Сердце ее похолодело от ужаса, когда она увидела, как Повелительница Филинов кладет на жертвенный камень нечто темное и изогнутое. Кремень Ходеца! Тот самый «каменный коготь», который Ходец некогда, давным‑давно, принес с собой из пещеры в Лесу и который Пожиратели Душ у него отняли!
Затем Повелитель Дубов вытащил из мешка, висевшего у него на поясе, маленький черный камень‑голыш, блеском и гладкостью напоминавший чей‑то глаз.
– Это сова, – нараспев сказал он, кладя камешек рядом с кремнем. – Первый из девяти Охотников.
«Девять Охотников?» Пальцы Ренн стиснули хрупкую каменную веточку. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, она смотрела, как Повелитель Дубов с грохотом вытряхнул из своего мешка на жертвенник еще несколько камешков‑голышей.
Повелительница Летучих Мышей выбрала один из них и положила рядом с тем, который обозначал принесенную в жертву сову.
– Это, – почти пропела она, – орел. Чтобы видеть лучше всех…
– И чтобы защитить нас от гнева тех, кто рвется сюда ОТТУДА, – подхватили остальные Пожиратели Душ.
На алтарь положили еще один камешек. Потом еще и еще… Ренн слушала пение колдунов и следила за тем, как продолжается это странное жертвоприношение.
– Это лиса. Чтобы быть хитрее всех…
– Это выдра. Чтобы плавать лучше всех…
– Это росомаха. Чтобы стать свирепее всех…
– Это медведь. Чтобы стать сильнее всех…
– Это рысь. Чтобы так же внезапно нападать на врага…
– Это волк…
Ренн даже глаза закрыла от ужаса.
– …Чтобы стать мудрее всех…
И вдруг наступила полная тишина. Ренн видела, что девятый камешек лежит отдельно, словно ожидая, когда им замкнут кольцо из восьми каменных «глаз», выложенных вокруг изогнутого, как коготь, кремня.
Затем Повелительница Филинов стиснула девятый камешек своей когтистой лапой и нараспев произнесла:
– А это человек. Чтобы стать безжалостнее всех.
«Человек?» Ренн все сильнее сжимала каменную ветку. Так вот зачем Пожиратели Душ приняли в свою компанию того мальчишку из племени Песца! А теперь его место занял Торак…
Она до боли стиснула пальцы, и ветка не выдержала. Она с громким хрустом переломилась, и тут же летучие мыши вихрем сорвались со стен, хлопая крыльями, и встревоженно закричали.
– Здесь кто‑то есть! – вскричала Неф, вскакивая на ноги.
– Это твой мальчишка! – гулко прогудел Тиацци. – Он наверняка подслушивал!
Среди каменных деревьев заметался свет факелов. Пожиратели Душ принялись обыскивать пещеру.
Ренн судорожно озиралась, не зная, где спрятаться. Выбирая укромное местечко, чтобы проследить за Пожирателями Душ, она забралась слишком далеко от входа в туннель и теперь не могла туда вернуться: ее бы сразу заметили.
Свет факелов все приближался, они вот‑вот ее увидят. Уже совсем рядом с ней слышалась тяжелая поступь Повелителя Дубов…
И Ренн сделала то единственное, что ей еще оставалось: стала карабкаться по каменной стене вверх.
Поверхность была неровная, покрытая острыми, как лезвие топора, выступами, и Ренн до крови ободрала себе ладони, пытаясь отыскать, за что бы ухватиться. Она поднималась все выше, но, сколько ни всматривалась во тьму у себя над головой, разглядеть ничего не могла.
Раздались тяжелые шаги.
И как раз в этот момент пальцы ее нащупали какой‑то широкий выступ. Времени на раздумья не было. Она вползла на этот выступ, молясь про себя, чтобы в шуме, поднятом летучими мышами, не так был заметен скрежет ее башмаков по камню и звук осыпающихся осколков.
Оказалось, что за этим выступом начинался туннель. Слава Великому Духу, она нашла какое‑то укрытие! Туннель, правда, был слишком узким и низким, она даже головой несколько раз стукнулась, но, не обращая на это внимания, опустилась на четвереньки и поползла вглубь.
Туннель сворачивал куда‑то вправо, и Ренн поспешила укрыться за этим поворотом, надеясь, что там свет факелов ее не достанет. Однако туннель вдруг резко сузился и стал гораздо ниже, так что она с трудом туда втиснулась. Ей даже пришлось лечь на живот и ползти вперед, опираясь на локти.
Извиваясь, как ящерица, Ренн постаралась забраться как можно глубже. Наконец, она остановилась и с трудом повернула голову: желтый свет факелов, мигая, упорно приближался к ней, он уже почти касался ее башмаков. Ренн похолодела: она не успела отползти достаточно далеко, и сейчас они ее обнаружат и схватят!..
Собрав остаток сил, она заставила себя еще немного проползти вперед и прямо‑таки втянула свое тело за очередной выступ, когда свет скользнул по подошвам ее башмаков – точно зубами щелкнул! – но ее саму высветить так и не смог.
Позади, у входа в туннель слышалось тяжкое дыхание Повелителя Дубов. И доносился острый запах еловой смолы.
Ренн изо всех сил закусила нижнюю губу.
Затем откуда‑то издали послышался топот бегущих ног.
– Это не мой мальчишка! – задыхаясь, выпалила Повелительница Летучих Мышей. – Он все это время был с Сешру!
– Ты уверена? – Ренн показалось, что голос Повелителя Дубов прозвучал ужасающе близко.
– Это, должно быть, просто летучие мыши возню подняли, – предположила Неф.
– Ну что ж, – проворчал Тиацци, – значит, нам надо вести себя осторожней. И почаще по сторонам поглядывать.
Его голос и шумное дыхание стали удаляться, исчез свет факела, и все вокруг затопила тьма.
А на Ренн обрушилась просто невероятная слабость, наступившая после сильного нервного напряжения. Распластавшись на животе, она довольно долго лежала в темноте, слушая, как Пожиратели Душ ходят где‑то поблизости и негромко переговариваются.
Наконец голоса их стихли совсем. Видимо, пока что они из каменного леса ушли. Летучие мыши еще немного повозились, хлопая крыльями, а потом тоже притихли. Но Ренн по‑прежнему не шевелилась и выжидала, опасаясь ловушки.
Наконец, чувствуя почти полную уверенность в том, что в пещере никого не осталось, она принялась потихоньку, извиваясь всем телом, отползать назад, чтобы выбраться наружу.
Почувствовав, что капюшон парки зацепился за какой‑то выступ на потолке, она дернулась вперед, надеясь таким образом отцепить его, но нора была слишком низкой и узкой, так что проползти достаточно далеко вперед оказалось невозможно.
Ренн пыталась освободиться, дергалась то в одну, то в другую сторону, но в таком узком пространстве проку от этого не было никакого.
Утомившись, она снова легла на живот, чтобы немного успокоиться и решить, как же ей поступить. Руки ее были неловко подсунуты под грудь, и стиснутыми запястьями она чувствовала бешеный стук своего сердца.
И тут на нее, точно гром небесный, обрушилось понимание того, во что она вляпалась.
Она намертво застряла в этой узкой норе!
Глава двадцатая
Ренн уже подумывала, не позвать ли на помощь, но понимала, что на ее крик наверняка сбегутся Пожиратели Душ. Потом она представила себе, как будет лежать в этой вонючей норе, принадлежащей, должно быть, каменной кунице, и умирать от жажды. В общем, приходилось решать, что лучше – быстрая смерть или медленная? Вот и весь выбор.
Она прямо‑таки плавала в поту, чувствуя запах собственного страха, который, точно эхо, отдавался от стен туннеля. Она уже просто слышать не могла звук капающей воды и какой‑то гулкий неровный стук, странным образом совпадавший с ритмом ее бешено стучавшего сердца.
«Так это и есть мое сердце!» – догадалась она. Ее сердце с такой силой билось, что стук его эхом разносился по туннелю.
И Ренн ужаснулась, отчетливо осознав вдруг, какая толща камня нависла над нею, совершенно лишенной возможности двигаться. Да эта гора попросту проглотила ее! Она способна мгновенно раздавить ее своими каменными мускулами, точно жалкую вшу, стоит ей хоть чуточку шевельнуться!
И никто никогда ничего не узнает. Никто никогда даже костей ее не отыщет, не положит их в землю на той лесной поляне, где племя Ворона хоронит своих мертвых. Никто не нанесет на ее лицо и тело Меток Смерти, благодаря которым души человека могут держаться вместе и не быть обречены на вечные скитания…
Тьма была такой плотной, что Ренн ощущала ее лицом, точно вторую кожу. Она попробовала крепко зажмуриться, потом открыть глаза – разницы не было никакой. С трудом она вытащила из‑под себя руку и поднесла пальцы к самому носу, но даже пальцев своих разглядеть не смогла. Они словно не существовали. Да и сама она тоже, пожалуй, больше не существовала.
И она никак не могла набрать в грудь достаточно воздуха. А когда попыталась судорожно вдохнуть, камень, казалось, еще сильнее, еще плотнее сжал ее со всех сторон.
Ренн охватила паника. Царапаясь, брыкаясь, стеная, она тонула в черной бездне ужаса и, вконец обессилев, вцепилась зубами в неподатливый камень, чтобы удержать рвущиеся из груди громкие рыдания.
Глубоко под землей времени нет. Нет зимы. Нет лета. Нет луны. Нет солнца. Там есть только тьма. А Ренн пролежала там уже так долго, что уже и Ренн быть перестала. Ей казалось, что над нею проплывают целые зимы, целые годы, а сама она превратилась в камень, стала частью этой горы.
Ей было слышно, как где‑то совсем рядом хихикают злые духи, она видела мелькающие огоньки и яростный блеск красных глаз, подступавших все ближе к ней. Она умирала. Скоро ее душам придется покинуть тело и разлететься в разные стороны, и тогда она тоже станет духом, таким же, как эти, что пронзительно вопят и злобно хихикают в пекле Иного Мира, исходя ненавистью ко всему живому и смертельно ему завидуя.
И вдруг возле нее замелькали какие‑то новые огоньки, похожие на крошечные блестящие осколки зеленых самоцветов; эти огоньки, переливаясь, танцевали вокруг нее, отгоняя прочь тех красноглазых тварей, и как‑то невнятно пели или гудели… Странное это было гудение.
«Может быть, сюда залетели пчелы?..»
Ренн вздрогнула и очнулась. Пчелы? Зимой? В глубокой горной пещере? На Дальнем Севере?
Однако гудение все продолжалось, и это определенно были пчелы! Хотя видеть их Ренн не могла. Зато она могла их чувствовать, она даже смахивала их со щек. Что же это за пчелы такие? Может, они посланы покровителем ее племени? Или духами ее предков? А может, это всего лишь обман, созданный злыми духами, которые поджидают за ближайшим поворотом туннеля?
Но ни малейшего ощущения зла от этих пчел не исходило. Ренн лежала, крепко зажмурившись, и слушала их гудение…
Ей виделось, что сейчас месяц Лососевого Нереста, и деревья черного терна все в цвету, а пчелы так и гудят над ними. Ей, Ренн, всего восемь лет, и она охотится вместе с Фин‑Кединном, мечтая опробовать на деле свой прекрасный новый лук, который он для нее смастерил. Она стоит на берегу реки, любуясь сверкающей в золотых лучах солнца излучиной, и лепестки цветов черного терна так и падают, кружа, на землю, словно летний снегопад, и застревают в гривах лесных лошадей, которые стоят под берегом на мелководье.
Потом она принимается изучать свой новый лук, а когда, наконец, отводит от него глаза, то, к своему изумлению, видит, что Фин‑Кединн уже перебрался через реку и даже успел отойти довольно далеко от берега. Она торопливо скатывается вниз и с плеском устремляется следом за ним.
Лесные кобылы очень недовольны тем, что она так близко подошла к их жеребятам. Они сердито косят глазом, показывая белки, и готовы ее лягнуть.
Ренн их не боится, но, чтобы обойти их и лишний раз не тревожить, сворачивает чуть в сторону от брода и попадает на более глубокое место, где ее башмаки мгновенно засасывает придонный ил. Она застревает на месте не в силах вытащить ноги.
Ее охватывает паника. С тех пор как умер отец, ей все время снятся страшные сны, в которых она вечно попадает в ловушку. А что, если эти лошади сейчас ее затопчут? Или Тайный Речной Народ утащит ее на дно?
Внезапно солнце выныривает из‑за облака, и тут же рядом с ней появляется Фин‑Кединн. Лицо его, как всегда, кажется совершенно невозмутимым, но в голубых глазах искрится смех.
«Ренн, – спокойно говорит он, – у каждой загадки на свете есть своя разгадка. Но ты никогда ее не найдешь, если хорошенько не поработаешь головой».
Ренн недоуменно хлопает глазами. Смотрит вниз, на воду. А потом, догадавшись, вынимает ноги из увязнувших башмаков и, пошатываясь, делает несколько шагов.
А дядя, смеясь, подхватывает ее на руки и высоко подбрасывает. Теперь и она тоже смеется и визжит, потому что он с размаху опускает ее в воду, сделав головокружительную петлю в воздухе. А потом одним движением извлекает из‑под воды ее башмаки. Все еще смеясь, Фин‑Кединн сажает племянницу себе на плечи и бредет по воде к берегу, а вокруг плывут лепестки цветов и гудят пчелы…
Пчелы все еще гудели, но теперь Ренн не могла их видеть – она снова находилась в куньей норе, а те воспоминания о Фин‑Кединне казались ей лучом света, внезапно прорвавшимся сквозь непроницаемую тьму. Ее пальцы коснулись браслета‑оберега из полированного сланца, надетого на запястье. Фин‑Кединн сделал для нее этот браслет очень давно, когда еще только учил ее стрелять.
– У каждой загадки на свете есть своя разгадка! – прошептала Ренн. – Надо просто хорошенько поработать головой…
Дыхание ее стало более ровным. И боль в напряженной груди сразу прошла. И стены туннеля, похоже, перестали с такой силой давить на нее со всех сторон.
«Ну конечно! – подумала она. – Надо просто не вдыхать так глубоко, и тогда будешь занимать гораздо меньше места!»
То, что она сумела заставить себя дышать поверхностно, уже было ее маленькой победой. И эта победа страшно ее обрадовала. Нет, она еще не умерла! Теперь бы еще найти способ немного похудеть и занять меньше места…
Но ведь это, пожалуй, действительно возможно… И как это она раньше об этом не подумала!
Медленно, с огромным трудом Ренн выпрямила правую руку и как можно дальше вытянула ее перед собой. Затем отвела назад левое плечо и тут же почувствовала, что действительно стала занимать меньше места. Теперь можно было и попытаться ползти по туннелю, но не головой вперед, а как бы боком.
Но сперва ей предстояло решить еще одну трудную задачу: отцепить капюшон парки. Согнув правую руку за головой, она крепко вцепилась в парку и потянула. Но капюшон держался крепко.
«Ничего, – сказала она себе, – попробуем еще раз». На этот раз ей удалось ухватиться за капюшон. Она дернула, но капюшон оказался безжалостно просторным. Танугеак объясняла ей, что люди Песца специально делают свою одежду просторной, потому что так гораздо теплее. Словно змея, меняющая кожу, Ренн извивалась и тянула за капюшон – и наконец парка все‑таки сползла с нее через голову!
Так, теперь надо было снять безрукавку из птичьей шкурки. Это оказалось труднее – на ней не было капюшона, за который можно было бы ухватиться, – зато теперь, стянув с себя парку, Ренн могла двигаться гораздо свободнее.
Облегчение, которое она испытала, когда безрукавка наконец подалась, было просто ошеломляющим. Некоторое время она просто лежала, хватая ртом воздух и чувствуя, как выступивший пот, остывая, холодит кожу. Перед собой она видела груду одежды, из которой только что выползла. Теперь она могла не просто передохнуть, но и обдумать, куда ей ползти дальше. На ней остались только узкие тонкие штаны, так что она занимала примерно в два раза меньше места, чем раньше. Пожалуй, она могла бы проскользнуть по этому туннелю, как угорь, снова вернуться в тот каменный лес, отыскать Торака и Волка…
И Ренн тут же принялась воплощать этот план в жизнь. Извиваясь, она двинулась было назад, но тут же зацепилась штанами за какой‑то острый каменный выступ. Это препятствие задержало ее лишь ненадолго, однако, к ее удивлению, жужжание пчел отчего‑то стало вдруг громким и яростным, точно это не пчелы, а злые оводы. Что бы это могло значить? – задумалась Ренн. Неужели пчелы не хотят, чтобы она вернулась в пещеру?
Протянув вперед руку и пытаясь хоть что‑то нащупать в непроницаемой тьме, Ренн почувствовала, как изодранные о камни кончики пальцев покусывает холодный ветерок. Да, именно ветерок! Это был отнюдь не озноб, вызванный тем, что она сперва сильно вспотела, а потом остыла; руку ей холодил настоящий поток ледяного воздуха. Но если воздух такой холодный, значит, он проникает в туннель снаружи, решила Ренн и, отталкиваясь пальцами ног, продвинулась еще немного вперед.
Теперь туннель круто пошел вверх, зато здесь стало гораздо просторней, она даже развернуться сумела бы, да и ползти стало легче, потому что она могла свободно цепляться за выступы в каменных стенах и понемногу подтягиваться.
И все‑таки Ренн колебалась. Если она поползет дальше – куда бы ни вел этот туннель, – это будет означать, что Торак останется там, позади, в пещере у Пожирателей Душ. Нет, не могла она его просто так бросить! Его необходимо было предупредить, что девятый Охотник, предназначенный для жертвоприношения, это он сам и есть.
И все же если она вернется назад, если снова окажется в пещере, если ей каким‑то образом удастся избежать встречи с Пожирателями Душ и отыскать Торака и даже если им удастся спасти Волка и найти в переплетении бесконечных туннелей путь к выходу из пещеры, то смогут ли они выйти наружу: ведь этот выход закрыт тяжеленной каменной плитой, сдвинуть которую под силу только Тиацци?
Ренн до боли закусила губу, не зная, как поступить.
Фин‑Кединн часто повторял: если у тебя что‑то пошло наперекосяк, то самое плохое, что ты можешь сделать, это ничего не предпринимать.
«Иногда, Ренн, приходится делать тяжелый выбор, – говорил он ей. – И этот выбор может оказаться как правильным, так и ошибочным. Но это все же лучше, чем сидеть и ничего не делать».
Ренн еще минутку подумала. А потом, извиваясь, поползла вперед.
Глава двадцать первая
В каменном лесу Пожиратели Душ готовились к открытию заветной Двери.
Неф, подпрыгивая, втыкала в щели плюющиеся факелы, стараясь расположить их равномерно по кругу, а мышь‑покровительница летала у нее над головой. Тиацци со вздувшимися от напряжения венами на висках ворочал огромные камни, тоже по кругу выкладывая их возле жертвенника. Сешру готовила маски с глазами из прозрачных кишок, чтобы можно было без опаски смотреть на обитателей Иного Мира. И лишь от Эостры не было ни слуху ни духу.
Торак с ужасом ожидал ее возвращения, хоть и понимал: ему нужно, чтобы эта могущественная колдунья поскорее вернулась, ему нужно удостовериться, что все четверо Пожирателей Душ здесь, в этой пещере, прежде чем сам он попытается отсюда ускользнуть и отправиться на поиски Волка. Но пока что ему приходилось помогать Неф: растирать на каменной пластине кровь земли, охру, чувствуя, как кожу на лбу стягивает настоящая кровь, кровь убитой им совы.
После того как он все‑таки был вынужден ее убить, Неф положила ему на плечо свою тяжелую руку и сказала:
– Ну что ж, ты отлично справился, а значит, совершил первый шаг к тому, чтобы стать одним из нас.
«Ничего я не совершал!» – про себя возразил ей Торак, прекрасно понимая, что на это сказала бы Ренн: «Когда же все это кончится, Торак? Какие еще ужасные преступления тебе придется совершить?»
Он вспомнил спор, который вышел у него с Фин‑Кединном, когда он упрашивал вождя племени Ворона позволить ему отправиться на поиски Пожирателей Душ. Напрасно упрашивал.
«Твой отец пытался с ними сражаться, – сказал ему тогда Фин‑Кединн, – и они его убили. Почему ты думаешь, что стал сильнее своего отца?»
В общем, тогда отказ Фин‑Кединна привел Торака в бешенство, но теперь он понимал, что стояло за этим отказом. Мудрый вождь племени Ворона опасался не столько злокозненности Пожирателей Душ, сколько того, что таилось в душе самого Торака.
Однажды он рассказал ему такую историю о самой первой зиме на свете:
«Великий Дух выдержал страшное сражение с Великим Зубром, самым могущественным из злых духов, и сбросил его, пылающего, с небес, но когда Великий Зубр упал на землю, ветер разнес его пепел, и крошечная частичка этого пепла поселилась в душе у каждого существа на земле. Зло и поныне существует в каждом из нас, Торак. И некоторые всю жизнь с ним сражаются. А некоторые, напротив, всячески его подкармливают и лелеют. Так было всегда».
И вот теперь Торак вспомнил о том крошечном черном семечке зла в своей душе, которое только и ждет возможности прорасти, возродиться к жизни и дать мощные побеги.
– Подай мне «кровь земли»! – крикнула ему Сешру, внезапно прерывая его размышления. – Быстрей! Уже почти пора.
Торак поднял тяжелую каменную плиту, на которой растирал охру, и понес ее к алтарю.
Сколько же еще ему ждать? Когда, наконец, он сможет улизнуть отсюда и отправиться на поиски Волка?
План, к которому он в итоге пришел, был, безусловно, сопряжен с определенной опасностью; он мог даже оказаться для него губительным, но тем не менее ничего лучше он придумать не смог. Во‑первых, ему надо было вернуться в тот вонючий туннель, где содержались жертвенные животные, затем как можно ближе подобраться к белому медведю, и тогда…
– Клади охру сюда, – велела ему Сешру.
Торак сделал все, как она ему велела, и хотел было отойти в сторонку, но она крепко схватила его за запястье своей холодной рукой:
– Останься. Смотри. Учись.
У него не было выбора; пришлось опуститься возле нее на колени и смотреть.
Сперва Сешру обмазала маску известью, и та стала ослепительно белой. Затем обмакнула указательный палец в кашицу из охры, смешанной с соком ольхи, и нарисовала красный рот. Ее палец, рисуя «черты лица», медленно двигался по кругу, по кругу, по кругу… У Торака даже голова закружилась, когда прямо у него на глазах маска начала оживать! Алые губы заблестели, точно их облизали языком. Грива волос, сделанных из сухих трав, казалось, выросла сама собой, она шевелилась и шелестела, как настоящая…
– Не тронь! – сердито прошипела Повелительница Змей.
И Торак, испуганно вскрикнув, отшатнулся.
Пожиратели Душ дружно рассмеялись. Они забавлялись, пугая его, и одновременно зачем‑то постоянно заставляли его чувствовать, что он один из них.
– Ты, наверно, хочешь знать, зачем мы все это делаем? – сказала Неф, снова, похоже, прочитав его мысли.
– Ты хочешь знать, зачем мы хотим открыть Дверь? – зашипела Сешру. – Зачем хотим выпустить на волю злых духов?
– Чтобы править в этом мире! – прогудел Тиацци, подходя ближе к ним. – Чтобы объединить все племена и править ими.
Торак нервно облизнул губы и спросил удивленно:
– Но ведь племена… сами собой правят!
– Много им от этого пользы! – рыкнула Неф. – Неужели ты никогда не задавал себе вопроса, почему Великий Дух так переменчив, так непредсказуем? Почему он то посылает племени добычу, то нет? Почему одного ребенка он убивает, наслав на него болезнь, а другого щадит? Все это потому, что племена живут не так, как им следовало бы!
– У каждого племени свои способы принесения жертв, – прибавил Тиацци. – Да и своих мертвых в Вечное Странствие они отсылают по‑разному. И все это Великому Духу не нравится.
– Нет в этом никакого порядка! – воскликнула Неф.
А Тиацци, выпрямившись в полный рост, гордо заявил:
– И только мы знаем, каков истинный путь! И мы научим племена этим путем следовать!
– Но, чтобы добиться этого, – заговорила Сешру, приковывая к себе взгляд Торака и не сводя с него своих бездонных очей, – мы должны обладать невероятной силой. И дадут ее нам злые духи Иного Мира.
Тораку очень хотелось отвести от нее глаза, но она не отпускала его.
– Никто не может управлять злыми духами, – сказал он.
Тиацци расхохотался. Его смех гулким эхом разнесся по всей пещере.
– Ты ошибаешься! Ох, если б ты только знал, как сильно ты ошибаешься!
– Некоторые из нас в прошлом тоже совершали ошибки, – сказала Сешру. – А главная ошибка состояла в том, что они брали на себя непосильную задачу. Так, один наш брат погиб, когда призвал на помощь одну из стихий и загнал ее, точно в ловушку, в тело огромного медведя, но, разумеется, не смог с нею совладать. Это был великолепный поступок, но совершенно безумный.
«Великолепный? – подумал Торак. – Да этот поступок стоил моему отцу жизни!»
Неф подкатилась к нему поближе и сказала, заглядывая в лицо:
– Те злые духи, которых призовем на помощь мы, будут столь же многочисленны, как здешние стаи летучих мышей, а они способны затмить даже свет луны…
– Их будет больше, чем листьев в Лесу! – прогудел басом Повелитель Дубов. – Мы утопим этот мир в море ужаса!
– А потом… – Сешру, Повелительница Змей, распростерла руки, а затем крепко прижала их к груди, словно схватив в охапку некое невидимое сокровище. – Потом мы отзовем их обратно, и злые духи послушаются нашего заклятия и вернутся в Иной Мир, потому что мы – и только мы! – обладаем тем, что заставит их исполнить нашу волю!
Торак не сводил с нее глаз.
– Чем же таким особенным вы обладаете? – спросил он.
Ее прекрасный рот искривился в легкой усмешке:
– Ты сам скоро это увидишь.
Торак растерялся. Он переводил взгляд с одного лица на другое и видел, каким безумным рвением горят лица Пожирателей Душ. Пока он строил жалкие планы спасения Волка из плена, эти колдуны пытались осуществить свой, поистине грандиозный план – захватить власть надо всем Лесом.
– Они недаром называют нас Пожирателями Душ, – усмехнулся Тиацци и выплюнул кроваво‑красный комок еловой смолы.
– Дурацкое прозвище, – заметила Неф.
– Зато полезное, – прошептала Сешру со своей змеиной улыбкой. – Очень полезное, раз они так его страшатся.
Торак неуверенно поднялся на ноги.
– Я… я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Я лучше жертвы покараулю.
– От кого? – спросил Тиацци, преграждая ему путь. – Глаз закрыт. Сюда никто не может проникнуть.
– И выйти отсюда тоже не может, – прибавила Сешру, пристально глядя на мальчика.
Торак судорожно сглотнул, но все же сказал:
– А что, если кто‑то из зверей удерет?
Повелительница Змей глянула на него с явной насмешкой:
– Смотрите, он явно хочет держаться от нас подальше.
– Я же говорил вам, что он трус! – презрительно фыркнул Тиацци.
– На вот. – Неф сунула Тораку какой‑то длинный сморщенный черный корень. – Возьми и съешь.
– Что это? – спросил Торак.
Сешру облизнула губы, показав свой остренький язычок, и пояснила:
– Это поможет тебе войти в транс.
– А значит, отчасти стать тем, кем ты хочешь: Пожирателем Душ, – прибавил Тиацци. – Ты ведь хочешь этого, верно?
И все трое пристально уставились на Торака.
Под их перекрестными взглядами он взял корень и сунул его в рот. На вкус корень оказался сладким, но с каким‑то противным, гнилостным привкусом, от которого Торака чуть не стошнило.
Они действительно поймали его в ловушку. Сначала заставили убить сову. Теперь еще съесть эту дрянь. Когда же все это кончится? И как он теперь сможет отыскать Волка?
Глава двадцать вторая
В голове у Волка стоял черный туман, и этот туман говорил ему, что Большой Бесхвостый на помощь ему не придет и не спасет его. И он никогда‑никогда больше его не увидит.
С ним что‑то случилось. Может, он стал добычей Быстрой Воды или на него напали те ужасные бесхвостые? Да, что‑то случилось, иначе он давно уже был бы здесь.
Волк мерил шагами крошечное Логово, качая головой и пытаясь избавиться от этого проклятого черного тумана, но в итоге лишь пошатнулся и разбил себе нос о каменную стену. Его теперешнее Логово находилось очень далеко от всех остальных Охотников, что попали в плен к этим бесхвостым, и здесь было так мало места, что Волк мог сделать всего лишь шаг, и тут же приходилось поворачивать назад. Шаг, поворот. Шаг, поворот.
Ему до боли хотелось побежать. Во сне он прыжками несся по холмам, сбегал по их склонам в долины, катался в папоротниках, дрыгая в воздухе лапами и рыча от наслаждения. А иногда он подпрыгивал так высоко, что даже взлетал, как птица, и щелкал зубами, пытаясь схватить Горячий Яркий Глаз. Но стоило ему проснуться, и он снова оказывался в этом Логове. Он мог бы, конечно, завыть с горя, но у него не было настроения. Да и какой в этом смысл? Все равно его никто не услышит, кроме этих отвратительных бесхвостых. Разве что злые духи за каменными стенами.
Шаг, поворот. Шаг, поворот.
Голод грыз внутренности Волка. В Лесу, когда ему долгое время не удавалось никого убить, голод просто обострял его чутье и слух, а в прыжки добавлял весенней бодрости, так что он и впрямь почти летал среди деревьев. А здесь голод был совсем не таким; здесь голод был так ужасен, что причинял Волку только боль, но не вызывал ни капли бодрости.
От бесконечного мотания туда‑сюда у него уже лапы подгибались, но остановиться он не мог, хотя двигаться ему становилось все труднее. И хвост болел все сильнее, гораздо сильнее, чем раньше. Волк попытался вылизать отдавленный кончик хвоста, надеясь, что это поможет, но оказалось, что у его хвоста теперь и вкус, и запах совсем не такие, как прежде: Волком от хвоста больше не пахло. И вкус у него был отвратительный. Все это вызывало у Волка тошноту. Он прямо‑таки чувствовал, как из кончика хвоста в него просачивается какая‑то жуткая болезнь, насквозь пропитывая его тело, сжирая последние силы.