«Она никак не может меня видеть!» – уговаривал он себя. Но ему стало страшно: в свете костра глаза колдуньи вспыхивали красными огоньками и таили в себе столько неведомых познаний, что невозможно было наверняка поручиться, что она действительно его не видит.
И как раз в тот момент, когда Торак почувствовал, что не может дольше выносить взгляд Саеунн, колдунья отвернулась и снова принялась бормотать свои заклинания.
Дрожа от облегчения, Торак стал внимательно всматриваться в лица, освещенные пламенем костра. Вождь племени Кабана о чем‑то яростно спорил с вождем племени Кита и даже тыкал ему в грудь пальцем, отстаивая какое‑то свое утверждение. Рядом с ними сидел Аки и смотрел на разгорячившегося отца со странной смесью страха и обожания.
А потом Торак увидел Ренн.
Она сидела, скрестив ноги, в стороне от основного скопления народа и хмуро смотрела в огонь. Даже издали было видно, как она бледна; ее правое предплечье было перевязано мягкой оленьей кожей, но кроме этого Торак не заметил у нее никаких повреждений.
Мучительное напряжение, не дававшее нормально дышать, сразу его отпустило – словно лопнул стягивавший грудную клетку ремень из сыромятной кожи.
Значит, с Ренн все в порядке?!
Какая‑то собака подбежала к нему. К счастью, собака оказалась знакомой, и он попросту прогнал ее, понимая, впрочем, что в следующий раз ему может и не повезти. Придется все‑таки убираться отсюда, пока другие собаки его не обнаружили.
Но он остался на месте.
Возможно, из‑за того, что снова увидел Ренн. Возможно, из‑за той дикой надежды, что раз уж он вырезал метку Пожирателей Душ, то можно просто сделать несколько шагов, выйти к костру, и все тут же с радостью примут его обратно.
|
|
Но он снова остался на месте. И это оказалось роковой ошибкой.
Луна уже начала свой путь по небосклону, а Торак все не двигался с места.
Он смотрел, как мужчины, женщины и дети черпают чашками из больших сосудов напиток, сваренный из березового сока; как они по очереди выходят в освещенное огромным костром пространство, чтобы рассказать собравшимся какую‑нибудь историю или спеть песню.
Мужчина из племени Ивы спел песню о нересте лосося под аккомпанемент погремушек из оленьих копыт и пение дудочек из утиных костей.
А женщина из племени Рябины, спрятавшись за подсвеченной пламенем костра шкурой, руками изобразила движущуюся тень встающего на дыбы медведя.
Короткая летняя ночь уже близилась к концу. Торак чувствовал себя таким же участником этих посиделок, как и все остальные; его, как и всех остальных, увлекали эти истории, эти рассказы о былых временах, воспоминания о главных событиях жизни с Начала Времен, которым люди любят предаваться в такие вот теплые светлые ночи.
Увлекшись, Торак не сразу заметил, что лицо Ренн стало белым как мел, когда в освещенный круг у костра вышли два танцора в масках.
Первый был в маске комара с длинным острым деревянным носом, а второй – в маске лося, который явно был чем‑то сильно раздражен. Комар – под этой маской скрывалась женщина из племени Гадюки – жужжал и кружился, то и дело как бы кусая кого‑нибудь под восторженные вопли детей и смех родителей. Но Ренн смотрела только на Лося. Ее нервно поджатые губы вытянулись в тонкую линию, и она с невероятным напряжением следила за тем, как Лось разгребает рогами ночную тьму. Торак, разумеется, сразу догадался, что она снова переживает те страшные мгновения, когда на нее напал обезумевший зверь.
|
|
Пока Лось, отойдя от нее, продолжал безумствовать у другого конца горящих стволов, на Ренн набросился Комар. Она рассеянно от него отмахнулась, но Комар продолжал с писком кружиться возле нее, как это обычно и делают комары.
«Оставь ты ее в покое!» – сердито думал Торак, глядя на назойливого Комара.
Когда Комар в очередной раз с противным зудением ринулся в атаку на Ренн, какой‑то молодой мужчина решил за нее заступиться. Он встал, крепко схватил Комара за длинный нос и сделал вид, будто собирается этот нос отломать, а второй рукой взмахнул так, словно хочет этого противного Комара прихлопнуть. Правда, все это он сделал с таким добродушным видом, что женщина из племени Гадюки, изображавшая комара, решила ему подыграть и с сердитым жужжанием «полетела» прочь, заставив всех рассмеяться.
Ренн бросила на молодого человека благодарный взгляд, но он в ответ лишь пожал плечами и снова сел. И тут Торак заметил у него на руках волнистые голубые линии татуировки – метку племени Тюленя. Он чуть не вскрикнул от радости.
Это был его сородич Бейл!
По сравнению с прошлым летом Бейл сильно возмужал, и в отблесках костра у него на подбородке была хорошо видна начинавшая пробиваться молодая щетина. Но в целом он почти не изменился. Те же длинные светлые волосы, с вплетенными в них ракушками и косточками мойвы, то же умное благородное лицо, те же голубые глаза, которые, казалось, впитали в себя цвет морской воды, насквозь просвеченной солнцем.
|
|
Когда они виделись в последний раз, то договаривались когда‑нибудь вместе отправиться на охоту; Торак тогда еще пошутил насчет Тюленя в Лесу. Больно было вспоминать об этом сейчас, когда он сам вынужден таиться, точно дикий зверь.
Вдруг в ночной тишине прозвучал гулкий звук рога.
Вороны, хлопая крыльями, сорвались с деревьев.
Танцоры, зрители – все так и замерли.
Опираясь на свой посох, в световой круг у костра выскочила Саеунн.
– Пожиратель Душ! – хрипло выкрикнула она. – Среди нас Пожиратель Душ!
По лицам собравшихся явственно пробежала волна страха.
– Мне сказали об этом мои гадальные кости, – прокаркала колдунья, кружа возле костра и вглядываясь в лица людей. – Я прочла об этом по волшебному дыму! Пожиратель Душ здесь, среди нас! И это настоящий Пожиратель Душ, до мозга костей пропитанный злом!
Люди прижимали к себе детей, хватались за свои амулеты‑обереги и за оружие. Лицо Фин‑Кединна исказилось от горя, и он, напряженно застыв, смотрел, как колдунья ищет этого злодея и нарушителя закона среди людей его племени.
Торак, скрывшись в густой тени, чувствовал, что его прямо‑таки раздавил тяжкий груз этих обвинений – значение слов, произнесенных Саеунн, трудно было истолковать иначе: Пожиратель Душ, до мозга костей пропитанный злом…
Видимо, он слишком долго носил на себе эту проклятую метку. Она въелась в его плоть и кровь, и теперь он действительно стал одним из ненавистных всем Пожирателей Душ. Теперь ему никогда уже не быть свободным…
Очистительный обряд не подействовал.
Глава десятая
Веселье у большого костра сменилось грозным шумом.
Лаяли собаки, гудели людские голоса. Лица собравшихся были искажены страхом, глаза были как полные углей темные ямы.
Фин‑Кединн призвал людей к спокойствию, и гул несколько стих.
– Нужно немедленно устроить за ним погоню! – крикнул Аки. – А если мы этого не сделаем…
– Если вы сейчас броситесь в погоню, – сказал вождь Воронов, – вам придется действовать вслепую. Вспомните, ведь там, во тьме ночного Леса, скрывается не только изгнанник, но и другие Пожиратели Душ. Или вы не боитесь ни Повелителя Дубов, ни Повелительницы Змей? Может, тебя, Аки, не страшит даже Повелительница Филинов? Эти трое Пожирателей Душ обладают огромным могуществом, и сейчас они могут оказаться где угодно. Неужели ты, Аки, чувствуешь себя достаточно сильным, чтобы в одиночку с ними сразиться? Или, может, кто‑то еще хочет вместе с тобой прямо сейчас пойти против них?
Аки хотел было ответить, но его отец, вождь племени Кабана, повернулся к нему с таким рычанием, что бедный Аки даже пригнулся, явно опасаясь, что тот его ударит.
Все кончено. Торак понимал, что увидел уже более чем достаточно. Давно пора было бежать отсюда! Как же он был глуп, решив, что теперь племя Ворона с распростертыми объятиями примет его обратно! Теперь они не примут его обратно никогда!
От быстрого бега рана у него на груди открылась, и ему стало так больно, что даже дыхание перехватило. «Одно движение – и мы направим тебя туда, куда нужно нам, сколько бы ты ни сопротивлялся…» – снова возникло в его памяти шипение Повелительницы Змей.
Захватив спрятанный в укромном месте спальный мешок и прочие пожитки, Торак бросился назад, но выбрал другой путь, желая сбить с толку своих возможных преследователей. Однако, увидев на бегу сквозь деревья жилища людей Ворона, остановился. На стоянке не было ни души.
Опасность нарастала с каждым мгновением – и все же он никак не мог заставить себя уйти. Теперь он понимал, что навсегда покидает этих людей, и ему необходимо было – пусть и в последний раз – ощутить свою к ним близость. Ему необходимо было с ними попрощаться.
Торак быстро нашел жилище вождя и заглянул внутрь. У входа на столбе висел топор Фин‑Кединна, его лук и его рыболовные снасти. Но там не было ничего из снаряжения Ренн, что показалось ему очень странным.
Топор Фин‑Кединна.
Это был чудесный топор – лезвие из полированного зеленоватого камня, массивная ясеневая рукоять, отлично ложившаяся в руку. Когда пальцы Торака сомкнулись на этой рукояти, он, казалось, почувствовал всю силу вождя племени, всю его мощную волю. Своего топора Торак лишился еще там, на Дальнем Севере, и Фин‑Кединн все собирался помочь ему сделать новый. Он вообще еще многому собирался научить Торака…
Торак сильнее сжал рукоять топора. Украсть у мужчины его топор – одно из самых тяжких преступлений. А украсть топор у Фин‑Кединна…
Но топор был необходим ему.
Сам толком не сознавая, что делает, Торак сунул топор за пояс и двинулся дальше, надеясь все же отыскать жилище Ренн. Он понимал, что задерживаться здесь – сущее безумие, но не мог уйти, не отыскав ее дом. И был очень удивлен, обнаружив, что теперь она живет вместе с Саеунн: он догадался об этом по кислому, противному запаху старой колдуньи. До чего же Ренн, наверное, ненавидит этот запах!
Ему больно было видеть, что оружие Ренн неопрятной кучей свалено в углу. Ее обожаемый лук небрежно свисал с поперечной балки. Торак погладил ее лук, и ему показалось, что он слышит голос Ренн, насмешливый, добрый. Впервые он встретился с ней, когда люди Ворона были его врагами, когда ему пришлось сражаться с ними, спасая свою жизнь. И он хорошо помнил, как Ренн тогда принесла ему целую чашку целебного сока бузины. «Это всего лишь справедливо», – сказала она тогда.
На ее циновке, сплетенной из ивовых ветвей, лежал новый мешочек для трав; Торак этого мешочка еще у нее не видал; должно быть, она сшила его недавно, после того, как отдала ему свой, из лапки лебедя. Торак развязал мешочек и среди сушеных грибов и прядок волос с изумлением увидел тот белый камешек, на котором прошлым летом в страшной спешке изобразил метку своего племени. Значит, Ренн все это время хранила его подарок…
Пальцы Торака невольно сжались, пряча камешек в ладони. Так она, пожалуй, лучше всего поймет, что он никогда уже не вернется назад.
Он быстро бежал вверх по течению реки, пригибаясь к земле и стараясь держаться прибрежных зарослей. Он успел уйти не так далеко, когда услыхал звуки погони, пока еще не очень громкие, но уже достаточно яростные.
Вряд ли это был Аки. Этот кабанчик наверняка наделал бы гораздо больше шума. А его преследователи, кто бы они ни были, действовали очень умело: двигались почти бесшумно и старались все время оставаться в тени.
Да, они действовали умело, но у него, Торака, умения было больше.
Река здесь текла довольно медленно и была глубока. Пробираясь среди полузатопленных ольховин, Торак снял башмаки, связал их и повесил на шею. Затем, пристроив колчан, лук и спальный мешок на голову, вошел в воду. От холода у него перехватило дыхание, но он, скрипя зубами, продолжал идти, пока вода не достигла уровня груди.
Хорошенько упершись ногами в дно, чтобы не снесло течением, он остановился и прислушался. Вода громко чавкала, подступая к самому Лесу. Вскоре Торак услышал осторожные, крадущиеся шаги, и кто‑то с берега тихо окликнул его по имени.
Он весь напрягся.
– Торак! – прошипела Ренн. – Ты где?
Он не ответил.
Потом послышался другой голос:
– Эй, сородич, это я!
Торак вздрогнул.
– Мы тут одни, клянусь! – хриплым шепотом сказал Бейл. – Выходи! Я тебе ничего плохого не сделаю! Ренн все мне рассказала. Я знаю, что ты изгнанник, но мы по‑прежнему родня! Я хочу тебе помочь!
Торак стиснул зубы. Ренн уже и так рисковала собственной жизнью, чтобы помочь ему, и это ничем не помогло. Нет, не мог он подвергнуть ее и Бейла новой опасности!
Как и все Охотники, Ренн и Бейл умели ждать. Умел это и Торак.
Наконец он услышал, как Бейл со вздохом сказал Ренн:
– Ладно, пошли.
– Нет! – запротестовала она.
Торак услышал, как зашуршали ветки, – это Ренн пробиралась к самой воде – и вдруг увидел ее. Но она его пока не видела.
– Торак! – Теперь она, уже не сдерживаясь, говорила в полный голос. – Я же знаю, что ты здесь! Я же это чувствую! Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста, отзовись! Позволь нам помочь тебе!
Не отвечать Бейлу было очень трудно, но не обращать внимания на мольбы Ренн было куда сложнее. Тораку еще никогда в жизни не было так тяжело. Ему невыносимо хотелось крикнуть, ответить ей, подать хоть какой‑нибудь знак, который поняла бы только она одна… «Уходи, уходи назад, в лагерь, – безмолвно молил он ее. – Я не могу этого вынести».
Бейл положил руку Ренн на плечо:
– Идем. Его либо здесь нет, либо он не хочет, чтобы мы нашли его.
Она сердито стряхнула его руку. Но когда Бейл молча двинулся по направлению к стоянке, через некоторое время последовала за ним.
Торак еще немного подождал, пока не удостоверился окончательно, что они ушли, а затем медленно побрел по воде назад к берегу. Ноги у него онемели от холода. Он натянул башмаки, но почти их не чувствовал. Из раны на груди сочилась теплая кровь. «Вот и хорошо, – думал он, – пусть течет».
Он не дал себе возможности толком прийти в себя и снова побежал вдоль берега вверх по течению реки; бежал он так, словно за что‑то себя наказывал, словно хотел совсем лишить себя способности думать. Но все же в конце концов был вынужден остановиться и перевести дыхание. Ноги не держали его, и он мешком сполз по стволу росшего на опушке дерева. Вскоре должно было взойти солнце. В отдалении слышался лай собак.
Вдруг Торак обнаружил, что по‑прежнему сжимает в руке тот камешек, который вытащил у Ренн из мешочка с целебными травами. Некоторое время он тупо смотрел на пунктирные линии, которые, как он привык считать, являлись меткой его племени; теперь они были просто пятнами охры, лишенными всякого смысла.
«Это тот, прежний Торак считал метку племени Волка своей», – мрачно сказал он себе.
Только теперь ему стало ясно, что последние полмесяца он всего лишь играл в изгнанника, выискивая любой предлог, чтобы оставаться поближе к племени Ворона. Он вел себя, как тот молодой лось, жалобными криками звавший свою мать. Если он, как и тот лось, не научится выживать в Лесу самостоятельно, то непременно погибнет. Нет уж, он, Торак, подобной ошибки не совершит!
Пальцы его невольно стиснули камешек, украденный у Ренн: «Оставь его. Оставь все это в прошлом».
Он сунул камешек в развилку дерева и бросился бежать.
Туман каплями оседал на листьях папоротника; он был такой густой, что казалось, будто листва дерева подернута инеем. Камешек, оставленный Тораком, уютно устроился в развилке коричневых ветвей.
Самец косули вышел на поляну и принялся щипать траву. Запела малиновка. Проснулся черный дрозд. Всходило солнце, разгоняя ночной туман.
Самец косули вдруг встревожился, резко поднял голову и мгновенно исчез в чаще. Малиновка и дрозд с пронзительным писком сорвались с ветвей дерева.
Какая‑то тень легла на его ствол.
Лес затаил дыхание.
Из‑за ствола вынырнула чья‑то зеленая рука и взяла из развилки оставленный Тораком камень.
Глава одиннадцатая
– Он здесь, – сказал Аки. – Я прямо‑таки носом чую.
– А я нет, – откликнулась девушка из племени Ивы; она, задыхаясь, сражалась с течением и очень старалась не отстать от Аки. – Может, он вовсе не на восток, а на юг направился? Родом‑то он ведь оттуда.
– Вот потому все остальные на юг и двинули – чтобы ему путь туда отрезать! – проворчал Аки.
– А мы, похоже, слишком высоко по реке поднялись, – подал голос Раут и с опаской посмотрел на Аки. – Нам бы лучше назад повернуть.
– Нет! – рявкнул Аки.
– Тогда давайте хоть передохнем немного, – встрял в разговор еще один парнишка. – А то у меня руки просто отвалятся, если я погребу еще хоть немного!
– И у меня тоже, – тяжело вздыхая, заметила девушка из племени Ивы. – Там, чуть позади, я один подходящий приток заметила. Давайте туда вернемся, а?
Послышались одобрительные возгласы, и Аки, ворча что‑то, согласился развернуть лодки.
Торак, прятавшийся среди густых ветвей ивы, наконец‑то смог выдохнуть с облегчением. Некоторое время он еще посидел на дереве, пока не убедился, что это не было обманным маневром, потом соскользнул в воду и побрел к берегу.
Волк уже ждал его. Он с интересом наблюдал за тем, как Торак набивает свои башмаки травой, чтобы согреть ноги. Затем они вместе двинулись вверх по течению реки.
Весь тот день преследователи пытались нагнать их, идя широкой полосой – к востоку от Рек‑Близнецов и вверх по течению реки Топорище. Стоило Тораку попытаться свернуть на юг, и его тут же вновь отгоняли к реке. Только там, в залитых водой зарослях, ему удавалось сбить собак со следа.
Торак замерз, промок насквозь, третью ночь толком не спал и уже начинал совершать непростительные ошибки. Например, только что он чуть не наступил на кабана, нежившегося в луже жидкой грязи. И как это он не заметил кабаньих следов? Их бы и пятилетний малыш заметил!
Подслушав разговор Аки и его приятелей, Торак решил отказаться от мысли идти на юг. Теперь он надеялся лишь на то, что сумеет перебраться через реку и достигнуть оврагов, по которым можно было бы снова вернуться на север. Там, конечно, места суровые, да и дичи водится маловато, зато почти нет людей – разве что старый одинокий Ходец. И это, пожалуй, сейчас важнее всего.
Река, казалось, начинает на что‑то сердиться – издали уже доносился рев порогов. А около полудня Волк вдруг напряженно прислушался, и через несколько минут Торак тоже услыхал это – шелест весел, разрезающих водную гладь, и сопение собак, бегущих по берегу и старающихся не отставать от плывущих по реке лодок. Аки и его приятели, похоже, отдыхали не слишком долго.
Торак перебрался через болотце, заросшее ивняком и колокольчиками, стараясь не ступать на пятна нежно‑зеленого мха – на этом мягком покрывале след ноги виден в течение нескольких дней. Волку было легче: его широкие, мягкие лапы следов почти не оставляли.
Торака весьма огорчило то, что преследователи явно не собираются дальше плыть по реке, а хотят перебраться на другой берег, словно догадавшись о его, Торака, намерениях. В своих долбленках они легко повернули поперек течения, пристали к берегу, взвалили лодки на плечи и стали взбираться на берег. Они явно собирались миновать пороги по берегу, неся лодки на себе, а потом затаиться где‑нибудь выше по течению, поджидая свою жертву.
Выбора у него не было: только идти вперед.
Река совсем рассердилась; вода бешено билась, закручиваясь в буруны вокруг скал и камней; водяная пыль висела густым облаком, и Торак снова промок насквозь. Пробираясь мимо порогов, он видел своих преследователей, движущихся в том же направлении по противоположному берегу. Торак хорошо помнил, что там, на противоположном берегу, есть два оврага, ведущие в сторону от речной долины. Позапрошлой осенью они с Ренн побывали там, перебравшись через реку по стволу рухнувшего дуба. Так, может…
Увы, того дуба уже не было; его, видимо, унесло водой во время паводка.
Торак даже немного растерялся. Он действительно не знал, как ему быть дальше. Голова отказывалась соображать. В ушах от усталости стоял такой звон, что трудно было думать. И все‑таки должен же быть какой‑то способ перебраться через реку!
И этот способ нашелся. Впереди речная долина сужалась, затопленные водой заросли уступали место валунам и кривоватым деревьям. У одной из сосен подмыло корни, и она упала, образовав как бы мост примерно на два человеческих роста выше воды. Впрочем, переходить по такому мосту было нелегко: мокрая сосновая кора оказалась слишком скользкой, страшно мешали густые колючие ветки, да и сам ствол, когда Торак ступил на него, подозрительно закачался.
«Сойдет», – решил Торак и двинулся через реку.
Хотя что‑то подсказывало ему, что он совершает ошибку.
Волк легко пробежал по упавшей сосне, перепрыгивая через ветки, и уже на берегу обернулся и повилял Тораку хвостом: «Это так просто! Иди скорей!»
«Нет, это совсем не так просто», – хотелось ответить Тораку. Трудно удержаться на скользком стволе, когда ползешь на четвереньках в тяжелой, промокшей насквозь одежде из оленьих шкур со спальным мешком, луком и колчаном за спиной, особенно когда у тебя нет таких когтей, как у Волка.
Он уже почти перебрался через реку, когда услыхал знакомые голоса. Посмотрел вниз – и чуть не свалился в воду.
Белая пена так и крутилась вокруг поросших зеленым мхом валунов. И на одном из этих камней прямо под Тораком стояли Аки и Раут.
Торак затаил дыхание. Если кто‑то из них поднимет глаза…
– С меня довольно, – говорил Раут. – Я возвращаюсь.
– А я нет! – прорычал Аки.
Торак попытался проползти еще немного вперед, но браслет из рябины, который дала ему Ренн, зацепился за ветку. Когда он попытался отцепить браслет, дерево затряслось, и он сам чуть не свалился в воду.
– Остальные давно назад повернули, – продолжал Раут, – по‑моему, и нам пора плыть. Мы и так уже слишком далеко забрались.
Торак снова попытался отцепить браслет, но неудачно: нитка лопнула, и ягоды рябины рассыпались по камням.
К счастью, Аки был слишком сердит, чтобы это заметить.
– Ладно, уходи, только назад тебе придется возвращаться пешком! Лодку я оставлю себе!
– Ну и оставляй! – тоже рассердился Раут. Потом сказал гораздо спокойнее: – Аки, это несправедливо! За что ты его так ненавидишь?
– Да вовсе я его не ненавижу! – буркнул Аки.
– Так что же ты за ним по всему лесу гоняешься?
– Я же всем сказал, что доберусь до него! Я отцу пообещал! Как же я теперь с пустыми руками вернусь?
– Ну, тогда лови его без меня! Припасы давай разделим, и можешь идти куда хочешь!
От облегчения Торак даже как будто ослабел немного. Прижавшись к сосновому стволу, он смотрел, как его преследователи повернули назад, вниз по течению.
Он уже собрался ползти дальше, когда вдруг снова услышал громкий голос Аки:
– Я знаю, ты где‑то здесь, Пожиратель Душ! И я найду тебя! Всеми своими душами клянусь! Найду и загоню, как зверя!
Волк давно уже поджидал на берегу, но Торак, спрыгнув на землю, к нему даже не подошел. Скорчившись на земле в своей мокрой одежде, он все думал об обещании, которое только что дал Аки. Да уж, настроен Аки был чрезвычайно решительно!
Торак быстро глянул на Волка. Теперь, оставаясь с ним вместе, Волк постоянно подвергает себя опасности. Закон лесных племен запрещает убивать Охотников; единственное исключение – это самозащита. Но ведь если дело дойдет до схватки, Волк непременно станет его защищать, и тогда этот проклятый Аки в него выстрелит…
На мгновение Торака охватила настоящая паника. Без Волка ему не жить!
Он понимал, что лишь одним способом может спасти своего четвероногого брата. Ничего, это не навсегда…
«Разделимся», – предложил он по‑волчьи.
Волк с изумлением посмотрел на него.
Ну как объяснить ему, что это не навсегда, а только до тех пор, пока Аки поблизости? И Торак заставил себя повторить приказание: «Разделимся!»
Волк не ответил. Он выглядел смертельно обиженным. Потом встал, встряхнулся и потрусил в папоротники.
Некоторое время не было слышно ни Аки, ни его собак. Но и Волка поблизости заметно не было.
Гул у Торака в ушах то усиливался, то ослабевал; пульсирующая боль терзала израненную грудь. С некоторым опозданием Торак приложил к ране очередную порцию жеваной ивовой коры, но облегчения это не принесло. Боль постоянно напоминала ему, что охотится за ним не только Аки. Это Пожиратели Душ пронзили его своим невидимым гарпуном и теперь подтаскивают все ближе к себе…
Берег был каменистый и с того места, где стоял Торак, обрывался почти отвесно. Пороги давно уже остались позади, но их грохот все еще был хорошо слышен.
Прислонившись к березе, Торак одним махом проглотил последний кусок кровяной колбасы, украденной для него Ренн. Насчет подношения хранителю племени он беспокоиться не стал: сейчас пища требовалась прежде всего ему самому.
Ему хотелось пить, но спуститься с такой крутизны к воде было весьма затруднительно, и он, надрезав березовый ствол, напился сока, но на этот раз даже не прикрыл корой сочащийся соком порез и побрел дальше, понимая, что поступает неправильно, но чувствуя, что теперь уже все равно. Между ним и Лесом словно постепенно вырастала некая стена. И у него уже не было сил с этим бороться. Он слишком устал.
Внизу по‑прежнему бежала река, быстрая, глубокая. Может, не стоит ему оставаться так близко к реке? Может, лучше уйти, скрыться в Лесу? Все‑таки он решил остаться у реки.
И поступил неправильно. Поросшие мхом влажные камни были предательски скользкими. Торак поскользнулся, упал, и камни с грохотом покатились вниз по склону, увлекая его за собой.
Свое падение ему удалось остановить, лишь распластавшись на скале почти у самой воды. Здесь деревья росли значительно реже, и Торак, приподнявшись на своей скале, отлично видел всю реку вниз по течению. Он почти сразу заметил, как из‑за излучины вынырнула знакомая долбленка.
Впрочем, и Аки сразу его заметил. Он испустил победоносный вопль и налег на весла.
Торак в отчаянии огляделся. Возможности взобраться на крутой склон не было: путь ему преграждала каменистая осыпь. Итак, он в западне.
А у Аки полный колчан стрел.
Глава двенадцатая
Торак, отбросив в сторону свои пожитки, прыгнул в реку.
От ледяной воды перехватило дыхание. Быстрое течение тут же стянуло с Торака башмаки, а лицо залепило мокрыми прядями волос. Отплевываясь, Торак проплыл немного среди полузатонувших ив и за одну из них даже сумел ухватиться, но прикрытие было слишком ненадежным. И он, набрав в грудь побольше воздуха, нырнул.
Вода была мутная, а течение несло его прямо к Аки в лапы. Руки онемели и почти не слушались. Стоило Тораку отцепиться от того дерева, как река тут же завладела им – подхватила, закружила, он успел лишь мельком заметить какое‑то большое бревно, в которое чуть не врезался.
Он извернулся, попытался снова нырнуть, но не сумел уйти на глубину и тут же получил удар в висок. Отчаянно молотя ногами, он вынырнул на поверхность, навстречу ослепительно сиявшему солнцу и… остроге, нацеленной прямо ему в грудь. Это было вовсе не бревно. Это была долбленка Аки.
Торак тут же снова нырнул, изогнулся, проплыл под лодкой и вынырнул с другой стороны, но Аки, разгадав его маневр, уже ждал его с острогой наготове. И Торак снова скрылся под лодкой.
Он чувствовал, что ноги у него стали, как каменные, и тянут вниз; грудь горела огнем. Странный образ мелькнул у него перед глазами: та трубка из ольховой ветки, с помощью которой он собирал березовый сок. Надо было ее сохранить, надо было подумать…
Торак снова вынырнул на поверхность и на этот раз, когда Аки попытался ударить его острогой, он схватился за древко, что было сил дернул на себя, и Аки, не удержавшись на ногах, с воплем перевалился за борт.
Они отчаянно боролись, и каждый пытался вырвать оружие у противника. Аки резким движением повернул острогу и, подведя ее Тораку под подбородок, с силой ударил его о борт лодки. У Торака перехватило дыхание, но он сумел нанести ответный удар: врезал Аки коленом прямо в пах. Аки взревел от боли и выпустил гарпун. Торак попытался перехватить оружие, но река унесла его прочь.
Попытка поймать уплывающую острогу чуть было не стоила ему жизни. Когда он потянулся за ней, Аки схватил его за волосы и стал топить. Торак, захлебываясь, цеплялся за куртку Аки, за его штаны – за все, что попадалось под руку, но уцепиться за скользкую оленью шкуру было практически невозможно. И вырваться тоже оказалось слишком сложно: Аки крепко держал его за волосы. У Торака потемнело в глазах; безумно хотелось вздохнуть, из глотки рвался вопль – и река принимала последние пузырьки воздуха, выходившие из его измученных легких. В самый последний момент, собрав остаток сил, Торак как‑то извернулся и впился зубами в ляжку Аки.