Даже под водой он услышал приглушенный вой. Аки отпустил его. И Торак буквально вылетел на поверхность, хватая ртом воздух, точно выброшенный на берег лосось.
Затем он снова заставил себя нырнуть и, проплыв некоторое расстояние под водой, вынырнул несколько выше по течению среди затопленных водой ольховин. Аки уже довольно сильно отнесло течением; его бритая голова едва виднелась возле какого‑то дерева, за которое он цеплялся, пытаясь набрать в грудь побольше воздуха. Лодка его находилась как раз между ними; она запуталась в ивняке, и у Торака сразу возникла идея…
На этот раз он нырнул совсем неглубоко и позволил реке нести его, а затем вынырнул почти беззвучно и уже гораздо ближе к лодке. Даже отсюда было слышно хриплое дыхание Аки, но видеть его он не мог. Этот парень из племени Кабана дышал так, словно вконец обессилел. И на мгновение Тораком овладели сомнения: а что, если Аки утонет? А потом сердце его, точно острый осколок кремня, пронзили гнев и ожесточение. Аки сам виноват в том, что с ним случилось!
Опершись плечами о ствол ивы, Торак что было сил уперся ногами в лодку и оттолкнул ее. Лодка встала на дыбы, как испуганная лесная лошадь, и Торак снова ударил ее обеими ногами. Лодка выскочила на чистую воду, и река тут же завладела ею.
За мгновение до того, как лодка ударила Аки, Торак успел ухватился за какую‑то ветку и немного подтянулся, наблюдая, что будет дальше. Глаза Аки расширились от ужаса, когда он понял, что тяжелую дубовую долбленку несет прямо на него. А потом лодка налетела на него и поволокла вниз по течению, к порогам. У Аки не хватило времени даже вскрикнуть.
Торак с мрачным видом смотрел ему вслед. Он по‑прежнему держался за ветку дерева, и вода мягко обволакивала его тело. Над рекой не было слышно ничего, кроме рева порогов.
|
|
Торак отпустил ветку, плюхнулся в воду и поплыл против течения туда, где бросил свои пожитки. Добравшись до скалы, он с огромным трудом выволок себя на берег, да так и остался лежать, чувствуя во рту илистый привкус речной воды, а в ноздрях – кислый запах мха. Жутко болела рана на груди.
Собрав свои вещи, он стал подниматься вверх по скалистому склону – странно, но раньше он этих скал как‑то не заметил. Острые гранитные обломки ранили босые ноги, и он вспомнил, что его башмаки утащила река. Что ж, он только плечами пожал.
Наверху Торак вернулся по собственному следу назад, почти до самых порогов. На всякий случай. Чтобы убедиться.
Долбленку разнесло в щепы о большой валун, торчавший из воды чуть выше порога. Возле валуна среди обломков лодки Торак заметил руку Аки. Рука была неподвижна. Возможно, Аки без сознания и сейчас утонет? А может, уже утонул? Но никакого особого волнения по этому поводу Торак не испытывал.
Вытащив нож, он срезал с ольхи молодую ветку, очистил ее от коры и превратил в трубку для дыхания. Эту трубку он засунул за пояс и побрел вверх по течению реки, предоставив Аки его собственной судьбе.
С Большим Бесхвостым явно творилось что‑то не то.
Волк давно уже это почуял. Большой Брат перестал прислушиваться к тому, что говорит ему Волк, он перестал прислушиваться даже к голосу Леса, а потом и вовсе стал вести себя неправильно.
И это все усугублялось. Нечто очень плохое словно грызло Бесхвостого изнутри; это было очень похоже на ту болезнь, которая сгрызла у Волка кончик хвоста там, среди Великого Холода.
|
|
Волк, снедаемый тревогой, осторожно шел следом за своим Братом, но старался не попадаться ему на глаза, потому что Брат велел ему уходить и держаться от него подальше. Но оставить Бесхвостого Брата без присмотра Волк все же никак не мог.
Теперь Волк шел параллельно Тораку по берегу Быстрой Воды, и оба они направлялись к Горам. Петляя среди деревьев, Волк чуял запахи выдры и бобра, а временами еще и запах других, и ему было ясно, что эти другие свой настоящий запах скрывают. Волк не понимал, что это значит, и не знал, как ему с этим быть. С горя он пожевал веточку можжевельника, и ему сразу немного полегчало.
И тут он почуял запах волка.
Этот запах заставил его выбросить из головы все прочие мысли. Да, это была совсем свежая метка! От нее исходил сильный сладковатый запах самца, вожака стаи.
Сердце Волка радостно забилось. Он узнал этот запах! Запах вожака стаи со Священной Горы!
Обезумев от радости, Волк два раза коротко пролаял: «Где вы?»
Ветер донес до него ответный вой, и Волк, не раздумывая, полетел ему навстречу. Теперь, снова оказавшись среди своих волков, он сможет помочь Большому Бесхвостому! Именно это ему больше всего и нужно сейчас: оказаться среди своих сородичей, оказаться среди волков!
Волку не понадобилось много времени, чтобы отыскать стаю; они остановились, чтобы смыть кровь с перепачканных морд, у маленькой Быстрой Воды. Когда Волк подлетел к ним, он все сразу увидел и все сразу понял. Охота была удачной: он чувствовал запах оленьей крови на волчьей шерсти, видел, как тяжело отвисло у каждого брюхо, набитое мясом, которое они несли в Логово волчатам.
|
|
Вожак и его подруга были те же самые, но в стае произошли изменения, как это всегда случается у волков. Старый волк умер, а тот волк, что любил раскапывать мышиные норки, охромел и занял значительно более низкое положение; а волчата, которые так любили играть с Волком, стали взрослыми волками, почти такими же крупными, как и он сам.
Среди этих молодых волков была одна волчица с темной шерстью, очень красивая, и Волк вспомнил, что она еще тогда отлично умела охотиться на леммингов. Волчица, почуяв его запах, приветливо и возбужденно завиляла хвостом, но навстречу не вышла: решать, можно ли Волку вернуться в стаю, должен был вожак.
Волк немного постоял и осторожно приблизился к вожаку – так, как подобает молодому, но вполне взрослому волку приветствовать старшего: прижав уши к голове и подползая к нему на брюхе. Так Волк приносил свои извинения за слишком долгое отсутствие.
Вожак гордо отвернулся. Потом вдруг с пугающей быстротой снова повернулся к Волку, схватил его зубами за морду, швырнул навзничь на землю и, рыча, встал над ним.
Волк колотил хвостом по земле и тоненько, униженно поскуливал.
Стая молча наблюдала за ними.
Вожак выпустил морду Волка, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на него. Волк понял намек и лизнул вожака в морду, почтительно посвистывая при этом носом, поскуливая и так махая хвостом, что у него чуть не оторвалась задняя часть туловища, – это он выражал свою благодарность за то, что ему разрешили вернуться в стаю.
Теперь наступила очередь главной волчицы стаи. Плечом отодвинув вожака в сторону, она тоже с грозным видом постояла над Волком и получила свою порцию приветствий и благодарностей. А уж после этого все остальные ринулись здороваться с Волком, радостно подталкивая его носом и боками.
Молодая волчица с темной шерстью игриво положила ему лапу на плечо и тут же получила здоровенную оплеуху от самца с черным ухом: судя по всему, этот Черноух верховодил среди молодых волков. Он тоже хотел было схватить Волка зубами за морду, но Волк вывернулся и сам схватил его, бросил на землю и стоял над ним, грозно рыча, до тех пор, пока Черноух, извиняясь, не постучал хвостом по земле. Волк отпустил его и даже лизнул в нос, как бы говоря, что извинение принято. «Теперь я буду командовать молодыми волками!» – сказал он Черноуху. И тот подчинился.
А Волк с наслаждением вдыхал чудесный сладкий запах детенышей, исходивший от шкуры каждого волка. Яростная любовь к волчатам вспыхнула в его душе. Скорее бы добраться до Логова! Скорее бы увидеть детенышей! Обнюхать их, поиграть с ними, позволить им на него карабкаться!
«Почему ты ушел?» – спросил у него Черноух глазами и легким движением хвоста.
«А почему вы покинули Гору?» – спросил в ответ Волк.
Остальные толпились вокруг, и Волк сразу же получил ровно столько ответов на свой вопрос, сколько было волков: «Громовник. Большой Мягкий Холод. Волчата. Древнее Логово. Большая Вода. Плохой запах. Нужда. Пришлось…»
Вдруг главная волчица подняла морду, понюхала воздух, дернула ухом и сказала Волку: «Теперь ты охотишься с нами».
Волк вильнул хвостом. «Да. Но я привел с собой брата».
Волчица нетерпеливо передернула шкурой: «Ты из этой стаи. Никаких других!»
Волк встревоженно качнул головой: «Но он мой брат. Хотя… у него нет хвоста. И бегает он на задних лапах».
Вожак раздраженно дернул хвостом: «Он не волк».
Волк засвистел носом и прижал уши, стараясь возразить – как можно вежливее, впрочем, – что его Бесхвостый Брат все‑таки волк.
Вожак и его самка обменялись мимолетными взглядами. Молодая волчица с темной шерстью озадаченно смотрела на Волка.
Вожак сделал шаг в сторону и, небрежно повернув свою седую голову, обронил на ходу: «Волк не может принадлежать сразу к двум стаям».
У Волка безнадежно повис хвост.
Небеса потемнели, оттуда начинала падать Вода.
А Волк стоял под дождем и смотрел, как стая убегает от него, скрываясь в лесной чаще.
Глава тринадцатая
Шел дождь. Торак промок до костей, но костер разжечь побоялся. Его шалаш был полностью уничтожен камнепадом, он и сам‑то едва успел спастись.
В течение полумесяца он как‑то просуществовал в овраге неподалеку от реки. Во всяком случае, ему казалось, что он прожил там полмесяца; он явно начинал терять счет времени и чувствовал, что теряет и свое блистательное умение выслеживать добычу. Пока рядом был Волк, все шло гораздо лучше; но тогда Тораку все мерещились опасности, и он отослал Волка прочь. А теперь на него снова навалились одиночество и беспомощность.
А тут еще и этот камнепад случился. Пришлось убраться из оврага. Торак подозревал, что это происки Тайного Народа. Это они заставили его уйти оттуда. Они ведь могут быть везде – и в деревьях, и в камнях, и в ручье, и в реке. Наверное, они и сейчас за ним наблюдают…
Поправив лук на плече, Торак двинулся дальше. «Шаг за шагом, – пробормотал он, – только так». И невольно вздрогнул: это были слова Фин‑Кединна. Но ведь Фин‑Кединн сам изгнал его из своего племени! Воспоминания об этом причиняли нестерпимую боль.
И почти так же больно было думать о Ренн. Ничего, у нее теперь есть Бейл. Они теперь все время вместе. Зачем ей какой‑то изгнанник!
У реки Торак остановился. Ему хотелось пить, но, когда он склонился к воде и увидел свое отражение – свою телесную душу, – он даже отшатнулся. До чего же мерзко он выглядит! Прямо как старый Ходец. Такой же грязный, с безумным взглядом… Неужели и ему, Тораку, суждено так закончить свои дни?
Торак напился воды и, спотыкаясь, снова побрел вверх по течению. Он даже не замечал, что постоянно разговаривает вслух сам с собой и невольно то и дело ощупывает пальцами незаживающую рану на груди. Он уже вытащил нить, которой по совету Ренн стянул края раны, но оттуда все равно все время что‑то сочилось.
Наконец он добрался до опушки Леса и, оглядевшись, обнаружил, что стоит на склоне холма; восточный ветер холодил ему лицо, точно чье‑то ледяное дыхание, а перед ним, вплоть до Высоких Гор, расстилалось бескрайнее внутреннее море, похожее на дрожащую, переливающуюся темную пелену густого тумана. Торак смотрел на эту серую воду и серый туман и не мог понять, где кончается вода и начинается затянутое тучами небо. Весь мир, казалось, превратился в сплошной дождь и туман.
«Это, должно быть, озеро Топора, – догадался он. – Да, должно быть, оно».
Странный, дрожащий крик расколол тишину.
Торак вздрогнул и бросился бежать.
Крик вскоре смолк вдали. Но Тораку казалось, что он все еще слышит его.
«Это озеро такое… необычное, – вспомнил он слова Ренн. – И племя Выдры тоже совсем не похоже на другие племена». Тораку доводилось видеть представителей этого племени во время прошлогодних зимних праздников, но знаком он с ними не был и не знал, что они собой представляют. Если, разумеется, не считать того, что его старый знакомый – Ходец – тоже принадлежал к племени Выдры, и соплеменники превратили его в изгнанника.
Внизу виднелась река Топорище; вытекая из озера, она медленно пробиралась по болотистой низине среди зарослей тростника. Южнее мерцали в дымке какие‑то водянисто‑зеленые огоньки, точно дырочки, оставленные толстой иглой. «Там, должно быть, стоянка племени Выдры», – подумал Торак, вспомнив, что люди Выдры всегда устраивают стоянки только на южном берегу. Но причина этого была ему неизвестна.
Ладно. Значит, нужно избегать южного берега и держаться северного.
Из Леса вынырнул Волк. Покорно понурившись, он подбежал к Тораку, поздоровался, потершись мокрым боком о его ляжку, и они вместе стали спускаться с холма.
Местность становилась все более болотистой. Пройти здесь можно было, только перепрыгивая с кочки на кочку. Во все стороны то и дело разлетались серебристые брызги воды. Тростник – сверху Тораку казалось, что он ему по колено, – был куда выше человеческого роста.
Ох, до чего же противно было пробираться сквозь эти заросли тростника! До чего отвратительна была мутная, пахнувшая гнилью вода, что лизала осклизлые стебли и острые, как ножи, листья! Тораку казалось, что метелки тростника и коричневые султаны камыша дружно поворачиваются в его сторону, исподтишка наблюдая за ним.
Торак выбрался на большую кочку, похожую на горбуна, стоящего на четвереньках и собирающегося подняться, и огляделся. Сразу за кочкой виднелась тропинка – точнее, мостки из бревен, исчезавшие в тростниках.
Бревна были скреплены крепкими плетеными веревками. Кладь выглядела очень крепкой, и от нее словно исходила непонятная могущественная сила. Тораку даже показалось, что он слышит некое странное монотонное гудение.
«Нет, я ни за что туда не пойду!» – подумал он.
Не решившись ступить на загадочную бревенчатую кладь, он резко свернул налево, к северу. И вскоре с облегчением обнаружил, что Волк отыскал более надежную тропу, извивавшуюся вдоль берега озера. Тропу эту явно протоптали лоси. Но стоило Тораку ступить на эту тропу, как туман снова стал сгущаться.
Торак вновь пал духом. Да и Волк, похоже, чего‑то опасался, хоть и трусил впереди довольно бодро. Вскоре Волк совсем исчез в густом тумане, и Торак остался один, он даже выть по‑волчьи не осмеливался. Ему страшно было даже подумать о том, что ему может ответить не Волк, а нечто неведомое, ужасное. И он молча, выставив вперед руки, ощупью продвигался вперед.
Вдруг из тумана выскочил Волк и метнулся к нему, испуганно кося глазом. Волк не остановился, а пролетел мимо Торака и исчез в том направлении, откуда они только что пришли. И в тот же момент выставленные вперед руки Торака погрузились в какую‑то липкую, вонючую массу. Он невольно охнул и отскочил. Что‑то красное влажно шлепнуло его по лицу. Он, не глядя, отшвырнул прилипшее к щеке нечто, но тут туман немного рассеялся, и сердце Торака ушло в пятки. Тропу перегораживали какие‑то кошмарные клубки и кольца, мясистые, отвратительно поблескивающие. Торак отчетливо чувствовал запах крови, видел жирных, извивающихся червей. Это была настоящая паутина из чьих‑то внутренностей!
Подвывая от ужаса, Торак бросился бежать, старательно вытирая лицо в месте, где его успела коснуться мерзкая гниющая плоть. Разбрызгивая воду, он влетел в знакомое болотце, упал на колени, и ему показалось, что тростник вокруг так и затрясся от смеха.
Он снова вернулся к той же бревенчатой клади.
«Нет, – прошептал он. – Только не здесь».
И бросился на юг. Заболоченную реку перейти не составляло труда; здесь было так мелко, что Волк, трусивший рядом, и лап‑то почти не замочил.
Они успели отойти совсем недалеко, когда услыхали голоса и увидели огни, качавшиеся в тумане. Это были охотники племени Выдры.
Затем появились и они сами – маленькие ловкие люди со свирепыми зелеными лицами, вооружены они были дротиками. В своих легких лодочках, сплетенных из желтого тростника, они передвигались по воде удивительно легко и быстро.
– Вон он! – крикнул один из них. – Возле зарослей тростника!
Тростники были слева от Торака. А справа жесткие кустики вороники – там точно не спрячешься. Он по‑волчьи коротко приказал Волку разделиться, и Волк повиновался. А Торак вошел в воду и побрел в тростники.
Морщась от отвращения, по колено проваливаясь в илистую жижу, он заставил себя зайти в гущу зарослей, присел и погрузился в мерзкую воду по самую шею. «Здесь они меня никогда не найдут!» – думал он.
Туман на какое‑то время рассеялся; впереди Торак видел водную гладь, совершенно свободную от тростника. Значит, он все‑таки добрался до открытой воды…
На поверхности воды плавала большая березовая ветка, видимо сломанная во время бури, и Торак, пригнув голову, спрятался за ней.
Что‑то скользнуло по его босым ногам, погруженным в ил. Он невольно вскрикнул.
И тут же услышал громкие возгласы охотников: они догадались, где он, и теперь быстро к нему приближались, три тростниковые лодки с сильно изогнутыми носами и кормой, похожие на водяных птиц. В каждой сидело по два охотника: один – на веслах, второй, со светильником в руке, держал наготове острогу с наконечником из зеленого камня.
Скорчившись за березовой веткой, Торак следил за ними сквозь листву.
Вдруг прямо у него за спиной раздался тот жутковатый крик неведомого существа, который он уже слышал ранее.
Люди Выдры так и замерли в своих лодках. Первой пришла в себя женщина, что сидела в средней лодке. Она решительно опустила весло в воду и принялась грести с удвоенной силой. Затем, изящно развернув лодку, остановилась в двух шагах от Торака, по‑прежнему прятавшегося за березовой веткой.
Теперь он даже нырнуть не решался, опасаясь, что любое движение может привлечь внимание этой женщины и ее спутника, который, впрочем, внимательно осматривал тростники, не подозревая, что «дичь» прямо у него под носом.
Оба они, и мужчина и женщина, были одеты в безрукавки, сплетенные из каких‑то золотистых травяных волокон. Длинные каштановые волосы мужчины свободно разлетались на ветру; их немного сдерживала только серебристая полоска рыбьей кожи, пересекавшая лоб; вторая такая же полоска была вплетена в бороду, отчего та стала похожа на рыбий хвост. Мочки ушей у него были проткнуты костяными рыболовными крючками, имевшими форму выпрыгнувшей из воды форели; к одному из крючков он подвесил клочок темно‑коричневого меха выдры. Лицо мужчины было вымазано зеленой глиной – Торак заметил тонкие трещинки вокруг глаз и рта, – а племенная татуировка в виде сине‑зеленых волнистых линий, как бы поднимавшихся вверх по шее, делала его голову похожей на какую‑то невероятную зеленую вершу, выплывающую из тростников.
Верша с глазами. Глаза, правда, были чуть прищурены из‑за слепящего блеска воды.
Сперва лодка, где сидели женщина и мужчина, проплыла мимо той ветки, за которой прятался Торак, потом снова вернулась.
Издали донесся волчий вой.
Человек из племени Выдры сердито прошипел что‑то, а его спутница опасливо коснулась клочка меха своей хранительницы.
Волк снова завыл. Торак узнал его голос, но никак не мог понять, что он говорит. В его вое он слышал лишь настойчивое требование немедленно воссоединиться с ним.
Однако волчий вой явно действовал людям Выдры на нервы. Во всяком случае, женщина вновь взялась за весло и направила лодку прочь от березовой ветки, и Торак мысленно поблагодарил Волка за содействие.
За спиной у него раздался громкий всплеск, и он, невольно обернувшись, увидел крупную серую птицу, которая неотрывно смотрела на него очень живым, блестящим, алым глазом. Потом птица взлетела, покружила совсем низко над водой и над людьми из племени Выдры и полетела прочь.
Женщина, внимательно проследив за ее полетом, утвердительно кивнула. Казалось, они с этой птицей о чем‑то переговорили. Затем женщина подняла руку, сделала несколько волнообразных движений, подавая, видимо, некий сигнал своим сородичам, и Торак увидел, что остальные лодки тоже направляются к нему, окружая его с трех сторон.
Если он попытается сейчас покинуть свое убежище, они непременно его увидят. Впрочем, они его все равно увидят, даже если он останется на месте, а когда они его окружат…
А что, если…
У него по‑прежнему была при себе та трубочка из полой ветки ольхи. Трубочка была короткая, не длиннее локтя, и он даже толком не был уверен, вся ли она изнутри пустая. Ничего, скоро он это поймет.
Он взял в рот один конец трубочки и осторожно погрузился в воду с головой.
Сперва вода залилась ему в ноздри, но он заставил себя дышать только через рот, безмолвно молясь Великому Духу и надеясь, что люди Выдры не успели заметить, как он нырнул. Потом он медленно развернулся под водой и поплыл в сторону тростников.
Оставаться на нужной глубине оказалось труднее, чем ожидал Торак. Оружие и пожитки тянули его на дно, но дыхательная трубка была короткой, и, чтобы она оставалась над водой, ему приходилось не только разгребать воду руками, но и откидывать голову назад, изо всех сил вытягивая шею, так что вскоре она начала болеть. Он неотрывно смотрел в сторону тростников. Поверхность озера над ним ярко блестела и казалась твердой, как лед; по ней, словно созвездия по ночному небу, плавали пятна ивовой пыльцы.
Торак слышал, как, чавкая, кормится озерная рыба; впереди промелькнул красной вспышкой косяк гольца. Потом он посмотрел вниз и увидел, что дно совсем близко. Полосы света скользили по лежавшим на дне валунам и стволам затонувших деревьев; камни и стволы обросли озерными травами. Порой Торак нечаянно задевал ногой придонный ил, и тот всплывал, точно облачко зеленоватого дыма. Наконец свободной рукой он коснулся стеблей тростника; стебли согнулись и тут же снова выпрямились.
Увы, это был не тростник. Это была крепкая плетеная сеть с поплавками наверху и привязанными к нижней части грузилами в виде камней. Было ясно: эта сеть слишком прочна, чтобы он мог разрубить ее ножом, и слишком велика – ни в ту, ни в другую сторону конца ее видно не было.
Изогнувшись в воде, Торак развернулся и тут же увидел, как к нему приближается еще одна сеть. Люди Выдры окружали его.
Тогда он, отбросив дыхательную трубку, нырнул на самое дно.
Наверху раздались крики: его заметили.
Торак подплыл под сеть, все время ожидая удара острогой между лопатками.
Перед глазами у него мигали яркие вспышки; крики, доносившиеся наверху, казались глухим шумом; ему не хватало воздуха, но он старался нырнуть еще глубже.
И вдруг услышал где‑то вдали пронзительный вопль. Звук все приближался. Приближался, казалось, быстрее мысли и становился все громче… Будто ледяная игла вонзалась в мозг Торака…
Мимо с головокружительной скоростью промелькнул вихрь воздушных пузырьков. Затем второй такой же след как бы перечеркнул первый. Потом еще и еще. Торак успел заметить спину с плавниками, услышал негромкий рассыпчатый смех, и ужас охватил его душу. Да, эти звуки он слышал и раньше – когда угодил в ловушку над Гремящими Водопадами. Это Тайный Народ Озера явился за ним…
Теперь они прямо‑таки кишели вокруг него; их лишенные костей пальцы касались его глаз и губ. «Ты наш, – булькали они, – мальчик с плавучими душами! Отдай нам серебристые пузырьки своего дыхания, и мы увлечем тебя на глубину!»
Что‑то с силой стиснуло ему грудь, казалось, кто‑то хочет сокрушить его ребра. Тораку не хватало воздуха, перед глазами у него плыла черная пелена. Извиваясь, как угорь, он стряхнул с плеч спальный мешок, который Тайный Народ тут же подхватил и потащил в глубины озера.
Следующим был его лук. А вот колчан со стрелами, прикрепленный к поясу, ему удалось срезать не сразу. Но как только он его срезал, сразу почувствовал, как чьи‑то жадные руки хватают колчан и тащат во мглу. Это был его последний шанс на спасение. И Торак стал, изо всех сил отталкиваясь ногами, подниматься вверх, к тому миру, что находился за пределами этих таинственных вод.
В данный момент его не заботило даже присутствие охотников из племени Выдры с их острогами и дротиками. Он стрелой вылетел на поверхность, подняв целый фонтан брызг.
Повсюду вокруг были только тростники, молчаливые и неподвижные. Потом Торак узнал ту большую кочку, похожую на горбуна, стоящего на четвереньках. А вот и знакомая кладь из бревен. Узкий, не шире локтя, проход в зеленых зарослях тростника был похож на подземную нору.
В отдалении слышались голоса его преследователей. Испуганные, приглушенные.
– Аррин нашел лук, – говорил какой‑то мужчина, – с юго‑западной стороны.
– Значит, Тайный Народ забрал его, – откликнулась женщина.
– Или само Озеро, – послышался голос другого мужчины, явно пожилого.
– Тихо, они могут нас услышать! – сказал первый мужчина. – Надо нам уплывать отсюда подобру‑поздорову, пока они и нас тоже к себе не забрали!
– Если мы сейчас уплывем, – возразила женщина, – то вернемся с пустыми руками. Лук утонувшего изгнанника – это совсем не то, за чем нас посылала Ананда.
– Если Ананде нужна целебная вода, – проворчал старый мужчина, – пусть сама за ней и отправляется! Я теперь к этому источнику и близко не подойду.
Лодки явно удалялись, и людские голоса были слышны уже не так отчетливо.
– …Следить надо! Вдруг он попытается на юг пробраться…
Торак осторожно выполз из воды на кочку. Он лежал, отдыхая, и неотрывно смотрел на зеленый проход, ведущий в тростники. На юге была стоянка людей Выдры. На севере ужасное зловонное месиво из кишащих червями внутренностей. Итак, выбора у него нет.
Из тумана вынырнул Волк. Подбежал и остановился рядом. Похоже, Волка ничуть не испугало то, что здесь произошло. С другой стороны, Тораку становилось все труднее читать его мысли…
Только теперь до него окончательно дошло, что именно сюда, в это гиблое место его и старались загнать, превратив в изгнанника. На восток, только на восток – чтобы жизнь свою он закончил в этом вонючем болоте.
Болезненно пульсировала рана на груди. В шелесте тростников ему слышался голос Сешру, Повелительницы Змей: «…И будет вечно терзать тебя, точно острие гарпуна, застрявшее у тюленя под шкурой… Одно движение – и мы направим тебя туда, куда нужно нам, сколько бы ты ни сопротивлялся…»
Нет, не было у него сил сопротивляться. Спотыкаясь, он прошел мимо Волка и двинулся по зеленому проходу в глубь тростниковых зарослей.
Высоко над северным берегом Озера на каменистом выступе скалы, возвышавшейся над морем клубящегося тумана, журчал ручеек.
На берегу ручейка кольцом горел странный зеленоватый огонь.
Внутри этого огненного кольца лежал белый камешек с нарисованной на нем охрой меткой племени Волка.
А на камешек кто‑то аккуратно выложил кусок усохшей, сморщенной человеческой кожи – это была кожа Торака; на ней еще можно было разобрать трезубец, знак Пожирателей Душ.
Камешек обвивала змейка, искусно вылепленная из зеленой глины.
Глина постепенно высыхала, и казалось, что змея все сильнее сжимает в своих кольцах белый камешек с кусочком человеческой кожи.
Чья‑то зеленая рука мелькнула над камнем: раз, два, три…
И чей‑то голос стал нашептывать, сливаясь с шипением костра, точно голос злого духа, явившегося из мира дурных сновидений:
Когда вздрогнет тростник и буря ударит – вспомни обо мне.
Когда гром зарычит и ветер завоет – вспомни обо мне.
Это я тот тростник и та буря, тот гром и тот ветер.
Это я тебя призываю, это я твои души с моими связала.
Никогда ты не станешь свободным,
Ибо мой ты теперь навеки!
Глава четырнадцатая
Бревенчатая кладь качнулась и резко накренилась куда‑то вниз. Торак чуть не свалился в Озеро. Он упал на четвереньки, цепляясь обеими руками за скользкие бревна.
Волк, шедший сзади, едва не налетел на него и остановился, впившись когтями в дерево. Волк ненавидел подобное хождение по воде.
Но Торак даже обернуться не мог и лишь бросил на Волка ободряющий взгляд через плечо, и Волк, прижав уши, с несчастным видом слегка вильнул хвостом.
Наконец бревна перестали качаться, и Торак снова поднялся на ноги. Но идти стало еще труднее: узкая кладь была предательски скользкой, а тростник – таким густым, что приходилось прямо‑таки пробиваться сквозь него. И Торак каждый раз вздрагивал, когда тростник касался его своими длинными, липкими пальцами‑листьями.
Туман совсем сгустился. А проход сузился до ширины одного бревна. Бревна были выложены одно за другим и сбоку закреплены колышками, вбитыми в илистое дно.
Проход был извилистым, там было столько поворотов, что Торак сбился со счета и совершенно перестал понимать, в каком направлении движется в этих бесконечных зарослях тростника – то ли к открытой воде, то ли вдоль берега Озера.
Порой ему приходилось шлепать по щиколотку в кисло пахнущей коричневой жиже, а порой он проваливался в нее и по пояс. Но заросли все не кончались; тростники с пепельными листьями и пурпурными, похожими на перья султанами сменились теперь скрипучими стеблями камыша с коричневыми толстыми головками, которые больно били Торака по плечам, словно желая сказать, что он здесь лишний и совершенно им не нужен. Ему казалось, если сейчас он упадет в воду, то камыши станут удерживать его до тех пор, пока он не захлебнется или его не утащит на илистое дно Озера Тайный Народ.