Волк зарычал и попытался отстраниться от нее.
Ужасная бесхвостая склонилась над ним, и теперь уже его со всех сторон обволакивал ее запах – тот, который ВОВСЕ НЕ СТОИЛО ВДЫХАТЬ; и этот запах тащил Волка куда‑то в черный туман одиночества и утрат…
Она медленно поднесла к морде Волка свою переднюю лапу, в которой что‑то сжимала.
Волк не мог разглядеть, что там у нее, но уловил запах чего‑то, долгое время, пролежавшего глубоко в земле.
Сквозь бледную плоть страшной бесхвостой он мельком увидел серый свет и понял со странной уверенностью, которая иногда у него появлялась, что та штука, которую она держит в руке, кусается так же больно, как Яркий Зверь, но укусы ее не горячи, а холодны.
Рычание Волка сменилось испуганным скулением. Он закрыл глаза и постарался думать о том, как идет к нему сквозь Белый Мягкий Холод его Большой Брат, идет, чтобы спасти его, как тогда, когда Волк был еще совсем маленьким волчонком.
Глава одиннадцатая
Сани мчались на запад, унося Торака и Ренн совершенно в другую сторону. Вокруг стояла тишина, слышалось только сопение собак да скрип полозьев по хрусткому снегу. Ренн порой тихонько ойкала, когда они взлетали на очередной холм, и приходилось крепко держаться, чтобы не вылететь из саней.
– Ты же не сможешь все время не спускать с нас глаз, – заявил Инуктилуку Торак на первой же остановке возле большого замерзшего озера. – Рано или поздно мы все равно убежим!
– И куда же вы пойдете? – спокойно спросил Инуктилук. – Севера вам все равно никогда не достигнуть. Вы ни за что не сумеете ни обойти ледяную реку, ни перебраться через нее.
Торак и Ренн так и уставились на него:
– Какую еще ледяную реку?
– Она совсем близко отсюда, на расстоянии одной ночевки. Но никто из людей Льда так и не сумел живым через нее перебраться.
Торак ухмыльнулся:
– А вот нам доводилось через такую ледяную реку перебираться!
Инуктилук презрительно фыркнул:
– Только не через эту.
– А мы возьмем и просто обойдем ее, – сказала Ренн.
Инуктилук в ответ лишь молча поднял руки, словно не желая продолжать столь бессмысленный спор, и, свистнув вожаку собачьей упряжки, пошел вперед по льду озера, предупредив своих спутников:
– Дальше пойдем пешком. Ступайте строго за мной и делайте все так, как я скажу.
Отчаяние жгло их души, однако они последовали за ним. И вскоре всякие мысли вылетели у них из головы: теперь самое главное было как‑то удержаться на ногах.
– Старайтесь идти там, где лед белый! – крикнул им Инуктилук.
– А чем плох серый лед? – спросила Ренн, присматриваясь к серой полоске справа.
– Серый лед молодой. И очень опасный! Если вам когда‑нибудь доведется переходить реку или озеро по такому льду, держитесь подальше друг от друга и ни в коем случае не останавливайтесь.
Торак и Ренн переглянулись и несколько увеличили расстояние между собой.
Но и по белому льду идти оказалось очень трудно. Он был настолько отполирован ветром, что ноги постоянно предательски скользили, так что Ренн и Торак даже не шли, а ползли вперед, опасливо шаркая ногами. У самого Инуктилука на башмаках, видно, были какие‑то особые подошвы, цеплявшиеся за лед и позволявшие ему идти довольно быстро. Еще лучше обстояли дела у собак – им помогали удержаться на льду острые когти; зато щенок постоянно оскальзывался в своих башмачках из оленьей шкуры. Этот щенок постоянно вызывал у Торака грустные и болезненные воспоминания о той поре, когда его Волк был еще маленьким волчонком и вечно спотыкался и подворачивал лапки.
– А оно глубокое, это озеро? – опасливо спросила Ренн.
Инуктилук рассмеялся:
– Это не важно! Холод убьет тебя раньше, чем ты успеешь крикнуть и позвать на помощь!
Они испытали огромное облегчение, когда наконец выбрались на берег, где лежал плотный снег. Пока Инуктилук проверял собачьи лапы, Торак отвел Ренн в сторонку и прошептал:
– Там, впереди, куда больше возможностей удрать и спрятаться! Возможно, нам все‑таки удастся от него улизнуть.
– И куда мы пойдем? – спросила Ренн. – Как переберемся через ту ледяную реку, о которой он говорил? Как отыщем Глаз Гадюки? Посмотри правде в глаза, Торак: ОН НАМ НУЖЕН!
Теперь идти стало гораздо труднее: все время приходилось преодолевать холмы и крутые спуски. Чтобы помочь собакам, ездоки то и дело спрыгивали с саней и бежали рядом по склону, а когда сани устремлялись вниз, снова прыгали в них, и Инуктилук всячески старался замедлить спуск, изо всех сил натягивая постромки.
Из Торака и Ренн холод, казалось, высосал уже последние силы, а этот человек из племени Песца, похоже, ничуть даже не устал. Он явно очень любил свою странную, покрытую льдами родину, и его определенно задевало то, что они так мало знают о ней. Он настаивал на том, чтобы они пили как можно чаще, даже когда пить совсем не хотелось. Он заставил их спрятать бурдюки с водой под парку, чтоб вода не замерзала. Он также велел им точно распределять имевшееся у них количество тюленьего жира, а не съедать сразу весь и не размазывать слишком много по лицу.
– Жир вам понадобится, чтобы растопить снег, – говорил он. – Запомните: у вас будет столько воды, на сколько хватит припасенного вами жира.
Увидев озадаченные лица своих юных спутников, Инуктилук вздохнул:
– Если хотите выжить, придется вести себя так, как это делаем мы. Следуйте законам жизни во льдах. Белая куропатка выкапывает себе нору в снегу. Точно так же поступаем и мы. Гага выстилает свое гнездо собственным пухом. И мы следуем ее примеру, когда шьем свои спальные мешки. Как и белый медведь, мы едим мясо сырым. Мы черпаем силу у северного оленя и тюленя и учимся их терпению, во всем стараясь подражать им, и даже одежду себе шьем из их шкур. Таковы законы Дальнего Севера, страны льдов. – Инуктилук прищурился и посмотрел в небо. – И потом, мы особое внимание обращаем на ветер, ибо именно он правит всей нашей жизнью.
И ветер, точно услышав его слова, тут же снова подул с севера. А Торак, чувствуя воспаленными щеками его леденящее прикосновение, догадался, что ветер этот настроен отнюдь не миролюбиво.
Инуктилук, должно быть, понял, какие мысли приходят Тораку в голову, и указал на дальний берег озера, где высился один из каменных идолов.
– Мы создаем этих идолов в честь ветра. Не сомневайся: и тебе рано или поздно придется принести ему жертву.
В душе Торака шевельнулась тревога. Глубоко, на самое дно ранца, он спрятал отцовский нож из голубого сланца, а в мешочке с целебными травами по‑прежнему хранился материнский рожок с охрой. Ничего более ценного у Торака не было, и он даже представить себе не мог, что придется расстаться с одной из этих вещей.
К полудню они оказались в какой‑то невероятной, заколдованной местности, где гигантские ледяные пластины словно ожили, встали дыбом, создав совершенно безумный, хаотический беспорядок, а из‑подо льда, из неведомых глубин, постоянно слышались жуткие глухие стоны и громкий треск, которому вторило громкое эхо. Даже собаки в страхе прижали уши, а Инуктилук стиснул в руке свой амулет – пришитый к парке коготь орла.
– Это припай, – тихо пояснил он. – Здесь льды суши и моря сражаются за то, чтобы властвовать в нашем мире. Мы должны миновать эту местность как можно скорее.
Ренн, задрав голову, посмотрела на зубчатый край нависшего над ними островерхого ледяного утеса и прошептала:
– Мне кажется, что здесь обитают злые духи.
Инуктилук остро на нее глянул и покивал головой.
– Да. Это одно из тех мест, где злые духи Моря пытаются пробиться сквозь шкуру нашего мира. Они подбираются к нам совсем близко и не знают покоя, все время стараясь отыскать новый выход из Иного Мира.
– А они действительно могут его отыскать? – спросил Торак, чувствуя холодок в животе.
– Порой кое‑кому из них удается проскользнуть в какую‑нибудь трещину.
– У нас, в Лесу, то же самое, – сказала Ренн. – Наши колдуны постоянно на страже, и все же время от времени кто‑то из злых духов проникает в наш мир.
Инуктилук понимающе кивнул и сказал:
– Хуже всего было прошлой зимой. Когда наступила Долгая Тьма и солнце на время умерло, какой‑то злой дух направил на берег целый ледяной остров, и тот протаранил землю, сокрушив зимнее жилище племени Моржа и убил всех, кто там находился. А чуть позже другой дух наслал на нас болезнь, которая унесла ребенка у одной из женщин моего племени. А потом и старший сынок этой женщины взял и ушел во льды. Видно, его тоже сманил злой дух. Мы искали его, но так и не нашли. – Инуктилук помолчал и прибавил: – Вот почему мы должны отправить вас на юг. Вы несете огромное зло.
– Никакого зла мы не несем! – возмутился Торак.
– Мы просто преследовали тех, кто несет зло, – поправила его Ренн.
– Тогда объясните толком, зачем вы сюда явились, – потребовал Инуктилук.
Но Торак и Ренн опять промолчали, хотя Тораку было очень не по себе. Этот Инуктилук все больше ему нравился.
Они довольно быстро миновали нагромождение уродливых ледяных торосов, которые, наконец, сменились более гладким льдом, покрытым лишь неглубокими морщинами. К удивлению Торака, Инуктилук с явным облегчением вздохнул и расправил плечи:
– Ага! Наконец‑то морской лед! Это гораздо лучше!
Что касается самого Торака, то он особого облегчения не испытывал. Ему все время казалось, что лед под ним шевелится, дышит, то слегка приподнимаясь, то снова опадая, точно шкура на боках огромного животного.
– Да, – сказал Инуктилук, заметив его растерянность, – лед действительно колышется вместе с дыханием Матери‑Моря. А скоро, в месяц Ревущих Рек, начнется таяние льдов, и эта местность станет смертельно опасной. Тогда огромные трещины – мы называем их приливными – вдруг появляются прямо под ногами и глотают человека без следа. Но сейчас еще не так опасно; да и охотиться тут очень хорошо.
– А на кого здесь охотиться? – удивился Торак. – Там, на озере, я, правда, видел заячьи следы, но тут‑то совсем ничего нет.
Впервые Инуктилук посмотрел на него с одобрением:
– Значит, ты все‑таки заметил те следы? Вот уж не думал, что сын Леса способен их заметить. – И он вдруг ткнул пальцем куда‑то себе под ноги. – Добыча здешних охотников прямо под нами. Подо льдом. Я же сказал, что мы берем пример с белого медведя: охотимся на тюленей.
Ренн поежилась и спросила:
– А людей белые медведи едят?
– Великий Скиталец ест все! – сказал Инуктилук, втыкая в снег свой посох из оленьего рога, чтобы остановить собак. – Но предпочитает тюленей. Это самый лучший охотник на свете! Он чует тюленя даже сквозь лед толщиной в руку.
– Почему ты остановил сани? – спросил Торак.
– Охотиться буду, – пояснил Инуктилук.
– Но… нет, тебе нельзя сейчас охотиться! Нам вообще нельзя останавливаться!
– А есть ты что будешь? – спросил Инуктилук. – Нам нужен тюлений жир и мясо для собак!
Торак пристыженно умолк, хотя по‑прежнему сгорал от нетерпения. Ведь прошло уже целых шесть дней с тех пор, как Пожиратели Душ похитили Волка!
Инуктилук выпряг вожака из постромков и вместе с ним сделал несколько медленных, осторожных шагов по льду. Вскоре пес отыскал то, что было нужно.
– Это отверстие, через которое тюлень дышит, – тихо пояснил Инуктилук. Пес остановился возле крошечного холмика с небольшим, в полпальца шириной, отверстием посредине. Края лунки были обломаны: видно, тюлень поработал зубами, пробивая свежий наросший ледок.
Инуктилук принес из саней кусок оленьей шкуры и расстелил ее на льду мехом вниз с подветренной стороны от отверстия.
– Это чтобы заглушить мои шаги по льду – у белого‑то медведя лапы мохнатые, он бесшумно ступает, – пояснил Инуктилук и положил поперек лунки лебединое перо. – Перед тем как подняться на поверхность, тюлень с силой выдыхает, так что перо непременно шевельнется. И вот тогда надо действовать очень быстро. Тюлень делает всего несколько глубоких вдохов, а потом снова ныряет.
Он жестом велел Тораку и Ренн вернуться на безопасное расстояние, к саням.
– А я должен остаться здесь и ждать, как ждет белый медведь. Вы в своей никуда не годной одежде тут просто замерзнете. Спрячьтесь от ветра и постарайтесь сидеть совершенно неподвижно! Тюленя любой шорох спугнуть может. – И он неподвижно застыл над лункой, сжимая гарпун в поднятой руке.
А Торак, спрятавшись за сани, принялся развязывать узлы, которыми были прикручены его пожитки.
– Что это ты делаешь? – шепотом спросила Ренн.
– Удрать от него собираюсь, – ответил он. – Ты со мной?
Ренн промолчала, но тоже принялась развязывать узлы.
Все это время Инуктилук стоял к ним спиной, так что видеть, как они взвалили на плечи свои спальные мешки и ранцы, он не мог, но стоило им подняться на ноги, и он обернулся. Но даже не пошевелился. И ни слова не произнес. Он просто посмотрел на них.
Торак смело ответил на его взгляд, но так и не сделал ни шагу. Этот человек вскрыл себе вену, чтобы напоить их своей кровью и спасти от смерти. Он был охотником, как и они. А они сейчас чуть не испортили ему охоту.
– Мы не можем так поступить! – еле слышно выдохнула Ренн.
– Знаю, – так же тихо откликнулся Торак.
Они медленно скинули на снег ранцы.
А Инуктилук опять отвернулся к лунке.
И вдруг перо вздрогнуло.
Точно наносящая удар цапля, Инуктилук метнул гарпун прямо в лунку. И тут острие гарпуна сорвалось с древка, вонзившись в шкуру тюленя. Тщетно Инуктилук одной рукой тянул за веревку, привязанную к острию, а другой рукой пытался расширить лунку с помощью древка. Забыв о своих пожитках, Торак и Ренн бросились на помощь. Один сильный рывок – и тюлень вылетел из полыньи. Инуктилук убил его мощным ударом по голове еще до того, как зверь коснулся льда.
– Спасибо! – задыхаясь, буркнул Инуктилук.
Торак и Ренн помогли ему оттащить серебристую тушу, с которой так и струилась вода, подальше от полыньи.
Собаки выходили из себя, пытаясь добраться до зверя, но Инуктилук одним словом сумел их успокоить. Вытащив острие гарпуна из раны, он мгновенно заткнул рану тонкой косточкой – «затычкой», как он выразился, – чтобы не тратить зря драгоценную кровь. Затем он перевернул тюленя на спину мордой к лунке.
– Пусть твои души отправятся назад, к Матери‑Морю, и пусть они возродятся снова, друг мой! – сказал он и, сняв рукавицу, погладил светлое, покрытое пятнышками брюхо тюленя. – Спасибо тебе! И пусть Мать‑Море даст тебе новое красивое тело!
– Мы тоже так делаем у нас в Лесу, – сказала Ренн.
Инуктилук улыбнулся. Затем точным движением рассек тушу в нужном месте и, сунув руку внутрь, извлек дымящуюся темно‑красную печень.
И тут же у него за спиной раздался истерический лай. Обернувшись, они увидели маленькую белую лису, которая сидела на льду. Туловище у нее было более коротким и толстым, чем у рыжих лесных лисиц; своими золотисто‑коричневыми глазами она внимательно наблюдала за действиями Инуктилука.
Он усмехнулся:
– Это наш Хранитель. Хочет свою долю получить! – И он бросил песцу кусок печени. Тот ловко его поймал и тут же проглотил. Инуктилук отрезал по ломтю и Тораку с Ренн. Печень была плотной, сладкой на вкус и, казалось, сама проскакивала в глотку. Легкие тюленя Инуктилук швырнул собакам, и Торак обратил внимание, что псы лишь понюхали пищу; видимо, они были слишком возбуждены, чтобы есть.
– Нам еще повезло, – с полным ртом сказал Инуктилук. – Иногда приходится целый день у лунки ждать. – И он, лукаво приподняв бровь, спросил: – А интересно, у вас бы хватило терпения ждать целый день?
Торак молча кивнул. Потом помолчал немного и вдруг сказал:
– Знаешь, нам надо кое‑что тебе объяснить. – Он снова помолчал, посмотрел на Ренн, и та утвердительно кивнула. – Видишь ли, мы идем на север, чтобы найти нашего большого друга. Так что, прошу тебя, отпусти нас. Пожалуйста!
Инуктилук вздохнул:
– Я знаю, что у вас в мыслях нет ничего дурного. Но и вы должны меня понять: я никак не могу вас отпустить.
– Но почему? – вырвалось у Ренн.
По ту сторону саней собаки принялись тоненько поскуливать, натягивая постромки.
Торак пошел посмотреть, что это их так тревожит.
– Что там? – спросила Ренн.
Он не ответил. Он пытался понять, о чем говорят собаки. По сравнению с волчьим языком язык собак был куда менее сложен, точно язык детенышей.
– Похоже, они что‑то почуяли, – сказал он, – но ветер порывистый и все время меняет направление, так что они никак не могут толком определить, откуда доносится этот запах.
– Интересно, что же они почуяли? – пробормотала Ренн и потянулась за своим луком.
Инуктилук смотрел на нее с разинутым ртом:
– Неужели вы… неужели он их понимает?
Но ответить ему они не успели: вершина ледяного холма слева от него вдруг приподнялась… и превратилась в огромного белого медведя!
Глава двенадцатая
Медведь поднял голову на длинной шее и принюхался к запаху Торака.
Затем с невероятной легкостью одним рывком поднялся на задние лапы. Этот зверь был поистине огромного роста; даже если бы один высокий мужчина взобрался на плечи другому такому же, и то вряд ли вдвоем они сумели бы сравняться высотой с этим великаном. Каждая лапа у него была в два раза шире головы Торака. Одним ударом он легко мог сломать человеку хребет, точно ветку ивы.
Покачивая башкой из стороны в сторону, хищник прищурил свои черные глазки и снова потянул носом воздух. Он отлично видел и Торака, в одиночестве стоявшего на льду, и Ренн с Инуктилуком, осторожно продвигавшихся к саням. Он чуял тюленью кровь на снегу, видел наполовину выпотрошенную тушу тюленя. Он слышал, как воют собаки, натягивая постромки в глупом и бессмысленном стремлении схватиться с ним, Великим Скитальцем. Все это он воспринимал с неторопливым спокойствием существа, никогда не знавшего страха. Казалось, в его лапах сосредоточилось все могущество этой северной зимы, а в когтях – дикая сила здешних ветров. Он чувствовал себя совершенно неуязвимым.
Кровь грохотала у Торака в ушах. Сани были от него всего в десяти шагах. Но с тем же успехом до них могла быть и сотня шагов.
В полной тишине белый медведь упал на четвереньки и встряхнулся – по его тяжелой, чуть желтоватой шкуре словно зыбь пробежала.
– Только не беги, – очень тихо сказал Тораку Инуктилук. – Иди спокойно. В сторону саней. Двигайся бочком. Не показывай ему спину.
Краем глаза Торак заметил, как Ренн вложила в лук стрелу, а Инуктилук в обеих руках сжал по гарпуну.
«Не беги…»
Но у него прямо‑таки ноги сводило, так хотелось побежать! Он снова почувствовал себя на той поляне в Лесу, снова убегал от разрушенного медвежьей лапой шалаша, где лежал его умирающий отец, и от того медведя, одержимого злым духом. «Торак! – кричал отец, собрав последние силы. – Беги!»
Собрав всю свою волю в кулак, Торак на дрожащих ногах сделал осторожный шажок в сторону саней.
Белый медведь, опустив голову, внимательно посмотрел на него. Затем – ленивой косолапой походкой – приблизился к Тораку и воздвигся между ним и санями.
Торак покачнулся.
Медведь ступал по льду совершенно бесшумно. Не было слышно даже легкого стука когтей. Даже тяжелого дыхания зверя.
Почти не сознавая, что делает, Торак вынул руку из рукавицы и потянулся за ножом. Но тот не желал свободно выходить из ножен. Торак потянул сильнее. Ничего не получалось. Надо было ему послушаться совета Инуктилука и держать нож на груди, под паркой. А теперь кожаные ножны промерзли насквозь.
– Торак! – негромко окликнул его Инуктилук. – Лови!
Гарпун мелькнул в воздухе, и Торак поймал его одной рукой. Тонкое костяное лезвие показалось ему невероятно хрупким.
– А прок‑то от него будет? – буркнул Торак.
– Какой‑то будет. Зато ты хотя бы умрешь как мужчина.
Белый медведь хрипло выдохнул «хршш», и Торак успел заметить, как сверкнули его желтоватые клыки. Теперь, охваченный ужасом, он понимал, что этот гарпун – ошибка, что таким гарпуном медведя даже смутить невозможно, а вот спровоцировать его нападение можно запросто.
Краем глаза Торак уловил какое‑то слабое движение. Это Ренн сдвинула с глаз защитные щитки и прицелилась.
– Не надо, – прошипел он. – Только хуже будет.
Поняв, что Торак прав, Ренн опустила лук. Но стрелу не вынула.
Собаки с бешеным лаем рвались с постромков. Медведь, вывернув длинную шею, глянул в их сторону, и глубокий, дрожащий рык его, точно раскат грома, сотряс окрестные льды.
Потом огромный зверь посмотрел Тораку прямо в глаза – и мир для мальчика попросту перестал существовать. Он даже лая собак больше не слышал, не видел ни Ренн, ни Инуктилука, он даже просто моргнуть не мог. Он видел только страшные медвежьи глаза – чернее базальта, горящие неукротимой ненавистью. И, глядя в эти глаза, понимал – да, понимал! – что для белого медведя все прочие существа – всего лишь добыча.
Рука Торака, сжимавшая древко гарпуна, стала скользкой от пота. Ноги под ним подкашивались.
Медведь смачно чавкнул, двигая огромными челюстями, и ударил по льду когтистой лапой. Тораку показалось, что от этого удара содрогнулось все вокруг, точно при землетрясении. Но сам он, как ни странно, на ногах устоял.
«Лесной медведь, – думал он, – рычит, только если хочет напугать. Когда лесной медведь охотится по‑настоящему, он подкрадывается к добыче совершенно бесшумно. Может быть, то же самое справедливо и для белого медведя, живущего во льдах?»
Нет, он ошибся.
Белый медведь прыгнул и попытался его схватить.
Прямо над собой Торак увидел огромную, покрытую шрамами черную медвежью пасть и в ней длинный фиолетово‑серый язык, а на щеке ощутил обжигающе горячее дыхание зверя…
С пугающей ловкостью медведь чуть отклонился в сторону, поднялся на дыбы и с размаху ударил по льду обеими передними лапами.
У Торака подогнулись ноги, и он чуть не упал.
Теперь белый медведь решил зайти с другой стороны и, приблизившись к саням, отшвырнул их со своего пути так легко, словно это был кусок бересты. Инуктилук нырнул в снег по одну сторону от саней, Ренн – по другую, но сани, рухнув на лед, настигли Ренн и ударили ее в плечо, сильно его придавив; она с криком упала и, не сумев сразу выбраться из‑под саней, оказалась прямо перед носом у этого северного чудовища.
Торак, не раздумывая, бросился вперед, размахивая гарпуном и выкрикивая:
– Вот он я! Не ее – меня бери! Меня!
Инуктилук тоже что‑то кричал, размахивая в воздухе гарпуном, и медведь почему‑то мгновенно повернулся к нему. Торак тем временем успел столкнуть сани с плеча Ренн и быстро оттащил ее в сторону, подальше от разъяренного зверя. В ту же минуту один из псов все‑таки оборвал постромки и стрелой полетел прямо к медведю. Огромная лапа одним махом отшвырнула пса прочь, и он, пролетев по воздуху, с тошнотворным хрустом ударился о лед. Торак и Ренн едва успели упасть ничком – медведь, перемахнув через них, ринулся прямиком к туше тюленя, легко ее подхватил и рысью пустился прочь по льду, неся тюленя в зубах, словно какую‑то форель.
– Собаки! – крикнула Ренн. – Держите собак!
Щенок со страху спрятался под сани, но остальные псы так и рвались с постромков, которые в итоге все же ухитрились оборвать, а потом стаей ринулись за медведем в погоню, не обращая внимания на гневные вопли Инуктилука. Оказалось, что постромки обвились вокруг его ног, и теперь собаки тащили его по льду следом за собой. Торак с Ренн с ужасом смотрели на это, не зная, как их остановить. Нечего было и думать, что они смогут догнать таких сильных и быстроногих псов. Но тут Торак поднес руки к губам и залаял. Конечно, это был не совсем собачий язык; на языке волков эта короткая команда означала «Немедленно остановитесь!».
Она прозвучала громко и резко, точно удар кнута, и собаки тут же остановились как вкопанные, виновато поджав хвосты и спрятав их между задними лапами.
А белый медведь уже скрывался вдали между голубоватых холмов.
Торак и Ренн бросились к Инуктилуку, который сидел на льду, потирая разбитый лоб.
Впрочем, он быстро пришел в себя. Собрав в кулак обрывки постромков, он подтянул собак к себе, вытащил нож и рукоятью нанес каждой довольно болезненный удар – в наказание. Затем, отпустив скулящих псов и тяжело дыша, он кивком поблагодарил Торака.
– Это мы тебя благодарить должны! – дрожащим голосом сказала Ренн. – Если бы ты этого медведя не отвлек…
Инуктилук покачал головой.
– Мы остались в живых только потому, что он нам это позволил. – Он повернулся к Тораку. Глаза его вновь смотрели недоверчиво. – Мои собаки… Ты, значит, можешь и с собаками говорить? Кто ты такой? Что ты такое?
Торак вытер пот, выступивший над верхней губой.
– Надо поскорее уходить отсюда. Этот медведь еще может вернуться, – не отвечая Инуктилуку, сказал он.
Инуктилук еще некоторое время изучающе смотрел на него. Затем собрал оставшихся собак, взвалил на плечо мертвого пса и, прихрамывая, двинулся к саням.
Гарпун со звоном выпал у Торака из рук, а сам он в полном изнеможении согнулся пополам и уперся руками в колени.
Ренн сочувственно погладила его по плечу.
Он спросил, все ли у нее в порядке.
– Плечо немножко болит, – призналась она. – Но это ничего. Я ведь другой рукой тетиву натягиваю. А ты как?
– Ничего. Сейчас уже почти совсем хорошо. – И, едва успев произнести эти слова, Торак упал на колени, и его стало выворачивать наизнанку.
Золотистые отблески закатного солнца легли на темно‑голубой лед. Собачья упряжка прямо‑таки летела к стойбищу племени Песца.
Вскоре спустилась ночь. В небе засиял тонкий месяц. Но сколько Торак ни смотрел в темное небо, он так и не сумел увидеть там Самое Первое Дерево – те широкие, безмолвные языки зеленоватого огня, которые вспыхивают в небе зимой. Ему страшно хотелось их увидеть, он прямо‑таки мечтал об этом. Ему казалось, что так проявится его связь с родным Лесом, которая сейчас была нужна ему как никогда прежде. Но зеленые огни так и не появились.
Миновав очередную цепь клыкастых ледяных торосов, они услышали вдали какие‑то жуткие потрескивания и стоны. Казалось, это злые духи стучат своими молотами по тонкой шкуре земли, пытаясь вырваться на свободу. Наконец Торак заметил на горизонте проблеск оранжевого света. Усталые собаки, почуяв запах дома, еще прибавили скорости.
Когда они подъехали ближе, Торак увидел большое приземистое убежище, сделанное из снежных глыб. Еще три таких же дома, но чуть поменьше, стояли поодаль, соединенные друг с другом короткими туннелями. Все убежища имели форму улья и светились изнутри. Вокруг них было множество маленьких холмиков, которые вдруг ожили, превратились в собак и, стряхивая со шкуры снег, радостно залаяли.
Торак неловко выполз из саней. Ренн тоже еле двигалась и все время, постанывая, растирала ушибленное плечо. Оба совершенно отупели от усталости и плохо понимали, что ждет их впереди.
Инуктилук настойчиво потребовал, чтобы они стряхнули каждую снежинку со своей одежды и даже с бровей и ресниц, прежде чем позволили им на четвереньках вползти в низенький изогнутый туннель, чем‑то похожий на заднюю лапу собаки. Это было сделано специально, чтобы во входное отверстие не задувал ветер. Так, на четвереньках, Торак и вполз в само убежище, вдыхая горький запах ворвани, горевшей в светильниках. При его появлении негромкое бормотание множества голосов вдруг разом прекратилось.
В дымном свете Торак успел заметить торчавшие вдоль стен китовые кости, с которых гроздьями свисали многочисленные башмаки и рукавицы, явно развешанные на просушку, и лишь потом разглядел сверкающее облачко человеческого дыхания и несколько круглых узкоглазых лиц, смазанных тюленьим жиром и блестевших в свете коптилки.
Инуктилук быстро рассказал сородичам, как ему удалось в метель отыскать этих «глупых детей», забредших на территорию их племени, и обо всем, что с ними случилось потом. Его рассказ, надо отметить, был честным и беспристрастным – он с благодарностью говорил о том, как Торак спас его, когда собаки уже тащили его по льду навстречу гибели. Однако голос Инуктилука дрогнул, стоило ему вспомнить, как «этот парнишка из племени Волка» разговаривал с собаками на их языке.
Люди Песца слушали терпеливо, не задавая вопросов и внимательно поглядывая на Торака и Ренн пытливыми карими глазами, очень похожими на ясные и блестящие глаза того зверька, что был покровителем их племени. Вождя у них, похоже, не было, и главными считались четверо старейшин, которые сгрудились поближе к светильнику на низеньком помосте, видимо предназначенном для спанья и застеленном оленьими шкурами.
– Это они! – пронзительно вскрикнула одна из старейшин – крошечная женщина с темным морщинистым лицом, похожим на съежившуюся от мороза ягоду шиповника. – Это они явились мне в том видении!
Торак услышал, как Ренн беззвучно охнула. Прижав оба кулака к сердцу в знак дружеского расположения, он поклонился старухе и сказал: