которого был так похож на голос Большого Брата – прямо‑таки вонял теми противными бесхвостыми. А еще от него несло белым медведем. Так это все‑таки Большой Бесхвостый Брат или нет? Волк никак не мог понять. И никак не мог собраться с мыслями и разгадать эту загадку.
Но ведь совсем недавно он действительно чуял запах Большого Брата, в этом он был уверен. Он уловил его запах на верхней шкуре той самки со змеиным языком; и хотя она немедленно стянула ему морду куском ненавистной оленьей шкуры, он все же успел провыть призыв Бесхвостому Брату, а потом еще и про себя, мысленно, позвал его на помощь. И успел все же услышать, правда мимолетно – за такое короткое мгновение не успеешь и зубами щелкнуть, – ответ Большого Брата, его неумелый, но такой прекрасный волчий вой. И эти звуки были для Волка словно нежнейшее дыхание лесного ветерка, играющего в его пушистой шкуре.
А потом проклятый черный туман вновь заполнил голову, и прекрасный вой Брата превратился вдруг в тупой рев белого медведя. «Я зол! – ревел медведь. – Зол! Зол!» Как и все медведи, этот тоже был не мастером разговаривать, так что просто повторял без конца одно и то же.
Над головой у Волка послышалось царапанье. В глаза больно ударил свет. Затем у него перед носом закачался знакомый кусок березовой коры. Потом кусок бересты опустился и замер на камнях. Волк тут же слизнул влагу, которая там была.
А странные бесхвостые все смотрели на него сверху. Он чуял, как они смущены и боятся. И тот полувзрослый самец все наклонялся вниз, так что при желании Волк мог вполне на него и броситься, и все повторял ворчливо‑жалобным тоном: «Это же я, брат! Я!»
Этот голос… такой знакомый… звучал так успокоительно, так приятно! Истерзанному болью и страданиями Волку казалось, будто к израненным подушечкам его лап прикладывают прохладную целебную глину…
Но, может, он, Волк, уже оказался в другой Жизни? В той, куда порой попадал во сне? Может быть, очнувшись, он опять окажется один в этом вонючем Логове?
А может, это просто очередной обман, затеянный теми противными бесхвостыми?
Но молодой бесхвостый самец склонялся все ниже и ниже к нему. И Волк видел короткую шерсть у него на голове – она была гораздо короче, чем у Большого Бесхвостого Брата, – но видел он и обожаемое плоское лицо, и ясные волчьи глаза…
Душа его была смущена. Он понюхал протянутую к нему лишенную шерсти переднюю лапу бесхвостого. Лапа действительно немного пахла Большим Братом – но Волк все же не был уверен. Может, ему надо ее лизнуть? Или укусить?
На всякий случай Волк предупреждающе зарычал, и Торак отдернул руку.
– Он тебя не узнает, – обреченно сказала Ренн.
Торак стиснул кулаки.
– Ничего, узнает! – Он не мог отвести глаз от этой мерзкой грязной норы. Пожиратели Душ еще заплатят за это! И даже если на это уйдет вся его жизнь, он не оставит их в покое. Он станет охотиться на них; он загонит их, как дичь, и заставит заплатить за то, что они сделали с его Волком!
– Сколько у нас еще есть времени? – спросила Ренн, возвращая его к реальной действительности. – И где сейчас Пожиратели Душ?
Торак покачал головой:
– Мы сейчас довольно далеко от каменного леса, оттуда нас не услышать; сейчас, судя по тому, что говорила Сешру, они отдыхают. Вряд ли они придут сюда до… ну, скажем, до завтра, когда, вновь собравшись с силами, все‑таки откроют ту Дверь. Но это только моя догадка.
Ренн мрачно кивнула и сказала:
– Одно мне, по крайней мере, совершенно ясно. Далеко нам с больным Волком не уйти. Ему нужна еда и лечение. И поскорее.
Развязав свой мешочек с припасами, она достала кусок тюленьего жира и бросила в яму. Волк проглотил его не жуя.
– Хорошо, что ты догадалась принести поесть, – сказал Торак.
– Сейчас, погоди. У меня есть для него и кое‑что еще, – быстро пробормотала Ренн и, вытащив из ямы берестяную плошку, высыпала в нее горсть каких‑то маленьких темных шариков из своего мешочка. Потом снова опустила плошку в яму, и черный нос Волка задергался. Он с трудом поднялся и старательно обнюхал темные шарики. – Это сушеная брусника, – пояснила Ренн.
И Торак впервые за много дней широко улыбнулся. Потом снова посмотрел на Волка, и улыбка его погасла.
– Он ведь поправится? Да?
Он видел, как Ренн старается ободряюще улыбнуться ему в ответ.
– Но… Ренн, – запинаясь, пробормотал он, – не может же все это быть настолько плохо!
Она взяла плюющийся смолой факел и посветила в нору.
– Ты только посмотри на его хвост!
Волк свирепо прорычал: «Держись подальше!»
Торак присмотрелся и похолодел. Конец лохматого серебристого волчьего хвоста весь слипся от высохшей крови; но не вид крови наполнил ужасом его душу, а покрытая слизью зеленовато‑черная плоть, которая пятнами просвечивала сквозь шерсть. И от нее явственно несло гнйлью.
– Да, это она, черная гниль! – горестно покивала Ренн. – Она постепенно отравляет все тело, как если бы тебя изнутри ели… какие‑нибудь вредные червяки.
– Но, может, когда мы вытащим Волка наружу, на снег, ему станет лучше?
– Нет, Торак, нет. Эту болезнь нужно остановить прямо сейчас, иначе будет поздно!
Он понимал, что она имеет в виду, но боялся произнести это вслух.
– Но ведь должно же быть какое‑то средство! Ну, что еще можно для него сделать? В конце концов, ты ведь и колдовать немного умеешь, да?
– Если бы такое средство было, неужели ты думаешь, я бы немедленно им не воспользовалась? Торак, эта штука его убивает! Да ты и сам прекрасно это понимаешь! – Ренн посмотрела ему прямо в глаза. – Есть только один выход: нам придется отрубить ему кончик хвоста.
– Ты же знаешь, что я права, – помолчав, сказала Ренн, но поняла, что Торак ее не слушает.
Она с ужасом оглянулась через плечо, но, к счастью, нигде не заметила никаких признаков Пожирателей Душ и снова повернулась к Тораку.
– Ты мне доверяешь? – спросила она.
– Что? – Казалось, он только что очнулся.
– Ты мне доверяешь?
– Ну конечно, доверяю!
– В таком случае ты должен понимать, что я права! А теперь скажи это все ему. Скажи Волку, ЧТО нам придется сделать, потому что иначе он умрет.
Некоторое время Торак колебался; потом медленно подполз к краю ямы, свесился вниз и тихо заговорил по‑волчьи.
Волк поднял голову и предупреждающе зарычал. К ужасу Ренн, Торак не обращал на это никакого внимания и продолжал висеть на краю ямы, не сводя с Волка уверенного и нежного взгляда.
Шерсть у Волка на загривке встала дыбом, уши были плотно прижаты к голове.
Внезапно он прыгнул, щелкнув в воздухе зубами на расстоянии ладони от лица Торака. Лязг волчьих зубов эхом разнесся по всей пещере.
Но Торак опустил голову еще ниже и понюхал черные губы Волка.
Волк, продолжая рычать, смотрел на Торака грозно потемневшими глазами.
И Торак, отпрянув от него, встал на ноги и уныло сказал Ренн:
– Нет, он меня не понимает!
– Но почему?
– Я… я не умею, не знаю, как все это сказать по‑волчьи! Как объяснить ему, что только это может ему помочь. Ведь в языке волков нет будущего времени.
– Как жаль! – вздохнула Ренн.
И медленно вытащила из‑за пояса топорик; тот самый топорик, который, как она была уверена – а подобные предчувствия и прежде порой посещали ее, – непременно понадобится ей в пещере.
– Возьми.
Торак не ответил. Он молча смотрел на топор.
– Мы… отрубим только самый кончик, – сказала Ренн. – Не длиннее твоего большого пальца. – Она нервно сглотнула. – Торак, ты должен это сделать! Он ведь твой брат!
Торак взял топор. Взвесил его в руке.
Волк поднял голову, потом, тяжело дыша, неловко завалился на бок.
Торак быстро связал ему лапы и поднял топор.
Ренн показалось, что она сейчас потеряет сознание: ведь именно об этом видении и говорила та старуха из племени Песца! О том, что мальчик из племени Волка поднимет топор на своего брата!
Торак медленно опустил топор и прошептал:
– Я не могу. – Он посмотрел на Ренн, глаза его подозрительно блестели. – НЕ МОГУ!
Ренн чуть поколебалась и заставила себя спуститься в яму. Там ей как раз хватило места. Она встала рядом с Тораком и взяла у него топор.
Волк чуть приоткрыл глаза, глянул на нее и оскалился, показывая свои страшенные клыки.
– Нам бы надо связать ему морду! – невольно выдохнула Ренн.
– Нет, – сказал Торак.
– Но ведь он укусит!
– НЕТ! – яростно воскликнул он. – Если я сейчас свяжу ему морду, он подумает, что я ничуть не лучше этих Пожирателей Душ! Если же я этого не сделаю… если я поверю ему, если поверю в то, что он не станет причинять мне боль… Тогда, может быть, и он поверит мне настолько, что позволит помочь ему…
Какое‑то время они молча смотрели друг на друга. И по лицу Торака Ренн видела, что он убежден в своей правоте и свое окончательное решение уже принял.
– Я не позволю ему укусить тебя, – сказал он, отгораживая ее собой от оскаленной пасти Волка, и опустился на колени. Волк чуть приподнял голову, обнюхал его пальцы и снова лег.
Левой рукой Торак погладил пушистую шерсть у Волка за ушами, почти неслышно посвистывая носом и ворчливо подвывая. Правой рукой он нежно погладил Волка по боку, потом по ляжке, но когда рука его приблизилась к основанию хвоста, морда Волка мгновенно собралась морщинами в свирепом оскале.
Однако рука Торака продолжала ползти – медленно, осторожно – вдоль волчьего хвоста.
И тут Волк зарычал так, что содрогнулось все его тело.
Торак на мгновение замер.
Затем пальцы его продвинулись еще немного и вскоре оказались почти на границе гниющей плоти на конце хвоста. Он крепко стиснул хвост и прижал его к полу.
С невероятной быстротой Волк извернулся и схватил Торака зубами за запястье, крепко его стиснув и немного оцарапав кожу, но не разорвав ее; казалось, Волк решил помедлить, прежде чем раздробить Тораку кости.
Ренн затаила дыхание. Однажды она видела, с какой легкостью разгрыз Волк бедренную кость лося. А уж оторвать Тораку кисть для него было все равно что переломить жалкий прутик.
Янтарные глаза Волка неотрывно смотрели на Торака: он ждал, что тот будет делать дальше.
Лицо Торака блестело от пота, когда он встретился с Волком взглядом. Потом он сказал Ренн:
– Приготовься.
Она крепче сжала рукоять топора заледеневшими пальцами.
А Торак, глядя Волку прямо в глаза, скомандовал:
– Давай!
Глава двадцать восьмая
Хвост у Волка все еще болел, но это была чистая болезнь, а та нечистота исчезла без следа.
И черный туман тоже исчез, а с ним и последние сомнения. И полувзрослый самец действительно оказался его Большим Бесхвостым Братом.
А все тот проклятый черный туман! Это он заставлял Волка злобно смотреть на Большого Брата и скалить зубы; это из‑за него Волк даже слегка укусил его за переднюю лапу. «Если сделаешь мне больно, – сказал ему тогда Волк одними глазами, – я тебя укушу». Но Большой Брат ответил ему таким спокойным и честным взглядом, что Волк сразу припомнил, как однажды, еще волчонком, подавился утиной костью, а Большой Брат схватил его и с силой надавил на живот. Было очень больно, и он, Волк, ужасно разозлился, извернулся и хотел укусить своего мучителя, но Большой Брат не испугался и снова надавил ему на живот, и тут утиная кость сама выскочила наружу. И Волк понял: Большой Бесхвостый старался ему помочь, а не сделать больно.
Вот и теперь, понимая, что ему хотят помочь, Волк позволил своей бесхвостой сестре отрубить ему большим каменным когтем кончик хвоста, где коренилась та нечистота. Вот почему он так по‑настоящему и не укусил Большого Брата за переднюю лапу. Потому что эти бесхвостые ему помогали.
Но теперь самое страшное было позади, и Большая Сестра, задыхаясь, бессильно прислонилась к стене Логова, а Большой Бесхвостый сел, уронил голову на передние лапы и весь затрясся.
Волк подошел и понюхал кусок своего хвоста, лежавший на камнях. Этот кусок хвоста тоже когда‑то был им, Волком, но теперь превратился просто в кусок испорченного мяса, которое и есть‑то не стоит. Затем он подошел к Большому Брату и стал тыкаться носом ему под подбородок – так он просил прощения за свое злобное рычание и гневные взгляды. И Большой Брат вдруг издал какой‑то странный звук, словно захлебнулся, обхватил Волка передними лапами и зарылся носом в шерсть у него на загривке.