А потом все сразу стало почти хорошо. Большая Сестра дала Волку еще ягод брусники и несколько потрясающе вкусных кусков жира той странной то ли рыбы, то ли собаки, потому что тявкают эти звери, в точности как собаки. И Волк уже начинал чувствовать, как стремительно к нему возвращаются силы. А Большой Брат все сидел с ним рядом и почесывал его за ухом. Большая Сестра тем временем возилась с хвостом Волка, а потом окунула конец его хвоста, укушенный каменным когтем, в какую‑то жидкую грязь, которая приятно пахла медом и мокрыми папоротниками, и Волк позволил ей это сделать, понимая, что она хочет, чтоб ему стало лучше.
И Волк спокойно положил морду на лапы и закрыл глаза, наслаждаясь лаской Большого Брата и благотворным воздействием той чудесной прохладной грязи, которой обмазала ему хвост Сестра; эта замечательная грязь быстро прогоняла из тела Волка остатки той противной нечистоты.
Волк действительно поправлялся прямо‑таки на глазах; это и удивляло Ренн, и заставляло ее гордиться собственными целительскими умениями.
Уже и шерсть Волка стала вроде бы более гладкой и блестящей, и нос перестал быть тусклым и горячим. А рана на кончике хвоста, ставшего теперь короче примерно на длину большого пальца, пахла чистотой и свежестью. Как ни странно, Волк даже позволил Ренн смазать эту рану целебной мазью из сока ольхи и цветов таволги, смешанных с жеваным тюленьим жиром. А потом она перевязала ему хвост, прикрыв рану кусочком плетеной коры, и он даже почти не пытался содрать эту повязку и съесть ее.
Зато Торак даже смотреть на все это не мог; он даже на рану Волка ни разу не взглянул – казалось, ему было даже больнее, чем самому Волку.
– Ты не расстраивайся. Ему действительно гораздо лучше. – Ренн все старалась его приободрить. – Волки вообще, по‑моему, выздоравливают гораздо быстрее, чем люди. Помнишь, как прошлой осенью, в месяц Ревущих Оленей, он отправился за черникой и порвал себе ухо? А через три дня на этом ухе даже следа не осталось!
– Да, верно, я и позабыл совсем. – Торак заставил себя улыбнуться. – Похоже, ему здорово твоя мазь помогает.
– Ты знаешь, он прямо‑таки с каждой минутой сильней становится, – сказала Ренн, завязывая свой мешочек с целебными травами. – И, по‑моему, нам бы надо уже…
Над головой у них прошуршала крыльями летучая мышь; они тут же умолкли и прислушались.
Но больше ничего не произошло.
Три раза за тот день – за тот странный день, проведенный под землей, который больше напоминал ночь, – Торак ходил в каменный лес и крал там очередной факел, а заодно проверял, не очнулись ли от своего транса Пожиратели Душ. Пока они спали, но вряд ли можно было ожидать, что их сон продлится еще одни сутки.
– Нам бы надо вытащить Волка из этой ямы, – сказала Ренн. – Можно попробовать сделать петлю из поясов и с ее помощью попытаться его поднять. Если, конечно, он нам это позволит…
– Он нам теперь все позволит. Так ты говорила, что Тиацци закрыл выход из пещеры?
– Да. Но теперь нам, может быть, удастся сдвинуть эту плиту?
– Придется постараться. Это ведь единственный путь наружу.
– Нет, не единственный. – Ренн помолчала, а потом все‑таки рассказала Тораку о норе каменной куницы.
Ее даже немного удивило то, что Торак не стал выспрашивать у нее никаких подробностей, не стал упрекать ее, почему она раньше не рассказала ему об этой норе. Он вообще не выказал никакой заинтересованности, скорее уж он выглядел расстроенным. Интересно, думала Ренн, тревожится ли он насчет того, что давно уже беспокоило?
Она видела: он явно что‑то обдумывает, все глубже зарываясь носом в шерсть у Волка на загривке. Волк, скосив глаза и поставив одно ухо торчком, посмотрел на Торака, и между ними начался один из тех безмолвных разговоров, во время которых Ренн всегда невольно чувствовала себя лишней. Но теперь это ее ничуть не обижало; напротив, она была очень рада, что Торак вновь обрел своего дорогого четвероногого брата.
– Кровь девяти Охотников… – вдруг медленно пробормотал Торак. – Это им нужно, чтобы защитить себя от злых духов, верно? То есть когда они эту Дверь откроют…
Ренн кивнула.
– Я тоже об этом думала. Даже Пожирателям Душ будет невероятно трудно удержать Дверь открытой более нескольких мгновений. Но и этого, я думаю, будет вполне достаточно.
Оба представили себе одно и то же: орды злых духов, устремляющихся, подобно неумолимой черной лавине, во льды, затем на заснеженные просторы окрестных земель и прямо к Лесу…
– А этот огненный опал, – снова заговорил Торак, – должен дать им возможность управлять духами, когда те вырвутся наружу?
– Да.
Торак ласково погладил Волка по шерстистому боку, и тот благодарно, хотя и очень осторожно, вильнул хвостом.
– Как же этот опал уничтожить? – сказал Торак. – Может, разбить его молотком? Или бросить в Море?
Ренн стиснула пальцами мешочек с лекарствами.
– Нет, уничтожить его далеко не просто. Его можно лишить силы, лишь закопав глубоко в землю или похоронив под камнем. Но этого мало… – Она помолчала, явно колеблясь. – Для этого нужна еще чья‑то жизнь. Жизнь того, кто будет похоронен с ним вместе. Иначе силу огненного опала подавить невозможно.
Торак, нахмурившись, опустил подбородок на поджатые к груди колени и сказал, несказанно удивив своим признанием Ренн:
– Когда я наносил своему отцу Метки Смерти, я не слишком хорошо с этим справился. Особенно с той меткой, что наносится вот здесь, на груди. Она предназначена для племенной души. У отца в этом месте был шрам – там он с помощью ножа уничтожил одну татуировку… знак Пожирателей Душ.
Ренн молчала; в горле у нее застрял колючий комок.
– А потом я не смог вернуться и все сделать, как полагается, – продолжал Торак. – Не смог даже собрать его кости и отнести их на кладбище племени Волка – хотя, если честно, я понятия не имел, где оно находится. С тех пор, с того самого дня, как отец умер, я только и делал, что сражался с Пожирателями Душ. – Он помолчал. – Я тогда ушел и оставил его только потому, что он сам приказал мне уходить. Он знал: мне на роду написано воевать с Пожирателями Душ, и вряд ли я смог бы теперь пойти против того, что предначертано мне судьбой.
Ренн не ответила. Это было именно то, чего она так боялась.
Ей отчаянно хотелось поскорее отыскать выход из этих ужасных пещер, снова сесть в лодочку из тюленьих шкур и вернуться к людям Песца. А потом Инуктилук проводил бы их на своей собачьей упряжке до самого Леса, и они снова были бы вместе с Фин‑Кединном, и тогда все плохое осталось бы позади. Но она понимала, что ее мечтам сбыться не суждено.
Торак поднял голову, и Ренн удивилась, насколько спокоен был взгляд его серых глаз.
– Речь больше не идет о спасении Волка, – сказал он. – Я не могу просто так убежать и позволить им открыть ту Дверь.
– Я знаю, – прошептала Ренн.
– Знаешь? – Он смотрел ей прямо в глаза, и взгляд его показался ей на редкость открытым и уязвимым. – Я ведь не смогу сделать это один. Но и просить тебя о помощи не могу. Ты и так уже много сделала для меня, для нас…
Она вдруг разозлилась:
– Я знаю, что мы должны остановить их! Знаю не хуже тебя! Но сперва мы убедимся, что Волк на свободе, а потом, – у нее даже дыхание перехватило, – потом мы вместе должны будем сделать все, чтобы они не смогли открыть эту Дверь.
Глава двадцать девятая
Вытащить Волка из ямы оказалось непростой задачей.
Но им все же это удалось, и они двинулись туда, где Пожиратели Душ держали остальных жертвенных животных. К своему огромному облегчению, никого из колдунов они там не обнаружили, однако те явно туда приходили: нора, в которой сидела рысь, была пуста.
Торак как раз обдумывал это событие, когда Волк тихо и настойчиво сказал: «Уфф!»
– Прячься! – шепнул Торак, но Ренн и сама уже достаточно хорошо понимала язык Волка, чтобы послушаться его предостережения. Она быстро заползла в рысью нору, и Торак задвинул вход в нее каменной плитой. Еще мгновение – и мимо его лица прошуршала крыльями летучая мышь, любимица Неф.
– Это ты, мальчик? – услышал он в дальнем конце туннеля голос самой Неф. – Ты где?
Торак быстро оглянулся на Волка; его янтарные глаза так и сверкали в свете факелов, и если Неф его заметит…
Но пока Повелительница Летучих Мышей, прихрамывая и переваливаясь, приближалась к Тораку, Волк развернулся и попросту растаял в темноте. Торак с облегчение выдохнул: как он мог сомневаться в умениях своего четвероногого брата! Ведь если Волк сам не захочет, чтоб его увидели, его никто и не увидит.
– Я здесь, – сказал он, стараясь изо всех сил, чтобы голос его звучал спокойно.
– А где же ты все это время был? – сердито закричала Неф.
Торак потер виски, старательно делая вид, что ничего не помнит.
– Я спал. Этот корень… у меня голова и теперь еще болит.
– Ну, естественно! Она и должна болеть! Теперь ты понял, что нужно быть очень сильным, чтобы стать Пожирателем Душ?
К ужасу Торака, Неф остановилась прямо перед той норой, где спряталась Ренн, и оперлась рукой о скалу.
Торак сделал несколько шагов вперед, надеясь, что она последует за ним.
Но она никуда не пошла. Воткнув факел в трещину в стене, она присела на корточки, расставив толстые ляжки, и повторила, словно обращаясь к самой себе:
– Нужно быть очень сильным! Да‑да, ты должен стать очень сильным!
– Значит, теперь рысь! – вырвалось у Торака. – Ты ведь ее убила, да? Вы уже начали великое жертвоприношение?
Неф по‑прежнему держала руки перед собой и невольно стиснула кулаки.
– Ее было необходимо убить! Немногие должны страдать ради благополучия многих!
Торак облизнул губы. Он должен был как‑то избавиться от Повелительницы Летучих Мышей, прежде чем она обнаружит Ренн. И все же…
– Тебе вовсе не обязательно это делать! – сказал он.
Неф резко вскинула голову.
– Не обязательно совершать это жертвоприношение, – пояснил Торак. – И открывать ту Дверь тоже не обязательно.
– Что? – зарычала Неф.
– Там же злые духи! Они проникнут в наш мир!
– В том‑то все и дело! Ведь духи не отличают правильное от неправильного! Значит, их можно склонить на свою сторону, подчинить своей воле! Неужели ты этого не понимаешь? Только так можно проложить путь Великому Духу! Только так мы сумеем установить в нашем мире действительно справедливый порядок!
– Нарушив главный закон племен?
Некоторое время Неф молча смотрела на него. Потом вдруг вскочила на ноги, схватила факел и поднесла его к самому лицу Торака – так близко, что ему было отчетливо слышно, как шипит сосновая смола.
– Ты же был трусом, – несколько удивленно сказала она. – Ты же ползал у меня в ногах, хныкал… И куда все это делось теперь? Теперь ты больше уже не трус! Так почему же ты скрывал свое истинное лицо?
Торак молчал.
Неф опустила факел и махнула рукой.
– А впрочем, какое это теперь имеет значение!
Казалось, клочок тьмы пересек световую полосу и опустился к ней на плечо. Глядя, как Неф оглаживает мягкую шерстку летучей мышки, Торак никак не мог понять, как в ее душе уживаются подобная нежность и способность совершить тяжкое убийство.
– Дверь вот‑вот будет открыта, – продолжала между тем Неф, – и тебе предстоит кое‑что сделать. Ты должен немедленно доставить всех жертвенных животных в каменный лес!
Глаза Торака расширились от ужаса.
– Ты хочешь сказать…
– Да! Мы собираемся их всех убить! Принести их в жертву!
Он судорожно сглотнул:
– А куда же… Ты разве не пойдешь со мной?
– Я? – каркнула Неф. – Нет! Я займусь волком.
– О чем только ты думал! – возмущенно прошипела Ренн, вылезая из своего убежища и глядя вслед ушедшей Повелительнице Летучих Мышей. – Спорить с Пожирательницей Душ, когда я сижу совсем рядом, в этой вонючей норе, и она меня вот‑вот обнаружит!
– Я надеялся, что мне все‑таки удастся заставить ее переменить решение, – сказал Торак.
– Торак, это же Пожирательница Душ!!!
Ренн была совершенно права, но Торак признавать этого не хотел.
– Ладно, идем, – резко бросил он. – Когда Неф обнаружит, что Волк исчез, то непременно поднимет тревогу. Надо поскорее освободить остальных жертвенных животных и самим как‑то выбираться отсюда!
Напряженно вслушиваясь, не приближаются ли чьи‑то шаги, они принялись за работу, торопливо продвигаясь вдоль стен пещеры, отодвигая в сторону каменные заслонки и выпуская пленников на волю. Лиса и выдра исчезли мгновенно, как только щель оказалась достаточно широка, чтобы они смогли в нее протиснуться. Орел одарил их гневным взором горящих очей, расправил грязные растрепанные крылья и скакнул куда‑то в темноту. Росомаха, злобно плюясь, уже собралась кинуться на них, но тут из темноты появился Волк и одним взглядом заставил ее убраться восвояси.
– Фу! – задыхаясь, воскликнула Ренн. – Ничего себе благодарность!
– Как ты думаешь, они найдут путь наружу? – спросил Торак.
Она кивнула:
– Там есть небольшая щель. Каменная плита не очень плотно прилегает к скале. Эти звери вполне там пролезут.
– А Волк?
– Пожалуй, и он тоже. А вот мы – нет. И вряд ли нам стоит рассчитывать на то, что мы сумеем сдвинуть эту плиту с места.
– То есть… нам все‑таки придется воспользоваться норой куницы?
Вся кровь, казалось, отхлынула у Ренн от лица, и она тихо ответила:
– Если повезет. Если мы сумеем до нее добраться.
Некоторое время оба молчали, понимая, что у них нет иной возможности остановить Пожирателей Душ, кроме как добраться до каменного леса и… что‑нибудь сделать. Но что?
В тишине было хорошо слышно, как Волк, цокая когтями, дошел до конца туннеля и внезапно замер – похоже, возле той ямы, где сидел белый медведь.
Жуткое предчувствие шевельнулось у Торака в душе, он подошел к Волку и тоже заглянул в яму. То, что он увидел, вызвало у него такую слабость, что даже колени подогнулись.
– Так или иначе у нас куда больше возможностей спастись, чем у этих двоих, – прошептал он.
– Что ты хочешь этим сказать? – чуя недоброе, спросила Ренн.
И Торак молча подвинулся, чтобы и она могла заглянуть в яму.
Пожиратели Душ убили белого медведя, содрали с него шкуру и оставили его истекающую кровью, еще теплую, исходящую паром тушу в яме. То же самое они сделали и с рысью, а ее освежеванную тушу бросили сверху на тушу медведя.
Ренн бессильно сползла по стене туннеля.
– Как они могли?! Они же просто бросили их гнить здесь!
«Вот оно, зло, – думал Торак. – Вот как оно выглядит в действительности».
После столь ужасной смерти белый медведь казался поразительно маленьким. Сердце Торака сжалось от жалости.
– Пусть души твои сумеют отыскать свой путь в родные льды! – прошептал он. – Пусть обретут они вечный покой!
– Торак… – Ему чудилось, что голос Ренн доносится откуда‑то издалека. – Торак, очнись! Нам пора. Нам надо идти, Торак! Мы должны помешать им открыть эту Дверь!
А в каменном лесу уже началось магическое действо.
Торак, не выходя из темного туннеля, присел на корточки, наблюдая за Пожирателями Душ; душа его пребывала в смятении. Волк пристроился с ним рядом, его била крупная дрожь. Ренн осталась стоять, застыв на месте.
Каменные деревья были освещены алым сиянием. Ядовитый черный дымок змеей поднимался над алтарем, где Пожиратели Душ приносили в жертву собственные волосы. Повелитель Дубов и Повелительница Змей сделали несколько кругов, осматривая самые темные уголки пещеры и тыча во тьму своими трезубцами, чтобы отогнать души убитых ими Охотников и опасаясь их мести. Колдунов было почти невозможно узнать в этих жутких масках с мертвыми глазами: рты у них были ярко раскрашены, и на губах выступила черная пена, поблескивавшая в свете факелов. Они были обнажены до пояса и одеты лишь в набедренные повязки из тонких, блестящих шкур, казавшихся скользкими.
Голову Повелительницы Змей украшала голова рыси с оскаленной пастью, а сама шкура зверя как бы стекала у нее по спине. В руке Сешру сжимала кремень, отнятый у Ходеца, и непрестанно им размахивала.
Повелитель Дубов «превратился» в белого медведя. Надев на голову медвежью башку и вставив руки в передние лапы убитого зверя, он бродил среди молодых каменных деревьев, со свистом разрезая воздух страшными когтями.
И только Повелительница Филинов ничуть не изменилась. Прочно устроившись на каменном выступе, она смотрела на ту стену, где красными отпечатками ладоней была отмечена ДВЕРЬ В ИНОЙ МИР. Ее костлявые бледные руки, похожие на руки трупа, сжимали булаву с вделанным в нее огненным опалом.
Невероятным усилием воли Торак стряхнул с себя магические чары, которые уже начинали свое пагубное воздействие. Еще не зная толком, как им поступить, он понимал, что действовать нужно быстро. В любой момент Неф могла поднять тревогу.
– Факелы! – выдохнул он прямо в ухо Ренн. – Я вижу не более трех. Если нам удастся погасить факелы, тогда, может быть…
Но Ренн не ответила и даже не пошевелилась. Она, похоже, глаз не могла отвести от Пожирателей Душ.
– РЕНН! – Торак тряхнул ее за плечо. – Факелы! Нам надо что‑то сделать, и побыстрее!
Ренн с трудом перевела взгляд на него и прошептала:
– На вот, возьми мой нож. А себе я оставлю топор.
Он кивнул:
– А та кунья нора далеко отсюда?
– Вон за тем деревцем с зеленоватым стволом. Там такая большая щель… Ты ее сразу увидишь. И нужно еще немного вверх вскарабкаться…
– Хорошо. Надо непременно успеть до нее добраться.
Он вдруг опустился на колени и прижался лицом к морде Волка. Волк слабо вильнул хвостом и лизнул его в ухо. Вскоре Торак выпрямился и тихо сказал:
– Он найдет другой путь наружу. У него возможностей больше, чем у нас.
– А как нам быть до того? – спросила Ренн. – Как нам остановить их?
Торак посмотрел на Пожирателей Душ, с шипением кружившихся в каком‑то магическом танце.
– Я попробую отвлечь их разговорами, а ты пока постарайся потушить факелы.
– Что ты попробуешь сделать? – ужаснулась Ренн.
Но остановить его она не успела, и Торак вышел из темноты в круг света.
С поразительной быстротой «рысь» и «белый медведь» обернулись и уставились на него мертвыми, сделанными из кишок глазами, смотревшими с их жутких масок.
– Вот и девятый Охотник пришел, – сказал Повелитель Дубов таким густым басом, словно и впрямь превратился в белого медведя.
– Пришел, да с пустыми руками! – сердито прошипела Повелительница Змей. – А ведь он должен был притащить сюда орла, росомаху, выдру и лису.
Нечеловеческие когти Повелительницы Филинов крепче сжали рукоять булавы, и она спросила:
– Почему же эта тварь явилась с пустыми руками?
Торак открыл было рот, чтобы хоть что‑то сказать в свое оправдание, но язык отказывался ему повиноваться. В чем же дело? Почему Ренн не двигается с места? Почему факелы до сих пор горят?
Мысли Торака отчаянно метались. Он пытался отыскать какой‑то иной способ захватить огненный опал и помешать колдунам открыть Дверь – увы, достижение этой цели казалось ему сейчас невозможным.
И тут по темным туннелям разнеслось эхо громкого крика. В пещеру, прихрамывая, подскакивая и задыхаясь, выбежала Неф и завопила:
– Волк исчез! Это все мальчишка! Я уверена, что это он выпустил волка! Это он их всех выпустил!
Три головы в масках угрожающе повернулись к Тораку.
– Значит, ты их выпустил? – с леденящей душу сладостью в голосе спросила Повелительница Змей.
Торак попятился и хотел было снова нырнуть в темный туннель.
Но путь ему преградила Повелительница Летучих Мышей.
А Повелитель Дубов стер черную пену с ярко раскрашенных губ и сказал:
– «Волк жив» – таково было послание нашего заморского брата‑колдуна. Помните, мы еще спрашивали друг друга, что бы это могло значить.
– А потом появился этот мальчишка, – прошипела Повелительница Змей. – И у него была татуировка племени Песца, но выглядел он совсем не так, как люди Песца. И я постоянно чувствовала, что вокруг меня кружат чьи‑то души, и все спрашивала себя: откуда же они взялись?
Торак крепче стиснул рукоять ножа. А факелы все горели, и Пожиратели Душ по‑прежнему обступали его со всех сторон.
– Говори, кто ты такой? – велел ему Повелитель Дубов.
– Или что ты такое? – прошипела Повелительница Змей.
Глава тридцатая
Большой Брат был окружен со всех сторон. Он храбро повернулся лицом к своим врагам и сжал в передней лапе большой острый коготь. Но Волк понимал: против троих взрослых бесхвостых Брату ни за что не выстоять.
И Волк, опустив голову, решительно пополз вперед. Разумеется, противные бесхвостые его не слышали. Они даже не подозревали, что он рядом.
Подняв одно ухо торчком, Волк услышал крадущиеся шаги Большой Сестры. Она была в нескольких прыжках от него. Затем послышалось яростное шипение, и эта часть Логова погрузилась во тьму. Хорошо. Она очень ему помогла. Он, Волк, был способен все видеть даже в кромешной темноте, а вот противные бесхвостые вряд ли.
Большой Брат сказал что‑то презрительное на языке бесхвостых, и тот, со светлой шерстью на голове, от которого теперь прямо‑таки несло медвежьим духом, рассмеялся, но смех его был очень страшен. И тут еще одна часть Логова погрузилась во тьму. И еще одна.
Вонючая Шкура и самец со светлой шерстью вдруг бросились на Большого Брата, и тот, как всегда, не успел достаточно быстро увернуться. Впрочем, это уже не имело значения: Волк все равно действовал в несколько раз быстрее любого из них. С рычанием он прыгнул на бесхвостого самца, сбил его с ног и вцепился зубами в его переднюю лапу. Тот взревел от боли. Захрустели кости, и Волк отскочил, судорожно глотая окровавленную плоть.
Во время прыжка когти его поскользнулись на влажных камнях, и он чуть не упал, потому что недавно укороченный хвост уже не мог служить ему столь же надежным балансиром, как прежде. Быстро восстановив равновесие, он покрепче уперся лапами и подумал: надо впредь быть осторожнее. А потом бросился на помощь своему бедному Брату, который совсем плохо видел в темноте и все никак не мог отделаться от напавшей на него Вонючей Шкуры.
А ведь видно было совсем не так уж плохо: недалеко от них стояла Большая Сестра, держа в одной лапе сверкающую ветку, на которой сидел тот Яркий Зверь, который больно кусается. Но и она тоже щурила глаза, как это всегда делают бесхвостые, когда не могут что‑то хорошо разглядеть.
Между тем самая противная из бесхвостых, Змеиный Язык, тоже времени даром не теряла. Она пробралась в темноте, мимо молчаливых каменных деревьев, мимо Каменного Лица, в дальний конец этого Логова и принялась царапать когтем камень, издавая такое жуткое шипение и такие стоны, что у Волка шерсть встала дыбом. И он опять услышал, как за каменной стеной яростно скребутся злые духи. Волк не совсем понимал, что Змеиный Язык собирается сделать, но твердо знал, что должен остановить ее.
И все‑таки… он был нужен Большому Бесхвостому! Ведь тот в своем неумении видеть в темноте шел прямиком в лапы Вонючей Шкуре!
Волк колебался.
Затем решил, что все же сперва надо во что бы то ни стало помочь Большому Брату. Он бросился вперед и всем своим весом сшиб его в сторону, не давая подойти к Вонючей Шкуре. Брат поскользнулся, упал, но быстро вскочил, схватил Волка за загривок, и тот отвел его в безопасное место за деревьями.
Но теперь у Волка уже не хватило времени остановить ту бесхвостую с языком гадюки. Ее завывания стали громче, потом превратились в пронзительные вопли, от которых у Волка вся шерсть встала дыбом. Вдруг Змеиный Язык широко раскинула передние лапы – и скала перед ней разверзлась, и в ней образовалось нечто вроде оскаленной пасти.
Каменное Лицо, издав победоносный вой, вонзившийся Волку в уши подобно острым костяным осколкам, высоко подняла переднюю лапу, и Логово вдруг наполнилось тяжелым серым светом. Это светился тот Яркий Зверь, который больно кусается, но кусается холодом. А потом злые духи так и хлынули из образовавшейся в стене оскаленной пасти.
Большой Брат отпустил шерсть у Волка на загривке и упал на колени. Большая Сестра уронила сверкающую ветку и закрыла передними лапами уши. Волк, весь дрожа, прижался к Большому Брату: душа его была охвачена ужасом, шерсть встала дыбом.
Он понимал, что должен напасть на духов – да, именно это он и должен был сделать, – но до чего же их было много! Покачиваясь, оскальзываясь, царапая друг друга, они жадно стремились навстречу тому жуткому, холодному, серому свету. Волк видел их оскаленные клыки, с которых капала ядовитая слюна, их беспощадные горящие глаза. И как же их все‑таки было много!..
Но тут до него донесся запах ярости и безудержного гнева.
Это полувзрослая бесхвостая самка, его Большая Сестра, стряхнув с себя страх, оскалилась и свирепо зарычала!
Волк в полном изумлении смотрел, как она, схватив ветку с Ярким Зверем, точно ураган, налетела на вредную самку с языком гадюки и чем‑то ударила ее, попав ей ровно в середину спины – эта маленькая Большая Сестра вообще редко промахивалась, – и Змеиный Язык прямо‑таки взвыла от ярости и оторвала свои передние лапы от скалы. Страшная зияющая пасть разом захлопнулась.
Но все равно великое множество злых духов уже успело вырваться оттуда, и теперь они прямо‑таки кишели в каменном лесу, собравшись вокруг того Яркого Зверя, что кусается холодом. И Каменное Лицо по‑прежнему высоко держала его, подчиняя духов своей воле. И Волк чувствовал, что ни Большой Брат, ни Большая Сестра, ни даже он сам не осмелятся напасть на Каменное Лицо, ибо в ней‑то и таится корень всего зла.
Однако Волк ошибался.
Поступок маленькой бесхвостой самки словно разбудил Большого Брата; он что‑то пролаял ей, и она, обернувшись, бросила ему свой большой коготь, тот самый, что откусил Волку кончик его хвоста.
Большой Брат поймал коготь одной передней лапой и ринулся к Каменному Лицу и собравшимся вокруг нее злым духам!
Ужас сковал Волку лапы, но он слишком сильно любил своего брата, чтобы в такую минуту забыть о нем. И он бросился следом за ним, продираясь сквозь окутавший его туман страха. Затем Большой Бесхвостый отвел назад свою переднюю лапу и метнул большой коготь – но не в Каменное Лицо и не в злых духов, а в тонкое каменное деревце, что росло прямо над ними.
Ах, до чего умно поступил Большой Бесхвостый! Хрупкий ствол треснул, деревце закачалось и с грохотом рухнуло прямо на Каменное Лицо и скопившихся возле нее духов. Духи с визгом бросились врассыпную, точно муравьи из‑под копыт зубра, а Каменное Лицо упала на землю, и Яркий Зверь вырвался из ее передней лапы и со стуком покатился по камням. А потом его холодный свет поглотила Тьма.
Духи дружно взвыли: теперь они почувствовали себя совершенно свободными! И тут же разлетелись по всему Логову, заполняя его, точно волны Быстрой Воды. Волк вместе с Большим Братом спрятался в каменных зарослях, и сердце его готово было выскочить из груди от ужаса и отчаяния, когда стаи этих духов проносились мимо.
Он отлично слышал, как ссорятся противные бесхвостые, обвиняя друг друга в том, что потеряли того Яркого Зверя, который больно кусается холодом. Но только он один видел, как Большая Сестра, наткнувшись на этого Яркого Зверя, быстро подняла его и спрятала в клочок лебединой шкурки, висевшей у нее на шее.
Затем она схватила Большого Брата за переднюю лапу и поволокла за собой, освещая себе путь веткой с сидевшим на ней Ярким Зверем. Она привела Большого Брата к какому‑то маленькому Логову, вход в которое находился довольно высоко, в каменной стене пещеры. Логово было совсем узкое и более всего походило на нору куницы, но с его противоположного конца до Волка донесся чистый холодный запах Верхнего Мира.
Острая боль пронзила душу Волка, когда он понял, что они собираются делать. Они хотели выбраться Наверх тем путем, каким он пройти не мог. У него даже хвост бессильно обвис, когда он увидел, что они оба стаскивают с себя верхние шкуры и готовятся нырнуть в это узкое Логово.
Большой Брат опустился возле него на колени и сказал: «Иди! Ты сумеешь найти другой путь наружу! А потом встречай нас Наверху!» И Волк даже хвостом повилял, желая его успокоить, потому что чувствовал, как беспокоится Большой Брат, как он не хочет оставлять его одного.
А потом они нырнули в нору, и Волку ничего не оставалось, как круто развернуться и бегом броситься к другому выходу из большого Логова, следуя на чистый, холодный запах ветра.
Просто конца ему не было, этому бесконечному, узкому туннелю, по которому можно было продвигаться только ползком, да и то с превеликим трудом! Торак задыхался от духоты. Ему казалось, что силы его вот‑вот иссякнут. И как только Ренн хватило смелости дважды в одиночку проползти по этой ужасной норе, да еще и в третий раз в нее нырнуть?